***
Фили просыпается от того, что чувствует на себе чей-то пристальный взгляд, теплый и ласковый, будто бы даже изучающий. Распахнув глаза, он дергается от легкого испуга, поскольку на него, со всей пристальной внимательностью смотрит большой черный волк, положив лапу молодому гному на грудь. Принц Эребеора был сложен на диво ладно: четко очерченный рельеф мышц на руках и ногах, широкая, мускулистая грудь, крепкий торс и узкие бедра делали его похожим на живое изваяние, а ясные голубые глаза и густые светлые волосы были предметом обожания многих молодых девушек Железных Гор. Однако одно дело, когда на тебя столь нежно смотрит кто-то твоего рода и племени, или же наконец человек, может эльф, а другое дело, когда волк. — Доброе утро? Животное приветственно скулит, мазнув мокрым языком по чужим губам, и Фили мягко смеется, вспомнив те дни, когда пес его прадеда приходил к принцу в покои, укладывался рядом и вылизывал лицо, а то и уши в придачу. Внук Траина находился в лачуге оборотней вот уже несколько суток, но еще ни разу не видел брата в обличье гнома. Это слегка напрягало Фили и тот поспешил расспросить обо всем Торина, с которым поладил быстрее, нежели с молчаливым, но столь похожим на него внешне Фрерином. — Кили считает себя уязвимым, когда не превращается в волка, хотя кое-чему важному нам удалось его научить. Этот мальчишка — отличный лучник. — Он считает, что волк сильнее гнома? — Возможно. Это ни с чем несравнимое ощущение, Фили, бежать по ночному лесу, освещенному лишь полной луной, когда все твои чувства обострены до предела, и ты становишься единым целым со всем миром и тем, что в нем. — Глаза Торина становятся будто бы мечтательными, и он блаженно улыбается, закусив губу. — Свобода, сила — вот, что управляет нами, в обличие волков! Это невозможно объяснить, только прочувствовать самому. — Нет, спасибо, — Фили бросает взгляд в сторону катающегося на спине неподалеку Кили, и скрещивает руки на груди. — Как гном я чувствую себя вполне свободно. Торин лишь посмеивается над словами племянника, предложив тому небольшое соревнование. Он достает свой верный меч, что держал в углу у входной двери, и вызывает Фили на шуточный поединок. Тот охотно соглашается. Фрерин выходит из дома как раз в тот момент, когда племянник теснит дядю к краю поляны мощной чередой ударов, но сын Траина прекрасно знает, что Торину в поединках нет равных. Торин позволяет юнцу насладиться полупобедой, после чего принимается атаковать сам и весьма быстро выбивает оружие из рук принца. Фрерин аплодирует брату, краем глаза заметив, с каким вниманием за происходящим наблюдал Кили. Он узнает этот взгляд, ведь сам когда-то также смотрел на сына собственной матери, когда еще не знал, обернется ли порочное чувство взаимным притяжением, и хмыкает в бороду. Его, в отличие от брата, судьба королевства интересовала мало, а потому не видел ничего дурного в том, чтобы племянник остался с ними. Фили был почти его копией, мог стать сыном, которого у него никогда не будет, а Кили наконец перестанет прятаться под шкурой зверя и позволит любви проникнуть в свое сердце. Но без согласия Фили все переживания так и оставались лишь мечтами.***
Он идет к небольшому озеру, что находилось рядом с лачугой, дабы искупаться перед сном и ловит себя на мысли, что после многих лет, проведенных как принц, находясь в окружении слуг и удобств, сложно быстро превратиться в простолюдина, хотя ради этого и предпринимался побег. Фили думает пойти дальше, дойти до таких уголков земли, где еще не ступала нога гнома, что казалось маловероятным, но пленяло сердце молодого принца. Находясь в плену собственных раздумий, он даже не слышит, как к нему подошел кто-то со спины и положил ладонь между лопаток. Резко дернувшись, он видит перед собой молодого гнома, с куда менее кустистой бородой, нежели у самого Фили, темноволосого, кареглазого, красивого. На губах у юноши играет улыбка, а знакомый лукавый прищур быстро выдает в нем того, кто доселе молча следовал за принцем молчаливой тенью. Он узнает его