--
Квартира встречает капитанов неожиданным спокойствием. Буквально с порога оказываются опровергнуты их смелые и весьма пугающие предположения о том, что: буквально с порога пол застлан наполнителем от подушек, коими проводились бои, по коридору носится какой-нибудь из притащенных с улицы зверей, по центру едва ли не каждого помещения возвышаются дома-шалаши буквально из всего, что только удалось отыскать в квартире, на кухне в лучшем случае изрисованы новые обои… но всё оказывается вполне себе благополучно. — А может затишье? — Перед бурей? — усмехается супругу в ответ Рита, но голос её так же звучит с беспокойством и с похожей громкостью. Точнее — тихостью. — Ну, мало ли, — пожимает плечами Данилов, отставляя на галошницу ботинки и прислушиваясь параллельно к доносящимся из-за закрытой двери детской неразборчивым звукам. — Мы сейчас дверь открываем, а у нас там в уличной стене дыра размером с вертолёт. Или вообще её нет. — Перестань, — с недовольством отмахивается от него Рита, состроив соответствующую гримасу, а через какой-то миг всё же добавляет: — к тому же такую дыру мы бы с тобой с улицы заметили. Да и Клавдия Ильинична уже бы все телефоны нам оборвала и целую делегацию из спецслужб, журналистов и представителей администрации под окнами выстроила. — А может, — зыркнув на Власову пугающим взглядом, полушёпотом продолжает капитан, — они и её… того. На этих словах Стёпа кивает куда-то в сторону, словно туда, где должно быть место так скомкано описанного преступления, не отводя при этом от избранницы глаз, но в ответ от неё на этот раз получает разве что тяжёлый вдох, сопровождаемый качанием головой, и какое-то совершенно не поддающееся разбору бормотание себе под нос. Рита делает несколько шагов в сторону закрытой детской, решительно сжимает в руке лёгкой волной идущую ручку и, надавив, распахивает дверь, не медля, переступая порог. — Стены и правда целы, — заключает капитан, делая шаг следом за Власовой. Реагируя больше на эти слова, нежели на само появление капитанов, в сторону двери тут же вспархиваются две пары удивлённых глаз, и Тихонов, несколько раз моргнув — будто обновив не загружающуюся страницу — интересуется: — А что с ними случиться должно было? — Вань, не слушай его, — советует Власова, качнув головой. — Он тебе понарассказывает про дырки в стенах, — продолжает капитан, взметнув на супруга быстрый взгляд. Она опускается на корточки, расплываясь в улыбке и касается губами щёчки дочери, поспешившей заключить её в свои крепкие и полные любви объятия. — Ты моя красота. Как день прошёл? — Классно! — счастливо улыбаясь, заключает Олеся и рассказывает, что они с дядей Ваней совсем недавно начали раскрашивать динозавра с длинной шеей и решили сделать его не просто зелёным, а в коричневое пятнышко, совсем как жирафа, которого они видели прошлым летом в зоопарке. — А ещё мы кино смотрели, — её глаза сияют буквально от восторга, и она продолжает: — про Клепатру. Там два дяди: один такой толстый, — разводя руки в стороны, показывает Леся, — в смешных полосатых штанах, а второй такой маленький, — словно бы сложиться собирается она, прижимая сложенные в локтях руки к груди и наклоняясь, — помогали другу дворец строить. Для Клепатры и дяди какого-то. Его ещё как салат зовут. Только я не помню. — Дядю и салат зовут Цезарь, — не в силах скрыть улыбку, подсказывает дочери Стёпа, опускаясь на пуфик-мешок, вытащенный почти что на центр комнаты, и собираясь дальше слушать, что же ещё интересного о фильме или просто о сегодняшнем дне расскажет Леся. — А ещё у дядя в штанах смешных собачка красивая очень. Такая маленькая-маленькая, беленькая-беленькая, — всё так же переполняемая эмоциями, действительно продолжает малышка. Она подхватывает с кровати плюшевого медвежонка и с уверенностью заявляет: — вот такого прям размера. Как Потапыч. Мам, пап, — переводит она взгляд то на одного родителя, то на другого, — а давайте тоже собачку заведём. Маленькую. Стёпа с Ритой спешно переглядываются, от слова вовсе не готовыми оказавшись к такому повороту