Молот ведьм

Некоторые учёные говорят: имеются на свете три существа, которые как в добре, так и во зле не могут держать золотой середины: это — язык, священник и женщина

12 июля 1977 Много лет спустя Джеймс Поттер спросил ее: когда это началось? Они сидели на кухне его дома после похорон его родителей, и парень, убитый горем, с покрасневшими от рыданий белками глаз, задал этот вопрос. Может, желал узнать, как она справляется. Может, хотел понять, как ему с этим справиться. Это был не первый их разговор по душам, но один из самых сложных. Блейк позволила Джеймсу спросить, потому что знала, что ее боль отвлечет его от собственной потери. Они сидели на кухне, в Годриковой Впадине, слушая, как наверху о чем-то тихо переговариваются Ремус и Сириус, когда Блейк ответила. Ее голос сорвался, но Джеймс — добрый, милый Джеймс, дружбу которого она когда-то отвергала, как проказу — положил свою ладонь поверх ее и мягко кивнул, готовый выслушать ее и сдержать истерику. Обычно этим занималась Эммелина, но тогда Вэнс не было рядом, и Джеймс решил попробовать сдержать ее силу — у него получилось, как получилось сделать это тогда, в поместье Гойлов, когда они искали крестражи. И до этого — в женском туалете, когда он, спрятавшись под мантией-невидимкой, слышал, как она кричала на профессора Дрейка и клялась самой себе и тем стенам, что будет с наслаждением купаться в крови Волан-де-Морта и всех причастных. Конечно, тогда они еще не знали этого, но само его незримое присутствие не позволило ей разнести туалет в клочья. Сначала Блейк не знала, что ему ответить. Она не смогла вспомнить, когда именно это началось, помнила лишь, когда и как это закончилось, но не смогла сообщить о начале действий. Но тогда, в туалете, Блейк говорила страшные факты, общую картину, больше внимания уделяя тому, что случилось, а не причинам, не временной линии. Просто, чтобы выплеснуть это. Если задуматься, до того разговора с профессором, у Блейк не было возможности хоть раз по-настоящему оплакать свою семью или рассказать, как страшно ей было в горящем особняке, пока она пыталась избежать смерти от рук собственных родственников. Потом до нее дошло. Вторая неделя каникул, ответила она спустя пару минут после его вопроса. Блейк наливала парню огневиски, когда говорила об этом. Подумав, она налила и себе. Это была вторая неделя каникул, сказала Блейк. Тогда все началось. В тот день я узнала о Волан-де-Морте. Это было раннее утро двенадцатого июля после пятого курса. В греческой школе магии Мисмахиас экзамены заканчивались в середине июня, раньше, чем в Хогвартсе, но студенты имели право жить в общежитиях еще две недели, чтобы гулять по улицам, развлекаться. Поттер, фыркнув, сказал, что у англичан на это есть Хогсмид. Блейк тогда отмахнулась от него. Это было не то. В Мисмахиас, располагающейся на горе Олимп, не было деревушки, полной волшебников. Конечно, не стоит считать греков чудовищами и зверями, у них были развлечения, было что-то вроде Хогсмида, но в те две недели им разрешали в виде туристических групп спускаться с той горы и бродить по Литохоро, небольшому городку у подножия горных вершин. В свой первый год в Хогвартсе она безумно скучала по Мисмахиас, скучала по высоким горам, с которых, казалось, могла рассмотреть весь мир, особенно, если учесть, что она не имела права никому ни о чем рассказывать, скрывая себя и свое происхождение. Во второй год у нее не было времени на тоску. Девушка пыталась найти подходящие к этому слова, но ее голос дрожал, и Сохатый налил еще огневиски, выпивая свой стакан