♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
К едкой досаде демона, брюнет с ним солидарен не был. Растворившись миражом героического крылатого воина, восстановившего справедливость и покаравшего нечестных "разбойников", он умело и весьма старательно прятался. Да так, что даже отголоски его присутствия белобрысый разум не улавливал. Оттого и сердился больше. Посылал по ментальной почте сотни нелестных эпитетов, комментирующих всю отвратительность и полноту трусости чужого естества, пытался взять на слабо, запугать, замучить колоритом и креативностью нецензурной брани. Не срабатывало. Хранитель не отзывался. С тотальным игнорированием от него подопечный ещё не сталкивался. И, как оказалось, уже привык, что фея-крёстная мчала по любому сигналу, а если создавала видимость "одиночества", то и в нём он по-настоящему один не был. Всегда какое-то наитие намекало, что в непосредственном "возле" не завывали сквозняки, что оно всегда было занято, даже расширяясь до нескольких километров. Страшно подумать, как простое наличие кого-то рядом становилось приемлемым, принимаемым, не раздражающим. Да, у Пака имелись друзья, но их, зачастую, руки чесались придушить, да и не были они всамделишно, без условностей близко. А небесный чудик, получается, как-то невзначай пробрался за хромированный забор, ободрался, скорее всего, о колючую проволоку, но прополз чуть дальше. А теперь этого своего неназойливо-учтивого "здесь" лишил. Да ещё и оставил вместо себя неизвестность. Двусмысленность. Тишину. Если бы пернатые мудилы делились по национальностям, то данный член их гарнизона определённо был бы британцем. Не милым, сереньким котиком, а чёртовым англичашкой, ушедшим по канонам дождливой, туманно-альбионовой родины. Где-то на середине размышлений, вновь крутившихся спиннерным волчком в беловолосом сознании, его владельца осенило: хоть хренов страус и засунул свою боязливую башку в песок, пробурив скважину чуть ли не к рептилоидам, спящим где-то у центра Земли, но скреплявшая их нить никуда не делась. А, значит, пусть и на большей дистанции, он вынужден был мотаться следом за своим "якорем". Связь не разрешила бы улететь насовсем. Выводы из этой элементарной идеи назревали интересные. Чимин, потворствуя своей тёмной, мстительной натуре, мог свободно воспользоваться самым эффективным рычагом. Аки куражный гуляка и безудержный повеса, всей поэтической, бесноватой природой мог пойти по наиужаснейшим, погрязшим в пороке и обмане заведениям. Некоторые из них паразитировали на целых кварталах, а оттого не попасть на греховную территорию было невозможно. Насколько длинно бы его "пегас" не натягивал сбрую. Так блондин бы зашиб трёх воробьишек одним рогаточным камнем: тестируя невинное самообладание святоши на прочность, расколол бы его и бесцеремонно выдернул на "побеседовать" - раз. Покутил сам - два, и всласть поржал бы над сконфуженной физиономией, узревшей его в очень компрометирующих, но ничуть не совестных обстоятельствах - приятнейшее три. Но, то ли в этом сезоне Солнце переборщило со вспышками, перегревающими темечко, то ли Сатурн был не в безжалостном гадёныше, а Юпитер - не в долбоёбе, парень посещать вехи своего славного, чёрного прошлого не стал. Его туда за весь не короткий жизненный путь впервые, почему-то, не влекло. Низменные удовольствия не прельщали, а весь их шарм мерещился дешёвой, бездарной шелухой. Зато что-то глубинное и прежде чересчур тихое, если не немое, пробудилось. Несмело воспрянуло, замеланхолило. Демон это ноющее и ранимое слишком давно не ощущал, забыв, как яро ненавидел. Потому пожелал его побыстрее заткнуть. Однако, затоптать там же, где проклюнулось, не выходило. В итоге он сдался. Посчитал, что проще накормить это нечто, и оно само замолчит. Не можешь победить - возглавь. Поэтому, с осадочным недоумением от самого себя, Пак отправился туда, где бы никогда не подумал в добром дьявольском здравии очутиться.♪ Blue Foundation - Enemy