событий. Власова едва заметно пожимает плечами, как бы говоря супругу, что понятия не имеет, как выкручиваться и что говорить, и, не имея никаких других аргументов, Стёпа, сжав ладошку дочери, заглядывает ей в глаза. — Лесён, — зовёт он. — Давай мы с мамой подумаем про собачку и попозже вернёмся к этому разговору. Через несколько дней. Ладно? — А пока пойдёмте-ка кушать и чай пить, — вступает Рита, не оставляя любимого один на один в непростом вопросе. — Вы вообще ужинали уже? — Вас ждали, — отрицательно взмахнув головой на пару с Лесей, заявляет Тихонов, так и продолжающий сидеть прямо на полу возле небольшого столика и чиркать цветочными карандашами. Никак жирафоподобного динозавра расспрашивает, не дожидаясь возвращения соавтора. — Там как раз плова на всех хватит. Или что там у вас рисовое в холодильнике? — А чем вы обедали, если плова на всех хватит? — чуть хмурится от непонимания с налётом сомнения Маргарита. Она переводит взгляд с дочери на её сегодняшнего няньку и словно бы предположить пытается, кто же из них первым решит продолжить рассказ о прошедшем дне и раскроет эту не так чтобы великую тайну. И тем человеком, который желает поделиться меню минувшего обеда, уже совсем скоро становится Олеся. — Мы суп кушали, — сообщает девчушка. — С котлетками. — А к котлетам что было? — Па-а-п, — удивлённая и недовольная даже таким непониманием, протягивает Олеся, поражённо покачивая головой. — Ну, ты чего? Не знаешь, что ли? Маленькие такие котлетки, — складывая пальчики колечком, объясняет она, жестами подкрепляя свои слова, — их в суп кладут. Ванька попросту смеётся, Рита бросает что-то по типу: «Действительно, пап, ты что, не знаешь?», сопровождая слова улыбкой, и Данилову попросту не остаётся ничего, кроме как заверить всех и в особенности дочь, что теперь-то он точно запомнил, как называются такие котлетки, и что если упоминается в меню суп, то это непременно они и никак не какие-нибудь другие, пусть даже похожие. Леся рассказывает, что котлетки эти были очень даже вкусные, просит обязательно как-нибудь повторить, и Рита, согласившись, собирается задать про сегодняшний день какой-то из следующих вопросов, взглянув на разложенный по кровати конструктор, но успевает об этом разве что подумать, в невидимую записную книжку внести заметку. — Погоди, Рит, — распахнув ладонь, останавливает дальнейшие расспросы супруги Данилов, буквально в один миг переведя в её сторону наполненный непониманием и любопытством взгляд. — У меня у одного вопрос? — Какой вопрос? — вздохнув, немного склоняет вбок голову Маргарита. — Ты лепил фрикадельки?! — молниеносно развернувшись в сторону Тихонова, отложившего карандаш в сторону, выпаливает буквально Стёпа, взмахнув в воздухе ладонью. По взгляду его отчётливо видится, что мысленно капитан во всю представить пытается весь этот процесс от и до, в нескрываемом недоумении пребывая и от этого ещё сильнее желая услышать, как же это было на самом деле. Ваня выпучивает на друга глаза и смотрит на него совсем как на умалишённого. — Зачем лепил? Через доставку заказал, — абсолютно не понимая, какие могут быть сомнения, пожимает плечами главный компьютерный гений ФЭС и всея министерства. — Мы выбрали — нам привезли. — А-а, — протягивает Данилов и, беря паузу на дальнейшее доосмысление, откидывается в на пуф-мешок, устремляя взгляд куда-то словно бы в неизвестность.Часть 15
19 августа 2022 г. в 10:00
Помимо уже сказанного, следствию Алевтина Куренко решает более ничего не сообщать. Она и вовсе после признания буквально уходит в себя, не реагируя на слова Аристарха Вениаминовича о том, что подобные вещи следует сначала обсуждать, взвешивая с ним все «за» и «против», что прямых доказательств её вины нет, что, кроме знакомства, её ничего не связывает с двумя другими жертвами, не слышит словно резонных вопросов от Галины Николаевны о выборе мест для совершения убийств, о подборе оружия и его нахождении в этот самый момент… владелица хоть и прибыльного, но абсолютно незаконного бизнеса не желает вести переговоров, какими бы они не были.
