˜΅˜
Шиба-кун аккуратно вырезал из цветной бумаги разные цветочки и листочки для школьной поделки Луны. Мана, давно привыкшая к другу Такаши, спокойно заснула под боком у Хаккая, положив на его ногу подушку. Очень мило и трепетно в её объятиях находился плюшевый Чебурашка. О да, японцы очень любят Чебурашку. Вообще, именно этот друг Маны – подарок Хаккая. Правда, с выбором ему помогла тётя Юна. Луна старательно красила деревянные детали. Вообще, в этот раз братец Хаккай очень сильно помог: их тоже принёс он. Мицуя принёс печенье и молоко, у них тут дети, между прочим. И хорошо, что вовремя поставил поднос, а то уронил бы. Почему? Ведь всю деревянную основу вырезал Шиба-старший, тот самый, от которого Хаккаю и Юзухе приходилось терпеть побои. Хотя изменения в этой семье идут уже несколько лет, Такаши всё никак не привыкнет. Никто больше никого не бьёт. Никто больше не ставит себя выше других. Хотя характер Тайджу по-прежнему труден. Но даже к Хаккаю он относится лучше. Сам Хаккай спокойно разговаривал с представительницами женского пола. Враньё! Он немного стеснялся и всегда волновался. Лучше, чем могло бы быть. У Юзухи намечались какие-то подозрительные кавалеры, так что – Хаккай сам был в шоке – её братьям пришлось провести несколько «бесед». Это было весело. – Для меня это странно, и из-за этого… – Хаккай чувствует себя виноватым. – Учитель говорит, это называется долгая… – Луна закусила губы, нахмурилась и только после этих маленьких ритуалов уверенно сказала: – Долгая адаптация, вот! – юноши улыбнулись девочке, та тоже. Детская гордость так наивна и прекрасна. – Какие вы там умные все, с такими-то учителями, – Такаши подал ей кружку молока. – Не, не все, – Луна снова нахмурилась, а потом пригубила молока. Печенье с кусочками шоколада – ничего больше не будет идеально сочетаться с молоком, как оно. Мицуя поспешил взять Ману на руки, пора отнести её в кровать. Не будет будить для переодевания. Всё равно надо постирать постельное в доме в ближайшее время. Через час-другой вернётся мама. – Ты любишь свою тётю? – спросила Луна, отставив кружку и вернувшись к работе. Хаккай оторвал взгляд от бумаги, взглянул на девочку с некоторой задумчивостью. Ну, тётя Юна изменила их жизнь к лучшему и живёт сейчас ради них… он определённо благодарен. – Мы её совсем не знаем, она помогает, советует, когда просим, но обычные разговоры… – только Тайджу перепадало говорить с ней много. Произошли некоторые изменения в его мировоззрении. Или об этом уже говорили? – А как ей твоя новая причёска? – Луна подняла голову, чтобы рассмотреть на бритой голове узор из лысины. Ей не важно, как это называется. Прикольно и красиво. Хаккаю идёт. – Оценила, – Шиба улыбнулся. Тётя, жившая долгое время не в Японии, была открытых взглядов. Ему это определённо нравилось.˜΅˜
Тайфун… давненько они его не переживали вместе. Закрыли окна ставнями, они выдвигаются с улицы из стены, так же, как и сёдзи. Вскипятили воды, набрали ещё воды в ванну, приготовили еды, пока не отключили электричество. А может, пронесёт? Ветер усиливался, слышно даже в доме. А компания собралась весьма интересная: беременная Баджи-сан мазала пальцы на ногах сына для профилактики от грибка, а то тот жаловался недавно, что ноги сильно вспотели пару раз, а грибок такое любит. Казутора устроился в кресле по соседству. То и дело едва слышно бубнил он про себя: «Служитель доложил мне об этом, я немедленно зашёл к нему…» Чтение «Дракулы» Стокера давалось ему с трудом, а сейчас он постоянно отвлекался на Сато (он вместе с Чифую зашли к ним по дороге с собрания). Рюсей дразнил Кокосика, пока другой кот, новый член семьи, белый гладкошёрстный Широ разлёгся на коленях Мацуно. Казутора посмотрел на свои ноги, которые мама тоже обмазала. А потом попытался вернуться к чтению. Именно из-за данной профилактики ни один из капитанов первого отряда не мог посетить собрание «Тосвы». Майки будет возмущаться, но в итоге сменит гнев на милость, поскольку ничего иного ему не остаётся: беременной женщине перечить нельзя. Сато и Мацуно должны были лишь доложить об итогах собрания, но ветер усилился раньше положенного, так что они остались тут. Отзвонились домашним, предупредили, что в безопасности. И вот сидят. Жуют. Переговариваются. – Всё! И только попробуй встать, – Умё старалась ничего не касаться, надо добраться до ванны и ничего не запачкать. Кейске только глаза закатил, вздохнув. – Позвольте