Княжна

      Женский голос в динамиках звучал жёстко, как-будто по металлу резанули. Пчёлкин стоял неподалеку от зоны ожидания вместе с Белым. Саня рассматривал через окно во всю стену самолёты, разъезжающиеся между собой на взлётной полосе, а Витя думал, как выглядела дикторша из «Домодедово». Почему-то в его голове вырисовывался силуэт настоящей деревенской бабы, про которых обычно говорили «кровь с молоком» — золотые волосы, большая грудь и бёдра… Ух.              В его вкусе были более фигуристые, к сожалению неизвестной дикторши и счастью самого Пчёлкина.              — Вон, походу, садятся, — пихнул вдруг его в локоть Белый, и Пчёлкин развернулся к стеклу. Прищурился и увидел, как плавно с высоты в несколько тысяч километров к горизонту приближалось белое крылатое чудо техники. Саша вдруг улыбнулся широко, хохотнул коротко, но его понять можно — сестра какая-никакая вернулась.              Витя обернулся к табло, на котором писались рейсы. Пробежался глазами по городам крупным, о которых раньше мечтал, в которых теперь мог себе замечательные выходные устроить, какие обычно вспоминают по старости. Рим, Берлин, Лиссабон… Минск. Киев, Варшава…              Рига. Прилетели. Только что.              Он Белому «ага»-кнул, и Саня кивнул — как в знак благодарности за короткую, но оперативную сводку.              Белов смотрел, как из самолета выходили люди самые разные — молодые и старые, высокие и низкие, красивые и не очень — и всё пытался найти взглядом девочку, прилетевшую в родной город. Пчёлкин же понял, что идея бесполезная, и Аньку надо уже в здании аэропорта ловить.              Чуть вытянул шею, но быстро осознал, что его ждал провал; Витя Аню помнил четырнадцатилетней девчонкой, а сейчас знать не знал, ни какого она роста, ни какие волосы у неё, ни какая походка у Князевой. Вроде, рыжей была… Или, наоборот, блондиночка?              Несколько минут ожидания показались Пчёлкину такими же, какими были и до этого — ни дольше, ни короче. Он вглядывался в толпу, думая по первому же крику Белова «Аня!» позвать Князеву по имени, пойти к девушке, от которой только фамилию запомнил. Потом отвезти её в какую-нибудь гостиницу и поехать с Белым в «Курс-Инвест», потрепать Артурчику нервы. Возможно, отпить несколько рюмок коньяка. Лапшин, падла такая, очень вкусный коньяк в секретере прячет!..              — Анька!              — Князева! — заорал, точно по цепочке, Пчёлкин, но сестры Белого не увидел. Вскинул голову, замотал ею из стороны в сторону; вокруг — толпа всё такая же безликая.              Витя обернулся на Сашу и за ним решил пойти. Белов-то уж явно знал, куда идти надо было. Заметил, видимо, рижскую студентку.              Пчёла протиснулся между мужчиной с огромным животом и таким же большим чемоданом и его затерявшейся от размеров аэропорта старой матерью и увидел, как Белый неподалёку смеялся, обнимая крепко какую-то девицу. Саша поднял дочь своей родной тётки над землей, прокружил так, что женская нога каблуком едва сумку с чемодана не снесла.              — Анька-а!.. Сколько лет, сколько зим! Ну, выросла! Не узнать прям! Ай, Князева!..              — Сашка!.. — отозвалась девчонка из складок кожаного пальто Белова. Пчёлкин услышал, как она захохотала, но лица так и не увидел, сестра с братом обнимались крепко. Он поднял выпавшую из ручной клади Анны книгу, которую девушка снесла-таки, посмотрел на обложку.              На него уставились непонятные французские иероглифы — именно иероглифы, а не буквы. Пчёла нахмурился, словно за вызов принял каракули, и попытался прочитать хотя бы название:              — Лэс вол... валериус…              — «Похитители бриллиантов», — подсказал ему вдруг девичий голос, раздавшийся откуда-то справа. Пчёлкин головы не поднял, а глаза прикрыл, играя с собой в любимую игру. Как же выглядела Анька Князева сейчас, после окончания рижского универа?              