˜΅˜
Уже ближе к ночи Сано Манджиро вернулся домой. Но его: – Я дома-а! – было встречено лишь шумом на кухне. Чего это Эма готовит так поздно ночью? И топот старых дедовых тапок. Приятная усталость не позволила любопытству Майки поторопить его на кухню. Ленно и довольно он зашёл туда, прислонившись к стене у выхода. – Зачем хозяйничаете? Холодильник вроде непустой, – он решил не докапываться с приветствиями. Дед и Эма повернулись к нему, удивительно синхронно сдвинув брови, они явно недоумевали его пребыванию в их доме, в общем доме!!! – А ты почему не в больнице? – от вопроса деда у Майки глаза на лоб полезли. – Больнице? – тут дедушка и внучка переглянулись. – Тебе не сказали? – Эма хмурится… ей это не идёт. – Кто в больнице? – но и у самого Манджиро между бровей залегла глубокая река… Баджи подошёл прямо к Казуторе. На плечо Ханемии достаточно размашистая ладонь опустилась с хлопком. – Нам нужно уехать сейчас, – Кейске даже не глянул в сторону Майки. – А? Чего так? – Майки нахмурился… – Прости, прости, глава, – быстро отозвался Казутора, – мать зовёт, – и капитаны первого отряда покинули веселье. «Баджи?!» – Мы сами подробностей не знаем, – голос сестры возвращал в реальность. – Но Умё получила ножевое ранение. Там, в больнице, сейчас Изана и Шиничиро вместе с Кейске и Казуторой… – она продолжила накладывать еду в контейнеры. – Мы думали, ты тоже там, – дед устало вздохнул, он переживал. Присел за стол. – Как она?! – Манджиро хотел рвануть в больницу, но вовремя понял, что не знает адреса. И он очень зол на Кейске. Почему он ничего не сказал? Взял только Казутору, а остальных оставил веселиться?! Майки обязательно вмажет ему хорошенько. – Обошлось, – но дедушка всё ещё переживал. Майки обратил внимание на пузырёк с валерьянкой: нынче Мансаку без неё никак. И хорошо, что ничего серьёзнее пока не требуется. – Органы не задеты, хотя крови было много, операция прошла успешно, спит пока, – Эма закрыла контейнер и отправила его к пяти готовым. Подошла к Мансаку и обняла за плечи, прижавшись виском к макушке. Старик же мягко похлопал по её ладони. – Прими душ и отдохни, братец, нам завтра рано вставать, – Эма стала прятать контейнеры в холодильник. А Манджиро почувствовал, как сердце не бешено, но с силой забилось в грудной клетке. И пускай дедушка убеждал, повторял, что всё хорошо, Манджиро продолжал чувствовать давление в голове, как будто страх потерять близкого человека снова – спустя столько времени! – был всегда рядом и только ждал подходящего момента. «Брат…» – если он сейчас борется с этим чувством, то как себя чувствует Шиничиро? И почему Изана там? А главное, кто посмел покуситься на счастье в его семье?..˜΅˜
«Жизнь пронесётся, как одно мгновенье,
Её цени, в ней черпай наслажденье.
Как проведёшь её – так и пройдёт,
Не забывай: она – твоё творенье».