помочь, Баджи-сан, – Сато забыл про Кокосика, который угрюмо и возмущённо посмотрел вслед мальчишке, возбудившему в нём желание порезвиться и подраться! Чифую буркнул себе под нос: – Подлиза… – Спасибо, Рюсей-кун, – он открыл Умё дверь в ванну, помог капнуть жидкого мыла и открыл кран. – Что вы, не стоит благодарности, – малец обворожительно улыбнулся. Когда в правилах отряда появилось обязательство оберегать Баджи-сан и помогать ей, Рюсей принял его слишком близко. Лампочка мигнула. Все включённые лампочки мигнули. – Кажется, мы останемся без электричества, – Умё поджала губы, лампочка мигнула снова. – О, а вы знали, я боюсь темноты? – у Сато хитро блеснули глаза. – Бедный… Давай сядем в обнимку, если что? – Никаких групповых объятий!!! – услышал Кейске и поспешил возмутиться. – Надо достать свечи, – проигнорировала Умё. – Это наша мама, – продолжал негодовать Кейске. – Не будь такой жадной букой, – кажется, Казутора усмехнулся. А Сато всё продолжал помогать. – Одна для Торы, если захочет слепиться дальше, одну поставим у входа в зал, одну на кухне, – вручала Умё помощнику свечи одну за другой. – На всякий случай в ванне пусть будет. И две на столик, – может, не стоило закупать свечи оптом, особенно такие большие, типа декоративных с амортизаторами, хотя лучше большие. Да и тонких круглых тут почти нет, ну тех, что обычно в церквях… Умё питала к ним особую привязанность, догадываясь, откуда она могла взяться. – Будем рассказывать страшилки, как в моногатари? – Оу, так ты маленький обманщик? – Умё улыбнулась и пошла за зажигалкой. А Рюсей, запомнивший указания, поспешил расставить свечи и вернуться в зал. Там Кокосик устроился под боком Чифую, не претендуя на место старого Широ. Умё на пороге в зал заметила, что Казутора засмотрелся на Чифую. Может быть, она не услышала какой-то разговор? Выпрямившись, ибо надо ходить прямо, потому что беременна, а вынашивать двойню будет всё тяжелее и тяжелее. Она не понимала, как люди чувствуют на себе чужой взгляд, если в нём ненависть не выражена чересчур явно. Но Тора, видно, заметил. Он обернулся, и что-то в его глазах промелькнуло, неловкое, Тора поспешил вернуться к книге. Умё нахмурилась, ничего не поняв. Она слишком быстро устаёт, чтобы строить какие-либо догадки. Не успела она присесть у ног Кейске, как их накрыла темнота. Было слышно, как снаружи разгулялся ветер. Хорошо хоть, лето. Хотя если вдруг они начнут мёрзнуть, можно достать и обогреватель. Казутора закрыл книжку – звук вышел достаточно громким. Умё воспользовалась зажигалкой. Огонька хватило для освещения лишь её лица. – Все живы, никто не потерял сознание? – и улыбнулась во все тридцать два. – Нет, Баджи-сан, – не то чтобы как мотылёк, но Рюсей приполз на огонь и взял на себя великую обязанность зажечь все расставленные ими свечи. – Нет, – кажется перед отключением света Умё заметила, как Широ и Кокосик валят Чифую на пол. – Оу… за что? – Хотел помочь встать, – ответил ему Казутора. – Твоя улыбка в профиль страшна, – рассмеялся Кейске, взглянув на миг освещенное лицо матери. И подумал, что пора избавиться от душевного груза и страха. – А твои клыки тебе… – Они идеальны, мама! И прикус тоже, – зря что ли были у стоматолога недавно? – Хорошо, хорошо, не буду лишать жемчужину блеска, – услышал Казутора ответ Умё. Ах, если бы в голове брата было чуть больше знания, он бы не сомневался в сильной и крепкой любви своей матери. – Спасибо, – помог Чифую встать, хотя тот почти упал на него, потому что каким-то фигом Сато решил, что зажечь свечу в зале последней – отличная идея! Свечи в зале зажглись. Да и ветер на улице, кажется, поутих. Естественно, никто не сунется проверять.˜΅˜
Сыновья дома Ханагаки застали тайфун в обществе друг друга. Или это их застали? Развалились на диване вальтом, Такемичи пытался уснуть, но не получалось, поэтому просто лежал. На столике стояли шахматы. Их освещала свеча. Жестокий шторм разразился в глазах и душе Нанасе, смотрящего на них. – Слушай, Мичи, – младший брат отозвался ленивым мычанием. Нанасе вдохнул глубже: – Стоит ли спасать пешку, если пострадают более важные фигуры? – а Такемичи, между прочим, застрял в их времени, что́ вызывает некоторые опасения. – Это всего лишь игра, – приглушённый усталостью из-за буйства погоды ответ Такемичи. – Да, всего лишь игра, – Нанасе постарался, чтобы его вздох не был таким громогласным и беспокоящим, какой он