в один глоток и наливая второй. Блейк знала, что сейчас они могут помочь друг другу только взаимным алкоголизмом и историями. Как это случилось? спросил Джеймс. Быстро. Больно. Вот, как это случилось. Проснувшись на рассвете, как ее приучила бабушка Оша, Блейк быстро завершила свой утренний туалет и собиралась провести несколько полезных часов в библиотеке. У нее оставалось еще три эссе по Зельям, которые нужно будет сдать в начале года. К слову, я их так и не написала, пожимала плечами Блейк. Не до того как-то стало. Я знала, что уже никогда не вернусь в Мисмахиас. Отец вызвал ее в кабинет. Тогда это случилось. Комната в левом флигеле их поместья была специально оборудована под нужды главы семьи, которым не так давно стал Рес Кавьяр. Несмотря на то, что он был фактическим главой, всем до сих пор заправляла бабушка Оша, постепенно передавая сыну свои дела. И под «делами» Блейк всегда имела ввиду семейный бизнес. После всего ей пришлось каким-то образом оптимизировать работу всех отделений, налаживать связи, которые были разорваны из-за идиотизма бабушки, но в итоге она вполне в этом преуспела. Поэтому я не знала, как мы дошли до резни в собственном доме, закрывая лицо руками, бормотала Блейк. Оша не имела права нами командовать, но, почему-то, все слушались ее. Как мы стали такими? В его кабинете были темно-коричневые стены, вспоминала девушка. У отца было много книжных полок, всегда пахло шалфеем, потому что это был любимый запах матери, а шторы он никогда не закрывал из принципа, даже, если солнце светило его гостю в глаза, как сейчас. Понимаешь, Кошмарик, иногда мне кажется, что солнце может навсегда потухнуть. Я слишком люблю его, чтобы жаловаться на свет. Я всегда ищу свет. И ты тоже так делай, сказал папа, научив ее заклинанию, чтобы выискивать связующие нити между людьми. И ей это пригодилось, чтобы заметить голубую нить, объединяющую их с Джеймсом. Всегда ищи свет. Тогда тебя не настигнет мрак. Кошмарик. Только отец так ее называл. Наверное, все дело было в форменной истерике, которую она закатила в пять лет. Она как сейчас могла вспомнить тот обед. Кузина Сессилия, покачиваясь на стуле около бабушки Оши, рассуждала о том, что Блейк вряд ли даже пригласят посмотреть на школу Мисмахиас, поскольку она не отличалась утончённой грацией, а также силой в их семье. К тому моменту у Блейк действительно не было всплесков стихийной магии, и она знала, что родственники волновались, что девочка родилась сквибом. К тому же, она не слишком была похожа на своих высокопарных родственников. Всегда растрепанная, абсолютно наплевательски относившаяся к семейному имиджу и с недовольством относительно неудобных платьев. Блейк даже не помнила точно, как это случилось, но она была так зла на кузину! Сначала задрожал стол, отчего вилки заскрипели на тарелках. А после ее магия вырвалась на свободу. Это была настоящая истерика, свойственная женщинам семьи Кавьяр. Она взорвала все, что могло быть в поместье, и это было чудо, что лаборатория троюродного дедушки на первом этаже не пострадала, иначе последствия были бы плачевными. Все окна разлетелись в стеклянную пыль, столы и стулья перевернулись, а фарфоровые сервизы на кухне выбили деревянные дверцы шкафов и осыпали осколками трудящихся эльфов. Многочисленная мебель в комнатах превратилась в щепки. Рояль, стоящий на втором этаже, рухнул прямо на обеденный стол, обиженно звякнув клавишами. Это было истинным подтверждением крови древнейшего рода. Их старая, беспощадная магия, по словам бабушки Оши, была даром хаоса, который пришел от