По голосу — высокая. Даже не столько стройная, сколько худая. Грудь у неё явно не большая, а вот бёдра фигуристые — этакая компенсация. Волосы… всё-таки рыжие. Глаза, наверно, карие — как у Космоса, Фила и ещё трех четвертей земного шара.              Только собрав всё в единую картину, Витя с книгой обернулся на голос.              Почти во всё попал. Анна Князева скрестила руки на груди, которую прикрывало кремовое платье в цветочек до колена, и посмотрела на него глазами, чёрт, зелеными. Но карие всполохи тоже были, значит, частично угадал!              Единственное, в чём полный пролёт — волосы. Чёрные, как ночь. Рыжего отблеска не было видно даже на солнечном свете, лучи которого попадали в здание аэропорта через огромные окна.              Пчёлкин убрал книгу на чемодан, что временно исполнял роль тумбочки, и заметил, что Аня ему улыбалась. Словно её веселило происходящее. Витя в ответ подмигнул коротко; для него улыбка любой женщины — маленькая победа.              Кольнуло под рёбрами, когда Белый по плечу его хлопнул и произнёс, обращаясь к Князевой:              — Узнаешь, а, Анька? Брата моего помнишь?              — Твои друзья теперь братья тебе? — уточнила Анна, будто боялась на невежестве, на незнании понятной только Белову вещи попасться. Саша фыркнул выразительно, смеясь:              — Они мне всю жизнь братьями были.              Князева снова улыбнулась в смущении непонятном, но таком умильном!.. Наклонила голову набок, словно с другого ракурса Витю хотела рассмотреть. Некоторое время, какие-то секунды, молчала, смахивая с давних воспоминаний толстый слой пыли, а потом вспышка блеснула в её зрачках — такая яркая, что могла ослепить.              «Узнала» — понял Пчёла и улыбнулся опять на выразительный взгляд Ани.              — Витя?              — Собственной персоной, гражданка Князева, — кивнул он и под какой-то неразборчивый говор Анны, причитающей что-то из серии: «Вот это да!», взял её за руку. Оставил на ладони педантичный поцелуй, какой, вероятно, раньше был частью дворцового этикета у Романовых.              Распрямился и встретил с уверенностью улыбку Князевой. Только под внимательным взглядом Белого уголки глаз его чуть опустились.              — Подумать только! — Анна же казалась спокойной, словно в Риге каждый встречный ей ладонь вылизывал. — Саша бы не сказал, то в толпе бы не узнала ни за что.              — Значит, богатым буду, — всё так же улыбаясь самой обезоруживающей улыбкой, Пчёлкин чуть склонил перед ней голову. Аристократ хренов. Князева в восхищении, граничащем с усмешкой, качнула головой и кинула вдруг:              — Выглядишь намного презентабельнее, когда одет официально.              Шутка из серии «Ты меня ещё без одежды не видела» застряла в горле. Пчёла закашлялся в кулак и в ответ только снова кивнул ей, прямо как китайский болванчик, который сам Витя поставил на торпедо машины Космоса, несмотря на все его пререкания. Теперь Холмогоров, стоя на светофоре, окрикивал всю сидящую в авто бригаду и показывал им, как бурундук с огромными глазами качал головой — иногда прямо в такт песне Аллегровой.              — Анют, поехали, — подал голос Белый. Обнял сестру за плечи, чуть растёр их, будто Князева мёрзла, и заговорил часто: — Сейчас домой тебя привезём, по дороге расскажешь, как ты. К маме зайдешь, мы вечерком с тётей Таней будем, посидим по-семейному. Фотки с Риги покажешь. Ты же альбом привезла, я просил? С Ольгой завтра-послезавтра познакомлю тебя… Пчёла, вещи возьми.              Витя аж подпрыгнул, но быстро подхватил чемодан за боковую ручку. Анна негромко Саше на вопрос отвечала, когда Пчёлкин поравнялся с Беловым и Князевой.              — Ничего хрупкого нет? — спросил Пчёла у девушки, чуть наклонившись к её ушку. Увидел небольшие серебряные «гвоздики» в мочках. Аня обняла себя руками, отрицательно мотнула головой, и Витя легко засунул чемодан подмышку. Так нести вещи Князевой было легче.              — …взяла. Знаешь, прямо перед вылетом о нём вспомнила, Сашка! К слову, если бы не ты, то я фото никогда бы с плёнки не перевела!..              

