Чувства стирают опыт и мудрость

— О Боги Небесные, это проделки тэнгу! Несите воду скорее, нужно потушить здание! Быстрее, передаём, передаём, господа дорогие! Чёртово ёкаевское отродье! — кричал мужчина, помогая всем собравшимся в ночи тушить пожар, почти сожравший весь дом.       А в это время где-то за несколько тысяч миль от них Саске безостановочно чихал. Цыкал после каждого действия, набирал в грудь побольше воздуха и снова подрывался. Наруто в это время заботливо обвивал щиколотки Учихи мягкими хвостами, поддерживая, складывая рядом побольше носовых платков. Он искренне волновался за партнёра. — Чёртовы люди даже не дают вдали отдохнуть от их мерзких проделок! А винят нас. Тебя! Несправедливо! — парочка хвостов усиленно зашевелилась за спиной, показывая, насколько раздражён и зол их обладатель. Рыжие бархатные ушки торчали прямо и гордо, подтверждая бойкий и уверенный настрой владельца, но, конечно, до первого громогласного чиха. После услышанного те опустились ничком. Узумаки умолк.       Горячие руки Наруто держались на коленях у Саске, грея даже через ткань одежды, проникая своим чудотворным теплом во всё тело, ослабляя порывы проклятия. Когда Узумаки открыл, а после и изучил в себе этот волшебный навык, то стал накапливать силы, чтобы иногда выпускать его, помогая всякому нуждающемуся. Таким образом он поднимал уровень личных способностей, да и к тому же оно шло лишь во благо. Одно из немногих дарований ему, как кицунэ.       Сама техника являлась очень полезной, так как большинство шишек доставалось всё же Саске, самому ближнему его. Того часто гневным словом вспоминали, хотя он даже не касался и пёрышком крыла ни людских деревень, ни уж точно злых на язык горожан. И в этот раз, когда незаслуженный поступок опять свалили на него, тело мгновенно отреагировало, сражённое злым словом.       Они с Саске были и в правду ёкаями. Хотя вот даже спустя прошедшие долгие века и столетия, когда они впервые появились, детишек всё равно продолжали пугать ими — в какой-то степени это было обидно — хотя взрослые совершенно были неправы в своих глупых росказнях. Ёкаи всегда наказывали только тех, кто был высокомерен и тщеславен. От таких смердело гнилью духовно настолько сильно, что Учиха не гнушался наказывать тех, осаждая их неуёмный пыл, а также возвращая с не доступных им небес на землю.       Иногда даже Наруто, находя таких путников, чувствовал их разложившуюся душу так сильно, что, бывало, отстранял Учиху от наказания и сам запутывал тех. Изнемождал долгими разговорами, прикинувшись страстной заплутавшей иностранкой, а когда путники совсем теряли голову от похоти, то злился ещё сильнее и потому создавал что-то поистине страшное. По итогу его иллюзии становились бесконечными, из-за чего человек оставался в них навсегда, проживая оставшуюся вечность с той девушкой, являвшейся всего лишь его всплеском энергии. Такие люди никуда и никогда не доходили, оставаясь мучительно страдать от временной петли. — Хэй, тебе лучше? — Наруто перенёс приятно жгучие шершавые ладони на светлое лицо, накрывая щёки, когда напротив совсем затихли, и недолгое проклятье спало.       Именно когда люди от всей своей душевной злости говорили столь сильные слова, тогда они и отдавались самому ближнему в их округе тэнгу. Но если тот не прощал их (и был сам не виноват), то наказание отдавалось в троекратном размере говорившему. Ранее и было так, до их встречи. Со временем же Наруто и Саске изменили друг друга и даже только в лучшую сторону, поэтому Учиха стал более мягким по отношению к недальновидным говорившим. — Спасибо, — прохладные пальцы в ответ легли сверху на кисти и тыл ладоней Наруто. Лёгкая, совершенно невесомая улыбка коснулась губ Саске, крылья за спиной едва шевельнулись, а тёмные изломы бровей превратились обратно в прямые и тонкие. Взгляд был тёплым, так и говорившем о взаимности испытываемых ощущений: о тепле, счастье. — Вот в следующий раз, не дай Ками, конечно, случится такому, я им покажу! — хватка усилилась на руках, но запал тут же утих, как и резко вспыхнул, ведь не следовало злиться по пустякам. Хотя хвосты за спиной всё равно продолжали колыхаться в воздухе, как бы говоря о всей серьёзности в порыве сказанного.       