Летаргические сны

      Мокрота, теперь ставшая красной, как переспевшие яблоки в саду, где они с Кенни любили бегать в детстве, пятнами оседала на подушке, вырываясь из горла и въедаясь в хлопковую ткань. Если крепко прижаться к такому пятну носом, можно ощутить запах железа: слабый, едва ощутимый после десятка стирок. Кенни сидел у постели, положив щëку на хрустящую накрахмаленную простынь.       Рука Кушель, ставшая ещë тоньше со времени начала болезни, ужиком ползла по шее Кенни, щекоча ему затылок, макушку и лоб; худые пальцы путались в немытых смоляных волосах, пропахших мазутом с завода, где старший брат добывал кое-какие крохи на их жизнь. В манеже, добротно сколоченном Кенни из украденного на местной стройке дерева, посапывал Леви, недавно отпраздновавший свой первый год жизни. Жиденькие чëрные волосëнки мальчика намокли от духоты комнаты.       Открыть окна Кенни не решался. Он подполз ближе к сестре, прислушиваясь к еë тихому дыханию, которое щекотало ему лоб. Губы у Кушель высохли и лопались от малейшего слова, как созревшие вишни. Кенни засунул в рот большой палец, обильно смочил его слюной и обтëр губы сестры, пытаясь хоть как-то смочить их. Уголки рта дëрнулись, глаза сузились, и всë вместе служило выражением улыбки.       Сил у Кушель почти не было — долгая болезнь забрала их все, и даже сын не мог смягчить участи, которая ждала женщину. Рука Кушель добралась до щеки брата и нежно погладила свежую глубокую царапину. Кенни стыдливо отвëл глаза.       — Пила соскочила.       Ему было стыдно, что он, глава семьи, от которого зависели больная женщина и малолетний ребëнок, так пренебрегал своей безопасностью. Кушель легонько хлопнула его по щеке. Ну что ж, заслужил. Еë рука дошла до щетинистого подбородка, и Кенни перехватил еë, аккуратно поднося к губам. Этими руками она носила продукты на рынок каждый день, полоскала бельë, копалась в земле, собирала фрукты, шила платья для сельских модниц. Этими руками она любила его, Кенни. Ему страшно было представить, что из них уйдëт вся жизнь и он, маясь остаток своей, будет искать похожие у каждой женщины.       Чëрный человек за дверью неумолимо отсчитывал минуты, отведëнные женщине. Кенни никогда не устанет прощаться с ней и не устанет говорить суровому визитёру: «Позже, позже, заходите позже», а потом возвращаться к сестре с плошкой, наполненной тëплой, мягкой водой. Но уже пора.       И чëрный человек, никого не спрашивая и ни с кем не считаясь, вошëл в дом Аккерманов.