почти интуитивно, по велению сердца, будто даже некому проведению. — Чтоб меня… Кили! Захватив брата в объятия, он крепко сжимает его поджарое тело в тисках собственных сильных рук и не отпускает до тех пор, пока тот не жалуется на почти что сломанные ребра. — Прости, прости! Махал, я уже не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова. — В обличие волка я нравлюсь тебе меньше? Голос Кили приятный, шутливый, и Фили только улыбается в ответ, отрицательно помотав головой. — Ты мне нравишься любым, но с волком особенно не поговоришь. — И то верно. Какое-то время оба гнома просто рассматривали друг друга, предаваясь воспоминаниям о той части детства, которую удалось застать им вместе и которая казалась старым, давно забытым сном, после чего, обменявшись парой шуток, завязалась дружеская потасовка в воде — забавное дурачество, предшествующее уже куда более серьезному разговору на траве, где каждый из гномов делился тем, что накипело у него на душе. — Мне было так страшно. — Кили ежится, как от озноба, тряхнув мокрыми волосами. — Если бы не дяди, я не знаю, выжил бы вообще. Глаза Фили наполняются злобой от услышанного, и он ласково приобнимает брата за плечи, поцеловав того в висок. — Я с тобой. И никогда не предам тебя, слышишь? Кили улыбается в ответ, широко и радостно, уткнувшись по привычке носом в светлые волосы недавно обретенного родича. Он ластится, как самый обычный пес, полной грудью вдыхает чужой запах, а под конец вовсе слизывает стекающую струйку воды с шеи брата, мазнув языком по коже гнома. Тот от удивления дергается, слегка нахмурив брови, но Кили будто и не замечает этого вопрошающего взгляда, ведь с его точки зрения все было абсолютно естественно. Он наслаждался пряным запахом кожи брата, испытывал истинное удовольствие от нахождения рядом с ним в подобной близости, все больше давая дорогу тому чувству, что зарождалось в его душе. — Пойдем, становится темно и холодно. Кили согласно кивает, идет с родичем плечо к плечу, радуясь каждому разу, когда Фили приобнимал его за плечи, вновь привыкая к тому, что у него есть брат. Однако произошедший казус у озера не стал единственным случаем, когда поведение младшего сына Дис настораживало и поражало, а появление в лачуге Бьорна, хозяина владений, послужило толчком к разговору, после которого Фили вновь стал перед выбором — остаться или уйти. Бьорн был оборотнем от рождения и понимал натуру похожих на себя куда лучше, нежели прожившие большую часть жизнь в Одинокой Горе гномы, а потому быстро замечает, улавливая чужие эмоции почти что интуитивно, как изменился молодой отпрыск Дурина за время отсутствия самого Бьорна. — Я с трудом смирился с присутствием у меня дома трех гномов. Теперь появился еще один. Фрерин снисходительно улыбается в ответ, уже привыкнув к вечному ворчанию оборотня, который некогда дал им приют в своей лачуге. Он прекрасно помнил те времена, когда они с Торином воровали у Бьорна скот да птицу, любимые хозяином дома исключительно в виде домашних питомцев, и чуть не сгинули под его медвежьими лапами, когда тот поймал их в своем хлеву. Но Бьорн проявил милосердие, когда уже обратился вновь в человека, и не стал добивать тяжело раненных его когтями и клыками гномов, а, напротив, выходил обоих, позже позволив жить бок о бок с ним, пускай и на определенных условиях. Потом появился Кили, а теперь было необходимо как-то объяснить проживание вместе с ними еще одного потомка Дурина. — Ты очень против? Бьорн уже отвык жить один, хотя некогда крайне противился чьему бы то ни было обществу, в особенности тех, кто не способен как он уважать жизнь живых существ, от малютки-мыши до высоких, статных оленей, однако с годами нашел компромисс с новыми жильцами его дома, так что теперь в его глазах не было даже намека на истинное раздражение. — Он твой сын? — Племянник. — Фрерин криво усмехается, прекрасно зная, что его сходство с Фили более чем удивительное. — Я надеюсь, он останется с нами. — Ваш юнец тоже надеется. Сын Траина хмурится, хотя прекрасно понимает, о чем говорит