С канадского берега Онтарио громадная, словно вырезанная в скалистом массиве подкова выглядела ещё внушительнее. Бесконечно бурлящие, самозабвенно срывающиеся с высоты четырнадцати этажей кубометры жидкого хрусталя ревели как турбины ракет-носителей на запуске. Они искрили в полуденном зное так, будто баюкали в своих волнах отмытые со дна реки, и уже огранённые завихрениями бриллианты. Над пучиной, куда ударяли все гудящие косы и гряды, вились водным паром собственные облачка, преломляя лучи радужным, в несколько дуг - каждая больше в радиусе и прозрачнее - спектром. Даже немилосердная жара на плюс тридцать беспомощно барахталась в журчащей лазури. Хлопковые платья, сатиновые блузки, джинсовые юбки и шорты - всё тяжелело от влажности и напивалось ею вдоволь. Даже брезент, вероятно, в дань неопровержимому Посейдонову могуществу, мог бы насквозь промокнуть. Лёгкие мгновенно орошал не только кислород, но и двухатомный водород, поселяя в бронхах персональное, маленькое озеро Мичиган. Чимин, по долгу службы обвенчавшийся с пеклом и огнём та́ртарной печи, не очень жаловал прохладу и, уж тем более, сконцентрированную микроскопическими брызгами сырость. Но здесь, на деревянных дощечках обзорного пункта, когда до неподконтрольной, живой стихии можно было дотянуться ладонью, он чувствовал, что Ад - не единственная и самая кошмарная сила. Мог воочию убедиться, что геенному пламени есть, что противопоставить. Рядом с неукротимым водопадом низший тоже казался самому себе маленькой, никчёмной букашкой, но эта махина не давила на него, как Преисподняя. Ей было абсолютно фиолетово на крохотного не-человечка, она не жаждала его сожрать или покорить. И поэтому он мог дышать свободно. Мог созерцать, как пенятся и шумят сверкающие потоки, как семицветная лента ныряет в пузырящуюся бездну. Многогранный гул заглушал жужжание настырной рефлексии, отвлекая от нон-стопной мороки в черепной коробке. Там воцарялся шаткий баланс, и шептала только одна мысль. Блондин надеялся, что его мисс Тревожность, пусть и на по-идиотски соблюдаемом расстоянии, но была тут. Впитывала всё то же, что и он. Возможно, вон с того автомобильного моста, соединявшего Канаду и Америку. Или с половинки, принадлежавшей Нью-Йорку и раскинувшейся напротив его экскурсионного поста. Диаметр у ниагарского неофициального чуда света был около семисот метров... Достаточно для кое-чьей тупой бойкотной зоны? Ведь, как рассудил Пак, ангел толком нигде на планете не успел побывать. Сразу приковался узами к нему, как сторожевой пёс к хозяйской конуре. Неужели и такое бы пропустил? Внезапно в памяти ассоциативной лампочкой вспыхнул один фрагмент. В нём тоже течение с отвесного края пикировало вниз. Но оно не собирало зевак, да и никуда не торопилось, не стремилось в рискованном вираже зрелищно раздробиться о камни. Та река, Комати, обладала гораздо меньшим бассейном и дефицитом каких-либо амбиций. Но её главной изюминкой являлось другое. Второй товарищ, в самом начале их агрессивно-грубоватой дружбы, сопроводил ещё зелёного недодемона в этот уголок, чтобы наглядно продемонстрировать свой аргумент. Чтобы в сраче, в который трансформировалась безобидная дискуссия, его метафора изобразилась ярче. Её философской сути заядлый спорщик не зафиксировал у себя в воспоминаниях, а вот местечко в них запечатлел. Потому что прямо у переливной стены, над обрывом, уперев передние ноги в выступ и