***

             Анна сидела на заднем сидении «мерса» Белова, на котором, наверно, могла в полный рост лечь. Девушка чуть кивала головой в такт песне Кузьмина, которого, вероятно, не особо любила, но для приличия делала вид, что очень нравилась ей песня про белых диких коней.              На плечах у неё было пальто Пчёлкина, которое сам Витя ей одолжил. Аня, когда вышла из аэропорта, вся скукожилась, а уже у машины Белова обернулась к двоюродному брату и его другу, пожаловалась на морозный май. Пока Саша с себя кожаную куртку стягивал, Витя, шустро сняв плащ, уже надел его на плечи Князевой.              Сам остался в жилете и рубашке, чуть растёр девушке предплечья и спросил:              — Неужели замерзла, Княжна?              — Да, у вас тут холодно, не то, что в Латвии. В Риге уже купальный сезон начался, городские пляжи все работают. Недавно тридцать три было, представляете? — залилась девушка и, только залезая в авто, обернулась на Пчёлу, спросила, нахмурив светло-коричневые бровки: — Как ты меня назвал?              — Княжна, — и не думал стесняться Витя. — А как иначе тебя назвать? Фамилия-то звучная!              — Лучше по имени, — поправила его Аня и села назад. Пчёла едва рот успел открыть, чтобы сказать, что не перестанет всё-равно, как дверь перед его лицом захлопнулась.              Саня, так и стоящий со спущенным с плеч пальто, усмехнулся криво.              Теперь бригадиры снова ехали по шоссе, но в сторону обратную и в компании латышской студентки, совсем забывшей родные просторы. Пчёлкин рассматривал небо высоко над ними — ни облачка. Тепло было, даже ветер казался горячим, прямо как из фена, который он недавно матери подарил. Неужто Князева действительно в плюс восемнадцать задубела? Белый по сторонам не смотрел; он вёл уверенно, параллельно про Княжну спрашивая всё, не оставляя почти тем на семейную посиделку, намечавшуюся сегодняшним вечером.              Когда Белов спросил у сестры про тему для диплома, Пчёла не сдержался и фыркнул выразительно. Что за глупости, неужели действительно какой-то докладик Сане интересен?              Витя повернулся в кресле так, что лицом к Анне оказался. Она его встретила улыбкой осторожной. Пчёлкин потянулся в карман своего пальто, которое Князеву отогревало, и, смотря смело, нашарил пачку сигарет и огниво, выполненное специально для него.              — Сигаретку?              — Не курю, — отсекла она, как скальпелем хирургическим. — И тебе, Витя, не советую. В сорок лет дыхательная система ни к чёрту будет.              Он усмехнулся и засунул меж челюстей сигарету.              — А, это так, пропаганда ЗОЖ. Совсем у народа все радости хотят забрать, — махнул рукой Пчёла. Аня нахмурилась, перебросила одну ногу через другую. Бригадир же поднёс пламя к кончику сигаретки. — Я, всё-таки, закурю. С разрешения княжеского.              Она кивнула недовольно — так соглашаются люди, которые не могут сказать «нет» в силу обстоятельств. Даже глаза закрыла на подкол Пчёлкина, когда он зажег кончик сигаретки.              — В мою сторону не кури.              — Не буду, — он послушно переложил сигарету с левой руки в правую, едва ли не под нос Белому тыкая тлеющим табаком, и развел руки в стороны. — Не пропахнешь.              На повороте Пчёлкин чуть на заднее сидение не перелетел. Анна вцепилась рукой с пальцами-спичками в ручку авто и вся сжалась, словно в машине у Михаэля Шумахера оказалась.              — Белый, даму-то не пугай! — крикнул Пчёла так, что оклик его отскочил от закрытых окон мерса. Саша только, молча, скорость переключил, и посмотрел на Аньку через зеркало заднего вида. Подмигнул ей озорно.              — Не волнуйся, Анюта, до Скаковой доедешь целехонькая! Ни волоска ни упадет, пока со мной в машине сидишь.              — Скаковой? — переспросила Анна, упустив все остальные слова Белова. — Мама, что, ближе к вокзалу перебралась?              