Примеси разливающейся по телу боли

— Марс: главный подозреваемый, успешно доказал мне свою невиновность в столь трудных условиях. Казалось бы, он находился с Льюисом в одной комнате в момент убийства, и, как сам утверждает, разговаривали они совершенно тет-а-тет. Марс не скрывает того факта, что он не отрывал взора от друга на протяжении всего вечера, но всё равно ничего не заметил. Не заметил, кто и как воткнул нож в солнечную артилерию собесседника. Крови было мало; на чёрной футболке небольшое бордовое пятно было трудно заметить. Льюис не кричал, не стонал и не рыдал, лишь глаза его потеряли ранний свежий блеск. Марс заметил смерть Льюиса только, когда он пал в тарелку с манной кашей. Но ведь был вечер? Довольно необычно есть кашу на ужин. Или я придираюсь к мелочам?... - Фёдор смотрел в расплывающееся чужое отображение, растёгивая пуговицы кремового желета. Не дождавшись ответа, Достоевский нахмурился и потёр виски указательными пальцами, тихо шипя. — Чёртова мигрень. Фёдор устало облокотился на края умывальника и, продолжая с осуждением глядеть на зеркальную гладь, окунул лоб в воду, приятно ласкающую кожу своими волнами. Она не особо-то помогала избавиться от ужасной боли, а лишь приглушала ту, задабривая ледяным жжением. Фёдор достал из ящика над умывальником коробочку, вынимая из неё желтоватую таблетку и незамедлительно проглатывая. — Хоть дело и закрыто этим Осаму... Но, я уверен, что Марс не виновен. Несмотря на свои убеждения, я пытаюсь найти реальные, а не поддельные, как у некоторых шатенов, улики, указывающие на Марса. Экая забава. Знаешь, почему? Сбросив плащ, жилет и рубаху на кафель, Достоевский приобнял себя за плечи и, прикрыв глаза, присел на банный тонкий коврик. Проворковал он хриплым голосом слова сконцтруированной молитвы и припал охлаждённым водой лбом к маленькой медной выемке. — Марс не виновен. Согласен? - Достоевский скинул брюки с нижним бельём и, переступив через высокий порожек, сиганул в бассейн, оттолкнувшись ногами от острого борта; на стопах образовались маленькие красные полоски. — Во-первых, его отпечатков не было на ноже. Да, да, это легко оправдать: там, не знаю, схватил рукаядку ухваткой или полотенцем. Но посмотрим-ка дальше: труп упал на стол, а не свалился с табуретки назад. Легко догадаться, что это значит. — Фёдор замолчал на несколько минут, всё ещё надеясь услышать чужой неуравновешенный голос. — Убийца, должен был воткнуть нож в тело Льюиса с близкого расстояния и, вероятно, придержать того за спину. Отпечатков на пиджаке убитого тоже не имеется. Марс подошёл к нему? Все специи находились ближе к Льюису, и, выходит, Марсу не было надобности подходить к другу. Так как они оба из аристократических семей, правила этикета им знакомы. А по ним, да, я на всякий случай, уточнил у Марса, ЕСЛИ ТЕБЕ ИНТЕРЕСНО, КОНЕЧНО, подаёт приправы другу именно тот, к кому они ближе расположены. Никакой выпивки у них не было изначально. И выход, и холодильник, и столик для нарезания овощей находились за спиной Марса. А окно за Льюисом давно сломанно и не открывается. Если бы Марс подошёл к нему просто так, Льюис бы занервничал: одним прикосновением полотенцем не обошлось бы. Да и, Марса стошнило... Около своего стула. Он говорит, что вырвало сразу после осознания смерти Льюиса. Самое главное: Марсу просто-напросто не выгодно убивать друга, который его содержит. Достоевский, сидевший на ступеньке, поглаживал волны ладонью: гоняя в разные стороны. Тут он почувствовал дыхание на выступающим из жидкой плёнки плече и тотчас, глубоко вздохнув, ушёл под воду. — Тебе хоть интересно? Марс - хиппи, сбежавший из дома. А Льюис - хороший друг, приютивший беглеца. Где здесь выгода? Мог ли в этом всём учавствовать кто-то посторонний? Нет. Дина: соседка наших героев, весь день просидела на подоконике в коридоре, обсуждая кого-то с подружкой по телефону и, ради интереса, наблюдая за всеми. Говорит, что к Луи(она так сокращает имя Льюиса) никто не заходил, а окно, как ты уже знаешь, было закрыто. Совсем рядом с Фёдором