Умё подумала избавиться-таки от сборника турецких стихов. Что-то совсем нет от них радости после «приключения». Опасность для жизни была? Была. Чем не приключение? Она проснулась, быстро сообразив, где находится и почему. Вызвала врача при помощи нужной кнопки; всё-таки их дорогая медицина стоит своих нолей. Но даже с врачом Баджи не стала говорить, а воспользовалась листком и ручкой. Никого видеть не пожелала, даже сына. Сказали ещё, что та женщина, которую она вроде как спасла, приходила её отблагодарить. Умё только глаза закатила, гневным почерком попросив, чтобы той несчастной передали не приходить. На сердце скребло. Она типа герой? Да нахуй надо! Тяжёлый вздох. Повезло, что палата пустая. Приложила руку к бинтам с вопросом: «Человек умирает столько раз, сколько раз он теряет дорогих ему людей?» Умё понимала, что за дверьми палаты людей собралось немало. Их волнение даже пропитало воздух вокруг? Просто их переживания и радость от того, что Баджи жива, не приносили бы ей удовольствия. Несколько человек ещё и заикнутся, мол, герой. И тут Умё боится сорваться и послать их на китовый член. Да, вот так обстоят дела. Дыхание участилось от одного воспоминания о лезвии ножа, прошедшем насквозь, как оказалось. Страх, сдавивший горло, будто ждал её пробуждения. Но нет, молчит не из-за него. Просто не хочет говорить. Хочет сказать, что нахуй сдались ей эти героические спасения. Сейчас Умё ненавидела своё тело, ринувшееся на автомате. И она знала, прежде чем её поймут, посмотрят с недоумением. Обязательно повиснет неловкое и несколько стыдливое молчание. Никого не надо. Не поймут. Тогда почему бы не сказать об этом, пока никого нет? Не поможет! Если скажет им, сделает хуже, подпортит со всеми отношения, потому что взорвётся. Пока не найдётся человека, который поймёт, Умё их не успокоит и не сможет быть с ними… морально, духовно. Только испортит всем настроение. Неприятное покалывание в шее, Умё потянулась размять её. На некоторое время за дверьми стало слишком шумно. Вряд ли у них такой способ добиться от неё хоть какой-то реакции: больница ведь, приличия им ведомы. Умё вздохнула с облегчением, когда шум стих. Разговоров стало меньше. Все не ушли бы, точно кто-то остался. Но даже будь у Умё интерес, не встала бы: доктор не разрешил. Ох, а что будет, когда доктор Савада узнает… Уже ставший добрым другом точно не похвалит её. Лёгкий смешок. Нож не задел органов – чудо, действительно чудо. Можно ли считать, что она родилась в рубашке? Время шло очень, очень медленно. И Господь подослал своего верного ангела-воина после обеда. Манджиро не нужно её разрешение, чтобы войти. Правда, даже захоти Умё прогнать его, не стала бы. Ей всё ещё не хочется говорить. Поэтому написала: «В своём репертуаре». Майки улыбнулся, как будто ничего плохого и не случилось, и протянул ей бумажный пакет, из которого чётко доносился аромат домашней выпечки. Баджи с подозрением прищурилась. А потом улыбнулась: дораяки, на ощупь невероятно мягкие. – Доктор разрешил, – Манджиро сел на край кровати, так что Умё пришлось убрать ноги правее. Вот же старушка. А между тем написала: «Эма постаралась?» – У неё бы они не получились такие… – уродские? Ну да, далеко им до симпатичных. Но обозвать собственное творение этот Сано не мог, вслух точно. «Божественные?» – так что Умё сыронизировала, и юноша довольно поддакнул. – Но она руководила процессом, – добавил он, не став напрямую спрашивать, чего Умё молчит, будто рыба какая-то. Было бы ещё ироничнее, принеси он тайяки. «Манджиро, помощь от других никогда не бывает лишней», – кто-то может сказать, что даже помощь от Эмы в том, чем Манджиро никогда не занимался, не доставляет ему радости, – чепуха; или может сказать, что такого просто не случится, не настолько Майки… настолько. Он либо делает – либо нет. Тогда можно ли считать Шиничиро исключением? Вопрос только, считает ли Манджиро помощь от старшего брата