I've been watching you
For some time
Can't stop staring
At those oceans eyes
Моё утро всегда начиналось с противного писка будильника. Я ненавидела этот звук всей душой, но только он мог заставить меня поднять свой зад с кровати. Мой дом располагался далеко от школы, так что мне приходилось ежедневно просыпаться в половину шестого утра, собираться и идти на автобус. Я относилась к той категории людей, что совершенно не заморачивались над своим внешним видом. Некоторые девочки крутились у зеркала добрых сорок минут, тщательно замазывали каждый прыщик, укладывали волосы. Я же, совершенно не заморачиваясь, надевала какие-нибудь штаны, толстовку, умывалась и была готова к выходу в свет. Завтракала прямо в комнате, дабы лишний раз не пересекаться с кем-нибудь из Беннетов, а когда еды не оставалось, забегала в небольшой магазинчик через дорогу. Жёлтый автобус, отвозивший всех школьников района, прибывал ровно в половину седьмого. В него тут же забивалась целая толпа разновозрастных детей. Я всегда заходила одной из последних и шла в самый конец салона, где садилась к одной и той же девочке. Я знала о ней всего ничего: восьмиклассница Синди, которую буллили не то за лишний вес, не то за брата-инвалида. Мне было жалко её, но мы никогда не разговаривали. Синди смотрела в окно, слушая что-то в наушниках, а я смотрела на неё и почему-то видела себя. В класс я предпочитала заходить одной из первых, чтобы спокойно занять последнюю парту у окна и не привлекать к себе внимания. Затем в кабинете появлялись мои одноклассники, шумя и суетясь. Большинство из них старались сесть где-нибудь подальше, но моё место, к счастью, отвоевать не пытались. Оставшиеся передние парты занимали помешанные на учёбе фанатики и тихони, у которых просто не оставалось иного выбора. Последним заходил учитель, закрывая за собой дверь. Сегодня первой была математика. Не знаю кто придумал поставить её в начале дня, но этот кто-то умом не блистал. Мозг отказывался работать и требовал сна. Мой отдых стабильно не превышал пяти часов за сутки, этого было чертовски мало. И если бы не выходные, во время которых я могла хоть немного отоспаться, я бы здесь не сидела. — Доброе утро, ребята, — приветствовал нас мистер Стэн, — есть ли у вас вопросы по домашней работе? Класс молчал. Домашние задания выполнялись спустя рукава. Получается — хорошо, не получается — не важно. А выходить к доске на уроке и при всех разбираться с каким-нибудь трудным примером не хотелось никому. Я полистала тетрадь в поисках листа, чтобы хотя бы посмотреть изучаемую тему, но его я потеряла, кажется, ещё в день получения. Ну ладно, не велика потеря. — Отлично, если вопросов нет, пишем небольшую проверочную. У вас есть прекрасная возможность получить A. Пока мистер Стэн ходил по рядам и раздавал карточки, люди вокруг меня перешёптывались, переживали. Мне же было всё ровно. Я равнодушным взглядом окинула несколько уравнений и положила их на край стола. Эти сорок минут хотелось потратить на заветный сон. Парта и стул уже не казались такими неудобными. Я накрыла голову капюшоном, закрыла глаза и с облегчением выдохнула. Сегодня я снова не собиралась учиться. Наверное, мне стоило бы более ответственно относиться к образованию, но где взять столько сил? Плюсом к этому, я не видела смысла трястись за свой средний балл, как это делали все, кому родители не могли позволить оплачивать бакалавриат. Однако вопреки расхожему мнению, я всё же собиралась получить высшее образование. В моём сознании крепко застряла мысль о том, что я должна получить этот кусок бумаги, называемый дипломом. Даже если он будет из захудалого колледжа. Моё спокойствие моё длилось не долго. Всего через десять минут надо мной нависла фигура математика, и он, громко кашлянув, спросил: — Мисс Джонс, вы собираетесь что-то писать? Я еле разлепила глаза и пробурчала: — Ага, обязательно. Я надеялась, что мистер Стэн постоит секунду, другую и вернётся за свой стол, однако он продолжал стоять за моей спиной. Тогда я, закатив глаза, выдернула лист, взяла в руки ручку и написала наверху свою фамилию. — Прекрасно, мисс Джонс, а теперь начинайте решать. Через пять минут я проверю, как у вас дела. Мне хотелось послать его куда подальше, но в прошлый раз моё хамство