🍵
Уверенность Хенджина покидает этим же вечером, когда он решается начать читать Сынмина, но ладони как-то предательски потеют, и пальцы пробирает мелкой дрожью напротив белой иконки с голубой надписью. Он долго листает чужой профиль, обещает себе нигде не оставлять лайки, чтобы остаться незамеченным, и действительно выполняет собственное обещание. Листает вверх, смотрит на фото профиля и жмурит нос, глупо улыбаясь, приближает фотографию и долго-долго разглядывает каждую аккуратную черту лица Сынмина. Так и засыпает — с телефоном в руках и незакрытым профилем в Твиттере. Утром соседи снизу несколько раз оглушительно стучали по батарее после продолжительного крика Хенджина. Он этой ночью случайно нажал кнопку подписки. Пока Хенджин пьет свой утренний кофе, он убеждает себя в том, что это к лучшему и приблизит их скорое знакомство. Не подписался бы сейчас, подписался бы потом. Или нет и испугался бы. Или все же да. Хенджин делает глоток американо, дует губы и решает позвонить Джисону, чтобы уже заранее просветить в свою любовную катастрофу, подорвав его спокойное утро. Это чтобы жизнь медом не казалась, — к хорошему привыкаешь быстро. — Джи, я сейчас такое расскажу тебе про нас с Сынмином, ты будешь… — трубку поднимают через четыре продолжительных гудка, и Хенджин, полностью готовый излагать свой емкий рассказ, тушуется, только начав, когда: — Твою мать, Хван, я не буду спрашивать, кто такой Сынмин, но хотел бы узнать, какого черта ты звонишь Джисону в десять утра в воскресенье?! — Минхо говорит шепотом, но выделяет интонацией пять последних слов, и Хенджин на том конце провода слышит, как он тихонечко шепчет Джисону что-то до жути милое. Хочется сбросить трубку, от их сводящего зубы сладостью поведения. Что он и делает. Десять утра воскресенья начались с обновленного юпа Сынмина, на котором теперь красуется его личико с эффектом Сейлор Мун, и мерзко-милых Джисона и его вредного хена. Хотя, Хенджину хотелось бы быть вместе с Сынмином такими же мерзко-милыми, но первое слово из описания заменялось бы на слишком-красивого-Ким-Сынмина.🍵
То, что Джисон вредный и противный, Хенджин знает уже не первый год. Он тупо уставился в свой поднос, игнорируя смех Минхо, сидящего напротив него, и даже подбадривающие постукивания Чана по спине как-то совсем уж не подбадривают. Потому что Джисон встал во время обеда после продолжительного монолога Хенджина о своем объекте внимания и пошел к столику, за которым сидит Сынмин и его друг (Чонин, это он тоже узнал. Не зря же девять часов безвылазно листал интересующий его профиль до самого первого поста). — Да не переживай ты, Джисон не скажет ничего такого, — Чан подсаживается ближе и приобнимает растерянного Хенджина за плечо. — Хен, это буквально Джисон. Он может сказать все, что угодно, — прыскает тот и слегка дрожащей рукой тянется за вилкой, — не будет же купленный обед простаивать. Хенджин смотрит на рис и небольшую котлету, морщится и останавливается на мысли, что даже кусок в горло не лезет, поэтому он обязательно припомнит это Джисону и всеми правдами и неправдами заставит его вернуть потраченные деньги. Проходит секунд пятнадцать и с края их стола раздается громкий хлопок чужих рук по его поверхности. Слишком громкий, чтобы сразу понять, что это Хан Джисон. — Они с Чонином сейчас подойдут, — гаденько смеется и улыбается как-то слишком приторно, плюхаясь обратно на свое место. — Что ты сказал ему? — Я? Абсолютно ничего, мы просто дружески поболтали, — Джисон крадет из тарелки Минхо кусочек помидора, — Кстати, классный парень, — он выдерживает паузу и добавляет, — для тебя он слишком хорош, тут без шансов, смирись. — Вы не друзья. И ты мерзкий, — Хенджин закатывает глаза и абсолютно не верит в слова Джисона, но внутри что-то неприятно скручивает от осознания, что Сынмин действительно замечательный. И Хенджин действительно может быть не достоин его. Секунды, кажется, длятся вечность: Хенджина будто приклеило к скамейке, его взгляд слишком долго задерживается на том, как Чанбин ковыряет вилкой салат, все звуки словно уходят на второй план, когда он слышит со стороны Джисона едкое: «Он только от одного его вида уссаться готов». Внутри начинает что-то неприятно тянуть, хочется опровергнуть слова друга или кинуть в него чем-нибудь тяжелым, потому что бесит вечно выпендриваться не пойми перед кем. Но Хенджина отпускает сразу же, когда он слышит неловкое: «Привет?» слева от себя. Хенджин сжимает пачку сигарет в своем кармане настолько сильно, что чувствует, как ломаются белые трубочки под его пальцами. Упаковка совсем новая, купленная перед второй парой, но как-то совсем не жалко, потому что напротив него (немного левее, на самом деле, но какое дело Хенджину до этого) сидит тот-самый-Ким-Сынмин, в которого он слишком. Джисон ехидно пинает его ногой под столом и играет бровями, когда Хенджин поднимает на него недовольный взгляд. Все еще хочется ударить его. Очень хочется. Чан просит его подвинуться, потому что рядом с ним садится Чонин, который, — как успел заметить Хенджин, избегая взглядов на Сынмина как только можно, — смотрит как-то слишком неуверенно, и легкая улыбка совсем не хочет покидать его. Чан неловко переглядывается с ним и незаметно для всех тихонечко переплетает пальцы с пальцами Чонина на его коленях. Хенджин удивленно приподнимает брови, замечая это, но вопросов не задает, лишь возвращает взгляд на свой поднос, гипнотизируя остывший компот. — А это у нас Хенджин. Он обычно довольно разговорчивый и вообще противный, если быть честным, — Джисон кидает в него комочек из салфетки, привлекая внимание, — Но сейчас он из-за чего-то совсем унылый стал. А может из-за кого-то, — Джисон хмыкает, когда ловит на себе раздраженный взгляд исподлобья, но умело игнорирует чужое негодование. — Заткнись, Джи, — негромко, но с довольно грубой интонацией, что слышат все парни, сидящие за столиком, — Прекрати вести себя так, это нелепо. — Нелепо то, что ты не можешь даже шага сделать уже долгое время, Хван, — начинает Джисон, — Только ходишь и ноешь. Ты думаешь, это не бесит? — Закрой свой рот, — цедит сквозь зубы Хенджин, смотря прямо в глаза друга. — Ребят?.. — Чанбин неуверенно начинает предпринимать попытки успокоить их, но оба упорно его игнорируют. — Как маленький, серьезно, — Джисон усмехается и опирается головой о руку, — Так боишься, что он тебя отошьет? А ты бы хоть попробовал вместо того, чтобы вечно убиваться. Знаешь ли, можно… — Прекратили оба! — Чан ударяет ладонью по столу, привлекая внимание некоторых людей, сидящих рядом с ними за соседними столиками, и внимательно смотрит сначала на одного, потом на другого, прежде чем продолжить, — Что вы как дети малые разорались? Джисон, прекрати лезть к нему, он и без тебя справится, а ты, Хенджин, — Чан поворачивается к нему всем корпусом, — завязывай огрызаться. И не смейте продолжать этот диалог, хотя бы уважайте окружающих вас людей, раз друг друга не можете, — Чан морщится, трет пальцами переносицу и разворачивается к столу, ловя на себе обеспокоенный взгляд Чонина. — Да, извини, хен, — парирует Хенджин спустя несколько секунд и цепляет за лямку рюкзак, доставая его из-под стола, — Я пойду, спасибо за обед, — Хенджин поднимается, хватает свой поднос и относит его на мойку, прежде чем скрыться за дверьми выхода из столовой. Повисает тишина, нарушаемая только редкими переговорами Чана и Чонина. Чанбин что-то наспех строчит в своем телефоне, шумно тыкая по экрану, и тоже удаляется из-за стола спустя какое-то время, благодаря всех за еду. — Он всегда такой? — неожиданно задает вопрос Сынмин, который все это время тихонько ел свою порцию и иногда обновлял ленту Твиттера. — Хенджин-то? — уточняет Чан и получает кивок, — На самом деле, нет. Просто… просто сейчас у него есть некоторые причины для этого, — он неуверенно ерошит свои волосы на затылке, но спустя секунду обращается к Чонину и Сынмину, — Вы не обижайтесь на него и не думайте плохо, он хороший парень. Просто сегодня не с той ноги встал, — Чан улыбается и тоже наконец-то приступает к своему обеду. Сынмин пару секунд смотрит, как Чонин неловко перебирает пальцы на столе, а потом неспешно кладет свою руку на тыльную сторону ладони Чана. Сынмин улыбается своим мыслям, хватает телефон и выкладывает новый твит, прикусывая губу, когда вспоминает, что Хенджин начал читать его прошлой ночью.🍵
Джисон находит Хенджина, как и предполагал, в самом дальнем туалете правого крыла. Он сидит на подоконнике, закинув на батарею ноги, и упирается затылком в холодное и мокрое с обратной стороны окно. Из открытой форточки дует неприятный, пробирающий до костей ветер, который хлопает входной дверью, когда Джисон пытается остаться незамеченным. Он тихонько цыкает себе под нос и проходит вглубь помещения, опираясь поясницей о подоконник рядом с Хенджином. — Ноги сбрось с батареи, придурошный, — и сам залезает выше, сгибая и закидывая правую ногу на несчастные трубы, — Окно бы хоть прикрыл, дует пиздецки. — Мне не холодно. — А мне холодно. — Ну закрой. Джисон тупо пялит в швы между плитками на стене напротив, думает, что граффити и красивые рисунки на стенах — это, безусловно, круто, но не в той степени, в которой разрисованы двери их шаражного туалета. Отмечает про себя, что вандализм прогрессирует, и это довольно неплохая тема для обсуждения на грядущей паре социологии. Из мыслей выбивает тихий, немного хрипловатый из-за сигарет голос слева. — Ты бубнишь, — Хенджин делает еще одну затяжку, сомнительно оглядывает тлеющую сигарету в своей руке и хмурится. — Че бубню? — Что-то про социологию и каких-то мудаков-деградантов, — он усмехается, вспоминая ситуацию, произошедшую между ними десятками минут ранее, думает, что снова что-то о нем крутится в голове Джисона, но решает воздержаться от язвительных комментариев, не поднимая вновь эту тему. — Да заебали рисовать на дверях. — А, — коротко, понятливо. Внутри что-то отпускает, когда приходит осознание, что не он тот самый мудак-деградант. Они сидят так, наверное, четверть пары, иногда перекидываясь какими-то нелепыми фразами, Джисон даже по привычке начинает дуться на очередную шуточку, брошенную в его адрес. Они воссоздали свою непринужденную атмосферу, обыденно окутывающую их. Хенджин улыбается этим мыслям, когда