помощью? Этот упрямый ребёнок, неудивительно, что не стал ждать её «снисхождения» именно он. Наверняка посчитал себя единственным кто… – Знаешь, я вовсе не рада, – о, ужас, как хрипло получается, – что какая-то незнакомка выжила благодаря мне, – Умё виновато улыбнулась. – Киснешь из-за этого? – Майки наклонился чуть ближе, действительно недоумевая, так что попытался всмотреться ей в глаза. Женщина пожала плечами. – Ну да, совсем неблагородно, – Майки улыбнулся? – Значит, не зря пришёл. Ты давай ешь, и так остыли, – пальцы не обжечь. Дораяки таяли во рту. Получилось достаточно вкусно. – Я женщин не бью, но можем… – и тут же вскинул руки – сдаётся! А как не замолчать под этим «осуждающим» взглядом, хотя при этом Умё старается не улыбаться. Майки замолчал, дожидаясь, пока она доест. И не поделилась ведь! Умё повеселили его надутые щёки. Дразнить Манджиро – очень бодряще, знаете ли. – А ты видела, кто это был?.. – осторожнее не получилось бы никак. – Манджиро, нет, – Умё сложила пакет. И посмотрела ему в глаза: – Я знаю, что ты задумал, но не надо, – вместе тяжело вздохнули. – Хорошо, – хотя подавить эту жажду мести оказывается нелегко. – Как там Изана? – Умё выпрямилась: и спине, и ране легче. – Думал, про Шиничиро спросишь, – вот теперь он смотрит с толикой осуждения. – Даже бриться не пошёл, лёгкая такая щетинка, – из Майки пародист такой себе, но Умё посмеялась. – А Изана? Был тут, но когда я снова вернулся, не видел, – Майки уже хотел спросить: а что случилось? Но не стал, поскольку вспомнил, что слышал некоторые детали. А братец зря времени не теряет! Возможно, она подумала о том же? Умё не стала вспоминать при нём разговор с Изаной. Говорил ли он с Шиничиро? Глубокий вдох, и выдох. Пока не спросят, лезть не будет. – Позовёшь брата? – в благодарность потрепала по плечу. – Хех, а я уж сомневаться начал, – Майки шкодливо спрыгнул с кровати и помчался на выход. И в чём он там сомневаться начал? – Умё! – кто-то подслушивал? Зашёл, не успел Манджиро выйти. Она даже сказать ничего не успела, с мыслями собраться тоже. Шиничиро обнял Умё крепко, но тут же хватка ослабла. После её акта молчания не хотелось торопиться посмотреть в глаза. Его можно понять. Шиничиро уткнулся лбом в плечо, стараясь не делать из неё опоры. – Ты сильно пропотел, переживая? – Умё сощурилась: нашла, что спросить. Молодец, десять удачных вопросов из десяти. Но она обняла его в ответ. Никакой брезгливости не было. Просто она не знала, что сказать. В конце концов, Манджиро стал первым человеком, с которым она заговорила. – Мг… – совсем не задело его. – Ну, хоть без амнезии, – Шиничиро выпрямился, но взял её ладони в свои. – Очень боялся, что ты снова… – Так голова цела была. – Ну, от шока? – парень фыркнул. – Хотя, согласен, могло быть хуже, – и ухмыльнулся: Умё вздохнула, Шиничиро опередил не озвученную ею мысль. – Прости, и давай без этого, мол, я там спас… – Дура ты, а не герой, – Шиничиро ещё раз фыркнул. – Творить всякую хрень можно только мне, а тебе нет, – и щёлкнул по носу. – Это ещё почему? – попытки возмущения были такими… из вредности. – У тебя два ребёнка. – У тебя два брата и сестра! – Изане совсем немного до совершеннолетия осталось, и дедушка полон сил!.. – теперь Шиничиро получил щелчок по носу под проказливый смех. – Сам ты дурак, – и это стало подходящим моментом, чтобы незаметно достать кольцо и надеть его. Да, про незаметность сильно сказано! Но Умё замерла, сосредоточившись на простом серебряное кольце, тонкая «косичка» огибала безымянный палец левой руки. – Мы собирались посмотреть фильм вообще-то, – Шиничиро присел рядом, приобнимая, – хотел, пока ты не отрываешься от экрана, надеть его и посмотреть, как быстро заметишь, – он глянул на неё с улыбкой: да, такая реакция и ожидалась. – Хотя с твоей нелюбовью к кольцам, – пока Умё уподобилась рыбке, приоткрывая и закрывая рот, Шиничиро достал ещё кое-что. Умё прилегла на