не закончилось ничем хорошим, так что я, скрипя сердцем, всё-таки попыталась вникнуть в суть заданий. Восемь уравнений сначала казались мне просто набором букв и цифр. Я смотрела на задания и ничего не понимала. Красные от постоянного недосыпа глаза чесались, жутко хотелось спать. Я бы, наверное, просидела так весь урок, если бы не увидела часть решения у моего одноклассника, сидящего на соседнем ряду. Меня не волновало правильное ли оно или нет, я написала у себя на листе нечто похожее и по аналогии решила оставшиеся примеры. — Вот видите, можете, когда хотите, — сказал преподаватель, забирая мою работу в конце урока. Я лишь хмыкнула и, закинув на плечо шопер, покинула кабинет. Оставшийся день тянулся бесконечно долго. Спасали разве что переписки с Питером. У нас была трёхчасовая разница во времени, и он, в отличие от меня, в школе учился. Естественные и технические науки Питер знал на отлично, неоднократно выигрывал олимпиады и соревнования. Он отвечал мне во время перемен или на скучных для него предметов вроде истории или английского. Остальное время я была вынуждена развлекать себя сама. Утром я надеялась встретить в школе Билли, но расписание, к которому я специально подошла во время ланча, гласило о том, что уроков музыки сегодня нет ни у кого. Это странным образом меня расстроило. Зато я услышала много чего нового от других учеников. Айлиш стала главной новостью этой недели в нашем богоугодном заведении, и особо пронырливые уже изучили всю имеющуюся на просторах интернета информацию, связанную с именем новой преподавательницы. Так я узнала о брате-продюсере Финнеасе, о многочисленных выступлениях на разных музыкальных площадках Калифорнии, о домашнем пауке и каких-то других незначительных вещах. Я не привыкла подслушивать чужие разговоры, но в этот раз, сидя в столовой с книгой по психологии в руках, я внимательно слушала компанию за соседним столом. *** Так прошли две недели. Моя жизнь была стабильна и однообразна. Школа, работа, сон, школа, работа, сон, прогулка. Но я не жаловалась. Это не моём вкусе. К тому же, стабильность далеко не самое плохое, что могло со мной случиться. Красок в серые будни добавили уроки Билли. Я не зря возлагала на них большие надежды. С ней пятьдесят минут проходили как по щелчку пальцев. И я действительно узнавала что-то новое и полезное. Она объясняла нам теорию, но не как другие учителя — нудно и пресно, а понятным подросткам языком, показывая на примерах. Мы разбирали популярную музыку, вокальные приёмы, тонкости игры на инструментах. За эти пять уроков я узнала больше, чем за всю жизнь. Мои одноклассники тоже были довольны. Посещаемости уроков музыки и активности учеников на них мог позавидовать любой учитель. Сегодня я зашла в класс одной из последних. Ланч я провела в полусонном состоянии. За ночь мой отдых составил меньше четырёх часов. Всё-таки идти на тусовку после работы было далеко не самой лучшей идеей. Но тогда мне так хотелось забыться, убежать от собственных мыслей. Алкоголь вкупе с травкой сделали своё дело, и я, полулёжа на диване, наслаждалась отдающими где-то в груди битами и чувством эйфории. Мне было абсолютно по барабану, что происходит вокруг, что будет со мной на следующий день. Мой мир сузился до одной конкретной бутылки коньяка на столе и лежащих рядом круглых таблеток. Меня ничего не гложило и в таком состоянии хотелось остаться навсегда. Ближе к рассвету я переползла на второй этаж, где было чуть тише, и отключилась. Помассировав виски, я окинула взглядом класс. Помимо парт здесь стояло несколько синтезаторов и гитар, шкафы с оборудованием и учительский стол, где Билли заполняла какие-то бумаги. — Привет, Мишель, — сказала она в своей обычной дружелюбной манере, заметив в дверном проходе меня. Одноклассники даже не посмотрели в мою сторону, занятые своими делами. — Здравствуйте. Я неловко переступила с ноги на ногу и, кутаясь в худи, села на первое попавшееся место. Моё любимое, расположенное с краю, уже заняли. — Ребята, давайте начнём, — Айлиш неторопливо проследовала к маркерной доске, — сегодня у нас снова урок, посвящённый нотной грамоте. Я понимаю, что это не самая интересная для вас тема, но она очень важна. Поверьте. Она спрашивала у класса вопросы по пройденному