положив огромную морду между ними, отдыхал бегемот. Он, будто в полной гармонии и нирване взирал на своды переправы впереди, трассу и снующие по ней машины. Ноль морали в этом сюжете. Лишь полное, расслабленное умиротворение. И Чимину захотелось снова навестить тот южноафриканский оазис. Проверить, так же ли приходит туда релаксировать степенное животное: хён утверждал, что посещало оно свои спа-процедуры ежедневно. Ну и показать эту забавную картину тому, кто вряд ли бегемотов, чиллящих на вершине водопада, видел. Или, вообще, вряд ли видел реальных бегемотов. После визита на засушливый материк, новоиспечённый путешественник вышагнул из своего мобильного транспортного средства - клубка угольной гуаши - в Сингапуре. Программа его спонтанного турне не отличалась системой или логикой. На набережной острова Сентоза вечером толпилось множество зрителей. Там под смеркающийся купол взмывали сотни фонтанов - лучший пример того, как ту самую необузданную стихию люди исхитрились приручить. Раскрасили прожекторами и софитами, пронзили лазерами и голограммами. Искусственные гейзеры танцевали под музыку, не сбиваясь с ритма даже от раскатистого грохота фейерверков. Волшебно, сказочно. Тысячи пар глаз внимали этому с восхищением, детским счастьем и трепетом. Кориандровые же, скептически сощуренные, их мечтательностью не заражались. Случайный "турист" прибыл сюда не ради себя. Он ждал, когда же его призрачный спутник, слишком отдалившийся, но, однозначно, не отрёкшийся, перестанет скрываться. Чересчур сбитый с толку странным поведением подопечного или распираемый впечатлениями от посещённых ими локаций, никак не характерных для жестокой сущности - не важно. Божий попугайчик обязан был объявиться. Парень отчего-то подозревал: нечто именно такое, изумительное, сочное, особенное должно было тронуть чрезмерно любознательного удота. Между ними застряли обглоданными коррозией шестерёнками, нерешённые темы. Никуда не пропала проблема двух испоганивших жизнь контрактов. А теперь к ней в медвежью яму свалились и последние события. Однако, как бы Пак не ратовал за необходимость диалога, что конкретно говорить - понятия не имел. Раскладывать на составляющие, планировать и мусолить в уже умаявшемся от самоанализа сером веществе грядущую беседу не улыбалось абсолютно. Лучше он будет импровизировать на ходу, чем заранее полезет в эту трясину. Но тет-а-тет так и не свершался. Расфокусированное карее внимание полтора часа проезжало мимо свето-водно-пиротехнического шоу, рассеянно колыхаясь вместе с зеркальной гладью залива. Если его компаньон и любовался этим театром, то очень стойко. Не выдавая себя ничем, не рассекречивая то, где, хотя бы, он приткнулся среди плотной публики. Бесполезно было продолжать торчать там. Всё равно иллюминация и вопли околдованного ею народа не вызывали ничего, кроме усталости. Чимин задумался прочнее. Требовался самый действенный вариант. Жалко, что прежнюю, стопроцентную причину поднять и приволочь свой лебединый зад к его неказистой персоне владелец этого упрямого зада самостоятельно расщепил до углеродистых производных. Наконец, натужный ответ к бедным извилинам нагрянул. Не такой гениальный и вдохновляющий, конечно. Этим кусочком щепетильного личного они делиться дико не хотели. Но отчаянным временам - отчаянные меры.♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Теплица с изрядно обветшалыми стёклами в погрызенных древностью рамах до сих пор стояла на своём законном клочке площадки. С небоскрёбного уровня панорамными окнами её надменно презирали суперновые, технологичные высотки, ведь крыша здания, на которой она ютилась, могла похвастаться ростом лишь в двенадцать метров. Блондин наведывался сюда очень редко: пару раз за год. В камерной экосистеме не чередовалось ничего, кроме сезонов. Самонаречённый садовник ухаживал за растениями исправно, поэтому они благоухали и загорались всей палитрой точно в срок. Некоторые его воспитанники по человеческим меркам уже выпустились бы из средней школы. Так, карликовую сирень и камелию карамельные полумесяцы встретили давно, кажется, в самый первый раз. Пак, не переживая о конспирации, ступил на бетонные плиты из чернильного пятна прямиком к запыленной двери. Аккуратно постучался, скрежетнул ручкой и без приглашения скользнул вовнутрь. Мужчина лет семидесяти, наклонившись с лейкой над семейством кремовых роз, обернулся и озарился приветливой эмоцией: - О, Джимми, здравствуй! Спустя восемь месяцев ты снизошёл до меня! Я веду счёт! - упрёк прозвучал совсем не обвинительно. - И у тебя это блестяще получается, - без сарказма похвалил весёлый тон. Затея работала уже сейчас: чужое "нет меня" активизировалось: демон почуял, как оно обозначилось, встрепенулось, навострилось, приблизилось. Беспокоишься? Не догадываешься, откуда у меня такой знакомый, и зачем я к нему припёрся? О, ты удивишься. - Как твой кот? - старичок вернулся к орошению почвы. - Спит, ест, мурлычет, дерёт диван, - я подбросил подаренного тобой котёнка какой-то девчушке в твоём же доме сразу, как только мы попрощались в прошлый раз. - А как твой Альцгеймер? - Неплохо. Сплю, ем, мурлычу, деру диван без посторонней пока помощи, - не унывая, хмыкнул цветовод, водрузив на миниатюрную тележку пустую носатую пластмассу. Еле-еле разогнувшись и прохрустев парой суставов, он потопал вглубь своего скромного ботанического сада, плюхаясь в одно замшелое кресло и предлагая гостю второе. Тот без заминок занял жалобно скрипнувший предмет мебели: - Ни одно твоё фотосинтезирующее чудовище так и не померло, потому что ты забыл, какими скляночками их удобрять, а в каких - серная кислота для сотрудников пенсионного фонда? - Не надейся. Я ещё не на такой плачевной стадии. Врачи пророчат как минимум месяцев девяносто шесть. - А нормальным языком сказать нельзя - в годах? - Нельзя. Так число больше. - Вот бы заблуждались твои врачи, - коротко хихикнул мирный подкол. Чимин лукавил. Он как никто другой был осведомлён, что дедуля-одуванчик не страдал классической деменцией. Амнезия, например, не распространялась в его адрес: тот всегда отменно узнавал своего непостоянного, поддельно назвавшегося приятеля. Да и болезнь не проистекала из регресса мнестических и других мозговых функций. "Джимми" сам поспособствовал её развитию. И не под каким-то коварным или выгодным предлогом. Что само по себе было нетипично, сомнительно и единожды. - Ты всё лелеешь тот заморыш? Как там её? - Не заморыш, а магнолия! Мэгги... - взор тут же отыскал среди листвы капризное чадо, с нежностью по нему пройдясь. - Скучаешь? - Чуть-чуть. Но я же хорошо справляюсь с заботой об оранжерее, так? Она была бы довольна... - грустная улыбка растянула потрескавшиеся губы. - Наверное, - неопределённо промычал тихий тембр. Мужчина на самом деле хорошо справлялся для его положения. Холил детей цветочных - наследие от дитя настоящего. Ставшее его завещанием. Он топил в ласке слабый кустик с пастельно-лиловыми лепестками как самое драгоценное сокровище, как собственную дочь, потому что именно она его посадила. И потому что больше от неё ничего не осталось. Только этот хрупкий, витражный парник и его флористые жильцы. Авария неотвратимо забрала ребёнка, и отец, размолотый скорбью, без сожаления поменялся бы с ним местами. В том траурном, практически убитом состоянии на него и набрёл Пак. Сначала обрадовался лёгкой