Выражение лица Наруто сменилось на более мягкое и спокойное. Невероятно привлекательное в такие минуты (как и всегда) для Саске: с блаженной улыбкой на ярких губах, голубым чистым небом в глазах. Выражением, не поддающемся богатой окраске — оно было настолько простым для других, насколько великолепным для Саске, хоть он вряд ли бы вслух это готов был признать. Такие проблески искренних чувств на родном лице Учиха готов был видеть всегда.       Прожитые года давно уже превратились в века, но их узы лишь окрепли. Они были очень странной, но сильной парой ёкаев. Может быть, мощь друг друга лишь дополняла их, делая вместе невероятно могучими существами. А может быть, дело было в чувствах… — Так вот, если что, я схожу к Баа-чан, тебе в таком состоянии опасно выходить в город, совсем согнёшься от погубленных человеческих душ. — Наруто… — интонация Саске предостерегающая, чёткая, рубящая. Он старается защитить, отгородить, сохранить. Одним лишь именем попросить не лезть на рожон, ведь пока он в порядке. Серьёзные ониксовые глаза — тёмные, как ночь в середине леденящей душу зимы, самые незабываемые и по-своему завораживающие, совсем не пугающие для Наруто. Саске силён, но он умеет переживать, хоть и не способен выражать собственные чувства верно. Его прошлое…       Но в глазах партнёра Наруто лишь видит покой и желание обезопасить его от чуждых взглядов суеверных городских, которые в каждом видят демонов. И в то же время, чувствуя волнение от Саске, он довольно улыбается, ощущая импульсы счастья от таких вот оберегающих действий и слов. Каждый раз как в первый. Такой значимый…       Узумаки знает каждый жест, брошенный словно бы невзначай взгляд и интонацию Учихи. Чувствует словно на подсознательном уровне нужду, эмоцию, желание. Он слышит не только каждый вздох и почти беззвучный трепет крыльев, а даже проблеск мысли, словно вспышка возникающий в голове. Жадно ловит тёплые волны исходящих чувств, когда Саске сложно выразить их словами. Осторожно рассматривает иногда на солнце проблёскивающую, почти не видимую нить их связанных душ, бережно прикасается к ней, доходя подушечками пальцев до груди Саске, ощущая волнующее биение сердца. Самого близкого и родного, любимого и значимого.       Наруто прекрасно знает, что он старается, он заботится по-настоящему искреннее. Она порывается по кусочкам, до сих пор непривычная, потому что не присуща Саске была всё то время, которое он провёл в одиночестве. Он не был привыкшим о ком-то заботиться, кого-то любить.       Но теперь за бесконечное множество ушедших песчинок времени во Вселенной, когда они находились бок о бок друг с другом, Саске понимает, что может доверять. Он, не боясь, отдаёт самое важное и нужное, остаётся рядом в самые тяжёлые моменты, хоть брови изламываются от напряжения и невесомой, но волнующей боязни, а глаза светятся, словно в них отображается огонь свечи. Словно внутреннего завораживающего огонька.       Наруто присаживается ещё ближе, так, что его гóлени касаются других ног, а хвосты окутывают их словно в кокон, огибая тела. Он снимает с красных щёк Саске свои руки, ведёт их ниже плеч и притягивает за талию. Кладёт подбородок на грудь Саске, смотря снизу вверх. Едва не стонет от позы, в которой позвоночник удивительно изгибается, сразу же начиная ныть. Поэтому не проходит и минуты, как Учиха соображает и распрямляет ноги, разгибая колени. Через секунду они оба валятся вниз на щекочущую кожу шей и открытых мест траву. Сочную, зелёную, колющую, но приятно пахнущую землёй.       