материалу, затем объясняла что-то новое. Я понимала через раз. Ноты всегда были для меня тёмным лесом, и читала я их с великим трудом. У Билли всё было так просто, что казалось возьмёшь лист и сможешь сыграть самое сложное произведение, но на деле получалось совсем не так. Я, положив голову на руку, рисовала в тетради непонятные узоры и слушала её мелодичный голос. Голова болела сильно; объяснения всех этих терминов сливались в один пустой звук. Я чувствовала себя не самым лучшим образом и единственным моим успокоением была мысль о том, что сегодня не нужно ехать на смену. Иначе меня бы унесли вперёд ногами. Когда до конца урока оставалось около пятнадцати минут, Билли взяла со стола карточки. — Я объяснила вам самые основные понятия. В них нет ничего сложного. В музыке вообще всё логично, прямо как в математике. Тут главное вникнуть. А сейчас я раздам вам небольшой тест. Давайте начнём со второй части. Я включу вам две мелодии, а вы должны будете написать мне их. Задания подобного рода всегда были для меня проблемой. Я не обладала абсолютным слухом и в целом зрительно воспринимала информацию в разы лучше. Я прослушала сначала одну мелодию, затем другую и попыталась что-то написать. Но надежды на правильность этих моих коряво нарисованных нот почти не было. Я писала, зачёркивала, исправляла, снова зачёркивала. Когда я начала делать первую часть, класс уже почти опустел. На удивление я смогла ответить почти на все вопросы, которые оказались не такими сложными, а затем снова вернулась глазами к нотному стану. Я положила руку на лоб и тяжело выдохнула. Не знаю откуда у меня взялось это чувство, но я хотела написать эту работу на хорошую оценку. Ради Билли. Потому что она правда старалась, объясняя нам эту треклятую теорию. Плохая оценка казалась мне неуважением к ней. А я её уважала. Наверное, единственную в этой школе. — Мишель, всё в порядке? — спросила Билли чуть встревоженно, заметив моё состояние. Я подняла на неё свой уставший взгляд и кивнула. А через пару секунд я неуверенно спросила: — Вы можете включить мелодии ещё раз? — Да, конечно. В классе снова раздалась музыка, и я снова не смогла написать ничего дельного. Моя голова упала на парту. Ну почему я такая бездарность? — Хэй, что у тебя не получается? — спросила Билли, подойдя ко мне. В нос тут же ударил приятный аромат каких-то духов. Она встала за моей спиной, облокотившись рукой на парту так, что её подвески почти дотрагивались до моего лица. В животе что-то странно ёкнуло. — Я не могу написать эти тупые мелодии, — нервы начали сдавать. Билли покрутила в руках мой лист и положила его назад. — Ничего страшного, у меня тоже плохо получалось писать подобные диктанты, — увидев в моих глазах немой вопрос, она взяла первый попавшийся стул и села рядом со мной, — в детстве я занималась в хоре и там у нас были уроки сольфеджио. Пела я хорошо, а вот в нотах путалась и все диктанты писала кое как. Я совершенно не понимала объяснения преподавателя. Тогда мои родители взяли ситуацию в свои руки и объяснили понятным мне языком. Я выработала определённый план, потренировалась и знаешь, у меня начало получаться. Ты способная девочка, Мишель, просто тебе нужно набить руку. — А первая часть у меня правильно сделана? Айлиш быстро пробежалась глазами по моим ответам и улыбнулась. — Да, всё правильно, кроме одного. Сколько тонов в малой терции? Я почесала голову и, нервно усмехнувшись, сказала: — Ну, несколько. — Смотри, в одной терции три полутона. — Значит полтора тона, — дошёл до меня правильный ответ. — Вот видишь, это не сложно. А насчёт написания произведения на слух. Тебе нужно выработать определённый план. Билли рассказала мне то, что когда-то рассказывали ей родители. Я смотрела на неё, слушала её голос и невольно любовалась, задаваясь вопросом: «Что же в тебе такого, Билли Айлиш?». — Хочешь попробовать написать диктант ещё раз? — спросила Билли, завершив свой монолог. После моего неуверенного кивка она пересела за ноутбук и включила мелодию. Я узнала в ней «Ocean eyes». От ребят в столовой я узнала, что эту песню Билли записала в подростковом возрасте. Это было невероятно. Я послушала двадцатисекундный отрывок несколько раз и, следуя своеобразной инструкции преподавательницы, постаралась