него. – Долго думал, – три серебряные нити были скреплены между собой только у застёжки с двух сторон. – Прикольно, – Умё притянула его руку поближе, чтобы рассмотреть. – Хотя и такое ты носишь редко, – наигранный вздох проигнорировали. Умё потянулась к его цепочке на шею: Шиничиро тоже не так часто носил её, как казалось. И на ней было точно такое кольцо, только чуть-чуть толще. Всё как положено, да? Конечно, хотелось съязвить: «Не поспешил ли нацепить?» Только вот стоило заглянуть в эти чёрные омуты, сразу понятно, что волнуется. Но был повод и посильнее, поэтому не так заметно во всём остальном: голосе, повадках. Умё просто сняла кольцо; хотелось взглянуть на лицо Шиничиро в этот момент, но она не стала. Покрутила кольцо немного, выжидая, а потом взяла предназначенную ей цепочку и продела через него. – Поможешь? – конечно, это «да». Умё пришлось сжать украшение в кулаке, потому что Шиничиро решил зацеловать её лицо прямо сейчас. Незаметно приоткрывшаяся дверь в палату закрылась. У самой двери стояли Кейске и Казутора. – Не заглянем? – уточняет старший. – Успеется ещё, всё равно вместе живём, – им больше времени перепадает. Баджи фыркнул. Он старался быть как можно снисходительнее. Но Казутора закатил глаза: и дураку понятно, кого тут распирает от радости. Вон, как взгляд просиял! – Сбылась мечта идиота, – как любит говорить мать.˜΅˜
Хайтани хорошо постарались. Идиоты, правда, что остались. Если Какучё отправить домой удалось (пусть не заставляет приёмных родителей волноваться, и Бенкея тоже), то братья твёрдо решили остаться. Они уже сделали достаточно. Да, достаточно. Сломали ногу, руку, при этом не стараясь не оставить следов. Изана усмехнулся. Но слёз и мольбы подонка мало. – Ты ещё не боишься умирать, – из уст Курокавы прозвучало несколько безумно. Но он прекрасно себя контролировал. Не убьёт, но ублюдок запомнит надолго. Удар за ударом, особенно в то место, где у Умё был нож. Хайтани переглядывались: их отношение к возникшему неоткуда в Роппонги Курокаве прыгало вверх-вниз: от восхищения до пугающего трепета – и обратно. – Пожалуйста! Удар кулаком в челюсть. – Хватит!! Ещё. И уже тише прозвучало (в который раз?): – Я сделаю всё, что захочешь! Хватит, – ублюдок не знал, что его не убьют, но он очень хотел жить. Изане надоело. Он улыбнулся. Сделает всё? Само собой.˜΅˜
– Как хочешь, так и живёшь, самому потом расплачиваться и за добро, и за зло, – вот они и в исправительной колонии, после суда, на котором Изана был приговорен к двум годам лишения свободы. Пока шёл сам судебный процесс, когда вся канитель завертелась с избитым неудавшимся убийцей, явившимся в n-ый участок с повинной, Умё не решилась встретиться с Изаной. Потому что сама убила бы его. Неудавшийся убийца, похуй, как его зовут, всё же не дурак, раз выдал всех своих обидчиков, вершивших справедливость не по букве закона. Нет, если им посчастливилось сидеть в одном СИЗО (Умё просто не интересовалась), то тот мужичок всё же без мозгов. А теперь она здесь, успокоилась. Почти. Шиничиро держал её за руку, что успокаивало её. Обычно успокаивало. – Само собой, – бритый и без серёжек. Не его ехидную ухмылку и взгляд, выражающий недовольство из-за отсутствия благодарности со стороны Умё за своеобразную «вендетту». Женщина взвыла. Шиничиро специально не вмешивался: нравоучений от него Изана уже наслушался. Так что старший брат был наказан игнорированием. – Мало того, что сам влип, так и ещё двоих приплёл! – хорошо, хоть Какучё оказался не причём. Хотя после начала следствия один раз поныл, что не был рядом с Изаной. Благо, помимо Умё есть Араши-сан, которая вписала вразумительного леща, приправив всё подробными объяснениями на высокой громкости и доступным для мелкого гопника языком. Бенкей предпочёл непростительно ретироваться, теперь ещё некоторое время не решится сообщить важную новость. Близким друзьям оказалось сообщить легче простого – на то они и