друг просит у него сигарету и роняет ее на белую плитку. Тихое «Да бля» сопровождается неожиданным хрустом поясницы и чем-то между «Пять секунд не прошло, значит чистая» и «Пиздец, мне восемнадцать, а я уже разваливаюсь». — Надо бросать курить, — Джисон смеется из-за этих слов Хенджина, и тот сам понимает, что бросает слова на ветер, а курить — точно нет. — Слушай, Хван, — начинает он через несколько секунд после слов Хенджина. — М? — Ты не пойми неправильно, — Джисон соединяет мыски своих черных ботинок, и выглядит это чересчур мило, — Минхо бы растаял, — Я немного перегнул палку, но… Ты же типа понимаешь, что реально надо что-то предпринимать? — Понимаю, — выдыхает вместе с дымом Хенджин, — Но, наверное, после сегодняшнего он не очень будет гореть желанием общаться со мной, — усмехается как-то горько и отводит взгляд, так же, как и Джисон ранее, смотрит на разрисованные двери и мысленно соглашается с его рассуждениями о конченных идиотах. — Да бля, ты нормальный? За него сразу все решил, молодец какой, — Джисон пихает его в бок локтем, слышит писк и довольно смеется его реакции, — Вообще, ты же мой лучший друг, я тебя как облупленного знаю, че ты в соплю превратился, адекватный же парень был. — От вас с Минхо заразился. — Язык прикуси. Оба смеются и каждый думает о чем-то своем. Фоном из одного крана капает вода, звук падения которой разлетается трелью по всему помещению. Хенджин выкидывает окурок в окно, закрывает форточку и осторожно спрашивает: — Ты правда так любишь Минхо? Джисон удивляется такому вопросу не меньше самого Хенджина, что-то бубнит себе под нос, как обычно, перебирает пальцы на коленях, прикрывая челкой опущенные в пол глаза. Затем неуверенно поднимает взгляд и тихонько произносит: — Очень сильно, на самом деле. — Почему? — Что именно? — Почему любишь его? Как ты понял это? — Я как-то… — Джисон кусает нижнюю губу и натягивает на пальцы желтую толстовку. Нервничает, — Он когда на меня смотрит, в моей голове столько мыслей проносится. До него не знал, что могу так быстро думать, — шутит, значит ощущает бо́льшую уверенность в разговоре, расслабляется и продолжает, — Хен меня касается, я уже умереть готов, серьезно. Мне так… Легко с ним? Он так ценит меня, я и не думал, что такое заслуживаю, — Джисон улыбается из-за зарождающегося тепла в центре грудной клетки и прикрывает глаза, оперевшись головой о стену, — Это прозвучит мерзко и сопливо, но он для меня реально самый лучший. Типа, без шуток. Я бы умер за него. — Поразительно. — Что? — Вспоминаю, как ты первый кричал, что тебе отношения не нужны, и все это фуфло поносное, когда я с Хэсу встречался. А потом ты с Минхо познакомился и все, пропал. — Да потому что Хэсу была реально мерзкая! — Джисон скрещивает руки на груди и приподнимает брови, смотря на друга. — Не спорю, — Хенджин невольно посмеивается их общим воспоминаниям и бьет его по козырьку кепки, — Может написать ей, что я запал на парня? — Ее удар схватит, пощади, — Джисон подключается и тоже начинает смеяться. Когда они выходят из туалета, слыша шум в коридоре, означающий конец третьей пары, Джисону нужно в другой корпус на философию, а Хенджину этажом ниже. Он как-то неловко переступает с ноги на ногу, но говорить не осмеливается. — Че мельтешишь, ссать что ли захотел? — Да какой ссать, умоляю, — Хенджин невольно закатывает глаза, — Сынмин твит один выложил после столовой. Я в замешательстве, — он достает из заднего кармана джинсов телефон, открывает профиль и поворачивает экран к Джисону. Тот пробегается по тексту глазами и с мнимым (читать как «без») удивлением отвечает: — Вау, даже не могу представить, кто же он. — Да я тоже… — Пиздец, Хван, я промолчу, — завершает Джисон и хлопает его по плечу, убегая в сторону лестницы. Хенджин недолго смотрит в его сторону, вновь бросает взгляд на экран телефона, цепляется за короткое: «я влюбился», но решает подумать об этом позже и направляется в свою аудиторию, потому что прогул истории карается смертной пыткой из перечисления бесчестного количества дат по памяти без подготовки.🍵
Хенджин сидит на краю рампы, свесив ноги, тихонько стучит пятками по деревянному покрытию и перебирает пальцами ключи в кармане бомбера, листая ленту Твиттера непривычно быстро для себя. Скоро должны подойти Джисон с Минхо. Но только под конец телефонного разговора, — когда Джисон звонил предупредить, что они задерживаются, — добавил, что они будут не одни. Хенджину даже думать не пришлось над тем, кого именно он мог позвать с собой, умалчивая об этом перед ним. Хенджин в пятый раз подряд пробегается глазами по словам в посте одного из твиттерских, вновь не улавливает суть написанного и как-то слишком раздраженно ударяет ботинком рампу, наспех блокируя телефон и выуживая из кармана джинсов пачку сигарет. Он достает одну и хватает губами фильтр, смотрит долго, как перед глазами колеблется маленький оранжевый огонек зажигалки, прикуривает и закашливается сразу. Морщит нос и трясет головой, ощущая, как на глаза падают темные отросшие пряди, приятно слегка покалывая кожу. Хенджин делает еще одну затяжку, уже в более привычном для себя расслабленном темпе, и разглядывает полосы от колес на стертой желтой краске. Спустя пятнадцать минут, которые Хенджин уверенно рассчитал в две выкуренные сигареты, рядом с ним плюхается Чанбин: он, насупившись, запихнул руки в объемную куртку и спрятал нос в черном матовом воротнике пуховика, шепча, что на улице холодно до чертиков. — Парни придут минут через десять, — Чанбин тянется рукой к бомберу Хенджина и округляет глаза, когда пальцами касается тонкой ткани, — Не холодно? Заболеешь же. — Не заболею, — Хенджин ловко открывает пачку одной рукой и хочет достать сигарету, но его бьют по замерзшим пальцам, а после — дают подзатыльник. Чанбин всей душой ненавидит эту привычку друга. — Там Сынмин, — спустя несколько секунд добавляет Чанбин. — Да знаю уже, — Хенджин усмехается, по новой крутит ключи в левой руке и опускает взгляд, — Еще знаю, что произвел впечатление чокнутой истерички. Чанбин тихонько смеется, хлопает Хенджина по плечу и жмется ближе, прикасаясь своим бедром к чужому — так теплее. — Он сказал, что ты милый. — Когда успел? — На следующий день после того, мм… Инцидента. Мы в столовой за соседними столами с ним и Чонином сидели тогда, ты у меня английский скатывал, поэтому и не заметил их, — Чанбин поворачивает голову вправо и вглядывается в темную улицу с тусклым освещением от старых фонарей, стараясь разглядеть знакомые силуэты. — И? — Хенджин хмурит брови и тыкает пальцем в плечо друга, чтобы тот вновь развернулся к нему. — Ну, я проходил мимо их стола, когда относил поднос, и Сынмин долго пялил на тебя, а потом такой: «Джинни такой милый». Я чуть от этих соплей не сдох, но подумал, что ты уссышься, когда я… — У нас много Джинов в универе. — Чувак, на друзей такими глазами не смотрят, — Чанбин подталкивает его локтем, — и вообще, я ожидал, что ты в истерике будешь от счастья, а ты тут с покерфейсом расселся. Ну и хуй с тобой, ничего больше не расскажу про твоего ненаглядного. Хенджин продолжает молчать, смотрит в ту же сторону, куда ранее смотрел Чанбин и замечает тех, кого тот выглядывал. Цепляется взглядом за один силуэт вдалеке, тот, что выше всех: идет с краю, его мягкий смех слышен как-то оглушительно звонко даже здесь, а когда через несколько секунд он машет в его сторону, мир Хенджина на мгновение застывает, сосредотачиваясь только на одной его составляющей — Ким Сынмине. Чанбин вскакивает и бежит в сторону друзей, с разбегу прыгая на Феликса, который визжит из-за выходки друга. Хенджин смотрит на это с легкой улыбкой, переводит взгляд на Сынмина, который так же ярко улыбается, как и минутой ранее, и неосознанно шепчет: — Он называет меня Джинни. Зависает. Хенджин не может отвести взгляд от счастливого лица человека, который ощущается до безобразия родным, но тут же осекается, вновь чувствуя себя глупо перед ним, и встает с нагретого места, неспешно направляясь к своей компании и понимая, что на улице все-таки действительно холодно.🍵
Тепло, исходящее от Сынмина, Хенджин, кажется, чувствует каждым атомом своего тела. Он сидит рядом, прижавшись к нему плечом, перебирает в замерзших пальцах маленькую запечатанную стеклянную бутылочку газировки, и Хенджину хочется верить, что не его влюбленный мозг воображает то, что Сынмин время от времени прижимается своим бедром к его. Хенджин стал ощущать неловкость гораздо меньше, когда они всей компанией разговорились (и Джисон даже не пытался дразнить его) и определились с тем, чем займутся сегодня. На самом деле, они просто оккупировали несколько сдвинутых лавочек в парке и пили пиво (Сынмин вот пиво не пил, он как-то вообще не пил ничего, только благодарно кивнул, когда Хенджин протянул ему закрытую колу из своего рюкзака, и все так же продолжил держать ее в руках). Хенджин волновался, что тому будет некомфортно рядом с ним, потому что их первая официальная встреча прошла не так гладко, как хотелось бы. Сынмин расслаблен, улыбается так сахарно-сладко, как делает это всегда, немного щурит свои темные глазки и иногда опускает взгляд, если Хенджин смотрит на него дольше положенного. Ему приятно, что Сынмин не стал выстраивать его образ с той глупой ссоры с Джисоном, — он самостоятельно решил узнать его лучше, чему Хенджин был несказанно рад. Возможно, в новой компании Сынмин все-таки чувствовал некую неловкость. Чонин не находился рядом с ним, — он был с Чаном, потому что сейчас они смогли официально объявить о своих отношениях (отчего Чанбин, на самом деле, сидел с открытым ртом, и только Минхо похлопывал его по плечу, приводя в чувства). Наверное, по этой причине Сынмин выбрал того, с кем можно будет тихонько шептаться, когда вокруг стоит контрастный шум, чтобы чувствовать себя более спокойно, более нужным здесь. Сынмин с каждым разом все ближе наклонялся к Хенджину, спрашивал что-то отстраненное или же подмечал какие-то детали в поведении ребят, анализируя их и понимая, что все вокруг уникальны в сравнении друг с другом, но своей непохожестью собираются в общую картинку с множеством разных, по-своему ярких оттенков и создают одно общее, только им понятное. Хенджина он анализировал тоже. Он довольно спокойный и реагирует на все