на верхний тонкий слой воды всплыл краешек пепельной косы, и Достоевский, не медля, бросился в тот край бассейна и принялся шарить руками по дну, стенам, воде. Вдруг на его рёбра легли две утонченные ладони, осторожно оттягивая пальцами кожу на спине и отпуская, и что-то тёплое прислонилось к пояснице. Фёдор постарался подольше продержаться на одном месте, чтобы произвольный массаж не прекращался. Чужие руки, промассировав бока, перемещались к животу Достоевского, и к "щипкам" добавились поглаживания. Но Фёдору не хватило воздуха. — Не играй со мной. - Несколько раздражённо приказал Достоевский. — А разве это я играю? - Укладываясь на бортик, Николай приподнял из воды свой красно-бордовый в белоснежную крапинку русалий хвост и принялся им помахивать: вверх - вниз. — Тебя недавно заинтересовала одна статья в Интернете... Ты изучил все сайты подобного содержания... А я ведь вижу все твои мысли, Дост-кунчик. Ах, это ужасно изводит. — Что это? — А, ты про хвост? - Николай принялся удивлённо рассматривать свою необычную конечность, будто видел впервые. — Как по мне, он довольно красив. Но крайне тяжёлый.. Попробуй подержать. Фёдор, как заворожённый, подплыл к Гоголю и аккуратно прикоснулся подушечками пальцев к склизким переливающимся чешуйкам. — А, вот, плавник довольно острый. - Ради примера, Николай провёл тем по ляжке Фёдора. Достоевский медленно гладил чужой хвост, приддерживая тот над водой свободной рукой. — Николай, а где у тебя эм...начинается хвост? — А ты проверь. — Я читал статью... О сексе с тульпами, - приобняв хвост двумя руками, Фёдор стащил чужое тело с бортика и, перемещая руки на талию, провёл кончиком языка вокруг пупка и по слабозаметной, делительной линии. — Говорят, необычайно легкие ощущения приносит тот... И, конечно, нежную волну удовольствия. А тульпы, в свою очередь, получают огромную порцию питания - энергии хозяина. —Интересные у тебя запросики, Дост-кун. - После своих слов Гоголь припал губами к кадыку Фёдора и стал обсасывать его, легонько царапая неожиданно острыми ногтями по позвоночнику хозяина. — Стой-ка, - Фёдор резко разжал руки, из-за чего русал ненадолго окунулся в воду вместе с головой. — Откуда это? — Что это? - Отплёвываясь и покашливая, Николай обиженно смотрел на Достоевского. — Агрх. Неконтролируемое желание. Я всегда был способен сдерживать себя. — А что, часто хотелось? — Да нет же. Я имел ввиду несколько другое. — Оу, кажись, я ещё больше обижаюсь на тебя. — Нет, нет, нет. Конечно, мне тебя хотелось. Ведь я сам прописывал тебя в воображении множество лет... — Тебе всего-то 23, а ведёшь себя как какой-то сказочник - старик. — Но почему-то ты стал не таким идеальным, как мне тогда хотелось. Николай нахмурился и ближе подплыл к Достоевскому впиваясь в его ручёнку своими острыми когтями, от чего тот оттолкнул тульпу, легонько ударив в грудь. — Мне понравилось сие несовпадение задумки и твоего нынешнего образа. Нет: внешность почти та же. Разве волосы вначале планировались короткими.. А вот характер вообще не в то русло устремился. Да вот только в этом вся ягодная сочность. — Молодец, вовремя среагировал. А я уж хотел тебя убить. — Вот ведь запомнил ты то видео у Гончарова в телефоне! Завтра же взломаю эту глупую соцсеть. — Силёнок не хватит, душенька. — Попробовать никогда не поздно. Ох, сколько времени я упустил! Марс... Николай насильно заткнул Фёдора поцелуем, резко прижав его к стенке бассейна. Достоевский из-за этого ударился плечом об острый край, нечаяно прикусив чужой язык из-за резкой боли и тотчас чувствуя тёплую кровь. Изначально Фёдор не придал этому никакого значения, отвечая на поцелуй, но как только к нему пришло осознание происходящего, он попробовал вновь отпрянуть от русала, толкая его в грудь. Николай растерянно замычал, отплывая назад. — Да что с тобой сегодня такое? Ты же сам этого хочешь! Я не знаю, какого это: не пробовал. В отличии от некоторых, кстати. Да ты сам мысленно умолял меня! Ну на яву мы, конечно, не такие: ля, ля, мы гордые и смелые, а единственное, что