В тени династии

       Ранее дворцы Быка были подобны картам в колоде и отличались разве что гербами да внутренней обстановкой. Будующий герцог Овидио решил сменить эту традицию, пристроив своему имению несколько башен и заказав новую облицовку фасада. И все же порой приезжие путали земельные наделы, тем более что графов было много.        — Это должно быть какая-то ошибка. — Говорил ошарашенный Бертольд, которого слуги позвали, оповестив о прибытии маленького господина.        — Нет никакой ошибки, вот письмо Герцога Вячеслава, а вот — вашего правителя. — Слуга, что был послан приглядывать за Кириллом, протянул все необходимые бумаги.       Джованни наблюдал за всем с окна. Общим советом графов Бертольда — среднего сына одного из них — назначили временным правителем в здешних землях. Спустя год после потери титула и власти их отец Марсель сошел с ума и теперь большую часть дня проводил в своих же покоях. Пускай старый граф не казался им с сестрой чем-то особо выдающимся, да и вообще больше походил на крысу, которая вылезла из грязи и приноровилась к нагретому месту, он по крайней мере обладал какими-то амбициями, а эта вот бездарность только и могла что сидеть на его троне, забывая, что хозяин он тут временно.        — Юный лорд, — осознав, что перед ним все-таки не самозванец, а настоящий сын Грифона, затараторил Бертольд, — благо, здесь вам делать нечего, наши господа еще слишком юны, чтобы иметь детей, и слишком взрослые для вас, поезжайте лучше к нашим соседям, у них как раз подрастают двойняшки, ох и весело…        — Спасибо, на двойняшек я нагляделся. — Став напротив него (регент был довольно низким, но младший Грифон все равно ниже) заявил Кирилл. — Скажете моему отцу, что велели отослать куда подальше, или мне лучше самому это сделать?       Толстячок побледнел и вспотел в мгновение ока. Хотя, таким он был только при высокопоставленных гостях, наследников старого графа (кои были здесь повыше его статусом) опекун всячески гонял и унижал, по его заднице плакала тюремная камера и это было то немногое, в чем взгляды наследников сходились.        — Еще чего!        За спиной регента появилась она. Удивительно. Последний год Лукреция всюду за ним таскалась, стараясь брать обязанности на себя, и люди все больше поддерживали ее, что дико бесило Бертольда. Тем не менее, девушка так же находила время привести свои темные волосы в порядок, так что блестели они на солнце как жемчуг в посохе нага. И пускай регент запретил ей носить украшения и слишком богатые платья, сестра умудрилась найти простой наряд, который подчеркивал и фигуру и величие молодой графини. Где-то неделю назад Джованни сказал, что зеленый цвет ей не подходит, не трудно догадаться, в каком платье сейчас соперница блистала, затмевая изысканностью и простотой разодетого как императора наставника.        — Велите слугам приготовить комнату нашему гостю, отнести туда его вещи, а еще подготовить покои для свиты и место в конюшне для лошадей. Если синьор Кирилл проголодался, наши повара тот час приготовят ему обед, хоть мы и закончили трапезу час назад.       Тут даже пламенная решимость маленького проныры куда-то делась. Вместо того, чтобы скрестить руки, скорчить гримасу или ответить в манере дерзкого воина (к слову, статус позволял ему это делать, не то что с Сарой) мальчишка уставился на будущую хозяйку имения, и ели как выдавил из себя одно-единственное слово.        — Спасибо.        — Только не думайте, будто я стану тратить на вас свое время, — быстро добавила Лукреция, — первостепенная обязанность графини — следить за делами своей земли, и если у вас нет каких-то важных политических тем для разговоров, то побегайте лучше с моим братом, дурак дураком, ему с детьми в самый раз.       Губы тут же скривились в гневной ухмылке, привычка. Когда-то давно мать читала им сказку про бедного мальчика, который все запреты нарушал. Ему сказали, что в погребе полно отравы, тот решил убиться, разбив посуду, и съел «яд» оказавшийся вареньем, а по просьбе продать шелк богатому господину и вовсе оставил его у статуи, и прозвище того мальчишки было «Джованни-дурачок».        