плавно, без лишних грубых слов или действий, улыбается уголками губ и в уголках его глаз складываются милые морщинки. Хенджин может быть действительно шумным в компании, окружающей их сейчас, но он точно совсем не плохой. Он бы, наверное, был нежно-голубым пятнышком в их сумбурной разноцветной мозаике, где-нибудь в правом нижнем углу или мазками по всей картине то тут, то там, ведь Хенджин и в жизни такой — успевает спорить с Джисоном, пока демонстрирует мастерство вскрытия бутылки глазом, минутой ранее тихонько шепча что-то глупое Сынмину, пока не совсем смелое, но уже явно прогрессирующее по сравнению с их первым неудавшимся диалогом. Сынмин знает, что Хенджин вот такой: рассудительный, неторопливый, но с твердым характером и несломимым стержнем. Знает, потому что точно так же, как и Хенджин, листал его аккаунт в Твиттер сутками напролет. — Какие ты фильмы любишь? — внезапно спрашивает Сынмин, наклоняясь совсем близко к его уху и касаясь кончиком носа черных взъерошенных прядей. — Порнографические? — Сынмин улыбается и ежится, пряча нос в вороте пуховика, понимает, что другого ожидать нельзя было, — Я люблю драму, если честно, — в той же тональности отвечает Хенджин. — Мило, — он улыбается и сжимает горлышко согретой в руках стеклянной бутылки, — Нашел недавно одну заинтересовавшую меня драму, но что-то не было времени посмотреть, я последнее время совсем в учебу погрузился, сегодня вот с вами первый раз куда-то выбрался за долгое время, хотя алкоголь не люблю, но это ведь не особо важно, когда компания хорошая, верно? — Сынмин запинается, чувствует, что его запал смелости остыл и становится как-то боязно говорить дальше, но Хенджин смотрит так внимательно, хочет услышать продолжение, поэтому он тихонько добавляет: — Было бы здорово посмотреть фильм вместе, раз появилось свободное время. — Если ты не против, — Хенджин улыбается, смотрит в сверкающие глаза напротив и хочет заправить опавшую на лоб прядь волос Сынмина, но сдерживается, и лишь немного склоняет свою голову на бок, — Мы могли бы выбрать день и собраться у кого-нибудь, устроить вечер кино, например, — Хенджин хочет добавить, что он под «посмотреть вместе» имеет в виду совсем вместе, чтобы без доставучего Джисона и наставлений Чана, бьющего по рукам Чанбина и всех остальных, которые фильм могут посмотреть и без них двоих в какой-нибудь другой раз, Хенджину, на самом деле, все равно в какой именно. — Было бы чудесно, — вновь эта улыбка, и Хенджину кажется, что его нелюбовь к сахару скоро заменит один мальчик с вот такой вот сахарно-сладкой улыбкой. И не любить его просто нельзя.🍵
Они довольно быстро расходятся по домам, на удивление Чана, который обычно в буквальном смысле оттаскивает парней друг от друга и доставляет прямиком к порогам их квартир. Идут в сторону своих домов вместе, вдвоем. Сынмин ходит по бордюрам, расставляет руки в стороны, держит равновесие, но все равно пару раз спотыкается и сильнее зарывается холодным носом в ворот. Хенджин смотрит на него и старается спрятать улыбку каждый раз, когда тот неуклюже переваливается с ноги на ногу на тонких каменных кирпичиках. Рука Сынмина то и дело задевает чужое правое плечо, и хочется невзначай переплести пальцы с ним, аргумент очень простой — я не хочу, чтобы ты упал. Но Хенджин не решается, сильнее запихивает свои руки в глубокие карманы, снова трясет головой, скидывая темную челку на глаза, и плетется рядом. Сынмин много и интересно рассказывает. Знает уйму всего, может поддержать, кажется, любую тему, и у Хенджина внутри как-то что-то сжимается, когда Сынмин понимающе улыбается, узнавая о его любви к своей маленькой собаке, которая живет в квартире отца. Он останавливается, трепетно смотрит Хенджину в глаза и просит обязательно позже их познакомить. Хенджин понимает, что он окончательно пропал. До дома Сынмина доходят спокойно, без происшествий, помимо одного раза, когда он чуть не рухнул с кривого поребрика, а после все-таки ухватился за плечо Хенджина и не отпускал до самого места назначения. В легкие проникает холодный воздух осени, под куртку — мороз, в сердце — любовь. Сынмин такой теплый и родной с каждым своим аккуратным и расчетливым действием (кроме хождений по бордюрам), что Хенджину кажется, что человека идеальнее он никогда не встретит. Расходятся быстро, и Хенджин салютует на прощание, сдерживая панику, когда Сынмин улыбается все так же сахарно и скрывается за железной дверью подъезда. Через пару часов в какао приходит сообщение. сынми мы забыли обменяться телефонами, я твой номер у Чан-хена попросил И внутри снова так тепло-тепло, хотя Сынмин и не рядом, но греет на расстоянии не хуже самого дорогого обогревателя. Хенджину такой обогреватель очень даже по вкусу, а еще ему по вкусу придутся какие-нибудь таблеточки от душевных перебоев, потому что где-то глубоко из-за такого (любого) Сынмина все вверх дном и дышать снова тяжеловато.🍵
Как предупреждал Чанбин, Хенджин заболевает. Он возится с ртутным градусником, который нашел в закромах маминой аптечки, роняет его на ковер с высоты роста того самого Чанбина и вскрикивает, быстро опускаясь на колени перед стеклянной трубочкой. Градусник остается цел и исправно функционирует, поэтому Хенджин выдыхает, не беспокоясь о сохранности своей жизни. На записке от мамы, которую она оставила сегодня утром на холодильнике, написан рецепт куриного бульона; на край раковины положила грудку и перед отъездом предупредила Хенджина, что деньги перевела на карту. Он проснулся в начале седьмого от теплой руки на своем лбу и обеспокоенного взгляда мамы. Она спросила, точно ли он уверен в том, что в ближайшие дни сможет находиться один и не хочет ли, чтобы она осталась. Хенджин только помотал головой, сказал, что все в порядке и, если что, заскочат Чанбин и Джисон при возможности. Он получил поцелуй в щеку и перевернулся на другой бок, зарываясь носом в теплое одеяло. Самое неприятное — ломота костей и стойкая температура тридцать семь и шесть, которую сбивать еще нельзя, но уже чувствуешь себя ужасно. Хенджин заваривает зеленый чай и режет лимон на довольно тонкие дольки (не особо тонкие, на самом деле, но он действительно старался). Он укоризненно смотрит на размороженную курицу и думает, что сил готовить совсем нет — в следующий раз. Ноги греют пушистые тапочки с альпаками, которые Чанбин подарил ему на прошлый новый год, а руки — теплая кружка крепкого чая без сахара. Хенджин плюхается на диванчик на кухне и кутается в плед, ставя на колени ноутбук. Он проверяет социальные сети и закатывает глаза, видя непрочитанные сообщения. чанбипбин я говорил? А ты не слушал меня придурок чанбипбин твой хен всегда прав больше не спорь со мной Хенджин написал в общий чат о своем состоянии еще в тот момент, когда его утром разбудила мама. Джисон в этот чат добавил Чонина и Сынмина пару дней назад, поэтому Хенджину каждый раз было немного неловко писать туда что-то глупое или перекидываться мемами с Джисоном. Он лучше будет делать это в личных сообщениях, чем заранее позориться. Из динамиков ноутбука раздается тихий щелчок, и Хенджин переводит взгляд на новое уведомление. сынми как себя чувствуешь? Хенджин смотрит на время отправки сообщения и улыбается. Четвертая пара закончилась минуту назад и Сынмин сразу же ему написал. О том, что он старается не пользоваться телефоном на занятиях, Хенджин осведомлен, поэтому не удивляется, когда не видит ничего нового в их диалоге, состоящем из двух сообщений. Сынмин беспокоится, и это заставляет Хенджина улыбаться еще сильнее, жмуря нос и стуча стопами по дивану. Он на радостях хватает кружку и обжигается, отставляя ее обратно на стол и дуя на раненные подушечки пальцев. На белые тапочки на полу попало немного чая, но Хенджин игнорирует это, вновь переводя взгляд на экран. сынми возможно, тебе нужно что-нибудь в магазине? Хенджин кусает губу. Он опускает пальцы на клавиатуру, ярко ощущая обожженными подушечками прорези на пластиковых кнопках. хванджин не могу сказать, что чувствую себя хорошо, но бывало хуже, так что прорвемся хванджин не, вроде ничего не надо, спасибо, сынмин-а сынми чем ты лечишься? Хенджин смотрит на свой чай, кусочки лимона на блюдце и упаковку курицы на краю раковины. Мама утром говорила взять что-то из аптечки, но он, честно говоря, совсем не запомнил, поэтому лечится таким вот интересным методом самовнушения и несладкого чая с витамином ц. С куриной грудки в раковину скатывается капелька воды и цокает, отчего Хенджин дергается и тихо выругивается. хванджин чай с лимоном пью, бульон сварю попозже, наверное Хенджин ловит себя на мысли, что запятые обычно не использует, а Сынмину грех писать так же, как они переписываются с Джисоном и Чанбином, поэтому он напрягается, вспоминая все правила пунктуации, заученные в школе. Джисон бы сказал, что он хлюпик, а затем сам бы получил по лбу. сынми а таблетки никакие не пьешь? хванджин только чай сынми понял сынми вышел из сети Хенджин хочет еще что-то написать, но совсем не знает, с чего можно было бы начать отстраненный диалог, поэтому закрывает ноутбук, оставив сообщения Чанбина неотвеченными, делает глоток чая и удобнее укладывается на диване с телефоном в руках, листая ленту Твиттера в поисках чего-то интересного. Внутри теплеет вовсе не от чая и пушистого пледа, а от сообщений Сынмина и его ненавязчивой заботы.🍵