близкие друзья. – Не приплёл, они – соучастники по доброй воле! – и показал язык. Умё шумно выдохнула. – Ну хватит уже причитать, мать, – прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. – Ничего другого сказать не хочешь? Тогда… – Веди себя хорошо, – Умё высвободила свою ладонь, чтобы сложить руки на груди. У Изаны глаза на лоб полезли. Она спокойно повторила: – Веди себя хорошо, чтобы вышел раньше, на полгода точно, ещё раньше – на руках носить буду, – после этих слов Курокава выдавил пару смешков. – Умё права, Изана, время… – Да, да, трата времени, чем я вообще думал, – младший посмотрел на старшего, затем на его жену. Следствие следствием, а регистрацию брака откладывать на потом он запрещал. Но саму церемонию… а что там Эма про их церемонию мечтала? – Изана, – Умё нахмурилась. – Услышал я, услышал, ничего обещать не могу, в конце концов, за себя постоять надо, – фыркнул. – Будь добр только защищаться, хотя бы это, – она переглянулась с Шиничиро – того снова игнорировали. Изана внимательно вглядывался своими необычными аметистовыми глазами в её янтарные, желая довести, как и Шиничиро на прошлой неделе. Точнее, он не довёл старшего Сано, просто всю энергию высосал и отправил домой очень уставшим. Умё добавила серьёзнее и требовательнее: – Ты ведь можешь, – и тут Изана отвёл взгляд. Если бы их не разделяло стекло, или что их тут разделяет в этой клятой комнате для посещений, то она бы явно схватила его за плечи. «Прям как тогда», – и снова фыркнул. – Время вышло! – объявились стражи местного порядка, что позволило Изане уйти не прощаясь. Вот же мелкий! Шиничиро обнял её: – Ну как ты? И Умё ответила, стоило им покинуть злосчастную территорию исправительной колонии: – Убью блять! если не поторопится, криминальный авторитет без мозгов, чтоб его, – Шиничиро рассмеялся. – А тебе весело? – пихнула его в бок. – Просто ты так переживаешь, что… – Самому сесть захотелось? – а ему всё смешно! Шиничиро и хотел ответить, пошутить, типа соглашаясь, но потом посмотрел на её напряжённое лицо и решил, что пошутит при другой аудитории. Просто поцеловал её в висок, очень быстро. Прохожих вроде не было, но всё же не стоило тут нежничать. – Ты молодец, я думал, расплачешься, как вчера, – и снова пихнули в бок. – Хорошо, что ты у нас такой волевой и крепкий. Ты вообще плакал когда-нибудь? Я такого не помню, – и она попыталась вспомнить. – Плакал, просто давно было, – надо бы прийти и всех домашних заобнимать, даже деда. А то мало ли! Да, Изана?! Дурак… «И не будет, надеюсь», – подумали про себя оба.˜΅˜
– Большое спасибо, что пришли, Баджи-сан, – когда Такемичи сказал, что сегодня у них будет важный гость, Нанасе ничего не заподозрил. Мелкий просто ходил какой-то весь сбитый с толку пару дней. Но в последнее время жизнь кипела ключом у него и его друзей, так что старший Ханагаки не стал волноваться. К тому же до сокровенной даты оставалось полмесяца. Вот только это чистый фэйл, Нанасе! Непозволительная глупость и наивность. – Привет, – поздоровался старший с подругой, вроде как. – Привет, – она присела на указанное Такемичи место. Переглянувшись, они поняли, что никто из них двоих не был инициатором подобной встречи. Так что двум взрослым оставалось только перевести взгляд на подростка. Тот и сам присел напротив них. – Эм, послушайте меня, пожалуйста, внимательно, – мальчишка вдохнул. Сглотнул. Кивнул себе лишний раз и выдал: – Мне двадцать шесть и я умер несколько дней назад… – Ага, а мы воспоминание, проносящееся перед вечной темнотой, – за эти слова Нанасе схлопотал по голове. – Хотелось бы мне так думать, если бы до этого я не рылся в твоих вещах, – что не может не быть интересно. – Зачем? – Ну, ностальгия, все дела, – Такемичи нервничал и осторожничал, голос его дрожал при каждом слове. Даже если эти двое взрослых всего лишь подыгрывают ему. – Я бы не стал вам ничего говорить, но сохранились кое-какие твои записи, брат, – и