оборотень. — Только не говори, что не чувствуешь того запаха, что исходит от Кили. Ты ведь зверь, а не простой гном. — Он любит его, что нормально, ведь Фили ему брат. — Торин тоже тебе брат. — Басит Бьорн, оголив острые клыки в полуулыбке. — Но если ваше чувство, каким бы странным для меня оно ни было, зародилось еще до укуса варга, то Кили же такой почти всю свою жизнь. Он мыслит как волк, а не как гном, и его симпатии… — Хочешь сказать, мой племянник не способен нормально любить? — Возмущенно говорит Фрерин, который пускай и был сдержаннее брата, но нравом все же пошел в породу деда. — То, что он не простой гном только усиливает привязанности, а не делает их какими-то неправильными! — Я не говорю о неправильности. — Резко осаживает Фрерина Бьорн. — Но если обычный гном, или человек, или эльф руководствуется также разумом, то такие как мы следуют больше инстинктам. Особенно, если ты зверь всю свою жизнь. Он выбрал брата в пару, руководствуясь именно этим, как бы ты не пытался того отрицать. И я не думаю, что вашему племяннику придется по душе такая братская любовь. Вдруг оба мужчины слышат скрип доски на крыльце у двери и чьи-то удаляющиеся шаги. Фрерина быстро озаряет, кто подслушивал разговор, а мелькнувшая за деревьями светлая макушка только подтверждает догадку. — Дай ему побыть одному. — Бьорн также выходит из дома, схватив гнома за плечо. — Без оружия он далеко не уйдет.***
Фили буквально бежит, сам не зная куда, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Он еще толком не успел привыкнуть к странной любви одних своих родичей, а теперь оказалось, что сам попадает в схожую ситуацию. Он не хотел терять брата вновь, но принять подобное казалось невозможным. Он доходит до какого-то обрыва, откуда открывался живописный вид на округу, и грузно падает на колени, зарывшись пальцами в растрепанные на ветру волосы. Солнце уже клонилось к закату, а он был без меча или хотя бы клинка, однако места страху в сердце не было, поскольку все мысли гнома роились вокруг брата. Последний раз, когда еще в залах Горы они беззаботно проводили время вместе, был очень давно. Фили смутно помнил, как играл с Кили, подначивал его на какие-то пакости, для которых тот был еще слишком мал, а потом в голове уже всплывает образ взрослого юноши, с густыми, темными волосами и теплыми, но порой ужасно хитрыми глазами. А еще улыбка, такая светлая и такая яркая, что способна затмить солнце. Интересно, смог бы Фили иначе отреагировать на чувства брата, если бы встретил его до того момента, как распознал в нем родича? И вообще, может ли он полюбить мужчину? Кили подходит со спины неожиданно, присев рядом и положив руку на плечо. — Брат? Фили поворачивает голову, сталкиваясь с чужим взволнованным взглядом, и вымученно улыбается. — Все в порядке. — Нет. — Упрямо качает головой Кили. — Я чувствую это. Это из-за меня. — С чего ты взял? Кили невесело усмехается, взглянув с грустью на алеющий закат. — Я же не дурак. Может и не вырос среди каменных залов Эребора, да и принц из меня плохой, но все же. Он не помнил матери, едва ли признал бы знакомые и столь родные для Фили места. Он вырос в лесу, был обучен обоими дядями да большим, хмурым Бьорном всему, что те могли передать. Торин был искусным мечником, Фрерин научил стрелять из лука; они оба были искусными воинами, умели ковать оружие, а Кили чувствовал себя свободным и сильным только в обличие волка, пренебрегая тренировками, на которых настаивали родичи. Примет ли его брат когда-нибудь таким, какой он есть? С такой любовью, таким взглядом на вещи, по сути своей дикого щенка, которого некогда бросили в лесу умирать… — Я уже говорил тебе и скажу снова: я не предам тебя, брат. И не брошу. Мое место рядом с тобой. И если когда-либо я решу уйти, то не из-за тебя. Фили крепко обнимает Кили, прижав к себе, чувствуя, как эмоции переполняют сверх меры, глядя в эти нежные, глубокие глаза, что проникали в самую душу. — Ты хочешь уйти? — Шепчет ему куда-то в ухо Кили. — Возможно. Но не сегодня. Сегодня мы будем веселиться.