добыче, почти завершил сделку, но неожиданно вник в его обречённую исповедь. И что-то перемкнуло. Щёлкнуло. Затормозило внутренним стоп-краном. Он просто не стал. Не заключил контракт. Не выкупил душу девушки ценой души её папы. А тому, неизлечимо печальному, уже и так одной ногой в могиле из-за горя, немного подкорректировал память. Нейрохирург из него вышел не особо филигранный - что-то стёрлось, а что-то нет. Но старик двинулся дальше, а не последовал за невосполнимой утратой в соседнюю от неё кладбищенскую колыбель. Поразительная добродетель от того, кто напрочь был лишён подобного. Первая и последняя. Даже самому "волонтёру" собой до сих пор не объяснённая. И вряд ли когда-нибудь он сумел бы её как-то объяснить. - Я, правда, никак не могу воссоздать её образ. Какие были черты лица, голос, смех. Да и совместные моменты тоже почти никакие в голове не воспроизведу. Эх, глупый, глупый, дырявый дуршлаг... - дед укоризненно покачал седым котелком, на секунду сокрушаясь, но потом снова просветлел. - Ну, хоть я и не вспомню ничего, кроме имени Маргарет, я помню, что люблю её. Для меня и этого хватит. - Этого и целой плантации вычурных рассадников аллергии, - потешно сморщив нос, проворчал Чимин. - Конечно, как без них? Пенсию же надо куда-то девать. Я и тебе какой-нибудь горшочек на воспитание дам - научишься ценить и беречь что-нибудь прекрасное. Вон, тигровая лилия на тебя очень красноречиво пялится. - Забыл свои лекарства выпить или пыльцы нанюхался? - Со мной всё в полном порядке. А вот тебе недостаёт чуточку мягкости. - И без неё обойдусь - Ты-то, может, и да, а вот другие - нет. - Какие ещё другие? - брови непроизвольно нахмурились. - Такие, из-за которых ты в этой беседе участвуешь своей десятой частью. А остальными девятью - не здесь, - прозорливый взгляд сузился ехидными морщинками в уголках. - У тебя уже галлюцинации. - Как тебе будет угодно, - снисходительно хохотнул садовник. В необременительном, отвлечённом диалоге они провели ещё около часа. И каждую минуту из него подопечный ощущал, как его хранитель не спешил обратно увеличивать сокращённое пространство "между". Заинтересованно слушал, растапливая простуженные инеем, прежде с лихвой отмеренные километры.♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Да, он струсил. Да, позорно сбежал, перед этим играючи избавившись от самых ненавистных факторов. Не был до конца уверен, что сможет, ведь буквально никакого опыта в сражениях с нечистью не имел, но их наглость и угроза тому, чью тушку ладони исцеляли уже два раза, компенсировали всё. А ещё Чона кардинально сердил сам блондин, коронованный рогами-кольцами и с их бараньем упрямством отвергавший любую протекцию. Он предполагал, что так будет. Что когда вымогатели опять подкараулят, дабы вытрясти свою плату, слишком гордый придурок не попросит его помощи. Поэтому и наблюдал тщательнее, как незримый секьюрити. Прикорнул в укромном закоулке возле обители азарта, не рискуя заходить внутрь. Поймал в ментальном эфире чужое, сварливое "ёбаный рот этого казино" перед тем, как оттуда элегантно выплыл облачённый в тёмно-бордовый бархат силуэт. Ониксы сфокусировались, заметив засаду раньше, чем её мишень, со вкусом пускавшая дымок в сумеречный ультрамарин. А когда та оказалась в западне, разозлились. Потому что подсознательный импульс Гук уловил: Пак подумал о нём. Но не позвал. Этот зарёберный запал и поспособствовал тому, что на асфальте образовались две кучки золы. Но сразу потух, стоило только янтарю впиться в агаты. Юноша растерялся, решив испуганно слинять, нежели лично разбираться с главной причиной смущения. А после мимикрировал под пустоту. Мучился от не унимавшегося, ласточкиного