есть на деле. И действительно, решения принимать проще, если относиться к жизни как к игре. Раньше Нанасе не интересовался, но мыслит ли так сам Кисаки? В их мире с другом Па-чина произойдёт то же самое, что было и в… хорошо, что об этом «в записях для Такемичи» Нанасе нигде не упоминал. А Умё, скорее всего, запамятовала. И хорошо, пусть сосредоточиться на более важных вещах для себя. Забота о сыне, о Ханемии и о семье Сано – это важно для неё, но и для Нанасе это хорошая помощь. Он подождёт. Иначе может спугнуть. К тому же та девушка, что хотела толкнуть Умё на дорогу… не стоит сбрасывать её со счетов. Она тоже может всё изменить в корне. И от того страшно. А Нанасе должен зайти далеко, так что стоит рискнуть. Трусливая лодка не уйдёт далеко от берега.˜΅˜
– Мам, пойдём со мной, – Кейске навалился на Умё с объятиями, утыкаясь носом в макушку. – Нравится запах немытой головы? – вот как тут попить спокойно чая? В ответ бурчание. И что такого случилось в комнате, что требует её присутствия? Конечно, сын зашёл первым, а Умё просто осмотрелась. Не врывается она сюда. И Кейске её не забрасывает, хороший ребёнок. Вот ещё хоть бы чуть-чуть готовить научился… – Присядь, – кивает на кровать и подвигает к ней небольшую коробку. Умё припомнила её, заметив надпись: «Не трогать». Уже порядком стёрлась. Умё присела, молча присела и стала рассматривать коробку. – Это твоё, – спокойно заявил Кейске, но при этом в интонациях отчётливо слышались нотки нежелания. – Моё? – конечно, её. Если честно, Умё предполагала это. – Да, может, это тебе нужно было раньше, или не нужно вообще, но я подумал, – младший Баджи перебирал пальцы, – что это стоит сделать тебе. Вдруг там есть что-то важное? – опустил голову, и распущенные волосы спрятали лицо. – Ты не знаешь? – не смотрел? – Написано же: «Не трогать». Хотя очень хотелось иногда, – лёгкий оскал, скрытый от материнских глаз. – Так это для тебя?.. – не хотелось говорить, мол, я для тебя написала. Кивок. Благо, наклониться ещё можно и легко открыть коробку. Она казалось большой и заполненной, но внутри немного вещей. Фотоальбом? Очень старый. А рядом коробочка поменьше, поверх неё ежедневник. Именно его Умё поспешила взять в руки и рассмотреть со всех сторон, но не открыть. – Не помню кто, но как-то сделали замечание, что для меня есть только ты один, но я для тебя, как бы ни окрепли и потеплели наши взаимоотношения, я для тебя – два разных человека, – Умё протянула ежедневник ему. – Честно, надеюсь, я останусь лучше той, что была когда-то, – Кейске посмотрел на мать, но та не отрывала взгляда от ежедневника. Любая информация из него поможет понять Умё. Ей это тоже необходимо, но… не так уже и необходимо, да! – Но я бы хотела, чтобы ты лучше понял… ты достаточно взрослый, в любом случае, это может сослужить пользу, – несмотря на что для него предложение прозвучало быстро и целиком, на деле Умё произносила слова медленно. Кейске перестал скалиться. Он протянул руку. Довольно резко был выхвачен ежедневник и так же яростно раскрыт. Может, учился Кейске не очень… хорошо, но читал бегло, хотя писать… это сейчас совсем не важно!!! Умё рассматривала фотоальбом. Несколько из них она решила оставить на память для сына. Фотографии наглядно показывали, что Кейске пошёл в неё. Красавец. Была одна подозрительная фотография: Умё и два парня, которые походили на друзей, но… другие люди не вызывали ничего. Это тоже были друзья и одноклассники. Некоторые семейные фото. Какие бы трудности ни возникали между ней и её близкими, убежав, всё равно их любила. Но теперь была только Умё, она – Умё. И ей это не нужно. Или сберечь? Но для кого и зачем? «Ты можешь его выбросить» – убеждала она себя, пока Кейске, сидя рядом, читал, тяжело дыша. Или не она? Думаю, она, видя её не решимость, сама бы выбросила его. Нужно покончить с этим. Избранных фото и ежедневника хватит. Фотографии оказались между матерью и сыном. Кейске отреагировал, повернув голову на них. А потом посмотрел на мать. В ежедневнике не так много записей. Но они содержательны и… выразительны! Повернул голову к будильнику на тумбочке: как незаметно много времени ушло. Умё добралась до той самой коробочки: там лежал фотоаппарат. Чей-то подарок? А рядом плёнки в коробочках поменьше. Умё повернулась к окну. Как ни странно, но на плёнке были фотографии только её и Сакурако. Они вместе. В больнице. Но им весело и хорошо. И есть фотографии