Лунной Девы. И в тот день Блейк наглядно продемонстрировала эту силу по всей ее красе. Отец был в восторге, а Сессилия, измазанная в салатном соусе, получила наказание за неподобающее поведение за столом. После этого отец, смеясь, потрепал ее по золотистым кудряшкам и сказал, что она — будущий ночной кошмар каждого, кто посмеет ее обидеть. Блейк больше не обижали. Конечно, до того рокового дня. В кабинете отца было мягкое кресло, на которое опустилась девушка. Он что-то писал на пергаменте, даже не заметил дочь, пока она не покашляла. Мужчина вздрогнул. — Прости, родная, — Рес поднялся на ноги, потянулся и, подойдя ближе, чмокнул ее в лоб. Его светлые кудри были в настоящем беспорядке, и Кавьяр предположила, что он снова не спал всю ночь. Они действительно были похожи, пусть черты лица Блейк были больше материнскими. Все Кавьяры носили золотистые кудри как корону на собственной голове, но у папы лицо было более вытянуто, а челюсть слегка выпирала вперед, тогда как у Блейк — и это ее раздражало — лицо было круглым, из-за чего она казалась пухлее, чем была на самом деле. Чертовы щечки. Рес взмахнул рукой, обведя ей круг по воздуху, и дверь с тихим хлопком слилась со стеной, ограждая рабочий кабинет от остального дома. Метамагия, вспомнила Блейк раздел семейного гримуара. Магия, позволяющая зодчим совершать пространственные перемещения объектов, отрезая их от реальности, замыкая таким образом магическую связку пространства, отсекая комнату от действительности. Они могли провести в этом кабинете весь день, но время, окутывающее кабинет, застыло на месте. Спустя пару месяцев Блейк и сама научилась этой магии. Ей пришлось. — Ты снова не спал? — нахмурилась девушка, видя под зелеными глазами отца темные круги бессонной ночи. — У Коллет были кошмары, — кивнул Рес. — Послушай, нам надо поговорить. И я хочу, чтобы ты выслушала меня, а потом кое-что сделала. — Конечно, — обеспокоенно согласилась она. — Ты знаешь, кто такой Волан-де-Морт? — спросил напрямую отец. — Что-то слышала, — пожала плечами Блейк. — Он пытается выступать против магглорожденных, кажется. — Нет, — покачал головой Рес. — Он хочет уничтожить магглорожденных и магглов. — Он объявил войну? — ахнула Блейк, вцепившись в ручки кресла. Война всегда была для нее достаточно эфемерным понятием. Для вас война началась после школы или же в конце обучения, когда нападения участились, сказала она тогда вернувшемуся Сириусу, когда они, все еще сидя на кухне, передавали друг другу косяк с тентакулой. Для меня война началась гораздо раньше. Семья Кавьяр была древним родом еретиков, наверное, древнее, чем род самого Блэка или даже Поттера. Кавьяры были первыми чистокровными в Греции, единственные, чей род по настоящим историческим справкам исходил от Гекаты и потомков, от Медеи и Цирцеи — двух сестёр, стоящих во главе. Еретики сами по себе были отдельным явлением магического мира. Это волшебники-батарейки, которые умели настолько ловко обращаться с силовыми потоками мира, что могли питаться им, а также помогать подпитываться другим. Когда в истории еще существовали ковены, их образовывали вокруг еретиков, чтобы те могли наполнять общину магией. История повторяется, ты же знаешь это, малыш? Дом, в котором они жили, построили предки Блейк. Много-много тысячелетий назад. Первые волшебники Греции. Как же зол был министр, когда не смог уговорить бабушку Ошу переехать в Афины, стоило ей стать главой рода. Но они не хотели уезжать из дома предков, не хотели продаваться правительству и покидать остров Крит. Его столица — Ираклион — была домом семьи Кавьяр много столетий, и до событий лета семьдесят седьмого года Блейк думала, что так будет всегда. Даже сейчас она помнила, как рыдала на пепелище, оставшемся после ее семьи. После пожара она не была дома много месяцев, прежде, чем ей пришлось вернуться, и тогда земля задрожала от гнева и горечи, исходящих от ведьмы. Одной из главных заповедей семьи Кавьяр была заповедь о невмешательстве. Еретики никогда не принимали сторону в конфликтах, никогда не выбирали одного из двух. Блейк знала, что Грин-де-Вальд тоже приходил к Кавьярам, как и Дамблдор. Она помнила рассказы дедушки, который видел Геллерта, желающего получить поддержку греческих аристократов. Но не получил. Потому что Кавьяры не должны были принимать сторону. — Еще нет, — покачал головой отец. — Но все к этому идет. Ты поступаешь на шестой курс, я хочу, чтобы ты была готова. — Я знаю все заклинания в наших книгах, — нахмурилась Блейк. — И к чему мне нужно быть готовой? — Оша ведет переговоры с Волан-де-Мортом, — сообщил отец. Вот, с чего все началось, сказала Блейк Джеймсу. Все началось с переговоров. — Но мы же… — она задохнулась, — мы на нейтральной стороне! Так было веками! Так было еще с Трои! — Я знаю, малыш, я знаю, — покачал он головой. — Но сейчас Оша почти согласилась, она хочет отдать ему страницы гримуара, хочет помочь его армии. Позднее Блейк вспоминала, что бабушка всегда презрительно смотрела на магглов и на их «примитивную» жизнь. Она действительно не могла принять того факта, что они вынуждены жить за чертой города в скрытом особняке, пока магглы спокойно наслаждаются жизнью. Оша всегда мечтала о том, чтобы их поместье стояло в центре Ираклиона, чтобы оно было яркой путеводной звездой, но все понимали, что это невозможно из-за Статута. — Она хочет отдать ему гримуар? — возмутилась Блейк. Их гримуар был написан первыми Кавьярами, и каждый из них в свое время дополнил некоторые главы. Там были заметки о лесной магии друидов, о темномагических обрядах вуду-волшебников из Нового Орлеана, которыми поделилась Фрейя Лаво. Когда старший брат Блейк, Ричард, отправился в Египет, он привез немало заклинаний и обрядовых чар от Жрецов, а тетя Мера — чары забвения от мидийского племени в Иране. Эта черная кожаная книга, скрытая за лунным замком из чистого серебра, хранила в себе знания поколений — многих тысячелетий существования Кавьяров. Гримуар их семьи был историей мировой магии, и Оша, очевидно, понимала, как сильно поможет Лорду, если покажет ему хотя бы две страницы оттуда. Кельтские жрецы природы не даром, увидев эту книгу, назвали ее «Молотом ведьм» — гримуар семьи Кавьяр мог уничтожить и магглов, и волшебников, и магию, но мог также и подарить им жизнь. Он мог стать самым опасным оружием в руках тех, кто действительно умел им пользоваться. — Поэтому я позвал тебя, — кивнул Рес. Он придвинул к себе второе кресло и опустился прямо перед дочерью. — Коллет еще слишком мала для этого, остальные либо слабы, либо мужчины, а мы оба знаем, что магия подчинится лишь женщине. — Пап? — Я, Рес Кавьяр, — пробормотал он, разрезая свою ладонь. Блейк обратила внимание на тот самый гримуар, лежащий на столе, — как глава рода Кавьяр, добровольно передаю гримуар своей дочери, Блейк Кавьяр, да воспользуется она им во имя добра, да защитит она его от недругов, намеренных предать наши ценности и устои ради власти. Да будет так. Я, Рес Кавьяр, как глава рода Кавьяр, добровольно назначаю свою дочь, Блейк Кавьяр, наследницей своей крови и своего имени, да поможет она семье, да защитит она законы рода, да