Примеси разливающейся по телу боли

Фёдор с трудом размыкает веки, по ощущениям, наполненные плавленым железом, смотря по сторонам. Но он, словно крот днём, не может разглядеть совсем ничего из-за совершенной темноты. В помещенье не проникает ни одного лучика света, и Достоевский начинает подозревать себя в приобретённой слепоте. Долго раздумывать об освещении не приходится, ведь внимание юноши переключается на невыносимую боль по всему телу. Кости ломит, голова раскалывается, а стопы ног, будто бы сейчас подвергаются измельчению в мясорубке. Фёдор хрипит, откашливаясь из-за долгого перекрытия воздуха ковром, на котором он и лежал. Юноша понял это по жёстким ворсинкам, скрябующим по голому телу. Затылком он упирался во что-то на подобии палки, столба. Резко Фёдора ослепил яркий свет, льющийся потоками со всех сторон и без труда забирающийся под плёнку, которая пошла крупными морщинками, рефлексивно защищая глаз. Эхом по комнате разносятся нескладные металлические смешки, заставляя пленного осторожно приоткрыть очи и заинтересованно уставиться на источник звука - большой экран, по бокам которого и находились два слепящих прожектора. Чуть попривыкнув к давлению на глаза, Достоевский рассмотрел картинку на экране. Там была изображена эта комната, фонари, ковёр, сам Фёдор и... Кресло, стоящее неподалёку от ранее упоминаемого и развёрнутое в другую сторону от, видимо, камеры. Устремив взгляд на вероятное местонахождение стула и ничего не заметив, Фёдор тихо прошептал похвалу в сторону современных технологий. Смешки становятся всё громче и противней, из-за своего скрежета, и кресло наконец поворачивается в сторону камеры. На нём сидит по пояс закутанный в плед человек, чью личность раскрыть мешает серебряная маскарадная маска, прикрывающая щёки, нос, подбородок и один глаз. Неизвестный машет поднятой ладонью, облачённой в чёрную полупрозрачную ткань. Достоевский молча, смотрит в единственный открытый глаз человека, виртуально находящегося напротив. Тайный зритель, подождав секунд двадцать, насмешливо поинтересовался: — Так и будем молчать, упуская твоё драгоценное время? — А что нужно говорить? - Достоевский отвечал совершенно спокойно и непричастно, словно находился вовсе не голышом в каком-то странном помещении непонятно где, а у себя в кабинете, разговаривая с важным гостем или сотрудником. — Если хочешь, можешь анекдот рассказать. — Не хочу. — Окей. Тогда вопрос на миллион: тебя всё устраивает? - из-за переработки голоса в механический эмоции говорящего иногда было крайне сложно понять. — Почти. — Хорошо, давай-ка я уже расскажу тебе всё попорядку, хоть пока и не добился от тебя нормальных вопросов. Но бесчеловечность здесь не практикуется, поэтому пора бы тебя поторапливать. Почему ты здесь находишься? Ахах, шучу, этот вопрос нас с тобой не интересует. Зачем ты здесь? Твоя задача, проходя разные лёгкие препядствия, найти беленький флажочек и поднять в воздух. И всего-то. Справишься? Конечно! Ой-ой, постой! Забыл уточнить: на всё это у тебя лишь полчаса. Не успеешь - получишь пулю в лоб от одного из лучших снайперов. Понятненько? — Предельно. Что может гарантировать правдивость твоих слов? — Это лишь игра. Я не болею за твой проигрыш, а лишь хочу увидеть твою победу или поражение. Да и выбора то у тебя нет. Ещё вопросы? — Почему я голый? — У тебя такой интересный, рельефный пресс: видны целых пять кубиков. Правда, они слабовато выделяются и видны лишь при выполнении тобой упражнений, требующих напряжения пресса. Твои руки довольно тонки и белы, плечи покрыты светло-зелёно-синими венками, переплетающимися в разные узоры. Но большее внимание конечно же привлекает он. Неожиданно большой для такого хрупкого тельца. Ой, мы заговорились! В путь дорогу! Дверь находится за проекцией. - ни капли смущения в этом бодром монологе явно не просматривалось. Экран погас, и Фёдор понял, что картинка с камер высвечивалась на чёрной стене, внизу которой и находилась дверь. Правда, вначале юноше пришлось выполнить несложную операцию. Та вещь, упирающаяся ему в затылок, оказалась самурайской саблей с рукаядью, расписанной