Сакурако, лучшие моменты, какие можно было поймать в то время. «Несмотря ни на что?» – Умё знает, кому это нужно. – Кажется, у меня есть подарок для Сано… – наконец-то она посмотрела на сына, который взглянул на неё на миг. По отношению к ней ничего не изменилось. Только одно хочется понять: полегчало ли Кейске или стало тяжелее? – Мг, круто, – и вернулся к прочтению. Умё тихо встала и ушла, забрав будущий подарок. Кейске не выходил из комнаты до конца дня. Он должен был быть на собрании «Тосвы», но Казутора прикрыл его, само собой, из большой любви, списав отсутствие Баджи на желание в одиночку побуянить и нанести вред чужому имуществу. А может, это действительно могло бы помочь? Дверь отворилась тихо. Казутора пришёл с тарелкой карри. Острое, как любят брат и мать. Кейске уселся на подоконнике. Даже не обернулся, дутый младшенький; Казутора беззвучно усмехнулся. – Держи, – Кейске пришлось повернуть к нему голову, чтобы забрать тарелку и ложку, ту вручили с особым торжеством. – Да ты побледнел, – и кажется, успел немного слёз пролить. Но об этом старший умолчит во имя их общего спокойствия. – Причина нашлась… Казутора прислонился к стене боком, чтобы можно было и Кейске выслушать, и полюбоваться улицей. Кейске был ребёнком, когда Умё чуть не умерла, а очнулась с амнезией, стала совершенно другим человеком – мама полюбила его и он наконец-то стал счастливым. Кейске был очень рад этому, забыв о маме «прошлой». Всё равно не придётся краснеть! Кейске был ребёнком, напомнил Казутора, но спасибо ему не сказали. Кейске показал ежедневник, но Казутора не открыл его. Честно? Ему нет дела до «прошлой» Умё, и об этом не скажет. Однако он мог понять Кейске. И пытался. – Я никогда сильно не любил её до амнезии, но не чувствую стыда. И вот за это уже стыдно? Мама сказала, я достаточно взрослый, что это полезно, – он не ел с набитым ртом: съел ложку, потом сказал, съел ложку, ещё что-то сказал. Так тарелка опустела. – И она не любила меня так, как любит сейчас. Для неё, какой она была, уже всё кончено, – глубокий вдох. – Если бы она могла стать другим человеком, я был бы рад. Кричал, не нужно было меня рожать, – отставил тарелку к другому концу подоконника. – Испытывал злость, всё было несправедливо, только вот сейчас я благодарен. Всю любовь, что она могла мне дать, я получил.Кэйске – значит «драгоценный камень» – (圭) (kei) – и «предтеча, вестник» – (介) (suke).
Мама старалась. С самого начала. Пусть и не хотела. Она старалась. И не бросила его. Он должен быть благодарен? Нет, он имеет право на большее. Но… Кейске спрыгнул с подоконника и выбежал из комнаты. Умё протирала пыль в зале. Рядом сновали коты. Он уже плакал. Больше не получится. Кейске ринулся и обнял её со спины. – Скажи что-нибудь недовольно. – Кей? – недоумение, но Умё не стала оборачиваться. – Чуть-чуть больше раздражения, – объятия стали крепче. Навязчивее? – Кейске? – вот, уже лучше! Подходит. – Я люблю тебя, мам, – выдал как-то виновато. Сердце Умё аж в пятки отправилось, камнем вниз, но тормозя. – И… я… – Кейске верил, что мама поняла, в чём он сейчас нуждался. Объятия потеряли силу. – Спасибо, – поэтому она смогла спокойно развернуться и обнять его. Казутора что-то там слышал. Кивнул каким-то своим мыслям, забрал тарелку и вышел из комнаты, закрыв дверь. Кажется, мама ещё не кормила Кокосика и Широ. Нужно об этом позаботиться.˜΅˜
«Здравствуй, Изана. С радостью сообщаю тебе, что скоро у тебя появятся племянники, именно племянники, но пока ещё неизвестно: два мальчика или две девочки, или мальчик и девочка. Одним поводом вести себя хорошо больше, правда? Группировка Майки разрастается. Харучиё и Такемичи вроде как начинают ладить, они в одном отряде. Или мы писали про это? Летние праздники… нам тебя не хватает. Особенно заметно это будет на днях рождениях, потому что Майки за уши без тебя не оттягать. Если только Умё… но беременные, они такие… Какучё преувеличивает. Ты писал, брат, что у тебя всё хорошо. И наверное, напишешь так снова. Нам остаётся только верить тебе. Передавай привет братьям Хайтани. Не будем спрашивать, как дела, мы уже уяснили, что дни твои однообразны. Кстати о племянниках! Шин и Умё поженились, но церемония подождёт до твоего возвращения. Только вот имена детишек не подождут. Не то чтобы наши дорогие супруги успели поругаться из-за этого. Может, предложишь свои варианты? А ещё я кое-что спросила у Шиничиро и Умё. И (можешь возрадоваться) решила пока отложить идею-фикс в долгий ящик. Догадался? Нет? Да? Напишу на всякий случай, пока Какучё не видит: больше не намекаю Дракену на свидания. Стоит сказать прямо? Пока не хочу. Я тут стала больше времени проводить с Сенджу. Ты редко её видел, Изана, но, надеюсь, помнишь эту бойкую девчонку. А ещё к нам присоединяется дочка того якудза, с которым общалась Умё. Не сказала бы, что она вся из себя химе, приятная девчушка. Может быть рановато говорить такое, но думаю, у меня появились подруги. Подруги! Смекаешь!!! В общем, у всех всё хорошо. Кейзо и Вакаса открыли свой спортзал, там очень круто и весело. Коротаю свободное время в ожидании своего короля именно там. Сейшу – отличный парень. Может, переманим его к себе? Кстати, о драконах! Мне кажется, или сестра Сейшу очень часто мелькает рядом с Такеоми? … Да, хотелось бы рассказать о другом. Иногда вместе с Такемичи и Харучиё ставим на место всяких дебилов. Но, к счастью или к сожалению, пришлось уделить время оценкам. Мой король, ваш слуга поумнел достаточно, чтобы… Не опозорить своего короля! Слушай, Изана, может хватит мучить Кокосика. К слову, кот неплохо поживает. А так ничего интересно с последнего письма не произошло. Но над именами подумай! А то у дедушки слишком старомодные варианты…Твои сестра и слуга друг».
˜΅˜
– Шин… – Майки явился в мастерскую сразу, как только узнал. Мозг уже успел предположить дальнейшие развития событий, худшие. – Пусть из драконов, – даже не поздоровался, да ещё такой… взволнованный? – Пусть кто-то присматривает за Умё! – так торопился, что сбилось дыхание. – Что случилось? – нахмурился Шиничиро, оставляя работу над ремонтом байка. Он не стал торопить младшего. – Друга Па избили до полусмерти, а его девушку… – Манджиро хмурился сильнее, он был зол, очень зол. Даже пугает, как показалось Шиничиро. Что случилось с девушкой того друга, несложно догадаться. – Но причём здесь Умё? И кто… – Мы разберёмся, я обещаю, Шин, – Майки резко выдохнул. – Баджи уже попросил своих ребят, но ты тоже должен знать, – а какой взгляд! Да, во время юности «Чёрных драконов» противостояния тоже заходили далеко, даже чаще, чем сейчас. И всё же старший Сано отвык. Об этом писать Изане не стоит, а то мало ли какой дебош устроит на нервах. Он может, но Шиничиро не осуждает. – Понял, спасибо, – на плечо Манджиро опустилась тёплая ладонь. – Обязательно извинитесь перед родителями девушки, – той точно будет не до их извинений. – И ты туда же? – хмурость Майки теперь была от недоумения, а не злости. – Кен-чик тоже так сказал, на днях собираемся, – да, его брат обладатель не самой сострадательной души… зато у него есть замечательные друзья, если не старшие братья, то они точно направят его. – Ты ведь прибежал, потому что боишься, что это может случиться с нашими девчонками, – Шиничиро заглянул ему в глаза, – ты представил, что могло бы. Но той девушке не повезло, и её родителям нелегко, им не станет легче, но, возможно, их гнев утихнет, – и улыбнулся. Да, сильно извинения не помогут, но это будет лучше бездействия. – Мгм, я понял, – Майки криво улыбнулся. И обнял брата перед уходом. Странно, на какое-то мгновение Шиничиро ощутил непонятную давящую и скручивающую тревогу. А перед глазами невиданная ранее картина, он точно не мог такого помнить, такого не было. Но он обнимал мелкого Майки и сильно плакал. Сильно? Нет. Непросто сильно, будто слёзы могли не кончиться вообще. И вспомнился тот странный. Только теперь пустынным песком были занесены не причудливые и намекающие образы, а весь его мир, который так бережёт. Голова заболела, будто резали изнутри. Хорошо, что Манджиро уже ушёл. – Я отдохну пару минут, – махнул напарнику, Отани-куну, который сразу уловил изменения в состоянии начальника и друга, но просто кивнул и продолжил работу (точнее ускорился).˜΅˜