станет она главой фамилии после кончины моей, да не будет в этом мире силы, способной отобрать у нее это право. Да будет так. Порез на его ладони засветился, и капли крови, текущие уже по запястью, взвились в воздух, а после разделились на две части. Одна из них — впилась в черную кожу книги, пропитывая страницы, защищая гримуар. Вторая же оплелась нитью вокруг руки Блейк, а после впиталась в кожу, оставляя после себя легкую алую полосу, похожую на браслет. След Доверенности. Древняя магия, безошибочно опознала Блейк. — Зачем ты это сделал? — ахнула она. — Пап, забери! Я не хочу! — Нет, — покачал головой Рес, — послушай меня очень внимательно, Блейк. Я почти закончил порталы. — Какие порталы? — закричала Блейк. — Очень скоро Оша скажет, что мы обязаны присоединиться к Волан-де-Морту. Я хочу, чтобы ты сразу же убегала, бери с собой Коллет и Ричарда. — Пап, нет, погоди! Куда мы? А вы с мамой? Что… — Мы обеспечим вам выход, — сказал Рес. Вокруг его глаз пролегли темные морщины, белки были покраснели от напряжения. — Вас перенесет к Фрейе Лаво, она переправит вас в Хогвартс, чтобы закончить обучение. Она все устроит. Дамблдор не позволит Лорду добраться до своих учеников. — Дамблдор? — Не верь ему, — попросил Рес. — Он не будет знать, кто вы такие, не дай ему узнать этого. Он захочет воспользоваться этим в войне, не нужно. Береги свою тайну. Забудь свою фамилию. Они не должны узнать. Если узнает Дамблдор, узнает и Волан-де-Морт. Запомни раз и навсегда: не доверяй Альбусу Дамблдору. Доверяй только себе, своей магии и тому, что внутри тебя, поняла меня? — Папа! — Рес покачал головой и поцеловал дочь в лоб. Он передал ей в руки гримуар. Черная книга, до этого всегда казавшаяся ей непреподъемной, сейчас вряд ли весила тяжелее, чем обычное перо. На ее глазах гримуар засветился, а потом задрожал. И тут же с тихим хлопком превратился в черный обсидиановый камень на такой же черной нити, плотно облегающей шею. — Что за… — Следи за языком, — чуть грубо сказал ей отец, и Блейк вздрогнула. — Прости. — Послушай, — Рес практически сполз на пол и опустился перед дочерью на колени, положил ладони на ее ноги, — я знаю, что ты не самая старшая, я понимаю, о чем я прошу тебя, родная. Но Ричард не справится с этим, а Коллет еще слишком мала для подобного. Мне нужен наследник, который совмещает в себе и силу магии, и силу духа. — Пап, я не знаю, зачем мне… — Потому что… — он вздохнул и зажмурился на секунду. — Я не думаю, что их устроит ответ «нет», родная. Это черта, которую придется пересечь, чтобы вы смогли сбежать. — Но почему бы нам не вернуться в Мисмахиас? — возмутилась Блейк. — Потому что если Оша выживет, то вся администрация у нее под каблуком! — рявкнул Рес. — Потому что я не доверю им своих детей! — Папа! — Не смей перечить мне, Блейк Кавьяр! Хватит уже твоих бунтов! — прикрикнул мужчина. — Хватит. Ты заберешь сестру и брата, вы спрячетесь, окончите обучение, а потом — вы уйдете в подполье, чтобы Волан-де-Морт не нашел вас, поняла меня? Фрейя о вас позаботится! — Черт побери, — раздраженно выдохнула девушка. Ей не так давно исполнилось шестнадцать, она, мать вашу, не должна брать на себя такую ответственность. Мне было шестнадцать, смеялась она, затягиваясь. Всего шестнадцать. Потом она рыдала. Но также Блейк понимала, что отец прав. Ричарда отдавали в далекие школы, он слишком отрезан от семьи, он далек от семейной магии, а Коллет всего семь, она не справится сама, ей понадобится учитель, и Блейк придется стать им на долгие годы, чтобы позволить этому случиться. Конечно, при