нас волнует - работа. Ой, только попробуй сказать, что тебе противно! Не забывай: я тебя насквозь вижу! И, мы одно целое! Одна душа. Так докажи же мне это. — Я тебе голодовку сейчас устрою, если продолжишь выпендриваться. А ну иди сюда. А то я уж и забыл, что меня потревожило. - Достоевский схватил русала за запястья и потянул на себя. На руке Гоголя остались бордовые отметины от чужых пальцев и лёгкое пощипывание, разрыв маленьких сосудиков. — Ай... Тебе не понравился вкус моей крови. — А. Так у тебя её недолжно быть! Ты же не материальный на самом деле. Твои прикосновение походят на поглаживания лебедиными перьями. — А вот твои нет. Можно быть понежней, а. А то повторю судьбу колобка от грусти и разочарования. — Ну, ладно, ладно: не переигрывай. Я буду с тобой нежным. Вот только в воде не особо удобно. Нет твёрдой поверхности. — Дно прекрасно подойдёт. У тебя из рта во время всего процесса будут выходить забавные пузырики. — Ты хочешь чтобы я задохнулся? — Нет. Не забывай, что я без тебя тоже не жилец. Но и останавливать тебя я не буду. Придётся тебе переодически отвлекаться от процесса. — Опуская взгляд вниз, Николай открыто ухмылялся. — Ах ты ж хитрая рыба. Пожалуй, благодари своё поведение: мы используем одну очень интересную позу. Задержи дыхание. Достоевский схватил тульпу за талию и, потталкивая её вперед, благополучно доплыл до белого дна, затемнённого какой-то мутной плёнкой. Николай прижался ко дну, словно потягивающийся кот, и заметался в разные стороны, чтобы не всплыть раньше положенного. Фёдор выпустил большую часть воздуха, в какой раз убеждаясь в абсурдности этой идеи, и подплыл к Гоголю, одной рукой схватившись за него, а другой скрябая по скользкому дну. Парни чуть поднялись вверх, отдоляясь от поверхности, но Николай, чуть помахав хвостом, вновь соприкоснулся с мягим прохладным дном. Фёдор провёл ладонью по бокам партнёра, вырисовывая волны, а ухо приложил к гладкой груди, вслушиваясь в сердечный ритм. Николай же, коготком почёсывая хозяина за ухом, приподнял живот, чтобы соприкасаться им с чужим. Да, теперь по брюхам обоих растекалось приятное тепло, щекочущее все остальные замёрзшие, из-за потоков холодной воды, части тела. Глаза Фёдора округлились и он дельфином поплыл к воздуху, а за ним устремился и Гоголь. — Это морочно, Коль! Пожалуйста давай перейдём на кровать. Там же гораздо удобней. Да мы всплывем, пока я буду входить! — Ну, Дост-кун, кому как ни тебе известно, что любое дело нужно закончить. К примеру, меня раздражают все твои прилюдии: перейди сразу к делу, и воздуха хватит! — Николай! — Что? — У меня появилась идея! Подождёшь пару минут? — Ну... Может... Окей, заинтриговал. Действуй. Николай удивлённо наблюдал за тем, как Фёдор вылез из бассейна, одев тапочки-Ёжики и побежав куда-то. Вернулся тот совсем скоро, завозя телегу с двадцати пяти килограммовой гирей и держа что-то за спиной. — Фёдор, как у тебя удаётся не думать о том, что ты прячешь за спиной? -Поражённо поинтересовался Гоголь, вываливая переднюю часть своего тела на берег. Достоевский медленно спустился в бассейн и из-за веса гири сразу пошёл ко дну, отпустив её только там и положив рядом с ней неизвестный предмет. — За гирю будешь держаться руками, хвост прижмёшь к стене. Я буду держаться за твой торс. Понятно? Николай лишь кивнул, и они преступили к выполнению плана. Оказавшись на дне, Гоголь крепко схватился руками за гирю, в этот раз развернувшись к Фёдору спиной. Уши у обоих парней заложило, а глаза побаливали. Достоевский разместился на спине русала, лицом к его хвосту. Фёдор осторожно приобнял толстый хвост Гоголя, трясь о маленькие чешуйки разгарячённой грудью. Он осторожно залезал пальцами под чешуйки и обхватывал их края, протирая по ним подушечками. Тут Николай осознал, как глупо было самому предложить такие мучения: руки были заняты удерживанием двух громадных туш на дне. Достоевский, проскальзывая по хвосту Николая, положил ладони на острые тонкие плавники, испуганно извивающиеся под лишним весом. Воздух в лёгких