В тени династии

      Власть способна дать многое, но она так же многое забирает. Если бы в Асхане существовала богиня Власти, ее символом точно стал бы глаз, проникающий во все уголки душ адептов. Так на что, а главное, зачем идешь ты ради верховенства?!       В мире есть много разных людей, и вести себя с ними нужно по-разному. К примеру, слуги нашего двора — вы всегда будете стоять выше даже самого образованного, умелого и старшего из них. К слуге можно проявить почтение, но это редко. Лучше не злоупотреблять обращениями на «вы» и не быть излишне вежливыми, в конце концов, не они управляют имением ла Сегадора.       Каждый день Лукреция глядела в зеркало напротив кровати, приводя в порядок прическу. Она делала это почти что по привычке, лишь иногда пропуская утренний ритуал из-за непредвиденных обстоятельств. Однако, посмотрев на себя в этот раз девушка отметила одну деталь: она уж очень сильно смахивала на мать, только волосы у той были светлыми.       Существуют люди, которые тебя выше или одного уровня. К примеру, родители, император, быть может, некоторые боги — на твое усмотрение. К ним почтение проявлять надо ВСЕГДА, даже если они откровенно унижают тебя, дают отвратительные приказы и совершенно не разбираются в своем деле. Управлять такими людьми можно только из тени, но не думай, будто бы сможешь попрактиковаться на мне, малышка, дом Быка, ухищренный интригами старыми, как сама Асха, раскусит твои примитивные манипуляции в два счета.       Когда-то давно Мариэлла любила своих детей одинаково, считая, что титул получит более достойный. Она обучала их многим хитростям, как общепринятым — вроде этикета — так и более тайным, какими владели даже не графы дома Быка, а только их семейство. Правда, Джованни слушал только то, что хотел услышать, и лишь сейчас начал понимать правдивость некоторых наставлений. Старшая сестра была куда умнее, не перечила матери, от того в скором времени их встречи стали частными, а братец-дурачок тем временем хвастался своими выпадами перед кухарками — внимание для него было подобно алой жидкости для вампира.       Когда встречаешь незнакомца все становиться сложнее. Может и император облачится в лохмотья, дабы проверить тебя, а завешанный драгоценностями вельможа окажется простым воришкой. Жизненный опыт и обаяние графини помогут определить подделку и выкрутиться из неловкой ситуации. Впрочем, есть еще один тип людей, и он самый мерзкий — самозванцы. Они владеют тобой временами, толи держат какую-то тайну, толи ухватились за иную слабость. Увы, с ними так же надо соблюдать правила приличия, но в отличие от императора такого урода можно свергнуть, а если повезет и очень кроваво, нужно только уловить момент.       В этот день, что не особо отличался от вчерашнего, да и прочих дней лета того года, внутренний голос подсказал — момент пришел. Уж не знала девушка, что там такого случилось во вселенной — до ее дня Рождения месяц оставался — но неведомая сила уже ударила в голову. Больше не хотелось ходить в скромном платье, аки монахиня на отшибе города, тело просило перстней, сережек, шелка, утонченности, красоты. Надоело слышать в спину «сеньорита Сегадора», госпожа, графиня, хозяйка и никак иначе!        Руки сами собой потянулись к заветной шкатулке. Все эти годы она собирала там украшения, которые ей продавали проезжие торговцы, но не могла ими воспользоваться — Бертольд запрещал воспитаннице носить какие-либо знаки богатого статуса, а отец, или кем он там ей приходился, был слишком немощен и безумен, чтобы заступиться.       В заветном ларце из ироланского древа хозяйку ждала золотая цепочка с круглым сапфиром. Поговаривали, его выловили шалданы с глубоких вод, но даже если лгали, камень был подлинным и понравился госпоже с первого взгляда. Браслеты, выкованные гномами, выученными в летающих городах магов, несмотря на то, что покрывали запястья, весели не больше первого украшения, но Лукреция ощущала их вес куда тяжелее — это годы запретов и ограничений дали о себе знать.       Наконец-то последняя вещь в шкатулке — серьги, серьги, созданные простым кузнецом их же графства, не особо примечательные, хоть и покрытые золотом. Ах, как же она мечтала о них, как завидовала дочерям других графов, ведь тем еще в годовалом возрасте уши прокалывали! Но нет же, это, по мнению Бертольда, могло поспособствовать развитию тщеславия, будто сам он был образцом целомудрия и скромности.       Дети слуг рассказывали и не раз, как их друзья да и они сами прокалывали уши. К счастью для дамы из дома Быка обращаться с иглой было делом обыденным (пусть и считалось, что латать дырки аристократам негоже, вышивка очень даже приветствовалась). Она была готова к адской боли, струйкам крови, даже неровному проколу, сознание так давно рисовало картину.       