сакурами и журавлями. Поняв это, пленному оставалось малое -проползти гусеницей к этому произведению искусства и поднапрягшись, вытащить из резиного покрытия, что Фёдор и сделал. Разрубив верёвку на ногах, он облегчённо вздохнул, разминая ступни. Достоевский медленно поднялся, проходя к выходу. Шёл он покачиваясь и прихрамывая. Да и понятно из-за чего. На голенях того красовались узкие буро-малиновые вмятинки, кое- где даже преобредшие белые вкрапления. А места, что находились между этих вмятин, принимали кое-где слабо-синий оттенок, где- то слабо-красный. — Улиточка выдвинулась, - громом пронёсся голос вблизи Фёдора. Выйдя за дверь, юноша замер. Пред ним раскинулся небольшой пруд с тёмными водорослями, заполняющими всю поверхность воды. Изначально можно подумать, что это болото, но присмотревшись к водорослям, убедится в обратном. — Улиточки у нас обитают в наземно-водной среде. Игнорируя все высказывания скрипящего голоса, Фёдор, задержав дыхание, прыгнул в эту тёмную жидкость, полную неизвестных мерзостей. Таких как пиявок, к примеру. Пока Достоевский плыл брасом, сильными гребками откидывая оторванные водоросли в стороны, голос озвучил полезную информацию: — В этом пруду обитает четыре тысячи голодных пиявок, которые с радостью облепят тебя с головы до ног. Достоевский ускорился, забив ногами по воде и участив гребки. Дыхание его сбивалось, а в нос проникала вода, заставляя морщится и чихать, захлёбывая ещё больше жидкости ртом. Его тело щипало в нескольких местах, но плывущему дела до этого сейчас не было. До берега оставалось совсем немного. Вот уже и руки зарывались в песок при очередном гребке, скользя пальцами по двум - трём склизким тельцам и путаясь в водорослях. На коленях проползая по мели, юноша развалился на маленьком бережку, засыпанном галькой. Человек в маске внимательно осматривал жертву, доставая руку из под пледа и сжимая в кулак. Руки юноши были обмотаны в несколько слоёв волнистыми водорослями, так напоминающими верёвки. С тела того ручьём текла вода, оставляя на прессе, между кубиков, большие капли, ловящие блики от сверкающих в небе звёзд. Фёдор тяжело дышал, напрягая мышцы тела и раслабляя. При этом на его шее вылазила тонкая венка, пресс проявлялся, губы кривились. Но особое внимание привлекали четыре чёрных пиявки сантимметров 5-6 в длину. Они безжалостно вцепились своими широкими ртами в самые мягкие места тела Фёдора: две самых крупные всосались во внутренние стороны бёдер, две других - в левый бок. Наблюдатель укусил себя за косточку указательного пальца, что- бы не застонать от возбуждения, при виде такой сексуальной картины. Еле разборчиво он пробормотал о бегущем времени, из-за чего Фёдор вновь направился в путь, равнодушно относясь к сопудствующим ныне его пиявкам. Ему пришлось идти по колючим шишкам и мху, муравейникам и грибам, сквозь тёмный лес, уворачиваясь от веток, так и наровящих проткнуть глаза. Наш герой не почувствовал никакого облегчения при виде следующего испытания. Он взобрался на ближайшее дерево средь бурелома, что стоило пройти ему. Стоит уточнить, что, так как Фёдор не знал, в какой стороне запрятан заветный флаг, он решил идти на Север, решив что у автора игры возникнет наиобычнейшая ассоциация белого со снегом, снега с Севером. Достоевскому пришлось перелазить со ствола дерева на другое, спрыгивать на землю, проползая под трухлявыми стволами, жмурясь, идти вперёд, несмотря на ветви безжалостно царапающие тело, перелазить через тесно припадающие друг к другу берёзы. Изгибаясь в разные стороны, подпрыгивая и ложась, Фёдор показал ещё большие достоинства своего тела. Особенно некоторому человеку понравилось, когда Достоевский перелазил через высоколежащие стволы. Тогда его кожа на спине натягивалась, и позвоночник заметно выделялся, поочереди проявляя острые горбинки. Зритель, освободив и вторую руку, поместил её на выделяющийся из под пледа бугорок, медленно поглаживая по нему. Он тихо мычал, пуская слюни по косточке, на которой уже образовался яркий след от зубов. Сваливаясь в мягкий мох с последнего дерева, Фёдор тихо посмеевался. Мох мягкий по