был на исходе. Фёдор поцеловал странные полупрозрачные конечности тульпы, стараясь тем самым их успокоить, да вот только они заносились по кругу пуще прежнего, а Гоголь отчётливо простонал, крепче хватаясь за гирю. Досадливо фыркнув, Фёдор опять всплыл. — Не волнуйся, всё же хорошо. - Молвил Достоевский, держа Гоголя за руку. — Федя! - Николай бросился на того с пламенным поцелуем, который, к огромному сожалению мужчины, продемонстрировать в воде не вышло. Гоголь, согнув язык в трубочку, поглаживал им чужие дёсна и проникал дальше: к горлу, чего Фёдор вскоре не выдержал и закашлялся. — Достаточно этих игр?) И вот, юноши в такой же позе как и в прошлый раз. Фёдор аккуратно проводит рукой от плавников по хвосту Гоголя, вскоре натыкаясь на упругую, девственную задницу. Николай сжимает ягодицы от шока и, выгибаясь, в спине, краем глаза смотрит на затылок Фёдора. Достоевский, пронося палец через липкий проём, и повторяя действие чуть ниже, тихо посмеивается, выпуская большое количество воздуха. У Гоголя в животе появляется неприятно-сдавливающий комок желания, и член парня начинает болезненно пульсировать. У Фёдора же пенис давно стоит солдатиком. Достоевский уже хочет поднять наверх за новой порцией воздуха, но Николай, отпустив гирю и из-за этого чуть поднимаясь, страстно целует его, передавая огромный глоток воздуха. Не став разбираться в страности ситуации и поблагодарив матушку-судьбу, Фёдор пристраивается на чужом хвосте и берёт в руки неизвестный ранее предмет. Мужчина, ухмыльнувшись, резко вталкивает дидло целиком в задницу Гоголя, от чего у того крыша едет. Николай вскрикивает, пытаясь всплыть, но Фёдор не растерявшись, сам хватается за гирю и держит край дидло, пока не двигая того. Николай потихоньку успокаивается, целуя руку Фёдора в впадинку с другой стороны локтя и обнимая её обеими своими. Достоевский, убедившись, что тульпа в полном порядке, достаёт дидло наполовину и вновь вставляет. Ему уже давно хочется удовлетворить свою похоть, но с помощью небольшого дидло он, так сказать, подготавливает нижнего. Вверх-вниз, вверх-вниз — процедура повторяется раз десять, после чего парни всплывают в обнимку, а Гоголь аккуратно придерживает игрушку в своем заднем проходе. — Хе-хе, Дост-кун, а чё мы ржём? - поинтересовался Николай, гулко смеясь. — Коля, ты какой-то слишком осязаемый, - Фёдор изредка бросал истеричные смешки. — Значит ты этого хочешь. — Не поспоришь. И вновь та же картина. Фёдор вытащил дидло за которым пол миллиметра тянулась бело-прозрачная масса и откинул его куда-то в сторону. Приобняв Николай за талию он потянул его вверх, а потом чуть вправо. Теперь Гоголь находился в странном положении: до сих пор держась за гирю, он принял положение берёзки. Потом, благодаря тычку Фёдора, плавник хвоста оказался рядом с головой Николая. В это время, присев на ягодицы пассива и заставляя того тем самым пуще прежнего напрягать пресс, Достоевский зажал в руке свой пенис, медленно разминая покрасневшую головку и проводя по выступающим венкам. Другой рукой он схватился за чужой половой орган, сначала легоньно пожмякав яички. Оба мужчины громко стонали, пуская по воде кучу пузырьков. Достоевский раздвинув двумя пальцами проход тульпы наполовину вставил туда свое достоинство. В этот раз первым начал действовать Гоголь, покрутив задом в разные стороны и убедившись в безболезненности ощущений, полностью насадился на чужой член, тихонько взвыв: Фёдор зажал пальцами головку его члена, не давая кончить. Но тут уже Достоевский потерял всякий контроль, начиная в бешенном темпе трахать Николая. Да так, что второй громко ахал и охал, помогая партнёру. Толк, толк, толк... Члены мужчин уже набухли до невозможности из-за интенсивности всех действий. Фёдор с трудом заставил себя выйти из парня, тотчас кончая так же, как и Гоголь. — Теперь бессейн грязный... - первое что сказал Достоевский после первого вздоха. — Мне понравилось. А ты понял, кто убил Марса? —Что? - Фёдор перевел ошарашенный взгляд на покрасневшего Гоголя. — Его убила его тульпа.