переполоха в груди, потому как привязь непозволительно натянулась. Не мог абстрагироваться от напористого почти сталкеринга с другой её стороны. И усердно размышлял. Всё пробовал постичь суть чужих, не свойственных ипостаси их автора поступков. Потом и совсем запутался. Когда начался тур по заповедным местам. Зачем Чимин выбрал именно их? Чего добивался? Почему предпочёл кнуту пряник? Адекватные мотивы ну никак не желали нашариваться. Откопался среди них лишь один неадекватный. Нелогичный, неоправданный, но даже в своём заблуждении, почему-то, греющий. Вдруг на каком-то фантастичном, родом из параллельной вселенной основании, демон делал это для него? Даже не запертый в четырёх тесных стенах, но будто пришпиленный золотой булавкой брюнет чувствовал себя немного клаустрофобно. Вокруг простирался огромный, красочный мир, его хотелось исследовать вдоль и поперёк, но узы препятствовали. Ангел ничего, кроме баров, торговых центров, парков и улиц не видел. Старался и в них находить что-то заветное, необыкновенное, но с завистью грезил о чём-то недоступном. И тут подопечный пустился в путешествие. Ниагарский водопад, водопад поменьше, но с прелестным парнокопытным, поющие фонтаны... Всё это завораживало первозданным, своенравным великолепием. Необъятностью, исполинством, свободой, живописностью. Бурлящие, аквамариновые потоки, изумрудная зелень деревьев, синева, парящая в клубах прохладного пара радуга и погружённый в мысли, серьёзный профиль на их фоне. Или блики и неоновые огоньки, скачущие сквозь водные веера. Пляшущие ламбаду в чайных глазах, по щекам, пионовым губам и белокурым прядям. Да, всё это природное и людское волшебство впечатляло, но... Настоящую красоту оно обретало, когда отражалось на сосредоточенном лице. И, наверное, Чон больше смотрел на него, преступно мало внимания уделив всему остальному. Пак снова приятно удивлял. Не тащил за собой в чернь, хотя имел для этого все возможности, а чуть отгибал занавес, за которым таилось столько всего. Конечно же, Гук был благодарен. Растроган, взволнован, сражён. Его так и подмывало сбросить мантию-невидимку, отменить немой обет, сказать хотя бы скудное "спасибо". Но собственное смятение поводок держало крепко. А посиделки с милейшим дедулей? Сперва спонтанный визит встревожил совсем не характерной для блондина компанией и обстановкой. Но уже спустя минут десять комфортного, напоенного каким-то глубоким пониманием разговора, юноша выдохнул. Ему не стоило особого труда сложить чужие фразы и то, как на них реагировало что-то крохотное и щемящее в чиминовой груди. Важность этого момента и такой странной "дружбы" он оценил. Это оконце в мальчишеский "штаб", где у закоренелых хулиганов есть баночка с кропотливо накопленными разноцветными стёклышками, рисунки их бравой пиратской команды и припасены сухие краюшки для дворового, дряхлого пса, открывало другую сторону демона. Без демонической, профессионально исполняемой роли. И эта сторона очаровывала. Он сам её показал. Он её доверил. Ведь неспособность сделать то, что от тебя требуют обязанности, тоже своего рода слабость. А поделиться ею - очень смелый шаг. Даже если это было намеренной манипуляцией, хранитель мог лишь безропотно признать: она работала. Всё работало. Радикальная честность, интригующие, обескураживающие порывы, избыток человечности там, где её выжигали и вырезали в пыточных, робкое доверие, провоцирующее доверие в ответ... Чон не представлял, куда от этого деться, за какую хлипкую веточку схватиться, чтобы водоворот не поглотил и не выкинул на самое дно. Только ощущал, что засасывает его сильнее, безвозвратнее, а сопротивляться не получается.♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Зыбкое, взаимное "рядом" было восстановлено. Пусть крылатый шпион так и не высовывался из теневого режима, но теперь пробел между ними удавалось осязаемо рассчитать. И не успел Пак порадоваться своей маленькой победе, распланировать новое стратегическое наступление, как она вышла ему боком. Потому что не у всех его встреч должны были быть свидетели. К тому же, точно не у таких: внезапных, подлых и лучше-бы-им-вообще -не-случаться. Тэхён в непрощательной обиде продолжал дуться. Его напарнику на это было по-прежнему срать. Но строить из себя добросовестный винтик в адской мясорубке приходилось в единственном числе. На этом спектакле он и попался. Незаконный стрит-рейсинг по горному серпантину всегда кишел неоправданно экстремальными крушениями в кювет "невзначай". И за трагичное стечение обстоятельств такие смерти сойти не могли: сам рулил, сам расшибся - сам прошествуй к вратам в Инферно. Посеребрённая диодными фарами макушка сновала в улюлюкающей, взбудораженной толпе, как острый плавник голодной акулы, приманенной гемоглобином. Ни к чему никого подталкивать не требовалось: лихачи с адреналином вместо плазмы самостоятельно, энтузиазмно заканчивались. Бдительность сконцентрировалась на хайвэе, потому и профукала подозрительного явно не-зрителя. А тот, когда парень вынырнул на более разряжённый от болельщиков участок шоссе, зацепил его за рукав и отвёл подальше от гомона, к обочине. Вмиг потемневший, орлиный взор впился в циничную рожу. И мастерски сымитировал бесстрастность, внутренне напрягаясь. Вот и явились за ним, искупавшим руки в паскудной, секретутской крови, другие шавки из их дружной собачьей упряжки. С этой он контактировал не раз. Она его когда-то наставляла. И те монотонные лекции с нотациями были ничуть не терпимее методов их палачей. - Чи-мииин! - фальшиво пропел противный голос. - А ты чересчур занятая пчёлка! Я везде тебя искал! - Какое совпадение! Я везде от тебя прятался, - кривая ухмылка претендовала бы на шутку, если бы не яд индийской кобры в интонации. Кого ещё они могли послать? Конечно, гонец-пиздец, помилуйте, святой отец. Плевок с шестого круга, разодетый, как викарий: по его мнению, это такая тонкая сатира. По мнению блондина - воплощение культового "Да ну нахер! Ну ты видел? Видел?!" родилось и усопло до того, как во Вселенной придумали юмор. - И зачем? Мы же практически друзья! Если «практически» - это гигантский овраг, куда с обоих краёв сливались тонны помоев, проклятий и неприязни, то да. Прак-ти-чес-ки. Точёная бровь изогнулась с таким скептицизмом, что метнулась под молочную чёлку. Словно не заметив этого, псевдо-пастор добавил: - Хотя, я могу предположить, почему. У намёка была очень чёткая трактовка. Пак помрачнел, различив, как его эмоции откликаются в насторожившемся ангеле. Как он подбирается, готовясь к опасности, весь обращается в слух. Нехорошо. - И какая феноменальная гипотеза? Может, ваш говнистый коллега просто свалил в отпуск и сейчас в бюстье из кокосовой скорлупы тусит в гареме из гавайских танцовщиц? - О, так ты из-за него переживал? Ну, сгинул и сгинул. С кем не бывает? К тому же, внизу ничуть не расстроились: вряд ли у педантичной подстилки имелись поклонники. У меня больше вопросов к самой причине его исчезновения. Весьма любопытной причине… А вот это уже попахивало чем-то серьёзным. Причину свою демон знал, хоть и прямо ей в лицо усиленно, но не совсем успешно отпирался. Только о ней ли известно этой игуане в пиджачке с клириканским воротником? Убивать ещё и её не хотелось: слишком много за Чимином трупов, чинами обошедших его. Как-то это не по-субординатовски. - Понятия не имею, о чём ты. У меня