Хенджин просыпается от негромкого стука в дверь, доносящегося до него спустя несколько коротких ударов. Он открывает глаза и оглядывается: на столе недопитая кружка чая, на блюдце — корочки от лимона, а телефон лежит выключенный возле диванной подушки. Хенджин тыкает по экрану дважды и смотрит на время — семнадцать сорок семь. Джисон и Чанбин в это время находятся в студии, когда у них три пары, Чан занят своей дипломной работой практически каждый день, Феликс, скорее всего, либо со своим старшим братом, либо усиленно занимается дома, Минхо бы попросту не стал к нему приходить без Джисона, а с Чонином они перекинулись всего парой коротких фраз и пока не так близки, чтобы ходить друг к другу в гости, но он кажется довольно неплохим парнем, поэтому они обязательно наладят коммуникацию. Хенджин, все еще не собравшись с мыслями, поднимается, не забыв обуть тапочки, и спешит в прихожую. Он смотрит в глазок и видит знакомую темную макушку, владелец которой неуверенно поглядывает в свой телефон и на номер квартиры. Хенджин, торопясь, открывает дверь и по чистой случайности ударяет ей по мыскам кед Сынмина. — Прости, пожалуйста! — Хенджин смотрит, как тот отшатывается и качает головой. — Все в порядке, — Сынмин улыбается и перебирает белый пакетик в руках. Что-то внутри металлически шуршит, но Хенджин старается не придавать этому значения — вещь все-таки чужая, — Я принес кое-что. Могу я войти? Хенджин несколько раз кивает болванчиком и пропускает гостя внутрь, закрывая за ним дверь и неуверенно поглядывая в сторону оставленного на тумбочке пакета с эмблемой аптеки, находящейся в соседнем доме. Он предлагает Сынмину тапочки, потому что по полу дует, подогрев перестал функционировать еще в прошлом году и приходится перебиваться тем, что остается — теплыми тапками поверх пушистых носков в холодные дни предстоящей зимы. Сынмин уверенно проходит в кухню-гостиную, не забыв прихватить с собой волнующий Хенджина пакет, предварительно повесив серое пальто на вешалку и аккуратно разместив конверсы на полочке. Хенджин подмечает, что Джисон и Чанбин обувь никогда так ровно не ставили и в пальто они оба не ходят. Хенджин неуверенно плетется к столу, где Сынмин раскладывает все принесенное (Хенджин только сейчас замечает рюкзак, который уже опустел, пока тот проходил в кухню). Он пробегается глазами по цветным коробочкам со сложными названиями, апельсинам и лимонам в одном прозрачном пакете и пачке сдобного печенья с шоколадной крошкой. Хенджин изумленно поднимает глаза на Сынмина, который закатывает рукава белого свитера, быстро оглядывает покупки и спрашивает: — Где я могу помыть руки? Хенджин пару раз моргает и заторможенно указывает в сторону ванной комнаты, уточняя, что можно использовать белое полотенце. Он провожает Сынмина взглядом, пока тот не скрывается за дверью, и садится на стул, беря в руки одну из картонных коробочек. «Таблетки для рассасывания. Классические» — гласит надпись на упаковке, и Хенджин несколько раз пробегается по названию неверящими глазами, продолжая держать в руках несчастную коробочку, теребя подушечками пальцев хлипкие уголки. Сынмин пришел к нему домой, заранее у кого-то узнав адрес, купил все необходимое, чтобы Хенджин поправился и, кажется, не собирается уходить в ближайшее время, потому что прямо сейчас стоит в его ванной и намывает руки. Потрясающе. Хенджин еще мгновение тупит, смотря на надпись на таблетках, и дергается в секунду осознания, понимая, что выглядит он сейчас вовсе не так, как хотел бы представать перед Сынмином, желательно, абсолютно каждую их встречу. Он наспех кладет упаковку обратно на стол и старается быстрыми движениями привести растрепанные волосы в подобие порядка, скидывая их со лба и глаз назад. На нем глупые пижамные штаны с мишками, которые он, на самом деле, хочет выкинуть еще с самого их появления в его пятнадцатилетнем возрасте, но рука не поднимается из раза в раз; запятнанная серая футболка пятидесятого размера, в которую поместилось бы еще два таких Хенджина с его худобой, и тапочки с, господи, альпаками, которые в секунду перестали быть такими забавными, какими казались еще с утра. Он пропускает куда-то мимо головную боль, противно пульсирующую в висках, и хочет убежать в комнату, переодеться во что-то более приличное, но его прерывает вышедший из ванной Сынмин со своей легкой, но яркой-яркой улыбкой, не сходящей с его лица с самого появления в квартире. — Я купил тебе цитрусы, чтобы ты их в чай добавлял, — он развязывает пакетик и достает оттуда фрукты, — Ты про это печенье говорил вчера, верно? Я его, кстати, тоже пробовал раньше, Чонин мне напомнил об этом, мы вместе в магазин заходили после пар, он втихаря от Чана одноразки покупает, ты только хену не говори, хорошо? — Хенджин изумленно смотрит на него и после вываленной тирады кивает, поражаясь тому, как тот самый мальчик с милыми глазками, которого он выглядывал на перерывах, сейчас смущенно улыбается ему, притащив для него продукты, стоит на его кухне со все еще закатанными рукавами и рассказывает о произошедших событиях настолько по обыденному правильно, что, кажется, Хенджин ощущает мурашки под застиранной тканью хлопковой футболки, — Еще здесь есть таблетки от боли в горле, витамин д шипучий, универсальная пшикалка в нос и горло, сироп с шиповником — тоже в чай, и на всякий случай жаропонижающее, — Сынмин укладывает цитрусы обратно на стол, но замирает и, наклонив голову набок, уточняет: — У тебя, кстати, какая температура? — Хенджин хлопает глазами и прикладывает ладонь ко лбу, тихонько отвечая: — Я не мерил еще, я только проснулся и… — пока он неосознанно перебирает пальцы и вновь оглядывает купленные Сынмином для него продукты и медикаменты, второй замечает оставленный на кофейном столике возле дивана градусник и преодолевает расстояние в несколько шагов туда-обратно, возвращаясь с термометром в руке. — Измеряй. Хенджин сидит за столом, с градусником подмышкой и стеклянным взглядом наблюдает за гостем, который, в секунду спохватившись, задает тысячу вопросов, уточняя, откуда достать овощи, где стоят приправы и кастрюли, нравится ли Хенджину острая еда, при этом быстро орудуя на просторной кухне. Тот на все отвечает незамедлительно после слов Сынмина: «Расслабься, хорошо? Я здесь, чтобы тебе стало лучше, а не для того, чтобы ты сидел с напуганными глазами по пять копеек. Но если ты хочешь, я уйду» на что сам Сынмин получил быстрое отрицательное мотание головой, ответив улыбкой. Хенджину такая забота в новинку, у него из внимательных и заботливых только мама, которую дома увидеть удивление, потому что ее работа — разъезды и командировки; и в незначительной степени Чан, но, если быть честным, ему самому нужен кто-нибудь, кто будет заботиться о нем, вовремя кормить и следить за режимом. Хенджин очень надеется, что Чонин именно такой, пускай и с одноразками на дне потрепанного рюкзака (он постарается тактично забыть об этой детали, чтобы не проболтаться ненароком). Еще к списку заботливых можно добавить Чанбина, но он человек-настроение и, если сегодня луна не в той фазе, он ни слова не скажет — ни по делу, ни без. — Тридцать семь и девять, — вертит градусник через несколько минут, чувствуя какую-то неописуемую вину то ли перед Сынмином, потому что он сейчас заморочится еще серьезнее и начнет угрожающе махать ему половником, то ли перед самим собой за слабый иммунитет. — Если поднимется до тридцати восьми и пяти выпьешь жаропонижающее, — Сынмин стоит к нему спиной, помешивая закипающую воду с овощами и порезанными кусочками куриной грудки, и Хенджин может незаметно изучать его: на нем темно-серые прямые джинсы и белый легкий свитер, который он выправил начав готовить, у него слегка растрепанные каштановые волосы и Хенджин ловит себя на мысли, что хотел бы зарыться в них пальцами и взъерошить еще сильнее, потому что растрепанный Сынмин выглядит действительно мило, и Хенджину хочется внезапно нарушить их недолгое молчание чем-нибудь вроде: «Ким Сынмин, объясни свою маленьковость». Хенджин отхлебывает остывший чай из большой кружки и подбирает ноги, удобнее устраиваясь на стуле и вновь цепляясь взглядом за свисающую на нем футболку. Надо все-таки ненадолго отлучиться и надеть что-то приличное, пускай не парадное, но просто чтобы стыдно не было. На фон Сынмин еще в самом начале поставил тихую музыку из плейлиста в Спотифай «for chill», и Хенджин в тот момент укусил себя за язык, потому что непередаваемое желание пошутить про Нетфликс захватило его. Сынмин бы при таком раскладе, наверное, бросил на него короткий взгляд и закатил глаза. А может быть наоборот — рассмеялся и сказал что-то похожее на: «Как-нибудь обязательно» и Хенджин бы в ответ на такое запнулся, но подумал: «Было бы круто», ничего не сказав вслух. Не имеет значение, как бы Сынмин отреагировал — факт его нахождения в квартире говорит, как минимум, о том, что он не обманул вчера, поставив его своеобразному умению вскрытия пивных бутылок твердую семерку из десяти, и ему действительно было комфортно рядом с Хенджином на протяжении всех часов, проведенных вместе под аккомпанемент шуток остальных ребят. Конечно, можно предположить, что Сынмина заставил Чанбин, потому что: «Я его предупреждал, он меня не послушал, а ты с ним вчера весь вечер пропиздел, ничего не сказав про тонкий бомбер, вот и расхлебывай». Но Хенджин прямо сейчас слушает историю о том, как он (вообще-то, правда трудолюбивый студент) бессовестно прогуливает философию уже третью пару подряд, вместо этого читая в ближайшем к университету кафе. И в Сынмине при этом столько чего-то необъяснимо солнечного и согревающего, что Хенджин неосознанно начинает улыбаться, когда теплые лучики сахарной улыбки щекоткой касаются его красноватых от температуры (и не только) щек. — Ты такой хороший, — скорее для себя, тихо проговаривает Хенджин. — За бульон и лекарства такую плату не приму, — хмыкает Сынмин, наливая суп в тарелку своим грозным половником, которым он забавно размахивал в воображении Хенджина минут двадцать назад. Перед ним оказывается мисочка с бульоном, рядом — ложка, а напротив размещается Сынмин, который в другой руке принес себе чашку зеленого чая, такую же большую, как у Хенджина. — О, прости, точно, насчет этого, — он вздрагивает и принимается искать телефон, бегая взглядом по столу, — Я переведу по номеру телефона, у тебя же привязана карта? — снимает блокировку смартфона и за пару движений открывает приложение банка, прогружающее приветствие на главном экране с надписью: «Доброго времени суток, повелитель тьмы». — Нет, — делает глоток, — Не нет, не привязана, а нет — ты не будешь переводить мне деньги, — Сынмин наклоняет голову вбок, и Хенджин всеми силами старается сдержать рвущийся наружу писк глупо-влюбленного умиления, — Ты мне ни за что денег не должен. — Но лекарства же дорогие были, ты тут свое время тратишь, хотя мог бы… — Нет, Хенджин-а, не мог бы, — Сынмин говорит довольно серьезно, но с природной мягкостью, присущей его голосу, и Хенджину остается только завороженно слушать, — Отплатишь как-нибудь потом, как-нибудь по-другому. — Звучит хорни. — Заткнись, — и смеется. Хенджин, на самом деле, готов к этому привыкнуть. Они