В то же время Эму сопровождал Дракен. Так вышло, что у её подруг времени свободного не выдалось, поэтому она решила пойти одна. И не абы куда, а в башню ТЦ в самом Роппонги. Почему? Потому что от одноклассниц она наслушалась о дизайне зала тамошнего Мака. Так что в конце списка дел стояло его посещение. Пришлось помучиться, ведь закупка одежды у женщин… уже давно по рассказам работниц салона Дракен понял, что это долгий процесс. Вообще, он удивлён, что до этого ему не доводилось сопровождать Эму во время шопинга. Они гуляли по ТЦ втроём: Майки, Эма и он. Но без девчачьих дел типа шопинга. Скучновато, но не так утомительно и невыносимо, как любят жаловаться некоторые товарищи из Тосвы, у которых есть отношения. Нужно отдать Дракену должное: выращенный и воспитанный не в самом прилично месте общества, он не томился пошлыми фантазиями. Да и со скоростью Эмы ему не оставалось времени глубоко задуматься о чём-либо. Наоборот, Кен решил как-нибудь поблагодарить Майки. Несмотря на то, что он сейчас охранял Эму, всё же отвлекался от недавнего происшествия. Полегчало на некоторое время. К тому же Эма делала выбор быстро, не успев показать Дракену образ на оценку, она уже пряталась за шторой. И только для того, что ей понравилось почти на все 100%, требовалось его одобрение. Будем честны! Радоваться нечему, эту функцию обычно выполнял Майки, любивший подремать, если не посчастливилось стать её компаньоном. Или Изана, пока не попал за решётку. Мало того, что Майки – глава группировки, у Шина громкое прошло, благо, мало кому известное из её одногодок, так ещё и Изана теперь с клеймом преступника! Нет, она переживал не из-за этого. Бесили ярлыки, которые люди вешали, зная только это. Дракен её прекрасно понимал. К его счастью, беспокоиться не приходилось, ведь Эма только раздражалась и злилась из-за них, не расстраиваясь.˜΅˜
Кланяться людям не так уж трудно, Дракен надеялся, что эта простая истина останется в голове Майки. Чем больше становится «Токийская свастика», тем больше ответственности за её членов у главы – в первую очередь! Конечно, они рядом, чтобы разделить это… бремя? Слишком печально звучит. И всё же Майки пора взрослеть. Слежка Такемичи была слишком палевной, но он решил подыграть. Ханагаки слишком обеспокоен. Даже сильнее, чем его капитан, который явно не в курсе похождений Ханагаки и обеспокоен меньше него. Вообще, слова Ханагаки о провокации имеют смысл. Только Дракен не успевает ничего сказать, как мёбиусовцы вторгаются без приглашения. Осанай… для чего было кидаться в крайности, чтобы после просто застать их в таком маленьком составе? Па-чин слишком взвинчен, ярость затуманила ему разум – буквально. Так что победа Осаная предсказуема, но… раз за него взялся Майки, всё кончено. Всё кончено, подумал Рюгуджи ещё раз, когда самому пришлось ударить Осаная так, что тот потерял сознание. И проказница-судьба решила напомнить ему, что и его сердце – самое обычное, как у всех. Оно ухнуло в самый низ, когда взгляд заметил отблеск ножа в руках Па. Кен не был готов. И не мог предотвратить неизбежное. Такемичи герой. Пусть они и шугали его…. нет, не шугали, просто сам Ханагаки был довольно… не самым храбрым на момент их знакомства. Но он герой. Кровь пролилась. Но Осанай не ранен в спину. Лезвие пронзило локоть Ханагаки, похоже, между расщелиной в лучевой кости. Больно. Очень. У Ханагаки хватило ловкости и сил не дать ножу достать спину Осаная. – Па, отпусти нож и дай мне свою кофту, – сам Хаяшида остолбенел. Причинять вред другу он явно не собирался, но, даже если и заметил Ханагаки в последний момент, ничего изменить не мог. – Па!!! – Майки и Пэян… Харуки отпустил рукоять ножа, и Ханагаки поспешил его достать, сжав зубы и взвыв. – Кофту, Па, кофту, – сквозь сжатые зубы. Но вместо Па свою кофту отдал Дракен; Осанай всего лишь без сознания, так что можно спокойно отбросить в сторону. – Такемичи, – Майки рядом, но ему оставалось только смотреть, как Ханагака завернул локоть в одну часть кофты, затем приложил нож и обязал его. Было непонятно зачем, пока не раздался вой сирен полицейских машин. Им нужно бежать! – Такемичи, можешь бежать? – показалось, что тот его даже не слышал, но слабый кивок говорил об обратном. Главное, самое страшное осталось позади. Майки присмотрит за Ханагаки, который не мог не заплакать от боли. А Дракен уведёт Па вместе с Пэяном. Унесут, если понадобится.˜΅˜