желании Ричард мог научиться всему, что требовалось, но, как правильно сказал отец, и как повторяли множество раз ее родственники, мужчины просто не могли сравниться с женщинами, когда дело доходило до магических способностей. Ей нужно будет это сделать. — Ладно, — кивнула она, повесила цепочку, которая, как она знала, никогда не порвется, на шею и подалась вперед, обнимая отца. — Я люблю тебя, пап. — И я тебя люблю, Кошмарик, — пробормотал он ей в изгиб шеи. — И я безмерно горжусь тобой. — Спасибо. — Ты справишься со всем, что тебе уготовано, — сказал Рес. — Я сделаю все, чтобы мои дети пережили эту войну. — Будет война? — наивно спросила Блейк. Хотя наивной она никогда не была. Война пришла в наш дом именно в тот день, когда отец передал мне гримуар, сказала она Джеймсу много лет спустя. — Она уже идет, Кошмарик, — сообщил ей Рес. — Она уже здесь. И, к слову, ответ «нет» их действительно не устроил. 26 июля 1977 Все случилось за завтраком, сообщила Сохатому Блейк, раскуривая сигарету прямо на его кухне в Годриковой Впадине через месяц после свадьбы. Лили не любила этого запаха, но не была против, потому что понимала, что им это было нужно. Блейк помнила этот завтрак. Она проснулась раньше обычного, умылась и по привычке, уже выработанной за три недели, обвела руками пространство вокруг себя, оформляя небольшой, практически незаметный щит, а маленький чемоданчик — уменьшенный настоящий с вещами — положила в карман на заклепке. В бриджах помещалось это все. Девушка поморщилась. В животе поселилось неприятное ощущение, как и последние несколько недель с того памятного разговора с отцом. Будто она жила на чемоданах, готовая в любую минуту уехать отсюда, сбежать, прихватив с собой младшую сестру и брата. Спустившись к завтраку, она отметила, что практически все уже собрались за дубовым столом. Геката, она любила этот дом, не могла представить, как ей придется без него. Их поместье не было видно магглам, представляло собой лишь опасные развалины, но Блейк видела этот дом иначе. Она видела широкие коридоры внутри и длинные стены с белоснежной облицовкой снаружи. Она видела два флигеля и три башни, в которых тетя Афина и тетя Хлоя устроили свои мастерские. Блейк видела цветущий на стенах плющ, который ласково обнимал каменную кладку, видела французские окна с темными шпросами, видела арку перед входом и видела сторожащих их поместье золотых цепных псов, когда-то созданных Цирцеей, сестрой Медеи. — Доброе утро всем, — как можно бодрее сказала Блейк и, идя к своему месту, легко клюнула бабушку Ошу в щеку. Потом повторила то же самое с бабушкой Астерией, дедушкой Телиусом и дедушкой Тревором. — Доброе утро, дорогая, — прощебетала ее мама, наливая дочери апельсиновый сок. — Виктория, милая, — пропела тетя Афина, — я думаю, что твоя дочь уже достаточно взрослая, чтобы налить себе попить. Блейк вздрогнула. Тогда я поняла, что Афина точно примкнет к Оше. — Не переживай за меня, — отмахнулась Виктория. — Мне нравится заботиться о своих детях, даже, если они уже слишком взрослые, — и легко ущипнула Блейк за щеку. — Мам, — засмеялась девушка. Тетя Афина Викторию от слова совсем не переваривала. Мама происходила из старого рода оборотней, сама была волком, а из-за смешения ее крови и крови ее отца Блейк родилась склонной к поглощению магии вокруг себя, поэтому ее ядро было ярче и сильнее, чем у детей тети Хлои или тети Меры, или… у нее было много дядь и теть, всех не перечислить. Мама чуть принюхалась и улыбнулась. Ее округлое лицо повернулось в сторону лестницы, где слышались шаги