решают все-таки посмотреть тот фильм, о котором упоминал Сынмин, усаживаясь на диване напротив ноутбука. Сынмин входит в свой аккаунт на Нетфликсе, и глупая шутка в голове Хенджина во второй раз начинает трезвонить в оглушающе громкий колокольчик, но он вновь сдерживается. Пока Сынмин ищет фильм, Хенджин отлучается переодеть футболку и чувствует себя после этого действительно гораздо комфортнее. Проходя мимо кухонного гарнитура, он замедляется, спрашивая у Сынмина о его желании выпить еще чая, на что тот утвердительно кивает. Чайник закипает спустя пару минут, которые Хенджин тратит на то, чтобы порезать лимон и пересыпать купленные Сынмином печенья в тарелку. Он достает два пакетика чая, который они оба уже пили сегодня (весь остальной закончился, но Хенджин в самом деле больше предпочитает другим зеленый). Он неуверенно тянется к стеклянной сахарнице, но решает уточнить: — Тебе с сахаром? — Без. — О, я тоже пью без, — Хенджин улыбается уголками губ такому глупому совпадению, записывая этот факт о Сынмине в свой воображаемый список различных интересностей о нем, — Это секси, — добавляет он чуть тише, не заботясь о том, услышат ли его. — Люди, пьющие чай без сахара? Хенджину хочется ответить: «Ты», но он решает для себя, что они не в плохом фильме для взрослых и, в очередной раз кусая кончик языка, отвечает: — Да, — нужно что-то добавить, чтобы не так подозрительно, — Просто, знаешь, сахар как будто извращает естественный вкус чая. Круто, что ты пьешь без, — хочется остановить эту неловкую сцену и ударить себя по лбу несколько раз, потому что он ощущает себя полным придурком. Он решает не тянуть дальше, поэтому отвлекает себя тем, чтобы налить кипяток в кружки и переставить все на поднос. — Абсолютно согласен, — Хенджин только сейчас, повернувшись, замечает, что Сынмин сидит, смотрит на него, подпирая подбородок рукой и вновь по-своему слишком мило наклонив голову набок, — Но я надеялся на другой ответ, — в голосе слышится напускная обида, а в действительности он еле заметно дует губы и Хенджину хочется целовать-целовать-целовать, но он болеет, поэтому точно не в этот раз. — Какой? — Хенджин опускает поднос с посудой на кофейный столик и присаживается рядом, почти касаясь чужого колена своим, отчего по коже мурашки и сердце делает негромкое тудум. — «Ты», — и Хенджину очень хочется верить, что Сынмин не читает его мысли, потому что, на самом деле, у него не всегда получается ставить на них цензуру, — Но мы не в плохом фильме, — и, наверное, именно в эту секунду Хенджин понимает, что он в Сынмина совсем-совсем, до конца и с ароматом свежезаваренного зеленого чая. Сейчас он испытывает то-самое прекрасное чувство, когда вы со знакомым переступаете ту-самую невидимую линию, за которой висит яркая неоновая вывеска с привлекательным: «Друзья, которые могут шутить те-самые шутки» и Хенджин понимает, что он в эту секунду по-настоящему счастлив. Они досматривают фильм, за время которого Хенджин успевает съесть еще одну тарелку бульона, и он на самом деле получился очень вкусным, за что Хенджин искренне благодарит Сынмина. Тот все два часа забавно шутит, а когда приходит время титров, он подпевает играющей из динамиков песне, и Хенджин готов спорить с каждым, кто скажет, что это не самый потрясающий голос в мире. Сынмин неспешно собирается, напоследок повторяет, как Хенджину следует принимать лекарства и просит повторно измерить температуру и, услышав нетвердое: «Тридцать семь и четыре» улыбается в ответ, потому что уже лучше, чем было. Хенджин наблюдает, как Сынмин достает из рюкзака шарф и обматывает им шею, приглаживая волосы перед зеркалом. Сейчас пальто на нем Хенджину удается разглядеть еще лучше, под светом белых ламп его прихожей и неторопливости гостя, которому и в правду торопиться некуда. Сынмин правда очень-очень красивый, мягкий, обнимательный и, вау, Хенджин, кажется, окончательно вл… как это слово на «в»? Джисон будет смеяться и много шутить над ним. Ну и ладно. Чанбин купит презервативы и вручит их обязательно при всех. Пускай, лишними не будут. — Целовать не буду, — чеканит Сынмин все с той же улыбкой, заранее закинув рюкзак на плечо, чтобы долго не топтаться в и так небольшой прихожей. — Правильно, я болею. — В следующий раз обязательно, — он делает шаг назад и опускает ручку входной двери, выходя на лестничную клетку и нажимая кнопку вызова лифта. Хенджину хочется сказать, он думает стоит ли, а потом понимает, что с Сынмином не страшно, поэтому: — Ты так флиртуешь со мной? — Хенджин держится за дверной косяк, смотрит в глаза напротив, надеясь, что по его лицу незаметно количество мыслей, носящихся сейчас в его голове громким топотом, давя на виски в унисон с субфебрильной температурой. — Морально готовлю к плате за бульон, — Сынмин улыбается напоследок перед тем, как зайти в приехавший лифт и помахать на прощание. Хенджин машет в ответ и чувствует себя счастливым-счастливым. Закрыв за собой дверь, он не сдерживается от восторженного, не переставшего быть глупым писка, и плетется обратно в кухню, чтобы прибрать оставшийся после них беспорядок. Сынмин вымыл после готовки всю посуду, даже ту, что была в раковине еще до его прихода, отчего Хенджин смутился, но тот сказал ему расслабиться. Хенджин, собирая кружки, вновь замирает, смотрит на опустевшую после печенья тарелку и понимает, что Сынмин купил его любимое, он его слушал и сумел запомнить. В сердце что-то еще сильнее замирает. хванджин спасибо Хенджин отправляет сообщение спустя полчаса после ухода Сынмина и, если спросить его, он действительно не сможет сказать, за что благодарит: за печенье, за лекарства и визит, за проведенное вместе время или за то, что он тоже не пьет чай с сахаром. Наверное, за что-то общее, за целостность произошедшего, что греет сердце сильнее, чем пузатая кружка зеленого чая в его руках.🍵
Хенджин начинает чувствовать себя лучше уже на следующий день, — в вечер воскресенья, — заливаясь литрами чая и доедая кастрюлю действительно хорошо приготовленного Сынмином бульона (он начинает верить, что суп волшебный). Хенджин сообщает маме о своем самочувствии, рассказывает, что его навестил друг из университета и говорит, что пойдет на завтрашние занятия. Чанбину в личные сообщения он так и не отвечает — особо никакой причины нет, ему просто захотелось повредничать. Чанбин не то чтобы сильно возмущался по этому поводу, оповестив его об этом в общем чате. д(ж)иван че как вчерашняя свиданка прошла? крис у кого? д(ж)иван хвана лишали целомудрия крис а он разве не с температурой вчера лежал? чанбипбин давно пора взрослый мальчик сынми свиданка норм ликновк ты тоже куда-то ходил? ин так они вместе были ;) ликновк а мило д(ж)иван подробности лилили о неужели дожили д(ж)иван п о д р о б н о с т и хенджин мой сын я должен первым узнать могу ли я им гордиться я все-таки отец ликновк хенджин не верь ему ты нам не нужен сынми можешь гордиться ин че рял? лилили треш д(ж)иван сосались? сынми всю ночь крис чего ликновк я кста думал хван гетеро сынми а разве нет? Хенджин читает прилетающие со звонкой трелью сообщения и не может уловить нить диалога, чтобы понять, какого черта они устроили. Джисон продолжает задавать глупые вопросы, на которые Сынмин так же по-глупому отвечает, отчего остальные присылают десятки смайликов с открытыми нараспашку ртами. Самому вступать в диалог не хочется, Сынмин и сам прекрасно справляется, находчиво на упреки Джисона отвечая тем же. Хенджин еще вчера убедился, что, когда ему комфортно, он может много-много говорить и, наверное, в ближайшем будущем обязательно схлестнется с Минхо в словесном поединке. Хенджин с уверенностью будет ставить на Сынмина.🍵
Утро понедельника начинается для Хенджина в шесть часов, когда он слушает топ-100 в Спотифай и полощет горло в ванной, краем уха ловя звуки шкворчания готовящейся яичницы. До выхода еще около часа, есть время забросить тетрадки в рюкзак (на самом деле, один единственный блок для вида и ноутбук) и, раз сегодня его организм рано проснулся после того, как он сам отключился, читая переписку в чате вчера вечером, Хенджин решает, что надеть что-то стоящее будет верным решением. И не потому, что хочется произвести впечатление на Сынмина, если они вдруг встретятся, вовсе нет, просто выглядеть хорошо — здорово, нет других причин. Сидя в самом конце автобуса, в тех самых классных джинсах, ссылку на которые пару месяцев назад ему любезно предоставил Минхо, и широком свитшоте с нашивкой игрушечного медведя, Хенджин получает сообщение от Сынмина, в котором он рекомендует несколько песен, если тому понравился тот плейлист, который они слушали вместе в субботу. А Хенджину плейлист искренне понравился, и вкус Сынмина в музыке, и его красивый голос и сам Сынмин тоже очень-очень понравился. Поэтому он за пару движений добавляет эти песни в раздел «Любимые треки», чтобы они успели сохраниться, пока он не спустился в метро, и интернет не перестал ловить (вай-фай в метро до сих пор безбожно не работает на его телефоне, зато на телефоне Феликса исправно функционирует). Он слушает на повторе три рекомендованных трека весь путь в метро и до нужной аудитории в самом университете, даже не ставя на паузу, когда здоровается с Минхо на первом этаже. Человека ведь олицетворяет то, что он любит, верно? Сынмин вот слушает красивую музыку, с действительно приятными текстами, цитирует «Маленьких женщин» Луизы Мэй Олкотт, вместо пар философии перечитывает в очередной раз «Гордость и предубеждение», любит добрые фильмы, пьет зеленый чай без сахара и, когда глаза устают от линз, носит круглые очки в тонкой оправе, что с его серым пальто выглядит просто великолепно. Сынмин сам по себе выглядит бесподобно, Хенджин уже заражался его солнечной улыбкой и согревался изнутри его искренней заботой, которую тот ни за чем не прячет, раскрывает свое сердце и являет себя всему миру вот таким вот простым Ким Сынмином. Хенджин понимает для себя, что этот человек не строит образ кого-то другого: он говорит то, что думает, берет за руку, если считает это нужным, приходит без приглашения варить бульон, просто потому что он — Ким Сынмин, собравший в себе тысячи миллионов хороших качеств. Поэтому Хенджин очень хочет раскрывать их каждый новый день, как какой-нибудь шоколадный адвент