не думай долго

      Джиро — грёбаный ублюдок, на этот раз перешедший все границы.       В основном он думает именно об этом, лёжа к упомянутому ублюдку спиной. На этот раз их перепалка зашла так далеко, что Джиро без малейших зазрений совести взял и вылил в его кровать бутылку воды.       Ичи-нии даже удивился — пусть он и не сказал этого вслух, «грязные проделки» скорее по части Сабуро. Подножки, разнообразные хитроумные ловушки, наиболее тупые и наиболее бесячие розыгрыши — специально для любимого старшего брата. ...допустим, Джиро всего лишь отомстил, и, более того, эта маленькая месть не покрывает даже половины того, что сделал ему Сабуро. Но он всё равно дико злится! И не из-за того, что ублюдок фактически своей выходкой согнал его с собственной кровати.       Ичиро очень не понравилось их «безобразное поведение», и в качестве наказания он заставил непутёвых младших братьев спать в одной кровати.       Сабуро неслышно выдыхает — мысли рано или поздно неизменно возвращаются к этому. К жару чужого тела за спиной. Их разделяет жалкая пара сантиметров — стоит только чуть-чуть сдвинуться, и...       На фантазии о дальнейшем не хватает смелости. Тем более, Джиро тоже лежит к нему спиной. Никаких двусмысленных ситуаций. Всего лишь дурацкое воображение, вызванное буйством гормонов. Нужно спать...       Но Джиро, кажется, даже во сне думает о том, как бы ему насолить. И стоит Сабуро начать размышлять о чём-то, не связанным с тупым старшим братцем, как тот напоминает о себе самым отвратительным из возможных способов — поворачиваясь на другой бок и перекидывая руку через худосочную тушку Сабуро.       Ничего удивительного, — убеждает он себя сквозь грохот сердца в ушах, — это его кровать, он привык спать на ней безо всяких ограничений и сейчас просто вертится во сне. — Ты спишь? — на всякий случай спрашивает Сабуро шёпотом, отчаянно боясь повышать голос — будто неосторожными звуками он разбудит не только Ичиро, но и весь район, и все соседи, несомненно, сбегутся, чтобы лично убедиться в том, какой их кумир сраный извращенец.       Джиро не отвечает ни словам, ни мыслям — только тихое дыхание опаляет затылок. Осмелев, Сабуро притирается к нему спиной, всем трепещущим нутром ощущая твёрдую горячую грудь.       Ублюдок игнорирует существование пижам и спит в одних трусах. Он сейчас почти голый — одеяло скинул минут пятнадцать назад, если внутренние часы Сабуро не подводят.       Если они проснутся так утром, никто ничего не подумает. Джиро перевернулся во сне, Сабуро — тот ещё мерзляк — инстинктивно потянулся к теплу. Никаких странностей. Никаких...       Рука, перекинутая через его бок, приходит в движение, прерывая хаотично мечущиеся мысли. Голову заполняет белый шум растерянности и паники. — Я сплю, — вдруг хрипло шепчет, без сомнения, бодрствующий Джиро, проходясь горячими пальцами по животу. Прежде, чем Сабуро успевает спросить, что, чёрт возьми, происходит, говнюк продолжает говорить. — И ты тоже спишь.       Бред какой-то. Как они могут спать, если они не спят? Это глупо и не имеет под собой никаких обоснований, а эта дурацкая горячая ладонь на животе только сбивает с толку... — Ты слишком много думаешь, — продолжает Джиро, прорываясь сквозь какофонию мыслей, — расслабься.       И внезапно прижимается ещё сильнее, закидывает на бедро ногу, такую же голую и горячую, и Сабуро отчётливо чувствует упирающийся в поясницу член. Его тело идеально прогибается под Джиро — они стыкуются, как пазлы, и идея думать дальше и искать какую-то логику кажется всё менее и менее привлекательной.       Джиро жмётся так, будто хочет слиться с ним в одно целое, как иногда, бывает, в драках. Новое открытие заставляет встрепенуться и, наконец, ответить — неумело податься назад и выдохнуть чуть громче положенного, демонстрируя неизбежное одобрение. На этот раз уступка, обычна равняющаяся проигрышу, приятна — но Сабуро обещает себе, что непременно воздаст должок.       Всё потом. Джиро тем же томительным шёпотом просит его приподняться, просовывает между ним и кроватью руку, задирает неудобно-длинную пижамную рубашку ещё сильнее. Есть что-то привлекательное в том, чтобы спать почти без одежды... к сожалению, Сабуро так быстро замёрзнет.       Или нет — если будет спать вместе с Джиро. Его тепла хватит на двоих.       Как раз в этот момент Джиро запускает ладонь в пижамные штаны, сжимая полувставший член. Сабуро едва успевает прикусить пальцы, чтобы заглушить позорный вскрик. Он касается себя куда менее... интенсивно. Чужие руки ощущаются совсем по-другому — тем более, рука Джиро, большая, грубая и горячая по сравнению с его.       Пары резких движений хватает, чтобы у него перед глазами заплясали звёзды. Сабуро не узнаёт свой голос — жалкий и задушенный. — П-подожди... слишком сильно... И к тому же почти насухую.       