Пчёла осторожно посмотрел на Белого. Он-то знал, что тётя Катя со своей старой квартирки на конечных станциях оранжевой ветки никуда не съезжала. Тем более, в район Кольцевой. Только вот и гостиниц на Скаковой Витя не припоминал.              Он затянулся, выдохнул почти сразу, пряча лицо за клубом дыма от Князевой, наблюдающей за ними внимательно, взглянул на друга.              Саня коротко стрельнул взглядом за спину свою, Вите дав знак заговаривать Анне зубы. Пчёлкин был совершенно не против.              Он обернулся снова к Княжне, взглядом ошарил её, вещи девушки, словно думая взором зацепиться за вещицу какую-нибудь и начать новый разговор. Тем более, Анна, по всей видимости, дама такая, которую хлебом не корми — да дай что-нибудь обсудить.              Заметил сумку её. У Ани была небольшая сумочка, чуть массивнее клатча. Из не закрывавшейся линии замка выглядывала книжка, название которой Пчёлкин пытался прочитать.              — Как, говоришь, детективчик-то твой называется? — и подбородком указал на корешок книги. Анна обернулась, вдруг с важностью сказала:              — «Похитители бриллиантов», Луи Буссенар. И это не детектив. Роман.              — У-у, — выразительно протянул Пчёла, затянулся и выдохнул дымом в сторону от Князевой. — А по названию — настоящий детектив. Про что там? Про романтичного Пьера, укравшего для своей Софи бриллианты для обручального колечка?              — Вообще-то, про африканские поселения и их быт.              Вот тут Витя действительно удивился; как связаны бриллианты и африканская бедность? Закашлялся дымом, едва успев от Ани отвернуться. Когда повернулся снова к девушке, увидел, как она улыбалась смущенно, но самодовольно — собственным умом блистала и нисколько того скрывать не думала.              — И в чём связь?              — А ты не читал?              — А должен был? В школе мы «Войну и Мир» читали. Мне на всю жизнь хватило.              — Зря, — покачала головой Князева. — Очень интересно написано. И описания природы… такие живые. Когда читала, будто сама в саванне оказалась.              — В саванне есть разве что живое? Песок, красный от солнца, и небо без облачка целый год — тоже мне, картина.              — Ты пустыню описываешь, Витя, — поправила девушка, руки на животе сложила крестом и потянула края пальто Пчёлкина на себя, закутываясь глубже. — А саванна — другая природная зона.              Мужчина головой качнул, затянулся; неподалеку от лица Анны кончик сигареты вспыхнул оранжевым светом — прямо таким же, каким было, по мнению Пчёлы, солнце в Сахаре или Долине Смерти.              — Сколько всего знаешь, Анька… Так у тебя какое образование, что и книжки читаешь на другом языке, и климаты отличаешь?              — А ты не слушал? — с хитрым прищуром, очень уж похожим на взгляд Белого, спросила Князева. Заинтересованно подалась вперед, едва носом не утыкаясь в горящий табак. — Я же Сашке сказала, кем работаю.              — Географ-натуралист, что ли?              Белый, явно напряженный какими-то своими мыслями на Анин счёт, вдруг рассмеялся звучно, заливисто. Девушка сама улыбнулась, пряча слишком широкую улыбку за ладонью, и посмотрела на книгу в своей сумке. Неужели роман великий напоминал географический атлас?              — Я филолог, Пчёлкин.              — Да ну, — кинул удивленно, но голосом ровным, спокойным. Затянулся, изловчился пепел стряхнуть в окно раскрытое, и обратно к Князевой, что улыбалась, обернулся. Интересно, Аня мрачной вообще быть может? — Это… как переводчик?              — Переводчика, Пчёлкин, тебе в Саратове сделают, — поправил важно Белов. — А в Риге готовят филологов. Это тебе не хухры-мухры!..              Князева опустила в смущении глаза; очень уж приятны были заступки Саши за неё. А то, право, объяснить Вите разницу она бы не смогла. Пчёла, вероятно, не принял бы за данность, что переводчик и филолог — профессии, хоть и очень похожие, но разные совершенно по своей деятельности.              Пчёла передразнил Сашу коротко, за что получил очередную улыбку Анны. Ох, ну улыбалась, конечно, очаровательно. Прямо-таки сама искренность и сдержанность в одном флаконе.              — И сколько языков знаешь?              — Основным был французский. На третьем курсе взяла ещё и факультатив немецкого…              — Хэндэ хох! — воскликнул Пчёла и пальцы свободной руки сложил пистолетиком — прямо в такой же, что у него в кобуре под рубашкой прятался с недавних пор. На Анну направил, причитая с ломаным грубым немецким акцентом: — Гитлер капут, ахтунг!              Девушка рассмеялась, руки всё-таки вскинула, показывая ему ладони. Ровные, белые… Такие к тяжелой работе не привыкли. Такие ручки, максимум, странички учебников переворачивали исправно.              — Ауфги́бен! Ауфги́бен, Витя!              Пчёлкин от незнакомого слова аж руку-пистолетик опустил. Свёл брови, языком провёл по верхней десне, что от никотина сохла поразительно быстро.              — Это чего значит?..              — «Сдаюсь», говорю.              Витя усмехнулся ни то своим мыслям, ни то Анне, что со смехом опустила руки на колени, едва ли прикрытые тканью легкого платья — наверно, в таком, всё-таки, можно было замерзнуть.              — И, что, правда так хорошо французский знаешь? Что прям книжки в оригинале читаешь?              — Ничего сложного, если быть честной, — подметила Князева, в глазах Пчёлкина своим знанием становясь ещё выше. — Первое время, конечно, непросто было, но потом… проще стало. Даже в привычку вошло.              — Аня, такие способности использовать надо, — подал вдруг голос Белый. Он коленом пихнул Пчёлу, прося Витю на время замолчать. А, может, подсобить, в случае чего, говорил.              Пчёлкин развернулся обратно в кресле и выбросил, наконец, прогоревший окурок в окно.              — Так я и не прячу, — улыбнулась Князева, ещё явно не подозревая, к чему её Саша хотел склонить. — Я молодым ребятам с курсовыми и дипломами помогаю. Иногда такие запуганные приходят, что едва не плачут. Преподаватели, говорят, звери, такие требования ставят!.. Ну, как им не помочь?              — А они тебе помогают как-нибудь? — спросил Саня, перестроившись в правый ряд. Дорога долгой полосой за окном бежала. Песня, только что закончившаяся, сменилась на голос Булановой, который Пчёлкину совершенно не нравился. Он переключил на следующую песню.              Под «Кукушку» улыбка Анны медленно угасла.              — В каком смысле, Саш?..              — Вот что ты в Риге сидишь? — задал явно риторический вопрос Белов и вскинул руку, ловя в зеркале заднего вида взгляд Князевой. — Вот кем ты там работаешь?              — В библиотеке университетской, — заявила голосом уже не таким радостным и высоким. Белый выразительно протянул «У-у…», и Витя подхватил, словно должность Аньки не была тем, за что стоило так держаться. Хотя так, вероятно, и было всё.              — Ань, неспокойно сейчас у соседей ваших. Да и у вас уже шуметь начинают, — сказал Белов голосом суровым и твердым, каким обычно с облажавшимися должниками говорил. Даже к магнитоле потянулся, убавляя громкость. Анна на заднем сидении раскрыла рот, словно думала возразить, но слов не нашла и так, молча, опустила голову.              «Поняла» — смекнул Пчёлкин.              Неприятно зацарапало в горле, как при ларингите.              — Эстонцы на ушах ходят уже, министерства чуть ли не штурмом берут. Анька, это не шутки. И до вас это всё дойдёт, вот помяни моё слово! Увидишь ещё, что Рига в крови искупается так, что мама не горюй!              — Саша, ну, что ты говоришь! — воскликнула девушка и голову вскинула. — Как можно?.. У нас спокойно.              Витя посмотрел на Белого. Палку перегибал явно — про кровь говорить лишним было. Анна, по всей видимости, девушка такая, что одно упоминание смерти и насилия её дрожать вынуждало.              «Если заплачет — вмешаюсь» — решил Пчёла и отвернулся в сторону своего окна. Словно надеялся не влезать в эту дискуссию и, сидя тише воды, ниже травы, думал стать для Белова и Князевой незнакомцем, случайно подслушавшим их разговор.              — Это пока, Ань! — уверил Белый, чуть голос приподняв и уже в какой раз назвав двоюродную сестру по имени. — Не видишь, что происходит вокруг? — перевел дыхание, а вместе с тем решил сменить и технику.              На Князеву через зеркало дальнего вида посмотрели глаза цепкие, почти что ледяные — что по цвету, что по взгляду морозящие.               — Подумай сама, — тише произнес Саша в надежде теплее звучать. — Ты там без защиты совсем. Двадцать один год тебе, ты вдали от всех родных живешь…              — Двадцать, — поправила его Анна в совершенно незначительной, как казалось, детали. Но Саша только сильнее загорелся. Он вскинул руку, роняя ту на руль так, что машина едва в сторону вильнула.              — Тем более! Ань, вот тебя же там даже защитить некому, если путч начнется. Подумай сама…              — Белов, ты мне что предлагаешь? — подняла голову, и Пчёла увидел в глазах у Анны внезапно холод. Такой, на который сетовала у самого аэропорта, такой, от которого у Вити по рукам даже прошлись неприятные мурашки, поднимающие волосы на затылке.              Так ощущалась грядущая ссора.              — Домой вернуться, что же ещё?              — Я не могу, — произнесла уверенно Аня и чуть вперёд, к водительскому сидению, подбилась. Явно знала, чего хотела, а чего — нет. — Саша, я работаю в университете…              — Кем, библиотекаршей? — фыркнул Белый так, что Анна вдруг дернулась. Словно его усмешка огладила девушку кнутом и оставила длинный продольный след по нутру. — Как перспективно: курсачи соплякам писать за «спасибо» и на шумных студентов шикать!.. Если так хочешь — в МГУ тебя точно такой же библиотекаршей устроить могу; работа та же самая, но хоть под боком у меня будешь.              — Саш, — позвала шепотом, который Пчёлкин едва услышал из-за рёва ветра, ударяющего по правому уху. — Ты не понимаешь, что мне в Риге нравится? Я бы вернулась после диплома, если бы мне в Латвии плохо было.              — А что, тебя в Москве обижал кто? — спросил он у неё так, будто думал предложить со всеми недругами Анны разобраться так, как решал все вопросы в криминальных структурах. Но потом Саша вдруг прищурился и сказал:              — Про мать забыла совсем, раз в полгода приезжаешь. Не дай Бог, что случится с ней — а ты и не узнаешь в Риге своей, что с тётей Катей стало.              — Не перегибай, Белый, — подал голос Пчёла.              Анна не плакала, но молчать ему больше не хотелось; Саня играл грязно по отношению к сестре двоюродной. Про тётю Катю говорить не стоило, это явная манипуляция.              А на такие ходы Витя глаза мог закрыть только в «их» деле, потому что блеф и обман — основы рэкета. Но сейчас, когда в машине у них явно не криминальный авторитет, а недавняя выпускница филфака сидела, это было просто низко.              Надо было за девчонку заступиться. И Пчёла заступился. Иначе, зная характер Белого, они все втроем на небо могли в любой момент взлететь.              Саша обернулся на Витю явно недовольный, что Пчёла не за него говорил, что Аньку защищал. Только Белый дёрнул щекой вдруг и продолжил, переведя дыхание резко, как перед погружением под воду.              — Ань… Подумай сама, — он поднял руку с растопыренными пальцами, прямо как час назад перед Пчёлкиным. — Ты отучилась уже. Не дура, тебе тут явно работу достойную проще найти, да и вариантов больше. Кроме того, родные под боком, я тебя в последний раз перед армией ещё видел! Мать скучает.              Ладонь Белого сжалась в кулак, который в очень уж характерном для него жесте покачался из стороны в сторону. Князева откашлялась, чуть поёрзала на заднем сидении и откинулась на спинку, увеличивая расстояние между собой и двоюродным братом.              Тишина прерывалась лишь тихими пениями кассеты, но от мелодий «Миража» только более тяжелой казалась. Пчёлкин вздохнул-выдохнул, посмотрел на дорогу перед собой, которая в тот миг стала казаться ему бесконечной, и подал всё-таки голос. Заговорить решил мягко, чтобы Анна не вспылила — хотя, не факт, что Князева и злиться умеет:              — Даже если в Латвии и тихо будет, то в Москве у тебя возможностей больше. Столица, всё-таки. Разве не к перспективам стремиться надо, ну, Ань, правда!..              — Всё так просто у вас! — фыркнула вдруг Князева и посмотрела в окно на дома высокие, которые, по идее, помнить должна была, но впервые видела такие великие постройки для города родного. — Словно очень просто так взять и решиться.              — Ты же решилась в Риге остаться. И, как мне кажется, без особых колебаний.              Пчёлкин выразительно толкнул Белого в колено. Конечно, Анна могла увидеть — и увидела — этот деликатный указ язык прикусить, ведь прямо за парнями сидела. Но Вите всё-равно было, потому что Саша явно уже перегибал палку, которая, вероятно, от такого давления переломиться напополам могла.              А это явно было бы лишним.              — Княжна, так какие проблемы? — спросил Витя у неё голосом галантного джентльмена, которым становился, только когда это выгодно было.              Белый закусил внутреннюю сторону щеки и повернул налево.              — Я вещей на неделю привезла только. И в университете не предупредила никого…              Пчёла рассмеялся почти искренне. Эх, вот у Князевой неприятности!..              — Ох, ми-илая, мне бы твои проблемы, — протянул Пчёлкин и перевалился через подлокотник Белова, потрепал девушку по ладони, покоящейся на коленке. Анна думала руку вырвать, не позволять Вите фамильярностей, но вовремя поняла, что в таком случае пальцы Пчёлы совсем бессовестно сжали бы бедро.              Она посмотрела на мужчину недовольно, но не дёрнулась. Только всмотрелась во взгляд Белого, что их едва ли не в пепел обращал, и вслушалась в речи Вити:              — В Москве пополнить гардероб не проблема! Сашка, думаю, тебя скоро с невестой своей познакомит, пройдетесь с Ольгой по магазинчикам, всё, что в Риге оставила, прикупишь.              Князева кивнула, но не сказала, что денег у неё только на неделю и хватит. Да и с инфляцией, зверствующей в пределах Союза, завтра же все сбережения Ани могли превратиться в бесполезные бумажки.              — Я не знаю…              — Ладно, — кинул вдруг Белов голосом чуть громче обычного. — Мы же не требуем ответа сейчас, Анют. Просто забочусь. Ты… думай, думай. После свадьбы мне скажешь, что решила. Останешься — замечательно, будем тебе работёнку искать. Если нет…              Он затих, смачивая горло слюной, но для Анны эта пауза прозвучала почти что пугающе. Она на Сашу посмотрела, и сердце дрогнуло, разжимаясь, когда Белов договорил всё-таки:              — …ну, значит, нет. В аэропорт привезем тебя. На самолет посадим с гостинцами, друзей своих балтийских угостишь, — а потом Саша, встав на светофоре, обернулся к девушке и сказал голосом, каким, наверно, только с Ольгой разговаривал:              — Ты уж не обижайся только на меня, Анют. Я ж для тебя стараюсь.              Пчёлкин почувствовал, как под пальцами его одна из крупных вен Анны пульсом Вите в ладонь отдала. Словно сердце её в тот миг ударило так сильно по ребрам, что кровь разом шибанула во все артерии, встряхивая внутренности Князевой.              Он напоследок огладил коленную чашечку сестры Белова, будто успокоить пытался, а потом уже вернулся в кресло своё.              — Я понимаю, Сашка, — кивнула она и опустила голову. Девушка смяла юбку на коленях, на одном из которых секунду назад рука Пчёлы лежала. Прошли какие-то мгновения, прежде чем Аня отвернулась к окну и сказала, не смотря на двоюродного брата:              — Спасибо. Приятно осознавать, что есть место, где тебе рады.              В ответ Белов только рассмеялся, и Витя, сам того не заметив, тоже улыбнулся. Совсем в Риге забылась, что рядом с Сашей чуть ли не всю жизнь прожила, что вернулась туда, откуда и уезжать не должна была никогда!..              Смешная такая, когда стесняется.              — Анюта, ты просто дома, — усмехнулся ей Белов и улыбнулся так, что на миг Князевой стало теплее. — С возвращением!