Коллет, а после она перевела изможденный взгляд на Блейк. Она устала лежать в собственной постели и бояться за своих детей, которые легко могут стать игрушками в руках Оши и Волан-де-Морта. Блейк видела это в материнских глазах, не по-кавьяровски карих и теплых. Она умерла быстро, так сказала Блейк профессору Дрейку в том заброшенном туалете Хогвартса. Она восстала за своих детей. Но ей не было больно. Коллет чуть запнулась на лестнице, поправила смешной чулок с изображением улыбающейся панды и ловко запрыгнула на стул между матерью и старшей сестрой. Блейк ненавязчиво подвинулась к отцу, чтобы расширить зазор между их с Коллет стульями, чтобы в случае чего было удобнее вставать из-за стола. Виктория отметила этот жест нервной улыбкой и, нагнувшись, чмокнула дочь в щеку. — Доброе утро, — воскликнула она, протягивая ладошку к тостам. — А мне сегодня снились вещи! — Милая, — Рес измученно посмотрел на дочь, — может, потом об этом поговорим? — Почему? — возмутилась Оша, и Блейк против воли вздрогнула. Оша не выглядела на свой возраст, хотя, если подумать, что для волшебницы девяносто лет. Ее светлую кожу покрывал равномерный загар — след палящего солнца Греции, а глаза, настолько большие, что почти выглядывающие из глазниц, отливали хризолитом. Блейк знала, что, когда она сама родилась, ее глаза были голубыми, а позднее стали чуть более зелеными, как и у остальных членов семьи. Золотистые волосы бабушки сейчас были затянуты в низкий пучок, а выбившиеся из него пряди закручивались у ее глаз, где проглядывались первые морщины. — Я видела медальон, — уверенно сказала Коллет, протягивая ладошку за долькой яблока. — Это был красивый медальон. Еще там была книжка и корона! Представляете! — сестренка чавкнула и поелозила на стуле, немного низком для нее. — Настоящая корона! Голубая и серебряная! Тогда Блейк почти не придавала значения сестринским снам. Потом она порадовалась, что это сделал отец, занеся многие из них в гримуар. — Милая, как прекрасно! — ахнула тетя Хлоя, пожурив племянницу. Ее сын Кастор недовольно ухнул. — Что еще? Может быть, ты видела меч? Как у настоящих рыцарей! — Нет, — покачала головой Коллет. — Еще там был костер в виде елки и какая-то урна. Или чаша. Я не разобрала, — она недовольно надула губы, и Блейк не сдержала смеха. — Что ты смеешься? — взвизгнула Коллет, и девушка защекотала сестру. — Кхм, — Оша постучала ложкой по своей чашке и призвала всех внимательно ее послушать, — я рада, что мы все спустились к завтраку. Мне нужно кое-что вам объявить. Блейк вздрогнула и незаметно сжала ладони в кулаки. Отец, сидящий слева от нее, будто перекрывающий путь Оши к Блейк, взял ее за руку и переплел их пальцы. Она с трудом сдержала слезы. Папа сжал ее руку в своей большой и теплой ладони и слегка погладил пальцем по внешней стороне. Его губы тихо шевелились, и он посмотрел на дочь, умоляя ее сорваться с места в нужный момент и бежать. Блейк обернулась и пересеклась взглядом с любящими глазами матери. Она поджала губы и кивнула, а потом посмотрела на отца и сказала ему: «я люблю тебя». — Я долго думала над этим, — вздохнула Оша, — но потом поняла, что для нашей семьи это огромная честь! Блейк поджала губы и взялась за локоть Коллет. Та, словно почувствовав настроение остальных, села смирно и сжала ручки в кулаки. Кавьяр вздохнула и снова посмотрела на бабушку. Это было прощание, пожимала Блейк плечами, не смотря на Джеймса. Потом… — Я приняла решение, что наш род примкнет к Лорду Волан-де-Морту в борьбе с тиранией магглов и грязнокровок! Потом разверзся ад.