Записанное рукой Куренко признание оказывается завершено размашистой подписью, и новые попытки продолжить разговор вновь разбиваются о словно выстроенную ею не пропускающую звуков стену.
— Я настоятельно требую прекратить допрос, — озвучивает Аристарх Вениаминович, переводя на Рогозину решительный взгляд, и, словно решение ею уже принято, захлопывает свою записную книжку, отщёлкивает ручку и уже в следующий миг собирается спрятать в своём кожаном портфеле. — Вы же видите, моя клиента не в состоянии продолжать.
И Рогозиной не остаётся делать ничего другого, кроме как соглашаться. Она и без сторонних подсказок видит, что все дальнейшие попытки добиться хоть каких-нибудь объяснений тщетны, и даже если Алевтина и скажет что-нибудь стоящее, Аристарх Вениаминович, как опытный адвокат, с лёгкостью сможет вывернуть всё таким образом, что все эти признания окажутся непригодными для приобщения к делу.
Алевтину уводят в камеру, адвокат откланивается, бросая что-то о скорой встрече, а Галина Николаевна, проводив всех недавних собеседников задумчивым взглядом, захлопывает наконец брендированную папку, заметно опустевшую после унесённых адвокатом копий результатов экспертиз, поднимается на ноги и выходит из допросной, всё ещё пребывая в размышлениях, не способных касаться чего-либо другого, помимо текущего расследования. Что-то неведомое не даёт ей покоя, и всё, что сейчас остаётся полковнику — разобраться, что же это такое.
— Ну, что, дело можно считать раскрытым? — выходя из просмотровой навстречу начальнице, Данилов скорее даже не задаёт вопрос, а с уверенностью заявляет, во едино складывая в мыслях всю имеющуюся информацию. — Доказательства у нас есть. Признание тоже имеется. Осталось немного докрутить…
— Не так уж и немного, — качает головой Рогозина, внимательно выслушав оперативника, застывшего буквально напротив. — У нас нет ничего кроме слюны на первом теле. Адвокат прав — помимо неоспоримого знакомства с жертвами, Алевтину ничего не связывает с убийствами. На двух последних трупах никаких следов. Мобильный её в нужное время в нужном месте не находился. Так что с раскрытостью дела наблюдаются кое-какие проблемы.
Капитан не так что с охотой кивает, соглашаясь с начальницей, что всё у них в деле и правда весьма скупо с доказательствами и хоть маломальскими, пусть даже косвенными уликами. Да, чихнула. Да, в бизнесе своём держала. Да, призналась. Но всё это слишком хлипко держится в купе с тремя изуродованными трупами, найденными едва ли не по всей области, не имеющими никаких объяснению или какой-нибудь логике поддающихся временных рамок. И пока он подумывает над каким-нибудь аргументом, Власова решает посеять ещё больше сомнений.
— Я бы вообще не была так уверена, что убийца — Алевтина, — заявляет она, переведя взгляд на Галину Николаевну.
— Что ты имеешь ввиду? — от такого заявления Рогозина хмурится, вроде как от недовольства или сомнения в возможности его существования, но в то же время хватается за него, как за помаячившую на туманном горизонте истину.
— Рит, да ты ж сама сейчас всё слышала! — не выдерживает Степан, не сводя с супруги ошарашенного взгляда и рукой, почти что безосознанно, взмахивая в сторону дверей не то допросной, не то просмотровой. — Она призналась.