Узумаки сильнее прижимается, вертит хвостами в воздухе и почти урчит, как довольный неко, а потом от мысли и глупого сравнения хочет смеяться. И он хихикает Саске в грудь, пока тот поглаживает короткие золотые пряди и улыбается уголком рта. Наруто это движение не видит, но всё равно его чётко ощущает, пока слушает громко, но спокойно стучащее сердце. Он чувствует, что Учиха доволен всем-всем. — Пожалуйста, не волнуйся за меня, — бурчит вслух, продолжая обнимать Саске и поглаживать спину по атласу кимоно. — Я не только отдал тебе хоси но тама добровольно, но и свою душу с сердцем. Поверь мне на слово, я всегда буду рядом, потому что всё моё существо принадлежит тебе, — Наруто говорит вслух тихо, но с искренним трепетом. Ощущает, как ветерок ласкает ушки и охлаждает нагретое солнышком тело под одеждой. — А твоё существо — мне, — Узумаки продолжает говорить, не задумываясь, пока ставит удобнее подбородок, чтобы смотреть, как на лице другого меняются эмоции медленно и тягуче. Видит со своего ракурса, как жмурятся закрытые глаза, дёргается нос, и знает, что тот улыбается. — Как и каждое пёрышко твоё… — нежно касается чернильных перьев, поглаживает, когда достаёт руку из-под родного тела, разрывая объятия, и касается чужих крыльев. Саске лежит на них, не спрятав и не сложив — доверяет. Как и Наруто, который показывает всю свою свору хвостов и меховые уши.       Саске невольно даже отмечает, что тот кажется так более привлекательным и ещё хитрее, чем является на деле. — Каждый изгиб твоего тела… — Наруто оглаживает указательным пальцем фигуру под собой — по рёбрам съезжает набок и ведёт до самого бедра. — Знаешь… — шепчет Саске, когда Узумаки на доли секунд замолкает и в ту же секунду напрягается всем телом. — Ты уйдёшь только со мной. Даже если будешь миллион раз против, даже если захочешь вдруг оставить меня. Но если потребуется, я буду выступать в роли твоей тени, пусть ты и проклянёшь меня… — Прекрати, — Наруто указательным пальцем приостанавливает Учиху, смыкая его губы. — Если бы я тебя не любил, я бы умолял Ками зашить тебе рот за твои слова, — Наруто вмиг утыкается лбом в рёбра Саске, дышит, сжимает руки в кулаки и хочет даже постучать ими от распирающих чувств.       Глупые слова Учихи Наруто сильно задели. — Ты не понимаешь, насколько сильно я боюсь тебя потерять? Ты же мой, мы… уготованы друг другу, — сквозь зубы, с горечью. — И если вдруг сейчас ты прыгнешь с обрыва, не раскрывая крыльев, ты считаешь, что я не упаду за тобой?       Наруто от злости рвёт зелёные травинки, пуская когти в землю, едва не роя её из-за вырвавшегося всплеска эмоций. Тяжело дышит: его злит это. А Саске молчит, только дышит глубоко и ровно, словно впитывая все эмоции Узумаки. Но молчит. Он категорически спокоен, и это его состояние словно насмешка для Наруто. — За целое тысячелетие, пока мы вместе были, я ни разу не слышал, чтобы ты сомневался во мне и в моей верности… Будто я в силах тебя бросить, навредить тебе!.. — Наруто приподнимается с другого тела, встаёт в одно неуклюжее движение на голые ноги — ступни и щиколотки сразу щекочет, отвлекает словно от глупого и необдуманного шага.       Но Наруто ничего не останавливает, поэтому он намеренно отходит от Саске и становится, ждёт, взбешённо дёргая хвостами, ушами подслушивая диковинные звуки за километры отсюда, чтобы, может быть, отвлечься. Он так огорчён. Что за чертовщину тот сказал?!       Узумаки в мгновения осмысления ситуации старается унять взбешённую и поставленную на дыбы натуру. В душе у него лис стоит на четырёх лапах, готовый чуть что и напасть. Глаза у того налиты краснотой, а внутренняя сила так сильно сквозит, что от Наруто несёт неведомой мощью и прорывающей плотиной чувств.       Порой слова близкого ранят сильнее, чем чьи-либо ещё. Сейчас они попали в самое сердце.       Саске медленно привстаёт, на переносице образовывается складка, а весь его вид становится хмурым, серьёзным и слегка нервным; огромные крылья за спиной Учихи слегка шевелятся, отряхиваются от налипших травинок на перьях. Наруто будто окунают в огромный чан с ледяной водой: от образовавшегося ветра кожу холодит, но не нутро — оно у него горит от злобы и причинённой боли из-за слов.       