календарь в последний месяц года. Сынмин машет ему из другого конца коридора, и Хенджин, замерев на секунду, вытаскивает наушники из ушей и машет в ответ. Сынмин все так же ярко улыбается. — Жесть тебя размазало, — Джисон внезапно опускает руку ему на плечо и виснет своей худой фигурой на такой же худой Хенджина. Он тоже пару раз машет Сынмину и ощутимо щипает Хенджина за кожу под плотным слоем свитшота, когда объект симпатии его друга отворачивается, — Поздравляю! Мы теперь оба два больше не холостяки, наша жизнь волков-одиночек кончена, теперь у каждого своя стая, но не забывай — брат за брата, так за основу взято, — Джисон удрученно вздыхает и перекидывает руку на другое плечо, прижимая его к себе в подобии объятия, — Как быстро ушла молодость… — Что ты несешь?.. — Хенджин в недоумении провожает Сынмина взглядом и, перестав видеть его в толпе, поворачивается вбок, натыкаясь на страдальческое лицо Джисона, — Разве ты не покинул наш… Как ты назвал? Клуб холостяков? Еще в конце старшей школы? — Хенджин скидывает с себя чужую настойчиво давящую руку (словно она не часть чьего-то тела, а весит, как какой-нибудь здоровенный грузовик), но Джисон так же настойчиво возвращает ее на место, неспешным шагом проходя к их аудитории. — Я нет, у меня был пробный период все это время, тест-драйв, так сказать, а теперь, когда мой сын нашел себе спутника жизни, я, так уж и быть, позволю и себе стать частью чего-то большего в отношениях с Минхо, — Джисон горделиво вздергивает нос и несколько раз по пути поправляет скатывающийся с плеча рюкзак. — Второй раз в жизни слышу, что я, оказывается, твой сын, — отвечает Хенджин, — А Минхо знает, что у вас все это время был «пробный период» или ты заранее можешь собирать манатки и съезжать с его квартиры? — усмехается он, доставая из рюкзака ноутбук и, уместившись за столом, открывая лекционный материал за прошлую пару. — Я предлагаю опустить детали и не вдаваться в подробности тяготящего прошлого, когда есть настоящее и светлое будущее, — Джисон падает рядом, скидывая рюкзак на парту, — Кстати, о настоящем, че у вас с Сынмином? Реально сосались? — он подпирает подбородок правой рукой и свободной несколько раз шлепает Хенджина по бедру, — Если да, то я проиграю Чанбину десять тысяч вон и три банки пива, так что я надеюсь, ты почувствовал мои космические сигналы и не целовался с ним! Хенджин хитро улыбается и не удерживается от желания поиздеваться над лучшим другом, который, между прочим, до сих пор должен покупать ему кофе по понедельникам и четвергам после их последнего спора (в эти дни им нужно в обязательном порядке приезжать к первым парам, отчего Хенджин был готов купить в соседнем продуктовом пластиковую посуду ради изощренного способа самоубийства). А Джисон сейчас, почему-то, сидит без напитка. — Готовь деньги и пиво. К слову, — Хенджин наклоняет голову, вспоминая милую привычку Сынмина, и, откинув мешающую челку назад, спрашивает: — Где мой кофе? — у Джисона округляются глаза и лицо вытягивается в забавную форму продолговатого воздушного шарика. — Ты серьезно целовал Сынмина своим вонючим ртом полным бактерий? — он театрально вскидывает руки и одной прикрывает рот, изумленно хлопая глазами, — В тебе нет ничего святого! — Я не вижу свой кофе, — настаивает Хенджин. — А я не вижу твоей совести, — продолжает постановку Джисон, все так же держа на лице непонятное для Хенджина выражение, которое можно было бы сравнить со смятой сливой или чем-то, выглядящим так же отталкивающе, — Ты не почувствовал мои телепатические сигналы, как ты смеешь называть себя моим лучшим другом? — Мой лучший друг — Чан, — со спокойной интонацией отвечает Хенджин. — Бедолага, — Джисон хватается за голову и поднимает глаза к потолку, — Господи, этот парень засунул свой мерзкий язык в рот Ким Сынмину! — Ты купишь мне кофе. — Лучше потрачу эти деньги на спрей для полости рта бедному парню. Хенджин прыскает и устремляет все свое внимание на вошедшего преподавателя, который начинает что-то увлеченно рассказывать с самого порога, словно небольшая кучка сонных студентов действительно способна на то, чтобы адекватно воспринимать его слова в девять утра. Джисон разворачивается парой секунд позже и протяжно зевает, прикрыв рот рукой. Пара начинает казаться нескончаемой уже к концу первого получаса, голова ощутимо притягивается к горизонтальной поверхности, где Джисон разместился практически с самого начала, подмяв под голову пустой рюкзак. Он время от времени достает телефон и отвечает Минхо непонятными наборами смайликов и, на самом деле, первые несколько раз Хенджин не видел, кому именно тот отвечал, просто по его лицу все было прекрасно ясно — он так никому никогда не улыбается. Хенджин поддается какому-то колючему и тянущему чувству внутри, тоже достает телефон и забывает про лекцию, проверяя аккаунт Сынмина, в статусе которого красуется: «был в сети сорок восемь минут назад». Хенджин не знает, ради чего конкретно он зашел в мессенджер, но решает все-таки отправить что-то, поэтому начинает листать папку с мемами в галерее. Его отвлекает Джисон, который чересчур громко прыскает со смеха и бубнит себе под нос о глупом-Минхо-боже-он-бывает-таким-милым-знаешь? И, наверное, Хенджин попадает под влияние сидящего рядом переполненного серотонином парня, решаясь сделать тоже что-то милое. Поэтому в закромах мемов про волков, школу и своих друзей находит милого котенка, облепленного кучей смайликов-сердечек, отправляет его Сынмину и, сомневаясь всего секунду, подписывает лаконичным: «ты». И, когда они перед второй парой прогуливаются в магазин на перерыве, Джисон переводит Чанбину обещанную сумму, покупая три бутылки светлого, Хенджин сразу после оплаты решает уточнить: — Мы, кстати, не целовались.🍵
В библиотеке ужасно душно. Настолько, словно по всему помещению расставили десятки обогревателей и включили на максимум. Хенджин устало трет лицо и замирает в этой позиции, упираясь локтями в длинный стол, занимающий добрую половину второго этажа. Рядом Феликс листает уже четвертую книгу, две из которых — на английском, а, по его словам, преподаватель обязал пользоваться только литературой, предоставленной в библиотеке университета и ни в коем случае — интернетом. Енбок после этого долго закатывал глаза и проклинал его под нос на родном английском. Хенджин укладывает голову на руки и наблюдает за остальными парнями сквозь полуприкрытые веки: Джисон что-то увлеченно печатает в ноутбуке, минутой ранее потеряв карандаш, который он разместил за ухом «чтобы не потерять» (хотя самому карандаш вовсе не нужен — вся его работа в электронном формате). Минхо дремлет рядом, откинув голову на спинку хлипкого диванчика, а Чанбин бросает взгляды на Феликса и из раза в раз предлагает свою помощь с рефератом, потому что у последнего до сих пор есть некоторые проблемы с корейским, от чего Енбок отмахивается (потому что, на самом деле, у самого Чанбина огромное количество дедлайнов). Хенджин думает, что вот такая будничная суета веет какой-то особенной атмосферой, чем-то, пускай и тревожным из-за страха сдачи работы, но комфортным. Как было в том видео? Не хватает пива и чипсов. От мыслей его отвлекают зарывшиеся в волосы на затылке тонкие длинные пальцы и Хенджин только сейчас понимает, что успел задремать на несколько минут. Он приподнимает голову и сталкивается взглядами с пришедшим только что Сынмином. Рядом с ним семенит Чонин, поправляя на голове пушистые кудряшки (Чан в тайне ужасно умиляется из-за них). Сынмин присаживается рядом и ставит на стол капхолдер с двумя напитками, берет один из них — холодный американо — и подставляет его близко к Хенджину. Он вопросительно приподнимает брови, так и продолжая лежать на руках. Хенджин мимолетно оглядывает Сынмина и замечает множество тонких цветных браслетов на его запястьях, серебряное кольцо на большом пальце правой руки, широкую светло-розовую рубашку и редкие пепельные прядки в волосах. Поразительно, виделись ведь только вчера, а Сынмин по новой начинает занимать все его мысли с первой секунды своего появления (словно не занимает их полностью во все остальное время). — Это тебе, — Сынмин ставит стаканчик еще ближе, — Я подумал, что пускай на улице минус пять, в библиотеке очень жарко, поэтому взял холодный. Попросил бариста добавить ореховый сироп, — он со смущенной улыбкой отводит взгляд и достает из рюкзака ноутбук. На фоне слышится «fuck» от Феликса, ведь он все еще единственный, кому приходится работать только с книгами. — Спасибо, — Хенджин поднимается и, хрустнув шеей, делает несколько глотков, мысленно благодаря Сынмина еще несколько сотен раз. — А мне кофе никто не покупает, — Джисон говорит громче положенного, выделяет одно определенное слово достаточно четко, чтобы тот, кому было адресовано негодование, удрученно замычал и повернул голову в другую сторону, хмуря брови, — Завидую, Хенджин, такого бойфренда себе отхватил. Буду честным, если бы не вот этот грозный, злой, сидящий рядом, я бы задумался о том, чтобы отбить у тебя Сынмина, — Джисон хмыкает и делает глоток энергетика, купленного ранее на первом этаже в автомате. — Мы не встречаемся, — Хенджин смотрит на него в ответ, закатывая глаза и победно вертя в руках влажный от тающего льда стаканчик. — Пока что, — добавляет Феликс, успевший сходить за еще несколькими книгами. Все парни бросают на него сожалеющие взгляды. Сынмин ничего не отвечает, только неспешно начинает печатать в ноутбуке заданный реферат, открыв на панели задач множество вкладок с нужными источниками. Хенджин внимательно наблюдает за ним, на фоне слышатся голоса переговаривающихся друзей, но больше он вслушивается в клацанье клавиатуры под пальцами Сынмина, который сегодня надел линзы и разделил челку на две стороны, что выглядит, боже, горячо, пускай и в розовой рубашке, которая не то, чтобы секси, но вау, он выглядит изумительно. — Ты пялишься, — беззлобно говорит Сынмин, приподнимая уголки губ, пока отпивает свой чай, не отрывая взгляд от монитора. — Я знаю, — Хенджин улыбается в ответ, — Ты красивый, — он наугад протягивает руку к мягким волосам, безмолвно спрашивая разрешения и, получив одобрительный кивок, касается крашенных прядей, — Тебе идет. — Спасибо, — Сынмин переводит на него свой взгляд золотисто-карамельных