написать мелодию. Меня снова начали терзать сомнения о правильности моих каракуль, идти сдавать лист было страшно. Мне не хотелось, чтобы Билли считала меня полной бездарностью, которая даже после разжёвывания этого, казалось бы, не сложного задания, не может правильно его выполнить. Если бы это был любой другой учитель, я бы даже не задумалась о таких вещах. Меня ведь никогда не волновало чужое мнение и чужие мысли. А с ней всё было иначе. — Ты всё, Мишель? — спросила Билли через несколько минут. Я, понимая, что тянуть время нет смысла, отдала ей диктант и встала чуть поодаль. Она тут же проверила его, исправив чёрной ручкой несколько нот, — ты молодец! Почти всё правильно. Я поставлю тебе A. Я не знала, как реагировать на похвалу и на хорошую оценку. Крайний раз нечто похожее случалось со мной в начальной школе, это было словно в другой жизни. Честно говоря, в тот момент мне очень хотелось поблагодарить Билли за всё, что она для меня сделала, хотелось много чего сказать и, что самое неожиданное, хотелось до неё дотронуться. Я никогда не была тактильным человеком, старалась избегать физических контактов, а тут вдруг такое желание. И это ощущалось странно. Не только потому что я привыкла вести себя определённым образом, но и от осознания, что Билли — моя преподавательница, и я в любом случае не могу общаться с ней на равных. Я совершенно не понимала природу своих чувств, в моей голове крутилось очень много мыслей, с которыми мне только предстояло разобраться. — У тебя ведь больше нет занятий? — спросила Айлиш, доставая из небольшой чёрной сумки ключи от машины и крепя их к джинсам. — Нет, — ответила я через несколько секунд. — Не поможешь донести коробки? — она кивнула в угол класса. Я согласилась. Любого другого человека я бы послала куда подальше, но Билли хотелось помочь. Я взяла в руки две коробки среднего размера. Они были довольно тяжёлыми. — А что здесь? — Оборудование. Финнеас, мой брат, попросил забрать утром, а отвезти домой не успела. Тебе не тяжело? — Нет, всё нормально. Мы с Билли шли по опустевшему коридору. Пространство было залито солнечным светом, в воздухе летали пылинки. У меня были странные ощущения. Я будто попала в сон. Светлый и лёгкий. — Атмосфера невероятная, — тихо произнесла Билли. Прямо прочитала мои мысли, — у меня появилась идея для песни. — Что за идея? — поинтересовалась я. — Я пока не могу рассказать, это просто образ в моей голове. Но я обязательно дам тебе послушать, если из этого что-то выйдет. Мы молчали около минуты, а потом я сказала: — У вас потрясающие песни, Билли. — Спасибо, Мишель, — она искренне улыбнулась, — мне приятно это слышать. И ты можешь обращаться ко мне на «ты». Всё-таки у нас с тобой не такая большая разница в возрасте. — Хорошо, — я уже предчувствовала, как мне будет неловко. В голове крутились мысли и вопросы, связанные с её отношением ко мне. С одной стороны, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но с другой… Билли помогла мне с работой, попросила помочь и называть на «ты». Я ничего не понимала, но в душе было так радостно. Этот день стал словно лучик солнца в непроглядной тьме. Мы дошли до полупустой парковки, где осталось всего несколько машин. Билли подошла к чёрному матовому автомобилю и открыла багажник, куда мы поставили коробки. — Спасибо за помощь, Мишель. Тебя подвезти? Это было бы здорово. Тратить на дорогу домой целый час совсем не хотелось, но я просто не могла себя пересилить и принять предложение. Не могла и всё тут. — Не стоит, спасибо. Я далеко живу. — Да ладно тебе. Я же вижу, что ты устала и мне совсем не трудно. Я терпеть не могла неловкие ситуации, а эта была именно из такого разряда. Я судорожно думала, как вежливо отказать Билли и поскорее ретироваться. — Не парься, — вот уж я придумала, что сказать, — я доберусь сама. Пока. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом направилась вперёд. Умения облажаться мне не занимать. Руки по привычке потянулись к шее. Я шла минут десять, совершенно не разбирая дороги. Мне надо было разобраться в себе, своих мыслях и чувствах. Мимо меня проезжали машины, проходили люди. Весенний ветер раздувал волосы, а солнце слепило глаза. В один момент я просто побежала со всех ног. Что же со мной происходит?