Хаджиме больше не рвался в бой, то есть не спешил зарабатывать деньги самостоятельно и разными методами, хорошими и плохими. Акане ничего не взяла. И он бы избавился от них, если бы не рациональная извилина в его мозгу. Открыл счёт. Родители гордятся. Достойный сын достойного семейства. Ну, почти. Точнее было бы «почти», если бы родители его были японцами самой старой закалки, но они довольно открытые люди, именно благодаря их воспитанию Коконой снизошёл до простого люда без презрения и высокомерия. Так что юноша был волен делать всё, что пожелает, в рамках морали и закона, потому что родителей любит и благодарен им. Но как же хочется удариться во все тяжкие, когда твоя первая любовь улыбается… вот этому вот. Нет, объективная оценка Акаши Такеоми, главы кампании по охране и перевозкам «Чёрные драконы», вышла весьма лестной, но субъективно Хаджиме-кун желал ему всего плохого. Юношеский максимализм здесь не при чём. Просто как можно не влюбиться в Акане? … Как она не могла влюбиться в него? Да и похождения старшего из Акаши Хаджиме уже много разузнал. Конечно, всё то лишь часть тёмного прошлого, которое прошло без руководства когда-то главы группировки «Чёрные драконы» (она всё ещё существует, но об этом уже не говорят в просто ключе). Взрослые. А юного поколения нет. Хм… В общем, Коконой не совсем понимал, на что тратит своё время, пристроившись где-то у выхода из спортзала Араши-сана и Имауши-сана. Ах да, он ждёт Инупи, который сейчас тренируется вместе с Сенджу и Какучё. Его наблюдения как раз относились к тому, что в узком кругу окрестили «это моя принцесса, ищи себе другую». Ревность губительна не только для любви, но и для дружбы. Хотя бы потому, что чувствуешь себя неловко, когда видишь, что вот у этих двоих куда больше общих интересов с Инупи, чем у самого Коконоя с ним. Обижен ли Коконой? Ведь причина обиды – мысли человека. Нет, возможно, и есть на что обижаться. Но степень обиженности зависит от самого Коконоя, а тот слишком дорожит Инупи, чтобы долго обижаться на него. Так что последний даже не заметит…˜΅˜
– Значит, ничего не вышло, гениальный план потерпел фиаско, – девушка усмехнулась. Пока их «дружная» компания дожидалась заказа, сидели в тишине, но кому-то надоело. Озвученная мысль удостоилась лишь презрительно-снисходительного взгляда со сторон Кисаки. – А я говорила, что нужно следить за Ханагаки и держать подальше в такие моменты, – к спонсорам нужно прислушиваться! – Сначала объясни своё великое чутьё, Кон-до, – официант поставил четыре пиалы с мороженым: две с четырьмя шариками фисташкового и шоколадом, одна с тремя ванильными и одна с ассорти. Кисаки поспешил забрать свою охлаждающую ваниль: вкус не отвлекал от размышлений. Он уже свыкся с мыслью, что плаксивый герой опередил его, являясь другом Майки и состоя в Тосве. Он знал и о тренировках Ханагаки в додзё Сано. И всё же не ожидал такого самопожертвования. – Эй, Чиё, мне скучно, – Ханма и так присел ближе, чем изначально стояли стулья. – Родился с зубами, живи хищником, – выдала та невпопад. Кисаки покосился на неё. Эта девчонка всё ещё рядом с Ханмой, точнее она ему никак не надоест, а хотела бы. Но Кисаки промолчит из уважения к Шуджи. Да и когда мы не радуемся, когда неприятному нам человеку приходится – не хочется говорить помягче – страдать? И всё же Моримото благоразумно являлась на зов Ханмы, опасаясь последствий. Молодец, конечно, но Моримото была тем самым исключением из правил, которым последствия не грозили. Они ведь знакомы с детства. Ханма знает Моримото дольше, чем Кисаки Тачибану. Наверное, это на что-то повлияло, поскольку эта привязанность овеяна чем-то невинным и до сих пор детским, чем-то хрупким, но притягательным настолько, что Ханма не станет вредить. Моримото видеть этого не желала, потому и страдала. Дура. Что ещё Кисаки мог о ней подумать. – Боль есть, смерть есть, а бога нет… повезло Осанаю, очень повезло, – выдохнула Чиё, позволяя Шуджи положить голову на своё плечо. – Осанай не связывался с вами? – Кондо посмотрела на Ханму. – Нет, сестра, просто слился, как и его одногодки, часть наших ровесников перешла к «…свастике», – отозвался Ханма, прикрыв глаза. Кондо повела бровью. Когда эта фальшь закончится? Вообще, неприятный тип, что в манге, что в реальной жизни, подвернувшейся ей. Не знает ли чего?.. – Бога овцы придумали, – продолжала шептать Моримото себе под нос, игнорируя их, уже пять минут страницу книги не переворачивала. Там лежал стикер с этими словами. – Волков надо стыдить, чтобы меньше кусали овец, – на мгновение она взглянула на Кисаки, который продолжил размышлять. – Теперь тебе не светит место капитана третьего отряда, – ради чего Кондо продолжает напоминать? – Ничего страшного, на очереди ещё Дракен, – жара вынудила ускорить поедание мороженого не только Кисаки. – Третье августа? Может, сделаешь это раньше? Или позже? Лучше позже? Всё же есть одна марионетка, – Пэяну не на что злиться. Между тем Кондо продолжала думать о своей проблеме. Баджи Умё – попаданка? Она