Пропасть

Когда процесс очищения меридиан от яда перетекает в это, Шэнь Цинцю вздыхает с облегчением. Ему было нужно. Должно быть, Лю Цингэ понял это по напряжению, сковавшему пальцы лорда пика Цинцзин в его руках или ещё чему-то… Шэнь Цинцю приподнимает уголки губ в благодарной улыбке и тут же ловит на них поцелуй. К понятливому шиди Лю оказалось на диво легко привыкнуть. — Если позволишь, — начинает было Цингэ, но Шэнь Цинцю вскидывает на него насмешливый взгляд, и тот замолкает. Цинцю как никто другой знает, как быстро этот прекрасный мечник способен перейти черту между спокойствием и страстью, и это знание пробегает между ними искрой. О боги, ему действительно это нужно. Добивая и без того краснеющего Цингэ, Шэнь Цинцю отстранённо смотрит в окно. — Шиди Лю воистину очень хорош, — лёгкий взмах веером, неторопливая речь. — Даже его техники восстановления меридиан весьма поразительны. Этот Шэнь ещё никогда не чувствовал себя таким… наполненным… Благочестивый образ рушится, стоит Лю Цингэ притянуть его к себе, целуя на этот раз гораздо менее трепетно. — … духовными силами, — договаривает Шэнь Цинцю, отрываясь только на миг. Губы лорда Байджань настойчивы, Цинцю прикрывает глаза, отдаваясь горячим прикосновениям. Вечерняя прохлада заползает в окно, Шэнь Цинцю успевает только отстранённо подумать об этом, прежде, чем створки захлопываются под напором чужих духовных сил. А следом Лю Цингэ утягивает его с пола себе на колени, и Шэнь роняет веер от неожиданности. Тело его шиди такое тёплое и твёрдое, что этот несчастный учитель не может не вспоминать, как прекрасно оно без одежды — и закрыть веером лицо становится почти необходимым. — Шиди Лю… — выдыхает он, когда Цингэ перехватывает его руку и переплетает их пальцы, не давая спрятаться за расписной бумагой. На мгновение это заставляет его сердце остановиться. Всё же этот человек научился смущать его слишком хорошо. Шэнь Цинцю ловит эту мысль и улыбается, замечая в глазах своего шиди восхищение. Он не собирается отставать. Мышцы Цингэ напрягаются сильнее, стоит Цинцю перевернуть его руку, проходясь поцелуями по линиям на ладони. Кожа хранит отпечаток меча, и Лю Цингэ, должно быть, понятия не имеет о том, как горячо выглядит каждый раз в пылу сражения, заставляя лорда Цинцзин кусать губы, скрытые веером… Озорное желание отомстить захватывает мысли, и Шэнь Цинцю позволяет пальцам шиди скользнуть между губ, прикусывает их и быстро лижет, прежде, чем выпустить обратно. Это имеет эффект. Взгляд Лю Цингэ тяжелеет, и Цинцю почти может видеть в воздухе таймер, отсчитывающий секунды до точки, когда его прижмут к постели без особых почестей к старшим. И не то чтобы ему не хотелось приблизить этот момент ещё. Руки шиди Лю обвивают талию стальным обручем, прижимают так близко, будто грозный лорд Байджань вознамерился скрыть от него яркий румянец. Шэнь Цинцю довольно щурится — красные уши выдают его шиди с головой — и горячо выдыхает Лю Цингэ в шею. — Ты невыносим, — сообщает тот чуть дрогнувшим голосом, и в следующую секунду Шэнь Цинцю ахает, взлетая на руках Цингэ в воздух. Это приятно — Лю Цингэ силён, очень силён, и в своей прошлой жизни Шэнь Юань мог бы сказать, что определённо кинкует… Спина Цинцю встречается с кроватью — через чур аккуратно для того накала обстановки, которому он сам поспособствовал — и лицо Лю Цингэ оказывается сверху. — Твои ученики, — он оглядывается на дверь, но Шэнь Цинцю отмахивается, занятый попытками стянуть пояс с нависающего над ним заклинателя. — Они уже спят, как хорошие детишки. Не отвлекайся на барьер. В голове против воли мелькает мысль о том, что единственный из них, кто мог бы заявиться к бамбуковой хижине в любое время, прямо сейчас подчиняет себе царство демонов. Набирается сил для расправы над предавшим его учителем. Это сбивает с происходящего, и Лю Цингэ над ним немного хмуриться, явно заметив тревогу шисюна. Он больше не пытается выяснить, что именно его беспокоит — Шэнь Цинцю ему здорово благодарен за это — зато мастерски отвлекает вообще от всего. Верхние одежды цвета цин распахиваются