Они стоят на расстоянии одной руки, Саске ожидает, а Узумаки теряется в духовной энергии и эмоциях. Он тонет, захлёбывается, смешивается в чувствах и непонятной решимости, совершенно глупой игрой решает доказать правдивость чувств. Сжимает холодную руку Саске, попутно скрывает когти, пытается успокоиться, но мысли совсем путаются, словно играют в догонялки, и ему даже смешно от них самих. — Живём на свете с тобой столько лет, а ведём себя, как малые дети, верно, и они разумнее были бы нас. Тех, кого называют мудрыми и сильными. Мы же совсем не такие…       «Любовь топит: заводит не туда, и даже накопленный опыт не даёт менять возникшие чувства внутри людей».       Саске холодно молчит на миролюбивую реплику Наруто, но руку не вырывает и продолжает идти, ломая под ногами ветки. Узумаки просто ведёт на возвышение, откуда сразу и наверняка. Поляна сменяется незаметно леском, а после и выступом в невиданную пустоту. — Ты мне веришь? Доверяешь? Хоть тут не соври, скажи мне правду. Но… — они стоят на самом краю пропасти, где всё заволочено в дымку тумана, где не видно конца и края, где неизвестность потопит в секунды.       И Наруто знает, что Учиха согласится упасть с ним вниз. Поэтому тот рядом до сих пор, сжимает руку сильнее, переплетает пальцы. Едва ухмыляется, будто забавляется всему тому, что происходит. А как же иначе, ведь… — Если ты согласен, просто сложи крылья и скрой их, а если ты не захочешь, разбей сферу, тогда и… — Наруто смеётся от собственных слов, потому что не поверил бы, если бы Учиха выбрал не его. Он хотел быть уверенным в том, что всё это и игра, и шутка, поэтому и говорил так зачарованно, говорил так, что звуки затихали и слышно было только его.       Слова Саске сделали ему так оскорбительно больно. Он словно разрезал их нить своим острейшим кусанаги с моном клана, откуда тот сбежал.       Но Наруто Учиха любил как никого другого, поэтому крылья в мгновения скрываются. В таком обличье Саске становится похож на совершенно обычного человека, как подмечает Узумаки, может быть, на какое-нибудь высокопоставленное лицо, типа богатого купца или сына императора. Но хищные черты лица, очерченные скулы, суровый взгляд и угольные волосы хоть и выдают в нём не только нечеловеческую красоту и аристократичность, но и что-то иное.       Они никогда не были людьми, являясь душами ёкаев. Они были связаны единой нитью.       «Так пойдём же», — шепчет глубокий голос внутри Наруто, и тот делает шаг назад.       Ту-дум. Ту-дум.       Тук. Тук. Тук.       Ещё шаг назад. Потемневшие до синего цвета глаза Узумаки последний раз смотрят в чёрные омуты, увидеть боятся насмешку, но ничего большего, кроме искренней решимости и убивающего спокойствия.       «Доверяет… Так бы раньше! Так бы всегда…».       Сцепленная вторая рука, мёртвая хватка, невероятно сильная, и они близки, как никогда. И вместе будут навсегда.       Пропасть встречает в свои холодные объятья два сцепленных друг с другом тела.

***

      И смех разрезает скалы по бокам, отдаваясь громким эхом по округе, распугивая животных. Наруто подхватывают сиюминутно под колени и шею и уносят ввысь от острых сталагмитов и протекающей тонкой речушки внизу. Узумаки доверял Саске до последнего, а тот и не был удивлён, ведь всегда знал, что Наруто никогда не покинет его. Они резвились, словно маленькие дети.       Спокойно разрезают за спинами воздух огромные чёрные крылья, поднимая их выше, к солнцу. Саске словно Икар, тянущий наверх. Только вот у Учихи крылья настоящие: из плоти и крови, реального и естественного оперения. Такие красивые, словно ворона, с синеватым волшебным отливом, размера невообразимо большого. Учиха впечатлял каждой деталью своего существа.       Пока они медленно поднимаются наверх, Наруто искренне веселится. Ветер шумит в ушах, а дух захватывает от смешавшихся чувств и настигшего счастья, словно водяные струи на голову с неба. Крепкие родные руки прижимают его к себе со всей заботой и осторожностью.       «Я тебя люблю. Я не хотел тебя обидеть, добе», — шёпот и хмыканье Саске в голове.       «Ещё бы ты этого хотел, теме. Я тоже… тебя люблю».