глаз, и у Хенджина сбивается дыхание, — Чонин решил попробоваться в парикмахеры сегодня ночью. — Круто же получилось! — откликается последний. — Не спорю. Хенджин продолжает неспешно перебирать чужие волосы, иногда перешептываясь с Сынмином, обговаривая его реферат и предлагая некоторые изменения. Он внимательно слушает и в перерывах на отдых блаженно прикрывает глаза, подставляя голову под прикосновения ласковых пальцев Хенджина. Хенджин улыбается, неотрывно наблюдает за ним, иногда корча гримасы хихикающему над ними Джисону за другим концом стола. Сынмин улыбается счастливо, когда он двигается ближе, и тихонько на ухо предлагает: — Обнимешь меня? И Хенджин обнимает за плечо, перекинув руку за спиной, сидя вплотную и иногда путая стаканчики, стоящие рядом, чувствуя на кончике трубочки привкус персикового бальзама с чужих губ. — Я пришел ненадолго, мне уже пора, — спустя минут сорок говорит Сынмин и, сохранив заранее практически законченную работу, убирает ноутбук в рюкзак. Хенджин понимающе кивает и машет на прощание рукой, ловя себя на мысли, что все время рядом с ним глупо улыбался и теперь его щеки отдаются тянущей болью. В любом случае, он совсем не жалеет. — Удачи с оставшейся частью реферата, — Сынмин переминается с ноги на ногу и благодарно кивает, — И еще раз спасибо за кофе. — Без проблем, — Сынмин делает шаг в сторону, и Хенджин, мысленно попрощавшись снова, разворачивается к своему рабочему месту, вспоминая, на чем он закончил перед тем, как тот пришел, и он успел провалиться в сон. Хенджин пробегается глазами по последним написанным строчкам, безбожно стирая весь написанный сонный бред и начиная снова, но замирает, когда чувствует сладкий аромат персикового бальзама и ощущает касание пухлых губ в уголке своих. — Теперь точно пока, — и быстрым шагом скрывается на лестнице, спускаясь через одну. Хенджин отмирает спустя секунду, поворачивается и растерянно провожает взглядом убегающего парня вниз, моргает несколько раз, прикасаясь к месту, куда его только что поцеловал Сынмин. — Проводи его, — слышится голос Минхо фоном и Хенджин уверенно кивает, скидывает все вещи в рюкзак (ноутбук аккуратно, но торопливо помещает в специализированный кармашек) и, не попрощавшись, мчится к лестнице, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы. — Ты в самом деле думал, что он гетеро? — насмешливо интересуется Джисон, когда Хенджин пропадает из виду. — До того, как увидел, какими глазами они смотрят друг на друга, — Джисона такой ответ устраивает, и он оставляет звонкий поцелуй на щеке Минхо, игнорируя кривящегося рядом Чанбина.🍵
Хенджин догоняет Сынмина в раздевалке на первом этаже, старается заранее перевести дыхание, но эта затея идет крахом, и он, сделав вдох-выдох, быстро тараторит: — Можнояпровожутебя? — для драматичности остается только ладошки сложить и посмотреть глазками того самого рыжего кота из мультипликационного фильма. Сынмин согласно кивает, кутается в шарф до носа и продолжает улыбаться своей самой сладкой улыбкой (Хенджин начинает понимать, почему тот не добавляет сахар в чай). В одной руке у него полупустой стаканчик, а другой он на выходе хватает руку Хенджина и переплетает их пальцы, помещая себе в карман. Он подмечает, что у Сынмина руки теплые и мягкие-мягкие, а еще тот смелый до ужаса — Хенджин бы сам, наверное, не сделал так. Они выглядят максимально контрастно рядом друг с другом, но, когда Хенджин замечает их отражение в витрине одного из магазинов, мимо которого они проходят на своем пути, понимает, что смотрятся они правильно, вот так вот держа друг друга за руки, неспешно шагая по холодной улице и деля один стаканчик еле теплого чая на двоих. Сынмин говорит обо всем: рассказывает, что живет со старшей сестрой, но ее трудно застать дома, потому что та все время у своего жениха. Что хочет собаку уже очень давно и, когда его сестра выйдет замуж, квартира будет полностью в его распоряжении, и он обязательно заведет домашнее животное. Говорит, что хотел бы покрасить волосы в бордовый и сделать еще несколько проколов в обоих ушах. Хенджин старается запомнить любую, даже самую маленькую деталь, касающуюся Сынмина, не потому что так нужно, а потому что он сам хочет узнавать его, становиться ближе по инициативе обоих и проникаться друг другом самостоятельно, без участия всяких раздражающих факторов (вроде не-будем-показывать-пальцем-Джисона). Сынмин живет недалеко от университета, они доходят до его подъезда за полчаса и по пути за это время успевают зайти в продуктовый Хенджину за сигаретами (он честно старается бросить). Хенджин не отпускает чужую теплую руку даже после нескольких долгих минут стояния под фонарем около железной двери, за это время успевшей выпустить пару соседей Сынмина, с которыми он очень уважительно поздоровался и спросил у одной пожилой женщины о здоровье ее собаки. Хенджин расходиться совсем не хочет, он поглаживает тыльную сторону его ладони, смотрит в глаза с переливающимися звездочками от яркого фонарного освещения и думает, что, наверное, в эту секунду счастливее, чем был когда-либо. Ему достаточно просто прикасаться к Сынмину, видеть его улыбающиеся глаза перед собой и стоять вот так вот рядышком, тихонько рассказывая друг другу что-то ничего не значащее, но очень нужное сейчас. Ему просто хорошо быть рядом с Сынмином и ничего большего, в принципе, он и не желает. Просто быть, просто рядом, просто с Сынмином. И желательно навсегда. На часах время близится к десяти и уже, в самом деле, пора по домам, поэтому Хенджин думает, что вот сейчас он мысленно досчитает до трех, поцелует его в щеку и быстрым шагом поплетется к метро, потому что он живет в сорока минутах езды отсюда. Сделав глубокий вдох, он считает: Один. Сынмин разжимает их пальцы и кладет руку в карман, звеня связкой ключей в ладони. Он наклоняет голову, Хенджин задумывается, как у него не болят щеки всегда вот так ярко улыбаться (и Хенджину необязательно знать, что Сынмин так улыбается только рядом с ним). Он хочет достать сигарету, чтобы растянуть время еще на пару минут, но он не уверен в отношении Сынмина к сигаретному дыму, поэтому сжимает пачку в кармане, прямо как Сынмин свои ключи. Два. Хенджин уже почти-почти готов, их разделяет всего сантиметров тридцать, к тому же, Сынмин уже целовал его, они взрослые люди и в этом нет ничего страшного, верно? Но он чувствует, как внутри все потрясывает и кончики пальцев холодеют не потому, что на улице меньше нуля. Он сильнее сжимает упаковку, думает: «вот сейчас» и готов оставить поцелуй в следующую секунду, но Сынмин опережает его и заставляет растеряться еще больше своим очевидно более смелым, чем все, что ранее успел сделать Хенджин: — Можешь зайти, если хочешь, — и снова улыбается. Хенджин мотает головой, берет Сынмина под руку и мелкими шагами направляется за ним к подъездной двери. Уже в тепле парадной он осознает, что пальцы морозило и из-за холода тоже. Сестры Сынмина, как и ожидалось, дома не оказывается, поэтому тот сразу же подключает телефон к колонке в гостиной и включает один из любимых плейлистов, просто на фон для атмосферы. Они проходят вглубь квартиры, Сынмин устраивает короткий хаус-тур, чтобы Хенджин не запутался, и предлагает выпить чего-то горячего после холодной улицы. Хенджин охотно соглашается и предлагает свою помощь, но Сынмин толкает его на диванчик в углу и просит спокойно сидеть, дожидаясь. Выбор, очевидно, останавливается на зеленом чае (Сынмин предлагает с мелиссой, с жасмином, с земляникой и еще несколько других, отчего Хенджин теряется и просит выбрать на его вкус). Сынмин пританцовывает под более энергичную музыку, двигая бедрами и тихонько подпевая. Хенджин неотрывно наблюдает, вслушивается в песню и узнает в ней одну из тех, которые тот рекомендовал ему ранее. У него голос красивый, вокал — поставленный, и Хенджин очень хочет спросить его об этом, думает, что, наверное, сейчас довольно подходящее время, потому что тишина кухни нарушается только переливающимся голосом и оригинальная песня уже совсем неслышно звучит где-то на периферии сознания. Гитарист доигрывает последние ноты, молчание звучно растягивается по помещению, и Хенджин спрашивает: — Ты занимался музыкой? — он теребит твердую ткань черных джинсов под пальцами, словно мальчишка на первом свидании. Хенджин, в самом деле, ощущает себя рядом с Сынмином несуразным глупым подростком, который уже-почти-готов сделать что-то смелое, сказать что-то уверенное, но запал быстро проходит, когда он сталкивается взглядами с объектом своей влюбленности, и в троекратном размере начинает чувствовать, как потеют ладони и внутри громом раскатывают яркие, как вспышки молний, чувства. — Да, когда был младше. Еще у меня в комнате есть гитара, а под кроватью уже пару лет пылится синтезатор, — Сынмин говорит, отвернувшись, чтобы наполнить кружки кипятком, но его голос все равно звучит по-улыбчивому солнечно. — Сыграешь мне как-нибудь? — Обязательно. Хенджин в ответ рассказывает, как до шестнадцати лет занимался танцами и даже хотел поступать на хореографический факультет, но отец был против неприбыльного искусства для людей, неспособных реализовать себя в чем-то стоящем. В конечном итоге, он пошел на лингвиста, потому что наравне с танцами был увлечен языками и очень надеется, что сможет оправдать ожидания отца. — Но ведь, фактически, ты живешь не свою жизнь сейчас, — Сынмин, за время рассказа успев уместиться на диванчике, делает глоток и крепче обнимает колено правой рукой, опустив на него подбородок. — Почему же, я просто выбрал из двух зол меньшее, что может навредить отношению с семьей, я ведь… люблю их. Я все равно увлечен тем, что делаю сейчас, — Хенджин переводит взгляд на свободную руку Сынмина и, почти не думая, переплетает их пальцы, — Отец был против и языков в том числе, он хотел, чтобы я пошел на врача, как он, а не занимался какой-то самодеятельностью, как мама. — Чем занимается твоя мама? — Сейчас она работает переводчиком, постоянно по командировкам мотается, но на протяжении долгого времени она рисовала и зарабатывала этим на жизнь довольно хорошие деньги, — Сынмин сжимает чужую руку чуть сильнее, — Они с отцом из-за этого и развелись — он не давал ей реализовывать себя, а она еще и сына тянула в эту яму никому