одновременно с белоснежными, Шэнь Цинцю кладёт руки на восхитительно красивые широкие плечи Цингэ, пытаясь до конца стянуть с него ханьфу, но уже через секунду тот самостоятельно избавляет от верхних одежд их обоих. Горячо. Лю Цингэ как огнём дышит — его поцелуи остаются на шее покалывающими точками, и Шэнь Цинцю жмурится, скользит рукой от плеч шиди к затылку и вытаскивает из волос заколку, чувствуя их общую дрожь. Изящное тело лорда пика Цинцзин ещё скрыто нижним халатом, но по тому, как отрывисто дышит Лю Цингэ, фиксируясь взглядом на оголившихся участках, несложно догадаться, что ждёт этого учителя. Шэнь Цинцю легко тянет за пояс, позволяя своим одеждам сползти по плечам. — Шиди Лю хотел что-то сказать? — Нет… Да… — Шэнь Цинцю слегка улыбается такому ответу, и Цингэ замолкает, целуя его напористо и жарко. Голова отчего-то кружится, и Шэнь тянет Лю Цингэ на себя, пропуская его между ног. Лорд Байджань послушно опускается, перенося на него часть веса — Цинцю нравится, о боги, ему слишком нравится чувствовать на себе его тяжесть — и прижимается вдруг характерным движением, так, что сдержать громкий вздох невозможно. Колени сжимают бёдра Цингэ в непроизвольной попытке закрыться, но это только распаляет обоих. — Я действительно хотел сказать, — голос Лю Цингэ низкий, звучит над самым ухом и отдаётся в сердце, — что шисюн… Что ты… Шэнь Цинцю, ты просто с ума меня сводишь. Лорд Цинцзин прикрывает глаза, шепчет: — Я возьму за это ответственность. Это правда — сюжетная линия с Лю Цингэ чуть ли не единственное, что зависит только от него в этой дурацкой новелле. Половина свечей в хижине гаснет одновременно с тем, как Шэнь Цинцю лишается последних кусков ткани, прикрывающих тело. Даже с закрытыми глазами он чувствует взгляд Лю Цингэ — под ним мурашки пробегают по коже, а каменное возбуждение, ощущаемое задницей, заставляет ёрзать и сгорать от нетерпения. Не слишком долго. Лорд Байджань отстраняется, последний раз коснувшись губами острых ключиц. По комнате растекается аромат масла. Шэнь Цинцю на миг уступает желанию видеть Цингэ — и почти жалеет об этой слабости, снова зажмуриваясь. Он физически ощущает, как румянец заливает щёки и шею — к некоторым вещам в исполнении его шиди невозможно привыкнуть. Обнажённый Лю Цингэ промеж его ног, с сосредоточенным видом растирающий между пальцами масло… Выжигается на сетчатке, заставляет сердце бить колоколом. Подготовку к близости Цингэ каждый раз превращает в чёртову пытку — растягивает медленно, разводит пальцы внутри и вдруг сгибает их, заставляя Цинцю выгибаться с отчаянным стоном. Потому что хорошо до безумия, но мало, мало, мало… — Шиди Лю, этому мастеру кажется, будто всё затеянное служит цели его подразнить, — Шэнь Цинцю едва может говорить осмысленными фразами, податься навстречу мешает стальная ладонь, удерживающая его за бедро. — Ты можешь, — вздох, — меня не щадить. На лице лорда Байджань застывает мучительное выражение — будто он вёл схватку и проиграл — и прекрасные, восхитительные, длинные пальцы покидают нутро Шэнь Цинцю. Одну его ногу Цингэ закидывает себе на плечо. Целует лодыжку, прежде чем чуть приблизиться к застывшему лорду Цинцзин, и… «О, мой бог войны!» Лю Цингэ входит уверенно — от первого проникновение перехватывает дыхание, и Цинцю непроизвольно сжимается, мешая движению. Цингэ хмурится и не останавливается ни на мгновение. У Шэнь Цинцю костёр полыхает внутри. Член Лю Цингэ заполняет его до конца — кажется, чуть больше, чем это было возможно — и это как быть пронзённым мечом… Если меч может быть столь приятен. Воистину лорд Байджань невероятен во всём. Полузадушенный стон срывается с губ Цинцю, когда Лю Цингэ склоняется к нему, чуть не сгибая его вдвое, упирается ладонью в постель у его головы… И ощущения столь сильны, что не шевельнуться, только пальцы сжимаются в напряжении. — Шиди Лю! Цингэ смотрит на него жадно и нежно. Шэнь Цинцю и сам готов разорваться от противоречий в отношении этого человека — и от того, что горячий член внутри пока ещё медленно скользит назад и вперёд. — Шид-ди Л-лю… — голос