Сделай счастливое лицо

— Камило...   Голоса звучат наперебой. Смешиваются, как масляные краски на холсте, и переливаются, как тягучий мёд. И чем дольше он вслушивался в фразы, чем усерднее пытался найти в них смысл, тем сильнее гудела боль в висках, тем труднее становилось дышать, и накрывала какая-то необъяснимая тревога. — Камило...   Повторилось на горизонте реальности и воображения. Прислушиваясь ко внутренним голосам, он слышал что-то знакомое, но не мог сфокусироваться на этом, пока громкий звук не раздался прямо за головой. — Камило! Ты с ума сошёл, чего не откликаешься?   Камило оборачивается и видит перед собой девушку в очках с зелёной оправой, в руках которой находится с виду не самая лёгкая корзина, до краев наполненная выпечкой. Он с непониманием осматривается по сторонам и обнаруживает себя, стоящим у входа в дом лицом к дороге. — Будь добр, отнеси маме в город, у меня ещё дел по горло, — Мирабель, его кузина, передаёт ему в руки корзинку и, отстранившись, выпрямляет смявшуюся под весом груза юбку. Она поправила очки и прошлась по юноше внимательным взглядом. — ты чего тут встал и молчишь? День не резиновый, сегодня много работы.   Мирабель пихает его под бок локтем и, не дожидаясь ответа, убегает обратно в дом. — А, я... да, конечно.   Камило схватился за корзину поудобнее и снова оглянулся. Он вдруг совершенно забыл, как пришёл сюда и ради чего. Головная боль чуть стихла, и тревога, почти окатившая его волной, заметно стихла, её заменили непонимание и раздумья. — А как я... ладно, без разницы, — Камило не был настроен что-то выяснять. Теперь ему поскорее хотелось добраться до центра и поставить эту тяжёлую корзину на своё законное место. А ещё, быть может, получить на лапу пару аппетитных ареп...   Янтарные лучи обжигают своим теплом, греют черепицы крыш и воду в реках. В городе шумно, даже слишком. Рабочий день в самом своем разгаре.   Камило морщится от яркого света солнца и от пульсации в висках, которую провоцировал весь этот шум, пока в один момент не врезается лбом во что-то мягкое. Он мигом приходит в чувства и, подняв голову, обнаруживает, что ударился об тётино плечо.   Джульетта взволнованно обернулась на племянника. — Душа моя, с тобой всё хорошо? — обеспокоенно спросила женщина, подняв лицо Камило на себя ладонями, нежно обхватившими веснушчатые щёки. — Ты сегодня даже не покушал... Я оставила твою порцию на столе. — Да? — Удивлённо вскидывает брови Камило, после благодарно кивает. — Спасибо, тётушка. Мирабель сказала отнести Вам выпечку.   Та кивает, принимая из рук племянника корзину и ставя её на прилавок. Толпа пострадавших и нуждающихся в помощи постепенно разошлась, однако Джульетта не спешила расслабляться: волшебные угощения закончились быстро, и она попросила дочку принести вторую порцию. — Спасибо. Ох, и не нравится мне что-то твой внешний вид... Тебе бы отлежаться. И поесть, — покачав взволнованно головой, тётя заботливо завернула в салфетку пару ареп и протянула их Камило. Он охотно принял угощение. Всё-таки буйный аппетит, присущий ему, никуда не делся, и урчание пустого желудка усиливалось. — Спасибо, — уже с набитым ртом благодарит её младший. — Удачи Вам!   В ответ он получает добрую улыбку и кивок, после чего женщина возвращается к работе: за это время у прилавка успела собраться небольшая очередь из побитых горожан.   Камило проглатывает арепы, практически не жуя, обтирает руки об брюки и осматривается в поисках того, кому могла бы понадобиться его помощь.   Он не хотел признать этого, но желания работать сегодня не было. Камило в целом в последнее время стал всё неохотнее выходить из дома, из комнаты, он слишком быстро уставал от городской суеты и общения с людьми, но что поделать? Работа есть работа, бабушка не одобряла тунеядство.   Каждый был занят делом, и один лишь Камило стоит посреди улицы, почёсывая затылок, не понимая, куда себя деть.   В глаза ему вдруг бросается затюканная мамочка с ребенком на руках, которая, заметив Камило, явно облегчённо вздохнула и обратилась к нему. — Доброе утро, Ка... — женщина помялась, задумавшись. — Ка...Камило, — она щёлкнула пальцами, когда наконец вспомнила. — можно тебя попросить помочь?   Конечно, он не может отказать, да и сидеть с детьми — его постоянное занятие, вот только... что это было?   Ему ведь не показалось?   Его... забыли?