ненужного искусства. — Я бы хотел увидеть, как ты танцуешь, — Хенджин приподнимает уголки губ, смотрит в блестящие глаза напротив, в глубине которых отражается мерцание включенной на окне голубой гирлянды, и ловит себя на мысли, что сейчас он находится там, где ему лучше всего. Он встретил здесь своих друзей (Джисон со школы, он не считается), встретил Сынмина и осознал, как мало нужно для счастья. Просто сидеть вот так на темной кухне, освещенной только маленькими цветными фонариками, пить горячий чай и тихонько переплетать пальцы друг с другом, без каких-либо других слов, слушать рассказы из уст друг друга и находить поддержку, сидя в чужой квартире на тринадцатом этаже, в которой до сих пор плохо работает отопление, хотя на улице уже достаточно холодно. Хенджин чувствует прилив нерушимой смелости, сильнее сплетает их пальцы и говорит шепотом, но достаточно громко для тишины просторной кухни: — Я хотел поцеловать тебя около подъезда, — оказывается, сказать это гораздо легче, чем ему думалось. Словно он всегда вот так легко говорил об этом, всегда так уверенно держал руку Сынмина и не отводил от него своего невероятно влюбленного взгляда. — Почему не поцеловал? — Сынмин двигается чуть ближе, спускает ногу на пол и освободившейся рукой берет руку Хенджина, теперь двумя теребя его длинные пальцы. — Не знаю, — неловкость уходит куда-то далеко, незаметно выйдя из-за стола и тихо закрыв за собой входную дверь. Хенджин и представить не мог человека, рядом с которым будет чувствовать себя так правильно во всех смыслах, не подбирать слова, не бояться, что его осудят за любовь к чему-то необычному, как говорил его отец, глупому и неправильному. Сынмин тоже не кажется правильным: у него неправильно красивые блестящие темные-темные глаза, неправильно розовые губы даже без цветного бальзама, неправильно красивый голос, неправильно теплые руки и неправильные чувства к Хенджину, которые он и не пытался скрыть с самого начала. Сынмин своей обыкновенной неправильностью дополняет такого же неправильного Хенджина, который с детства старался угодить, стать правильным, но сейчас по голове маленьким молоточком бьет осознание, что их неправильность является правильной. Никакой медицинский университет или заброшенные танцы не сделали бы из него кого-то другого, ведь он сейчас — тот Хенджин, который, пускай и неправильный в чьих-то глазах, зато настоящий. — Поцелуешь сейчас? — и Хенджину сейчас совсем не хочется взвешивать «за» и «против», пытаться зацепиться за что-то, чтобы не. Сейчас — поцелует, потому что хочет, а не потому что так нужно, чтобы кому-то что-то доказать. — Да. У Сынмина губы со сливочным вкусом слегка рыжеватого персикового бальзама, зеленого чая и теплых взаимных чувств, которые в это мгновение ярко пылают на их губах, соприкасающихся пальцах и в громко стучащих сердцах. Касание совсем недолгое, всего пара секунд, но в этом прикосновении Хенджин находит кое-что очень важное для себя, кое-что, что он ни за что не отпустит. Поэтому, недолго думая, он вновь припадает к губам Сынмина, слегка сталкиваясь зубами, отчего оба неловко улыбаются, но продолжают целовать друг друга, переплетать пальцы и дышать одним кислородом, предназначенным сейчас только для них двоих. Хенджин притягивает его ближе, умещая руку на талии и чувствуя кончиками пальцев чужую худобу и приятный материал розовой рубашки. Сынмин предусмотрительно отстраняется и убирает кружки с края стола, незамедлительно продолжая начатое. Хенджин улыбается только от мысли, что он целует того-самого-милого-мальчика, сидя сейчас на его кухне и ощущая, как этот самый мальчик тянет его волосы на затылке, аккуратно покусывает нижнюю губу и томно выдыхает после уверенных поцелуев. Хенджин старается отогнать лишнее из своей головы, ему совсем не хочется портить момент — их первый поцелуй под мигающими синими гирляндами, но в голове сбой, он по кругу проходит все стадии принятия, хотя, казалось бы, уже очень давно прошел. Сынмин замечает чужую медлительность и решает уточнить, чтобы вдруг не сделать ничего ненужного: — Все в порядке? — он переводит сбившееся дыхание и облизывает припухшие губы, — Ты точно хочешь? — Точно, я просто… Думаю, что раньше никогда так не влюблялся, — Хенджин касается мягких волос в ответ, переплетает пряди между пальцами и утыкается своим лбом в чужой, неспешно дотрагиваясь кончиками носов. — Я раньше, в принципе, не влюблялся, — улыбается Сынмин. — О, так это твой первый поцелуй? — Хенджин самоуверенно приподнимает брови и целует в уголок губ. — Сдуйся, принц, — Сынмин двигается ближе и опускает руки на худые плечи под объемным худи, — Далеко не первый. Хенджин хмурится и дует губы, в ответ получая смех и легкие поцелуи на щеках, ощущая, как на коже остается все еще держащийся на губах Сынмина бальзам. — А ты… — спрашивать это оказывается более неловким, чем все, что Хенджин делал по отношению к Сынмину ранее, и он очень надеется, что он и в этот раз прочитает его мысли. — Был ли в отношениях? — пробует угадать. — Это тоже, но я про… Вытекающее, — Хенджин тушуется и не замечает, как от неловкости сильнее нужного сжимает волосы, получая тихое шипение и просьбу быть аккуратнее в ответ. — А… Да, я был в отношениях и… Второе тоже — да, — Сынмин продолжает кусать губы, поочередно нажимая на его плечи тонкими пальцами, движения которых чувствуются достаточно отчетливо. — Отхватил опытного, — шутит Хенджин и вновь опускает руки на талию, притягивая Сынмина еще ближе, чтобы оставить на губах короткий поцелуй. — Значит все-таки, как сказал Джисон, будем лишать тебя целомудрия? — Сынмин говорит без насмешки, не пытаясь обидеть, но Хенджин все равно чувствует себя немного неуютно, — Все хорошо, да? Не беспокойся об этом, — он вновь целует так же аккуратно и без пошлости, как только что сам Хенджин. — Да, все хорошо, — и расслабляется. Они целуются сидя на кухне еще долгое время, успевают повторно вскипятить чайник и благополучно забыть о нем, вновь продолжая целовать друг друга всюду, прикасаться и шептать приятности на ухо, кусая губы в ответ, пока Сынмин не предлагает Хенджину остаться на ночь, потому что уже достаточно поздно, чтобы ехать домой. — Обещаю, приставать не буду. Хенджин смеется после этой реплики, добавляя: «Еще кто к кому будет приставать», целует в кончик носа и отлучается в ванную, чтобы переодеться в домашнюю одежду, выданную Сынмином. Хенджин натягивает на себя белую футболку и замирает на пару секунд, вдыхая лавандовый аромат чистого белья, которым всегда так приятно пахнет Сынмин. Он смотрит на себя в отражении, видит свои счастливые глаза, зацелованные губы и еле заметные красные пятнышки на шее, и ощущает себя на своем месте. На глаза попадается стаканчик с двумя зубными щетками и Хенджин неуверенно отгоняет мысли о том, что утром здесь появится третья. Сынмин тянет его на кровать, обвивает руками и ногами, проходится по шее нескончаемыми дорожками-поцелуями и шепчет тихонько, что его следы на Хенджине выглядят волшебно и ни капельки не пошло. Хенджин вспоминает свое отражение под яркими лампами ванной и соглашается. Поцелуи Сынмина вкусные, слегка терпкие от чая, но по-особенному драгоценные, потому что, Хенджин уверен, так целуется только Ким Сынмин. Последний чуточку смелее, находит руками его талию, прижимается ближе и часто-часто дышит в раскрасневшиеся губы, затуманено смотря сквозь приоткрытые веки. Хенджин в губы шепчет, что можно и поприставать немного, отчего Сынмин посмеивается, но позволяет рукам проникнуть под уже задравшуюся футболку. Кожа у Хенджина горячая, под пуховым одеялом довольно жарко, в глаза лезут отросшие волосы и щекочут щеки Сынмина, но это становится совсем неважным, когда они находятся так близко, почти не дышат и, не останавливаясь, целуются. По всему телу — горячий пожар, от прикосновений рук остаются жгучие следы, медленно метящие яркими пятнами кожу. Хенджин прилагает усилия и сильнее вжимается бедрами, целует пухлые губы и продолжает зарываться пальцами в растрепанные волосы Сынмина. Тот шутит что-то о кинке и волосах, на что Хенджин закатывает глаза, толкается бедрами сильнее и целует — глубже. После нескольких движений Сынмин дрожит, но не останавливается, вжимаясь в Хенджина в ответ и посасывая нижнюю губу. Хенджин находит рукой чужую руку, сжимает своими пальцами чужие слегка дрожащие и тоже содрогается при особенно сильном касании бедер. Они переводят дыхания, смотрят друг другу в глаза и счастливо улыбаются, время от времени неспешно касаясь губами. — Можешь похвастаться Джисону, — предлагает Сынмин, лежа на его груди и переплетая их пальцы после того, как оба ненадолго сходили в душ и по отдельности привели себя в порядок. — Фу, не упоминай его в такой момент, — Хенджин касается макушки Сынмина в целомудренном поцелуе и откидывается обратно на подушку. Сынмин смеется в ответ, ложится рядом и, повернувшись на бок к нему лицом, притягивает его за талию, утыкаясь носом в мягкую щеку. Сынмин еще в библиотеке упоминал, что плохо спал прошлой ночью и постарается уснуть раньше сегодня, поэтому Хенджин не тревожит его, аккуратно обнимая в ответ и, пожелав спокойной ночи, запечатляя на губах напротив короткий поцелуй. Под пальцами чувствуется мягкость хлопковой пижамы, витающий в воздухе запах лаванды и миндального шампуня от влажных волос. С улицы доносится протяжное гудение машины и Хенджин очень надеется, что это не разбудит быстро провалившегося в сон Сынмина. У него еле заметно подрагивают ресницы, пепельные пряди мелкими блестками переливаются под светом луны из незашторенного окна, Хенджин внимательно наблюдает за ним и понимает, что влюбленность действительно может заменить обогреватели, когда отопление плохо работает или на улице ниже нуля. Хенджин не успел заметить, как влюбился в Сынмина, ведь определенного момента и нет, верно? Он просто понял для себя, что рядом с Сынмином дышится по-другому, зеленый чай без сахара становится сладким и любимое печенье перестает быть любимым, когда есть сладость чужого персикового бальзама на губах. Они своими неправильными чувствами притянули друг друга и каждый в ответ сделал другого по-настоящему правильным. И Хенджин осознает, что до этих согревающих чувств не чувствовал себя ни капельки счастливым.