нескольким причинам, но самая бросающаяся в глаза - он пропитан кровью. Десять трупов лежат в ряд, а над ними кружатся стаи жужащих мух, что прилипляются и на деревья вокруге, и на землю, и на Достоевского. — В одном из этих трупов находится то, что тебе нужно, - голос прозвучал тихо, срываясь. Не теряя ни секунды, Фёдор сдёрнул с первого трупа рубашку. Быстро взглянув на того, он повторил процедуру и со следующим, и со всеми остальными. Но вернулся он лишь к третьему. Третьему, грудь которого украшал небольшой зашитый порез, примерно длиной с яблоко. Не имея при себе ничего острого, Достоевский подсунул палец под нитку и нажал на плоть, проявляя маленькую дыру в том месте. Тайная личность выгнулся, убирая руку от своего достоинства вновь под плед. В рот уже входило больше половины кулака, из-за чего у неизвестного побаливала челюсть. Парень проводя рукой по спине, спустился ею под штаны, приближая к мягкому месту. Вновь устремив взгляд на Достоевского, который засунул второй палец под нитки на трупе и нажимал теперь ими обоими, наблюдатель сжал свою ягодицу, сильнее сжимая зубами кулак. Фёдор раздвигал сшитые границы кожи медленно: те туго были сшиты. Смотрящий на всё это, не выдержав, тихо проскулил, оттягивая ягодицу в сторону и отпуская. Он приблизился одним пальцем к мокрой, сжимающийся дырочке, начав легонько её поглаживать. Но когда палец третий раз пробежался по тонкой плёнке, он немного сьехал и оказался в тёплой, влажной дырке, стенки которой сжались по его краям. Тут, парень не выдержал и простонал. Достоевский, наконец разорвав нити и "открыв труп", удивлённо взглянул в небо. Ведь вместо привычного голоса он просто услышал механический скрежет. В этой мягкой, мёртвой массе хранилось ружьё, которое Достоевский повесил на плечо, продолжая свой путь. Но вот не задача - ограда и дверь посередине той, да ключа нет. — Где ключ-то взять? - спросил Фёдор, вслушиваясь. Но ответа не последовало, ведь голос был занят немножечко другим. — Ладно, понял, сам найду. Поразмышляв о возможных местонахождениях ключей, юноша пришёл к выводу, что пять дубов в сосново-берёзовом лесу что-то да обозначают. Удача повернулось ему, потому что, вскарабкавшись по пню ко второму дубу, Фёдор наткнулся рукой на соты, истекающие липким мёдом внутри. Зритель медленно ввёл второй палец, просовывая первый всё глубже. Со всех сторон пальцы сжимали горячие, мягкие стенки а струйка, стекающая с пальцев, намочила боксёры. Сжав соты в руке, Достоевский нащупал холодный, металлический ключ, сразу же вынув руку из дупла. Пару ярких отметин красовалась на его запястье, а злобные плёлы окружили того. Тотчас Фёдор бросился к укрытию, чуть ли не ломая ключ при попытки открыть замок. Каким-то образом он умудрился забежать в помещенье без единой пчелы. Всего семь укусов украшали его спину и живот. Торопясь, Достоевский развернулся. Какого было его удивление, когда прямо перед его носом, капая слюной на земь и рыча, стоял огромный волк. Фёдор, сегодня побив множество рекордов по скорости, успел снять ружьё с плеча и шмальнуть пулей бешенному волку между глаз, пока тот даже не шевельнулся. Тяжёлое мохнатое тело свалилось к ногам Фёдора. Тот, бросив ружьё на ещё тёплое животное, пошёл вперёд. Голые его ступни проваливались в грязь, и чем дальше он заходил, тем глубже становилось. Наблюдатель развёл пальцы, и начал шевелить ими, как ножницами, переодически, проваливаясь одним в пространство между стенками. Достоевский резко ускорился, заметив флажёк вдали. И вот, находясь попояс в грязи, поднял влажок над головой и крикнул: — Это победа. Автор игры, убрав кулак ото рта, тем самым вызвав волну стонов со своей стороны, а для Фёдора помехов, хрипло проронил: — Цвет... Достоевский взглянув на флаг, тут же отбросил его, словно что-то омерзительное. Бегая очами по туманой местности юноша опять куда-то устремился. Взяв в руки новый флажёк, находясь по самый кадык в грязи, Достоевский поднял его вверх. — Вот белый флаг. Что дальше, Николай? — За тобой приедет твой...крепостной... Смотрю, ты меня раскусил? — Я тебя и по одному глазу с ухмылкой узнаю, Коль.