Это, Джиро, к счастью, понимает и сам, неохотно убирая руку и давая несколько секунд передышки. Сабуро почти успевает устать от бездействия ровно перед тем, как чужие пальцы беспардонно давят ему на губы. — Оближи, — мягко, но бескомпромиссно требует он, и Сабуро не противится — не в том положении. В обоих смыслах. Только кусает будто бы невзначай, но Джиро того и ждал.       Его пальцы толще и длиннее, чем у Сабуро — ощущение, что они забивают весь его рот. Он ведёт по ним языком с досадной жадностью (даже не противно от осознания того, что недавно этой же рукой Джиро трогал его член), пробуя на вкус солоноватую жёсткую кожу — Джиро за спиной почти не шевелится, то ли замерев от непривычных (наверное?) ощущений, то ли не желая демонстрировать эмоции.       Последняя догадка ему не нравится — Сабуро подаётся вперёд — пальцы почти проскальзывают в глотку, и он, давясь, закашливается. — Осторожнее, — грудь Джиро подрагивает в едва заметном смехе — или, может, это дрожь возбуждения. К непонятному разочарованию Сабуро, пальцы на исходное место не возвращаются, вместо этого нырнув вниз, обратно к члену, перед этим зачем-то коснувшись впалого живота.       На слюне дело идёт куда легче и приятнее, пусть и Сабуро привычнее к более удобным (и не таким противным) бальзамам. Джиро шепчет на ухо какую-то ересь, водя пальцами непозволительно медленно (пусть и ужасно приятно), его дыхание подозрительно рядом с плечом — Сабуро чувствует фантомное прикосновение чужих зубов к коже. — Только не к-кусайся, — он хотел сказать это строго и невозмутимо, а получилось жалостливо и умоляюще. Смутиться Сабуро не успевает — Джиро издаёт низкий смешок и ускоряет свои движения. — Ничего не обещаю.       Отзываясь на умелые прикосновения, Сабуро дрожит всем телом, вроде бы и сам по себе, а вроде и по своей воле прижимаясь к чужому. Так ужасно жарко — хочется стряхнуть с себя эту дурацкую одежду и, и, и... Он сбивается. Правильно Джиро сказал — сейчас не надо думать. Надо только вдавиться в горячую грудь спиной и подаваться бёдрами в эти восхитительные пальцы, обхватывающие всю его длину. По мере приближения оргазма дыхание Джиро почему-то тоже сбивается — как странно, его стимуляция, наверное, и вполовину не такая сильная. До смерти охота повернуться к нему лицом и вернуть должок сполна — может быть, даже ртом, а не руками.       Сабуро должно быть отвратительно от одной мысли об этом, но, представив вес чужого члена (который точно толще и длиннее пальцев) на языке, он прикусывает губу до крови, забившись в постыдно быстром оргазме. Джиро сорвано дышит ему на ухо, разгорячённый и неудовлетворённый, вспотевший и испачканный. — Не поворачивайся, — хрипло выдыхает он на ухо, прижимаясь ещё сильнее — Сабуро не выберется, даже если захочет. Он слушается и на этот раз — почему-то кажется, что если повернуться, то раз и навсегда изменится что-то важное.       В чужой комнате кромешная тьма — плотно зашторенное окно, за которым ни луны, ни звёзд. Они не видят друг друга. Они всего лишь спят.       Сделав последний громкий выдох и прогнав мурашки по взмокшей шее Сабуро, Джиро неохотно убирает обе руки, переворачиваясь на другой бок.       Он понятия не имеет, что у придурка на уме — да что там, даже лица его не видит — но почему-то кажется, что тот дико расстроен. Сабуро подмечает и свои абсолютно чистые пижамные штаны, и послушное исполнение обеих просьб. Джиро не стал бы так осторожничать, желая от него только быстрого петтинга. И в этом, опять же, никакого смысла — он сам не кончил. Что-то не складывается. — Ты слишком много думаешь, — вдруг резко повторяется Джиро, и от тщательно сдерживаемой злости в его голосе хочется съёжиться, — спи.       У Сабуро, опять же, нет никаких причин, чтобы ослушаться. ***       Как то часто бывает, он просыпается самым первым. И просто чудесно выспавшимся, что уже кажется чем-то из ряда вон. Потирая глаза, Сабуро вспоминает, где и с кем находится, и что вчера произошло, и вскакивает, поворачиваясь в сторону по-прежнему спящего Джиро.       Вчера... это был просто сон? У него иногда бывают такие — просто не настолько... детальные и реалистичные. Во-первых, нет никаких доказательств, во-вторых, чутьё подсказывает, что Джиро точно будет вести себя, как обычно.       Ну конечно, ему просто приснилось. Сабуро осторожно касается рукой щеки нахмурившегося во сне брата, и тот, вздохнув совсем как вчера, немного расслабляется.       Нужно вернуться в свою комнату, чтобы избежать неловких утренних разговоров — если он каким-то образом даст понять, что именно ему сегодня снилось, не поздоровится им обоим. Значит, следует очухаться, умыться и выветрить остатки странного ночного видения, чтобы с новыми силами начать издеваться над Джиро, как следует мстя за ночь, проведённую вне своей кровати.       О том, что Ямада Сабуро ночевал не у себя, свидетельствует лишь примятое место на кровати и пара капелек крови с прокушенной губы на подушке.