***

  День подходил к своему завершению, то подтверждало солнце, постепенно уходящее за горизонт. Улицы пустели, всё семейство уже давно собралось на совместный ужин, не досчитали лишь одного — Камило всё-таки не отлынивал и честно трудился до самого вечера. Наверное, таким образом он пытался заглушить нарастающую тревогу, что не разлучалась с ним с самого утра. Он упивался любимым делом, отыгрывал роли на публику, веселил детей и медленно приходил к пониманию, что это уже не доставляет такого удовольствия, как раньше. Но ему больше ничего не оставалось, он только это и умел.   Ситуация с горожанкой остро врезалась ему в память, весь день он только и делал, что прокручивал её в голове. Это служило стимулом продолжать работать. Чтобы его не забывали. Чтобы его продолжали любить.   Плохим решением оказалось совсем не есть, а учитывая прожорливость, к которой привык организм — очень плохим. Младший Мадригаль вернулся домой совершенно опустошенный и физически, и морально. Теперь, когда он вновь остался наедине со своими мыслями, тревога не заставила себя долго ждать. — Ты где так долго был? — голос со спины напугал не на шутку. Парень подпрыгнул на месте и, перевоплотившись в нескольких людей от испуга, обернулся. Дядя Бруно даже после возвращения в семью имел дурную привычку ходить совсем бесшумно, чем каждый раз пугал как в первый. Бледное и худое, с впалыми щеками и мешками под глазами, но такое родное лицо заставило Камило немного успокоиться. — Работал, — в непривычной для себя манере ответил юноша, проходя в сторону кухни. Больше всего сейчас хотелось поесть и лечь спать. Подальше от тревожных мыслей.   Бруно немного удивился такой спокойной прямоте. Он сщурился, присматриваясь, и, ничего подозрительного не найдя, тяжело выдохнул. — Ладно, пошли. Все давно ужинают.   Кажется, Бруно был единственным, кто обращал внимание на поведение и состояние племянника, после Джульетты, конечно: она-то за полверсты чует человеческое беспокойство. Но тем не менее. Весь ужин он сверлил Камило взглядом. Тот лениво ковырял вилкой куриную грудку, аппетита не было от слова совсем, хотя буквально полчаса назад он был готов убить за еду. Паника нарастала, его рука нервно потряхивалась, как и опущенная вниз голова, о чем свидетельствали кудри, что пружинили время от времени. Семья увлеченно беседовала о прошедшем дне и о планах на завтрашний, совсем не замечая потухшего мальчика. «Может, оно и к лучшему» — подбадривал себя Камило и нервно кусал губы. Где-то в душе становилось обидно.   Его даже никто по имени не назвал. А было ли у него имя?   После ужина Камило остался на кухне убирать со стола и мыть посуду в наказание за опоздание, что считал совершенно несправедливым, но спорить с абуэлой не стал, ибо себе дороже. Уж лучше так, чем потом ловить на себе её косые взгляды.   Действительно, эта женщина сводила с ума всех в доме. Из-за неё каждому члену семейства приходилось загонять себя в рамки идеала, которые поддерживать с каждым днём становилось всё сложнее и сложнее. Как вообще можно оставаться собой и быть по-настоящему счастливым, когда ты — заложник своего дара? Жители Энканто навряд ли хоть раз задумывались о том, что скрывается за улыбками Мадригалей. Сколько боли, подавленных эмоций и чувств, а как сильно это бьёт по психическому состоянию. Да, в первую очередь Камило думал о своей маме: её дар поистине ужасен. Юноше горестно смотреть на то, как Пепа проглатывает огромный ком эмоций, который всё разрастается и, кажется, скоро заставит её задыхаться, пока не убьёт. А вместе с ней и папу, ведь Феликс переживал за состояние супруги как никто другой.   Камило качает головой и грустно выдыхает.   Тишину кухни пробивает ритмичное тиканье стрелки на часах, приближающейся к отметке в девять часов вечера. Камило не заметил, как прошло время, и как он уже закончил с посудой, теперь стоя у раковины с открытым краном и прожигая её взглядом. Абсолютно пустым. Касита взволнованно перебирает плитками, толкая мальчика в ладони, которыми он упёрся в столешницу.   Вновь тишина. Голоса с верхнего этажа заглушаются постепенно, после — звук ходящей стрелки, последней заткнулась журчащая в кране вода. Лишь тихий звон где-то издалека настигает подобно волне, что вот-вот стремительно обрушится с воем и так же стремительно оглушит, не оставив и попытки на спасение.   Мир замер.   Камило уже не вспомнит, как закрыл кран, как ушел с кухни, как вымылся, переоделся и лег спать. Сознание включилось лишь в момент, когда юноша уже лежал в кровати и смотрел в потолок.   Пора спать.