Так и привязалась к нему эта кличка. Не сказать, что самая худшая — ей-богу, кузена по папиной линии вовсе прозвали гоблином за кривой нос — и все же она вызывала не самые приятные воспоминания. Первого ребенка, как подтверждение брака, ждали с нетерпением, а к рождению второго подготовились наспех. Скорее всего, имя так же выбрали наугад, так было всегда. С тех самых пор, как род пошел не от старшего сына, а от старшей дочери — прабабушки Альмы, власть переходила по старшинству вне зависимости от пола.       Джованни навестил гостя чуть позже, дав ему освоиться а себе — остыть. Чем ближе был день Рождения сестры, тем больше он бесился, думая о ее восхождении, и не мог сосредоточиться ни на чем другом. Но вот же решение проблемы — мелкий бесенок, а хитер как легион чертей. Он что-то придумает, и всего-то за жалкий ножик, и тогда роли резко поменяются.        — Ну и как тебе она? — Не поздоровавшись спросил старший. Раз уж начал знакомство на «ты», лучше было не переходить на «вы», а то и в привычку войдет.        — Больше похожа на дочку Лайама, он бы такую и хотел. — Пряча за пояс нож (с мечем в чужом доме никто не позволил бы бегать) ответил младший.        — И правда, у нее манеры императрицы, слишком высокое самомнение. Не представляю, как можно быть такой слепой, и мнить, будто тебе все по жизни обязаны, будучи никем.        — Странно. — Пожав плечами мальчишка не выдержал и захихикал, Джованни лишь удивился, списав все на глупость ребенка. — Так что же, мы так и будем болтать, или сразу к делу?        — Разве у тебя уже есть план?!        — Пока только первый шаг. Мы должны поговорить с твоим отцом. Я расспросил своего тот сказал, что старый граф жив, хоть и не у власти больше.        — Это верно. Отец уже несколько лет сидит в комнате, даже слуги с ним не общаются. Все пишет какие-то пророчества, которые не сбываются, совсем рехнулся.        — Отлично, все идет как нельзя лучше. Вот мы-то и расспросим его о жизни, о семье, он будет рад поговорить с кем угодно, и все выложит нам, как на блюдечке. Говорить будет много, авось и узнаем что-то нужное.       Сам Сегадора удивился от того, насколько проста и в то же время гениальна была эта мысль. Будучи правителем он тщательно следил за чистотой рода и репутацией, наверняка были какие-то случаи, которые старик замял или умолчал. А теперь… Да какая разница, Марселю уже ничего не грозит.       Итак, свиту мелкого Джованни прогнал, сказал, что сам за ним присмотрит и те отступились. Вместе заговорщики направились в пустую часть замка, где и располагались покои бывшего графа. Уже в коридоре можно было услышать шепот, прерывающийся временами кашлем, и скрип пера — да, тут были настолько тонкие стены. Не удивительно, что даже прислуга отказывалась жить рядом со свергнутым правителем — дойдя до двери и юноша, и мальчик только о том и думали, как бы поскорее уйти.       Стук в дверь. Все затихло. Тишина оказалась более угнетающей чем весь тот странный шум, что капал на мозги ранее. Кирилл держался довольно неплохо, Джованни начинал чувствовать тошноту, желание свалить усиливалось, только вот перед мелким нельзя было показывать слабостей. К тому же чего не сделаешь ради власти.        — Уже ужин, так скоро? — Спросили по ту сторону двери.        — Да нет же, это твой сын пришел навестить тебя. Я привел… Друга, он очень хочет узнать об истории нашего рода и я…       Договорить юноша не успел, дверь открылась и родитель предстал перед ним впервые с того дня, как того заперли. О, это был совсем не тот Марсель, жалкая крыса в облике монарха, но и не та недочеловеческая тварь, какую ожидал встретить ла Сегадора. Облаченный в робу монаха, сжимавший изуродованный крест в руках, ладони и губы были покрыты каплями чернил, на поясе болталась пустая чернильница, к подолу пристало перо. Он выглядел безумцем, причем не таким, что просит милостыню у монастырей. Старый граф вселял чувство ужаса, словно вот-вот должен был обратиться в демона и сожрать всех вокруг.        — Думаешь, я не знаю, почему мы столько лет не общались? Почему вы пришли сюда? Хотите снова повести меня на суд, содрать маску, обличить… О, Эльрат, я чист, теперь я чист. Меня обесценили, опорочили, но ты свидетель, боле нет на мне той грязи, ибо источник ее давно иссяк!        — Ладно, признаю, не лучшая моя идея. — Прошептал Кирилл.       Но было поздно. Старик затащил их в свою комнату — душную, пыльную, прохладную — в камине лишь угли тлели. Толкнув гостей к кровати Марсель принялся рыться в свитках, кои были разбросаны по всему помещению.        — Покажу, докажу. Я знаю, зачем вы пришли, я знал это давным-давно. Вы должны оправдать меня перед Эльратом, донести праву до всевидящего дракона. Вы должны… Должны увидеть!       Под ноги гостей упал длинный свиток, что являл собой генеалогическое древо. Там было очень много имен, но все они носили фамилию Верде, и только один Марсель, что красовался в самом низу пергамента, был перечеркнут и записан как ла Сегадора.        — Это случилось много лет назад, тогда я искал себе жену, но никто не хотел вступать в союз со мной. И вдруг она согласилась — Мариэлла, о, Мариэлла! Ваша мать была прекрасна как рубин в короне императора, к тому же вела свой род от благородных людей. Это мы были простыми ткачами Верде, ее же фамилия была столь известна, что при женитьбе я взял ее, но не все так радужно.        — Он что ли меня принял за девчонку?! — Потирая ушибленный локоть прошептал Кирилл.       Джованни жестом приказал ему замолчать.        — Брак с графиней позволил мне стать рыцарем и правителем земель. На самом деле, она любила власть и всегда, слышите, всегда была готова ткнуть пальцем, указать, кто тут госпожа, а кто — отброс. Однако, у ее Величества были дела, и пока она гуляла, графство лежало на мне. О, горе старику, горе! Вся прислуга знала о том, где сегодня ночует Мариэлла. У приезжего барда, в летнем домике эльфа, бывало даже среди резиденции гномов, тьфу ты! Но однажды женушка посягнула на огромный кусок пирога, то был сам герцог Быка, тогда вмешались слуги императора и больше ваша мать не гуляла на стороне. Я был простым человеком, мечтающем о титуле рыцаря, а всех вот этих интриг и хитростей у нее набрался. Умоляю, скажите жрицам, пусть помолятся за меня, ибо я чист перед миром, на ней все грехи лежат.       Марсель еще кучу тарабарщины вылил, в основном повторяясь. Пообещав, что навестит жриц (надо торопиться, скоро все спать уйдут, отмазался Джованни) гости покинули комнату, после чего направились на ужин, утомленные историями старика.       Бертольд не явился — не царского ума дело панькаться с детьми. Зато Лукреция не побрезговала прийти, сесть во главе стола, упрекнуть Кирилла, когда тот перепутал ложки для супа и десерта, да в конце еще и бокал вина выпить — брату и гостю алкоголя не наливали.        Если после первой встречи Грифон испытывал страх и даже уважение к хозяйке имения, теперь все это сменилось на злость. Даже Краал и то не пил при них, ибо мальчик ненавидел, когда ему что-то запрещали. Теперь маленький наследник горел желанием вызвать Лукрецию на бой. Но во-первых, она была магом, и не то что Анастасия, а самым настоящим инквизитором во плоти, а во-вторых, узнай мать что он побил девушку, наказания не избежать, даже Сара не спасет.        — Нам нужно как-то проникнуть во дворец вашего герцога и там все разузнать. Увы, такими делами я еще не воротил…        — Предоставь это мне. — Гордо ответил Джованни. — Глядишь, и научишься секретам дома Быка.       Если идущие по зову сердца Грифоны бежали напролом, готовые честно огребсти за благие намерения, то соседи выбирали менее заметный путь. Джованни попросил своих слуг устроиться на работу в дом герцога, и те в течении пары месяцев узнали всю необходимую информацию.       Они заводили беседы ни о чем, тайно перерывали бумаги, разыскивали старых советников на пенсии, даже расспрашивали местных жителей в таверне! Все то, что Кейт с Вячеславом называли «грязными сплетнями» собралось в одну нить повествования, и теперь отчет лежал перед заговорщиками.       