подводит. Эта штука могла бы стать орудием убийства, честное слово. Возможно, лорду Цинцзин и сейчас чуточку больно, но… Это… Всё меньше и меньше смысла начинает иметь происходящее с орденом, с миром, с сюжетом. Лю Цингэ стонет над ним, и кажется, что нет ничего приятнее, чем быть с этим мужчиной — Шэнь Цинцю примерно так и говорит, содрогаясь от чувства наполненности… И только после этого его прибивает к постели по-настоящему мощный толчок. — А-а-а-ах! — слова уже не выходят. Нога соскальзывает со взмокшего плеча, и Шэнь Цинцю сжимает коленями талию шиди, как будто пытаясь замедлить его движения. На самом деле, нет, конечно. Оно бы и не вышло — Цингэ не зря зовётся богом войны, вот только… кто бы мог подумать, что предводитель своры варваров с Байджань настолько хорош в постели? Темп, заданный Лю Цингэ, и амплитуда его толчков заставляют глаза Шэня закатываться вверх, будто в порнухе из его прошлого мира. Шиди Лю берёт его за талию, берёт его неистово — сжимает руки на нежных боках и притягивает навстречу своим толчкам, протаскивая по простыням. Это хорошо — так хорошо, что Шэнь Цинцю хочет что-то сказать, как-то выплеснуть это острое чувство… Но каждое слово обрывается на стон и всхлип попеременно, а лорд Цинцзин теряет верх и низ, бездумно хватаясь за запястья Цингэ, царапая его предплечья. Чётким пятном — в те секунды, когда этот учитель способен не жмуриться — взгляд цепляет лицо Лю Цингэ. Шэнь Цинцю не погрешил бы, назвав его картиной. С прилившей к щекам кровью, как если бы его смущали весь день напролёт, и напряжённо сведёнными бровями он в действительности словно небожитель… В его бамбуковой хижине, на его пике, в нём, для него. Что-то такое, должно быть, мелькает в его взгляде — что-то такое, заставляющее лорда Байджань замедлиться, отпустить из тисков, огладить судорожно вздымающуюся грудь… Лю Цингэ целует искусанные губы, и Шэнь Цинцю сжимает пальцы на его плече, сжимает его в себе и хочет расплакаться. Отчего-то. Член шиди Лю внутри ощущается правильно, и за горящий, полный обожания взгляд лорд Цинцзин готов позволить ему всё. Ладони Цингэ возвращаются на его талию, большие и восхитительно горячие. От их давления кожа уже приятно ноет, и по тому, как Лю Цингэ выдыхает, Шэнь понимает, что минутная передышка закончилась. Его снова натягивают — и Цинцю стонет-стонет-стонет, чувствует дрожь в ногах и нехватку воздуха в лёгких. Вдыхать получается только когда Лю Цингэ скользит назад — и всё тратиться на попытки выдавить из себя бесконечное «Шиди Лю!» Постель под ними сминается в ком. Лорд Байджань усердствует так, будто вознамерился вытрахать из него душу, его член пронзает, по ощущением, до самого сердца — Шэнь Цинцю чувствует его рельеф нежной кожей нутра, саднящей от безжалостного обращения, и… Секс с Лю Цингэ всё равно не кажется грубым. Шиди Лю никогда не делал ему больно нарочно, а за причинённое по неосторожности извинялся нежными поцелуями и ещё более трепетным отношением после. Это было причиной, по которой гордый лорд Цинцзин вверял ему своё тело и душу снова и снова. Боги. Шэнь Цинцю давно на пределе, но позволять неутомимому лорду Байджань изматывать себя до потери сознания… В этом есть свой соблазн. Глаза и впрямь начинают слезиться, а ещё, кажется, ему следовало бы сдерживать голос, чтобы не пришлось наутро прибегать к помощи Му Цинфана для восстановления… Нет, это невозможно. Не когда Лю Цингэ берёт его так страстно, а он сам чувствительнее, чем был в начале, и вот-вот задохнётся от чувств. Сердце стучит прямо в ушах. Тело слабеет, и, видят боги, он далеко не с первой попытки встанет после этого на ноги. Цингэ прижимается ближе, переносит на него вес — совсем скоро он… уже… — толкается жёстче, чем было до этого, и сжимает в широкой ладони член Шэнь Цинцю. Они стонут в унисон — Цинцю чувствует, как слёзы текут из-под зажмуренных век… Он уверен: эти чувства — не то, что когда-либо смог бы написать Сян Тянь Да Фэйцзи. Целовать Лю Цингэ — с отчаянием, мокро и нежно… Ему нужно сейчас только это. Он знает сюжет. До возвращения Ло Бинхэ остаётся два года.