Лукреция берет инструмент, как до этого брала много раз во снах и мыслях, глядя в зеркало намечает точное место, прикладывает к мочке уха палец с наперстком, резко вгоняет острие, после чего не задумываясь просовывает в отверстие сережку. Боли нет, крови тоже, только вот украшение свободно болтается в ухе, а щеки налились румянцем. Она повторяет процедуру, снова смотрится в зеркало и улыбается, едва сдерживая смех. В мыслях столь сложный ритуал оказался в разы легче того, что делала будущая волшебница, когда училась обращаться с посохом.       Конечно же, боль настигла ее, когда прошла эйфория. Это случилось в коридоре, куда Сегадора вышла в алом платье с прозрачными рукавами — его она берегла к шестнадцатилетию. Впрочем, тогда на сожаления времени не осталось. Придворная жизнь проснулась вместе с хозяйкой, завертелась, закрутилась. Иногда возня в особняке была подобна пыльной учетной книжке, а порой пестрила событиями, как баллады бардов.        — О, Эльрат и пресвятые его ангелы, уйди с дороги, я сейчас ослепну!        — Тебе нравится? — Остановившись спросила сестра.        — Ей-богу, даже куртизанки из местного трактира не могут похвастаться таким великолепием. — Еще раз присмотревшись к старшей заявил Джованни.       Сперва она проигнорировала шуточки младшего и сделала шаг к обеденному залу, но тогда вспомнила, что вскоре станет полноправной графиней, и пора бы поставить мелкого на место. Джованни так же шел завтракать, и каково же было его удивление, когда сестра снова остановилась, они едва не столкнулись, а тогда Лукреция влепила пощечину, от которой ошалевший братец едва на ногах удержался.        — Куртизанки мне не ровня, хотя ты можешь взять одну в жены, большего все равно не светит.       Брат ничего не ответил, предвкушая приход Бертольда. О, этот толстяк никогда не пропускал приемов пищи, и уж он-то отчитает разнаряженную королевну так, что та неделю из комнаты не выйдет.       Признаться, и сама Лукреция нервничала — сидела за столом, а кусок в горло не лез. Она вспомнила тот день, когда к ним приставили этого самого «воспитателя». Тогда девочка еще не до конца осознавала, что случилось с матерью. Мариэлла и раньше уезжала на несколько месяцев, так что в первый год смерть воспринималась как временное отсутствие. Осознание «навсегда» пришло позже, а в тот миг отца отлучили от власти и совет решил, что сын другого графа будет тут хозяином, пока старшая не повзрослеет.       И хотя графиня Сегадора не особо то баловала детей вниманием и любовью (даже любимицу), она всегда заступалась за них (даже за дурачка). В конце концов, потомки должны были хранить память о родителях, прославлять ее и поддерживать порядок в имении, на которое каждый граф Сегадора тратил часть жизни. Позволить их оскорбить означало бы и себя унизить.        «Мама, защити!» — снова и снова молила про себя будущая правительница, пока новый хозяин осматривал владения и детей в полглаза. Но Мариэлла не возвращалась, а придирки регента становились все строже. Еще тогда у нее был выбор — бунтовать или подчиняться. Вспомнив наставления единственного близкого человека, девочка выбрала второй вариант, напоминая себе, что все это лишь на несколько лет.       С годами день вступления в права стал казаться не таким реальным и важным, а подчинение вошло в привычку. Однако, любому ожиданию должен прийти конец, а ее родовое упрямство попросту не позволило бы пропустить столь важное событие и остаться куклой до конца своих дней.        — Лукреция, ты что ли разум потеряла? Еще не успела графиней стать, а уже попадешь в багадельню. Что это за развратный вид? И серьги… Мне что ли сказать нашему милостивому герцогу, что ты себе раны наносишь? — Тоном взрослого, что отчитывал ее годы назад, заявил Бертольд.        — Я уже являюсь графиней, по праву рождения и первенства. — Спокойно ответила девушка. Теперь аппетит появился и она как ни в чем ни бывало принялась есть суп, уставившись в тарелку, а не на лицо опекуна.       Но регент не собирался так просто сдаваться. Пройдя мимо Джованни (тот делал вид, что ел, а сам краем глаза наблюдал за ссорой) он положил руку на плече воспитанницы, намереваясь поднять ее, но Сегадора опередила нахала и встала сама, расправив плечи.        — Ты сейчас же вернешься в свою комнату и переоденешься, а побрякушки эти вот твои я продам…        — Дом Грифона извещает о своем прибытии. — Прервал слуга.        — Что? Но ведь они должны были приехать только завтра… — Растерялся Бертольд. Естественно, о визите Лукреции никто не рассказывал.        — И чего же ты ждешь, истукан? — Оттолкнув все еще удивленного воспитателя (ох, лишь бы он не отошел от шока так быстро) девушка подошла к слуге. — Вели им комнаты готовить, а я встречу гостей. Чтобы все было сделано не раньше, чем наш разговор завершиться. Графы быка не должны выглядеть растерянными остолопами, не позорь нашего герцога!       Как оказалось, гостить приехала Кейт со своими детьми. Уловив взгляд братца (тот, как обычно, занял место наблюдателя с балкона) Сегадора поняла, что и он знал о визите герцогини, но, ясное дело, предпочитал о таком не говорить сестре.        — Сеньора, я рада видеть вас здесь, для нашего дома большая честь принимать таких высокопоставленных гостей. И все же, позвольте спросить, какова цель вашего визита в имение Сегадора? — На ходу сочинила графиня.        — Не беспокойтесь, ничего серьезного. Император Лайам велел провести это лето, укрепляя дипломатию. Нам с детьми предлагали поехать к родным в дом Оленя, или же навестить соседей — Волков. Однако Кирилл рассказал своей наставнице о вашем доме, и та уговорила Лайама разрешить нам провести отдых в землях Быка .Позвольте узнать ваше имя, со слов моего сына, тут всем заведовал некий Бертольд.        — Лукреция, госпожа, в этом году я стала полноправной хозяйкой дома. Мне лестно слышать, что вашему сыну здесь понравилось, и надеюсь, вы так же будете в восторге. Графы Быка издавна славятся пышными гуляниями и гостеприимством, так давайте же не будем нарушать традицию. Я проведу вам экскурсию по замку, а слуги тем временем разберутся с вещами.       Бертольд хотел было догнать воспитанницу, но увидев, что та разговаривает с герцогиней, не решился сказать и слова. Зато Джованни отлично вклинился между ними где-то на очередном повороте. Он так же представился и уж было начал рассказывать о своем знатном роде, но Кейт остановила его.        — Вы благородны и отважны, верю на слово, но подобных россказней мне кто только не рассказывал. Прошу, не утомляйте. Было бы лучше, если бы вы нашли какое-либо развлечение для моих детей, ведь мне давно уже пора заняться делами.       Понимая, что его вежливо пытаются отшить, Джованни решил удалиться, не упав лицом в грязь. Он потащил с собой Кирилла заявив, что остальным его сестра найдет забаву по душе. Лукреция же отметила, что дела супруги Вячеслава были не совсем законны, судя по тону, каким она сказала «заняться делами», но кем была она, подчиненной другого герцога? Уж не ей, уроженке Сегадора, шантажировать дом Грифона.       Особняки Быка славились своей роскошью — резьба, витражи, картины, ковры, замысловатые узоры и дорогие вазы позапрошлых эпох. Сад не уступал им в великолепии: растения со всего Асхана цвели и пахли под стеклянным куполом. Здесь под присмотром нянек были оставлены остальные отпрыски династии, а Кейт вежливо откланялась, пообещав встретиться во время обеда.       Оставив гостей Лукреция пошла дальше — к семейной усыпальнице. Только что власть постучалась к ней в двери и неожиданно облила кипятком. Гости, да еще и герцоги, да еще и с детьми, да еще и с тайнами. Стоило ли сообщать Овидио, как потом отчитаться за выходки перед другими графами, особенно перед тем, чей брат сейчас в ее доме хозяин?       Впервые за столько лет она подошла к гробу матери не за тем, чтобы воздать почести и привести в порядок могилу, а за советом, коих обычно просили у покойника, оставаясь с собой наедине. Рядом с высоким постаментом, увенчанным статуей прекрасной в своем величии женщины, можно было заметить нечто, похожее на ступень или подставку для подношений — на самом деле то было скромное надгробие ее супруга.        — Ты научила меня стольким премудростям, но так и не рассказала главного — как нужно править и как не упасть с трона. — Бережно погладив рукой табличку с именем сказала дочь.        — А моя мама учит меня только этикету. Она говорит, бабушка никогда не говорила с ней о таком, и что ей этого не хватало, мне такое не интересно, но я слушаю из вежливости.        Графиня обернулась. Позади нее стояла темноволосая девочка, старшая дочь Грифонов. В отличии от Антона и Анастасии (о первом знали как о наследнике, вторую часто упоминал Кирилл годом ранее) эта носила свой посох не только на тренировках, а вообще везде, где только могла его протащить.        — Подслушивать невежливо. — Не зная имя девочки Сегадора решила обойтись без «ты» или «вы», слишком рискованно.        — Прошу прощения. Мне просто нравится за вами наблюдать, вы такая, такая… Ну как герцог, и вы хозяйка не только своего дома, но и своей земли. Вам даже замуж не надо, чтобы быть графиней.       