Мариэлла ла Сегадора была любовницей отца Овидио, их роман закончился через пару лет после рождения дочери. Этого было достаточно — не важно, что в архивах семьи Быка нет записи о рождении бастарда, зачем кому-то это афишировать? Подумаешь, все доказательства строятся на «а вот бывший советник, он, к слову, нынешнего не любит, сказал…» для свиты этих земель более чем аргумент.       Кирилл получил свое вознаграждение и уехал в задумчивом настрое. Кажется, Джованни научил его каким-то гадостям, что-же, мог бы и спасибо сказать, чертенок! В тот день брат с сестрой ужинали вдвоем, рядом он держал пачку бумаг со всем необходимым. Взгляды Сегадора встретились, Лукреция прищурила глаза.        — Ты как-то необычно выглядишь сегодня. Я бы сказала, замышляешь чего, но у дураков нет возможности думать.        — Вообще-то я хочу…        — Синьор! Сеньорита! Ваш отец, он уже две недели болеет, при смерти лежит, хочет вас увидеть!       Ради такого (пускай, на битву за титул это не влияло) они прервали беседу и поспешили к родителю. Комнатушка стала еще отвратительнее с тех пор, как Джованни побывал там в последний раз — как-то давила, что ли, а может, и ему чего-то шептала о невыполненном обещании. К счастью юноша научился заглушать совесть еще ребенком, иначе не дожил бы до своих лет среди таких-то интриг.       Старик велел прислуге их оставить, после чего достал из-под подушки нож. Лукреция даже зажгла пламя на посохе, готовясь нанести удар обезумевшему Марселю, но тот лишь разрезал им ленту, которой была перевязана стопка конвертов.        — Пусть этот день станет днем моего очищения! — Торжественно заявил он. — Ранее я говорил вам (видимо, маленького мальчика чокнутый перепутал со взрослой дочерью), что не мог найти супругу, и очень обрадовался, когда ваша мать предложила мне брак. Это был выгодный союз. Понимаете ли, слухи о любвеобильности Мариэллы не позволяли ей найти пару, а я не мог иметь детей, от того дамы обходили меня стороной. В итоге мы стали жить вместе, ненавидя друг друга все больше с каждым днем.       Это был брак выгоды и нужды, от того он продержался так долго. Она позволяла мне править, я делал вид, что жена моя чиста и благородна, как монахиня. Даже когда их роман закончился неожиданным прибавлением в нашей семье, я выдал ребенка за своего. Так мы избавились о слухов о фиктивном браке, обзавелись наследницей, но двор императора начал догадываться и потребовал прекратить их встречи, сославшись на то, что как муж именно я должен его видеть. Любовника своей жены видеть и кланяться, во как здорово-то! — Расхохотался старик, а брат с сестрой напугано осмотрелись — не подслушал ли кто. — Но ведь она была неисправима, и все чаще ходила к нему, хоть и тайно. Когда на свет появился второй ребенок я уж вспомнил о своем достоинстве и сказал: довольно, а ни то все расскажу. Вот следовало бы, тогда эту ведьму сожгли бы на костре, графство было бы моим, моим! В итоге Мариэлла умерла своей смертью, а я вот столько мучался столько…       И вновь Марсель ушел в некую смесь маразма и безумия, да так и продолжал каяться, пока не испустил дух. В ту ночь у ложа новоиспеченного покойника у Сегадора состоялся серьезный разговор.        — Титул детей герцога дает нам преимущества? — Поинтересовался Джованни.        — Дурак ты, конечно нет! — Отрезала Лукреция. — Это значит, что мы — постыдные порождения куртизанки, которые должны быть поодаль от двора и вообще не напоминать о своем существовании. Титул герцога могут получить лишь чистокровные потомки династии. Видел того одичавшего пацаненка в доме Грифона, про него еще говорят, что он с орками водиться и бегает в их одеянии, как зверье? Вот так и живут бастарды, если вообще живут.        — Выходит, лучше нам молчать об этом.        — Вот то-то же, дошло наконец! — Смерив братца надменным взглядом выпалила сестренка. — Никому ни слова, иначе и ты и я в изгнание отправимся.       Вот так Джованни узнал одну простую вещь — хоть они с сестрой и не были лучшими друзьями, и даже двойняшками не были, их всегда объединяла какая-то неразрывная нить. То, что случалось с одним, непременно настигало другого, как издевка какая-то. А еще вспоминалась та поговорка, так любимая их регентом «ты то яму мне не копай, щегол, сам же в нее навернешься»!