Нанасе понял, о чём речь. Эти записи он ведёт с того самого дня, как приметил изменения в «каноне». Нужно всё учитывать! Всё запоминать! У них тут слишком сложная голова, чтобы надеяться на память, а Шерлока среди них нет. И вряд ли будет. – Записи? – Умё в своё время поверила Нанасе, так что пока отгоняла от себя скептицизм по отношению к словам Такемичи. – Мне кажется, я должен быть осторожен со своими словами, – хотя по его лицу видно, что есть ещё одна причина умолчать: он не так много запомнил, сколько могло бы интересовать взрослых. Да и видно, что парень – или мужчина? – в шоке. – Ты сказал ностальгия. Я умер? – Нанасе не стал ходить вокруг да около. Даже не дрогнул, что несколько изумило Такемичи. Брат ему верил, поскольку… его смерть ожидаема? – Это давно было, не помню всех обстоятельств, – Такемичи отвёл взгляд. – И знать не хочу, – и от этих слов младшему точно не полегчало. Такемичи посмотрел на Умё. – А она? – Нанасе кивнул в сторону Баджи. И тут Умё снова стала «свидетельницей» способности старшего Ханагаки. Его лицо «ни с того ни с сего» побледнело, как будто на его глазах расчленили человека. При этом голова у неё заболела, словно достали из неё что-то; в эпицентре отката времени была ведь. Посмотрела на Такемичи, их взгляды пересеклись: тот чувствовал себя так же. Значит, Нанасе получил утвердительный ответ. И не был удовлетворён. – Так и… что будем делать? – Умё не хотелось отвлечься от головной боли. И говорение вроде как помогло. – В записях брата значился некий Наото, в самом начале. Ты не уточнял, кто это, – Такемичи посмотрел на брата, – но писал, что он должен быть «триггером» для моих прыжков во времени, – у без того офигевшего от жизни Нанасе глаза на лоб полезли. – Это ведь брат Тачибаны, младший. Нет? – под конец совсем стих. – Но у Хинаты-чан нет брата… В громогласно возникшей тишине не хватало Deus ex machina. «Снова проебался?» – спросил себя Нанасе. Плеча коснулась мягкая рука; лицо Умё выражало беспокойство, ей не было дела до прошлых обид. Да и он давно признал, что оба виноваты. Он – в своих предубеждениях. Она – в своей неумолимой вспыльчивости. – Всё очень плохо? – снова с осторожностью спросил Такемичи. Не был похож на взрослого человека. Но это можно списать на шок, потому что не каждый человек во времени путешествует. Хотя в его глазах теперь читалось: жизнь успела помотать. Интересно поговорить о самом Такемичи. Но Нанасе поторопился спросить о важных вещах. И пока никто не стал триггером Такемичи. Стоит поторопиться и стать им самому? Но Умё предложила не торопиться. В конце концов, о спасении Нанасе тоже нужно подумать. И если тому было наплевать, как помер, то Умё не всё равно. Однако Нана включил дурочка и затыкал Такемичи как словом, так и всем чем, что под руку попадётся. В общем, стали осторожно говорить о будущем, подыскивая лучшего кандидата. Но ничего не решили, поскольку устали, пока Такемичи рассказывал, а они анализировали. – А ещё… – Нанасе отправили спать, так что провожал Умё Такемичи. Умё заинтересовано повела бровью, после чего младший резко выпалил: – Вам нельзя больше пить! – и весь раскраснелся от чего-то. – Сами потом себя ругать будете… – От рака печени помру, что ли? – нет, ну а что? Нанасе ведь не сказал, от чего она там… – Не в этом дело, – всё ещё тараторил Такемичи. Кажется, он не хотел говорить, потому что важно, чтобы она не узнала от него. Но почему? Интригующе, конечно! – Такемичи, всё и так запутано, и сложно. Может, одной загадкой меньше? – она не стала применять элементарные жесты манипуляции: приобнимать или заглядывать в глаза. Зевок. – Если бы не устали, то быстро догадались… – Такемичи отошёл на пару шагов, потому что женщина с шумом вдохнула, намекая, что её кулаки могут и до него добраться. А Нанасе ведь и слова против не скажет! Такемичи вдохнул глубже, ибо следующие сказанные им слова смущали: – А вы знали, что на ранних