Привычки подсказывали вежливо отослать девчонку к остальным в сад, но вдруг в голове что-то дернулось, словно на ухо нашептал старый призрак. Нет, она заговорила не случайно, этот разговор можно вывернуть в очень выгодное русло.        — Много лет назад у моей прабабки был брат — единственный наследник, но графом он так и не стал, с тех пор в доме Сегадора наследство переходит по старшинству. Это просто случайность, так получилось.        — Понятно. — Разочарованно ответила маленькая птичка. — А вы тоже магией владеете? Потому что моя сестра маг, и мама маг, но Сандор рассказывал, что среди девушек немало и мечников.        — Возможно, я оставила меч своему брату, видела его? Джованни-дурачок! Как по мне магия и посохи более изысканны, они для высшего общества, а железные палки — для крестьян.        — А вы могли бы немного научить меня колдовать? Учитель приболел, все учатся, а я не могу!        — Возможно, но для начала мне бы имя твое узнать.       Раз девочка сама позволила графине быть уважаемой тетенькой, а себе — любопытным ребенком, поклоны и почтение в ее сторону были излишними. Можно назвать ее миледи, юная принцесса или там хозяюшка, однако в адрес старшей дочери Грифона Лукреция боле не скажет «вы», разве что сам император прикажет.        — Ирина!        Так и проходило лето в имении ла Сегадора. Кейт целыми днями сидела в комнате, виделась с детьми только за едой, слуги доложили, что та за какими-то книжками сидит, скорее всего связанными с магией тьмы и безликими, но Лукрецию не интересовали данные существа, ей и других забот хватало. Анастасия все гуляла по саду, любуясь цветами, каких в империи не увидишь. Антон был с ней толи от того, что было не с кем поиграть, толи от того, что с сестрой больше никто не хотел наблюдать за бабочками и кустиками. Кирилл уговорил Джованни показать ему несколько приемов боя, какими только старшие владели. Тот выкручивался, мол, это секрет, но малец заявил, что дурак просто не может быть учителем, и это не на шутку взбесило младшего.       Что же касается графини, она уделяла время Ирине, ровно столько, сколько ей бы хотелось. Иногда по полдня, иногда и по часу. Куда больше волновали госпожу новости о том, что Бертольд зачастил с визитами к брату, явно что-то затевал. Тем не менее с Ириной было весело: можно было позаплетать волосы, научить ее каким-то фокусам или поразить своими знаниями (детям много не надо, чтобы впечатлиться). Однажды она даже показала, как сделать розочку из бутылки вина.        — Вот этим можно горло человеку перерезать, ну или ранить. — Заявила Лукреция.        — Но зачем, когда есть посох?        — А вот будешь ты ночью спать в своей постели, а к тебе враг проберется, и что тот посох? Ищи его, а убийца уже у твоих ног! Запомни, маленькая госпожа, еще пригодится.       Позднее дошли слухи не самого приятного характера. Оказалось, Бертольд решил окончательно закрепиться как хозяин имения, став супругом Лукреции. Тогда девушке стало очевидно: от воспитателя избавиться надо, и способ у нее был.       Семья Грифона покинула особняк ла Сегадора за неделю до запланированного срока и больше не поддерживала связи с этими людьми. Как потом объясняла Кейт Вячеславу, Джованни на Кирилла дурное влияние оказывал — драться учил и ругаться, и вообще оказалось, что графы Быка известны не только гостеприимством, а так же умением распускать сплетни и шпионить.       На самом деле все сложилось куда хуже. Бертольд как обычно приперся на обед и занял свое любимое место, но Лукреция с Ириной к тому времени уже поели, чтобы как можно скорее приступить к тренировкам. Она дала ученице заклинание молнии, кое для детей было сложным и опасным. Ожидаемо, то срикошетило, удивительно только, что попало прямо в голову регента. Возможно, вспышка была не такой уж неконтролируемой и кто-то ее поднаправил…       Как бы там ни было, обвинять герцогиню в убийстве недографа — дело неблагородное, от того все списали на несчастный случай, императору даже не доложили. Ирина с ужасом глядела на женщину, которой так восхищалась — она знала, более того, спланировала все это, заставила ее убить незнакомого человека, да еще и сделала вид, будто тут не при чем. Впрочем, почему бы ей не вспомнить главный урок жизни — тут полным-полно эгоистичных ублюдков.       Что же касается Лукреции, в день своего вступления в права она веселилась от души, и не было никого, кто запретил бы ей праздновать. Более того, своему братцу она так же пожаловала титул графа, и сам Джованни сперва не понимал, какой бес ее укусил.       А логика сей дамы была проста — теперь они с ним были равными, но она была немного ровнее. Графы графами, а тут решало первородство.