просто рука дёрнулась, а слишком неуклюжий и невнимательный секретарь проходил мимо, поскользнулся и случайно на неё упал. Мужчина расплылся в гаденькой усмешке: - Да-да, всё так и было. Позволь, я зайду с другой стороны? - любезная пауза капала на нервы. – Ты уже сделал достаточно, чтобы Босс щедро наградил и даже медальку за верную службу выписал. За такое он любую провинность и промедление простит. - По-прежнему не улавливаю суть. - Я о его поручении. Ты первый и единственный, кто его выполнил. Похвально! За грудиной всё мгновенно сжалось и закололо. Пульс участился, мозг принялся экстренно соображать. Липкая паника мышеловкой защёлкнула хвост. Если у обсуждения поручений Владыки и был самый неудобный, неудачный и тотально паршивый момент, то именно сейчас. Потому что кое-кого в них никто не посвящал. И кое-кого они касались непосредственно. Теперь уничтожение херова епископа не казалось таким уж чрезмерным и из ряда вон. Его надлежало заткнуть, пока... - Люцифер повелел всей своей орде во что бы то ни стало добыть ему какого-нибудь ангела. А ты не просто обзавёлся таковым, но и на цепь его посадил! Он даже противиться не сможет, если ты спустишься в Преисподнюю - полетит следом, как окольцованный сокол. Орган, уже до этого захлёбывавшийся своим бурым содержимым, вообще засбоил на секунду. Прекратил перекачку, чтобы сверзнуться в обречённость. И почувствовал, как золотая нить задрожала. По ней разрядом прокатилось жгучее огорчение с отрицанием. Хранитель всё услышал. - Откуда у тебя данные? - предвестники скорой и страшной гибели стаей ворон кружили в раскалённой доменной печью меди. С человеческим взглядом схожесть у неё почти испарилась. Ты сдохнешь в любом случае, мразь. Но мне нужно вычислить крысу. - Сплетни, друг мой. Самый мобильный и богатый источник. Беззубый только как портовая шлюха, но... Такое уж смутное наше "сегодня". В Аду неспокойные времена. Особенно после сообщения Гендиректора о том, что Небеса создали какую-то каку в качестве нового средства массового истребления нашего брата. Будет ли это очередная лажа, как "копьё Михаила", или они на этот раз умудрятся сварганить что-то адекватное - Князь проверять не желает. А желает запытать божьего светлячка до потери последней капли благодати и веры в лучшее, чтобы вытянуть информацию. Ничего полезного эта сука всё равно бы больше не поведала. У Пака на языке растворялась радиоактивная конфетка "Звезда-Полынь", отравляя слюну и комом сползая в горло - подарок от пернатого, жестоко шмякнутого о землю чужими словами и сделавшего соответствующие выводы. От неё было плохо, тошно и зло. До такой степени зло, что внутренности уже полыхали, а по венам струилась лава. Сдерживаться не имело смысла. Блондин взревел раненым, но оттого ещё более осатанелым львом, бросился на не предусмотревшего такой резкой детонации "монаха", швыряя его с собой за компанию в какие-то кусты ниже по склону. Подальше от чужих глаз. Плевать, что тот, по идее, должен быть сноровистей, что преимущество за ним. Демон горел своей яростью и жаждал всю её выместить. Не выкорчёвывать сердце сразу, а с остервенением бить, кромсать без ножа, лишь пальцами, чтобы было невыносимее и дольше. Чонгук стоял на том же месте, с которого внимал диалогу и к которому примёрз в студёном шоке. Он не ринулся за схлестнувшимся гремучим клубком, даже не повернулся туда. Потухшей, без единого эдельвейса в небе, расширенной ночью пялился на галдящих впереди людей и ничего не видел. В солнечном сплетении разрасталась пустота. Он ведь только-только начал осознавать, что немножечко предан. А теперь и правда был предан. Но чуть иначе. От него ничего не зависело. И чуть больнее.