стадиях беременности у женщин могут идти месячные? – кажется, из его воспоминаний сотрётся весёлая история о том, как Баджи-сан всем мозг выносила на эту тему, но ещё больше выносила мозг тем, что загонялась: ведь даже небольшое количество алкоголя навредит плоду. Но ещё Такемичи не стал говорить ошалевшей женщине о том, что этой беременности она не была особо рада. И это как раз сейчас видно по её лицу. В ушах у Умё зазвенело. Она ударила себя по щекам – стало легче. А то будто воздух из лёгких испарился. – Баджи-сан, может, вас проводить? – обеспокоился Такемичи. – Не, не надо, – стоит по дороге зайти в аптеку.˜΅˜
Кисаки казалось, что всё под контролем. Всё было бы идеально, если бы в своё время он не согласился на сотрудничество с одной идиоткой; деньги можно было найти и в другом месте. А так пришлось учитывать её эгоистичные интересы, в итоге навредившие исполнению его цели. Жалкая сука, хотя он мог её понять. Не получив желаемое, она сменила цель – Манджиро Сано. Она желала ослабить его, лишить близких, как будто точно знала, каким он станет. Когда Кисаки понял, что его союзница начала ехать крышей, он подставил её, дал Майки понять, кто лишает его всего. Предложил сделку: избавиться от спятившей обожательницы Сано, чтобы спасти оставшихся в живых друзей и членов семьи, а взамен Майки станет его союзником – и они возглавят преступный мир. И всё было хорошо. Кисаки получил почти всё. Только Тачибана Хината не соблазнилась ни статусом, ни богатством, осталась верна бывшему рядовому члену банды – Ханагаки Такемичи, «герою». Ему хотелось нагадить им всем по принципу «не доставайся никому». Только смерть Ханагаки в его планы не входила. Под поезд должна была попасть лишь Тачибана. Держались за руки! И не отпустил? Не герой, а идиота кусок. И кем он был для Майки, чтобы так печалиться? Кисаки поднимался на лифте на крышу пентхауса. Кажется, одинокое пребывание в печали закончилось, и Майки вернулся в реальный мир. У него и раньше была эта привычка «проветривать голову». В таких случаях Кисаки приходилось выбирать, на какую из мешающих (даже если таких пока нет) организаций начнётся охота. На крыше встретили ветер и усиленный им шум ночного города. Майки и его верный пёс, Акаши Харучиё. Что творится в голове этого человека? Кисаки понять не мог. – Выглядишь лучше ожидаемого, – обратился Кисаки к Майки, прислонившемуся к ограждению спиной. Но ему не ответили. При Акаши всегда был пистолет, Кисаки привык. Даже если Майки и прознал, он сможет его усмирить. Осунулся, мешки под глазами, а сам взгляд полон усталости и… безразличия? Ксо! Дело плохо: Сано Манджиро уже не держится за жизнь, оставшимися в живых на него не надавить. – Мне надоело, – но ничто не могло убавить силы и ловкости Майки. Он с лёгкостью запрыгнул на ограждение, держась весьма уверенно. Кисаки взглянул на Акаши: тот тоже не ожидал подобного. – Я устал… – и хочет со всем закончить. – Майки, так поступают только слабаки, – Кисаки нервно усмехнулся. – Да, я знаю, – нужно всего лишь чуточку наклониться назад. Кисаки сжал зубы, и на висках показались вены – что предпринять?! И совсем не заметил шевеления со стороны Акаши. Прозвучал выстрел. Майки опустил взгляд на белую, краснеющую под сердцем берцовку. Дуновение ветра, лёгкая улыбка, полная благодарности – и умирающее тело стремится вниз. Кисаки ругнулся! Но прозвучал ещё один выстрел, ещё одно точное попадание – Кисаки может успеть получить помощь. И снова сжатые, но от боли зубы. – Акаши! – но Харучиё его не слушал. Он долго следовал за Майки, позволяя себе утопать в чужой и временами невинной крови. Было тяжело. Одному. Им двоим? И не осталось в живых близких друзей. Поэтому сейчас последовать за Майки также не составило труда. Отвратное зрелище там, внизу? Ничего страшного, со временем несчастливые очевидцы забудут эту страшную картину. Но если честно – Харучиё похуй. Падение подобно очищению.