уверенна в этом почти на 100%. И тот непонятный незнакомец… тоже попаданец? – Почему же? «Вальхалла» растёт без препятствий, а оставшихся из «Мёбиус» хватит, – на эти слова Кисаки Моримото остаётся задержать дыхание. Ханма на её плече усмехнулся, слишком уж чувствительная химе. Чиё в свою очередь думала: пора вмешаться или лучше подождать? Недавно она созванивалась с Умё. И знает о беременности той, поэтому не стала разбрасываться подробностями. У неё получилось заговорить Баджи зубы, чтобы та не поняла, о ком говорит, кого касается проблема и почему так важно её мнение. Собственно, кое-как Чиё описала Кисаки Тетту, и слова, которые сейчас не понимали рядом с ней сидящие, сказала именно Умё. Женщина не строила из себя нравственного наставника, явно восхитилась этим неизвестным. Чиё была согласна с ней, ведь каждый может жить, как хочет, ведь только за себя потом держать ответ. Но это не отменяло того, что Кисаки бесит. Раз уже Майки приглянулся ей, а его сестра стала её подругой (что скрывать всё сложнее), нельзя оставаться в стороне.˜΅˜
Несмотря на добрые и частые напоминания от Нанасе, что её жизни угрожает опасность, исходящая от некой незнакомки, предположительно подобной им, Умё всё же забывала об этом аспекте своих будней. Плохо ли? Хорошо ли? Конечно плохо! Особенно когда ты ходишь в одиночку, полностью расслабившись. Можно недоумевать, как люди не замечают чьего-то пристального взгляда, а можно не замечать и самому недоумевать. Ужасно плохо, когда их два. Ты стоишь на пешеходе, ждёшь синий цвет (хотя раньше отчего-то ждал зелёный), а потом позади вдруг раздаются звуки перепалки! И вроде бы живёшь среди «героев», но вспоминаешь, что если попадёшь под горячую руку, будет плохо, будет больно и даже опасно… Умё обернулась: какой-то мужчина схватил девушку, та точно собралась кричать. И Баджи повезло стать одной из малочисленных свидетелей. Девушка неожиданно обращается к ней: – Пожалуйста, помогите! – и Умё хотела сдать риску и помочь, только вот что странное было во взгляде «жертвы». Стоит ли выслушать мужчину? Но тот не просто вызвал подозрения, тот напугал. Будто Умё ему дорогу перешла. – Женщина, уходите, – мальчишка со скейтом, гулявший на другой стороне улицы, держал путь параллельно с ней. Но специально прибежал сюда, рисковал. Вот кто точно герой! – Они за вами давно идут, а эта так вообще!.. – на этих словах «жертва» укусила мужчину за руку, тем самым освободив себя, и кинулась прочь. Мужчина шипел сквозь сжатые зубы. Умё замерла, она успела испугаться. Мальчишка взял её за руку и повёл через дорогу, благо, синий уже заканчивал мигать, так что мужчина не успел перейти следом. Умё очень повезло, что попался такой добрый ребёнок на пути. Но от похода в больницу на всякий случай он уберечь её не мог. А ещё позже у Нанасе случится инфаркт: бешеной суки им не хватало, так ещё какой-то мужик!!! И как бы: «В смысле ты не рассказала Шиничиро? Ты совсем крышей поехала?! Не, я слышал, что беременные себе на уме, но не тупеть на уровне инфузории!!!» А потом долго извинялся, потому что кричать на беременных тоже нельзя. Вот так и живём. Хотя если бы Умё внимательнее рассматривала альбом, то с лёгкостью бы признала одного потенциального отца Кейске. А с другой стороны… на кой хер оно ей надо?˜΅˜
О происшествии Умё никому не рассказала. Но опека юнцов из отряда сына и некоторые знакомые лица «…драконов» стали надоедать. Поэтому, побывав у врача и убедившись, что ничего не угрожает её здоровью и двум паразитам, Баджи-старшая смогла улизнуть и погулять по Ёёги в одиночку. Эта прогулка должна бы закончиться спокойно, но из сотни лиц взгляд зацепился за одно. Лицо человека, который уже мёртв, как ей сказали. Она не могла встретить человека, который помог Умё и сберёг для неё и Кейске частный дом. Даже если она сама хотела бы отблагодарить его… Прошёл мимо неё. На миг показалось, что их взгляды встретились. И высокомерная усмешка адресовалась именно ей. Умё обернулась. Не было так страшно, как недавно. Она не то чтобы хотела взволноваться, просто волнение, словно волна, откатилась, не успев дотянуться. И только, когда их разделяли люди и она не смогла бы за ним угнаться, некто обернулся, чтобы посмотреть ей прямо в глаза и улыбнуться так широко, как только может человеческое лицо. В чёрных глазах отблёскивал странный огонь. Кажется, она слишком чувствительна. Неудивительно, беременна ведь.