Капитан разводит в стороны руки, словно продемонстрировать на невидимом экране собираясь повтор недавнего момента, вызвавшего такою неоднозначную реакцию, и выжидательно смотрит на напарницу, предоставляя ей право на ответный шаг. Галина Николаевна напротив не удостаивается никакого внимания, при том как с одной, так и с другой стороны, и, судя по всему, даже и не собирается переживать по этому поводу, наблюдая за всем со стороны.
— Сначала утверждала, что не причастна к этим убийствам, — напоминает Власова, точно так же неотрывно глядя на отца своего ребёнка и одним только этим уверенным в собственной правоте взглядом переубедить его собираясь, — говорила, что ей нет никакого резона от смерти девочек, а потом вдруг: я убила и решила спихнуть всё на маньяка. Как-то это всё… — Рита морщится и словно бы слова поточнее подбирает для формулировки своей мысли.
— Да что не так? — не отступает Данилов. — Сначала она уверена была, что у нас на неё ничего нет, а потом услышала аргументы и резонно решила пойти на сотрудничество.
— Так а что же она тогда не сотрудничает?! — повысив голос, рассекает руками воздух Маргарита, почти что просверлить дырку намереваясь в напарнике. Не то за его несогласие с её мыслями обречь желая на это, не то за непонимание элементарных, на её взгляд, вещей, не то и вовсе злясь не на Стёпу, а на саму себя за невозможность точно и безапелляционно сформулировать крутящиеся в голове мысли, в толковые предположения даже отказывающиеся складываться. — Стёп, ты сам-то слышал её признание? Тут — скажу, там — промолчу.
— А кто тебе сказал, что сотрудничество должно быть мгновенным? Ты никогда с таким не сталкивалась, что ли? — закидывает Власову вопросами напарник, но времени на хотя бы попытку ответа предоставлять даже и не пытается. — Я понять не могу: Рит, чего ты цепляешься? За что? Дала Алевтина понять, что готова к признанию, — пожимает плечами капитан, слово бы не видя в упорно доказываемой версии никаких тёмных дыр и несостыковок, — а дальнейшие шаги обдумать решила. Над получением большей выгоды поразмыслить. С Аристархом в конце концов посоветоваться.
— Да что ты говоришь? — с нотками усмешки и одновременно закипающего возмущения в голосе отзывается Рита. — Что же она тогда от предлагаемых адвокатом разговоров отказалась? Решила подумать, стоит ли его ставить в курс дела? Стёп, ерунды-то не говори.
Данилов себе под нос бросает недовольством пропитанное: «Я и не говорю», едва успевшая отвести глаза в сторону Маргарита в один миг вспархивает на него взгляд, и наполнен на этот раз он оказывается просто превышающим все допустимые рамки возмущением, то и дело переходящим в искрами пронизываемую злость. Рита словно к стенке присверлить намеревается мужа, а пока лишь неотрывно смотрит ему в переполненные возмущением и собственной, на самом деле подутихающей, правотой глаза. Оба собираются продолжить буквально на ровном месте родившуюся перепалку, но как всегда во время в дело вступает Рогозина.
— Так, стоп! — решительно отрезает она, выставив вперёд распахнутую в ладони руку, словно бы остудить призванную капитанов. — Перестаньте ругаться. Рита, — обращается она уже непременно к Власовой, развернувшись на какие-то считанные градусы в её сторону, — теперь спокойно и без эмоций. Ты считаешь, что Алевтина не убивала? Что тебя смущает?
Власова бросает ещё парочку взглядов в сторону Степана, предпочитающего в свою очередь отвести глаза куда-то в сторону обрываемого разветвлением коридора, задумывается всего лишь на какой-то миг и, так и не справившись с точностью формулирования, обречённо выдыхает:
— Да не знаю я. И анализ ДНК говорит о том, что Алевтина как минимум была рядом с Ликой в момент её убийства, и признание от неё есть, и даже мотив можно понять, — высказывает она, тут же поймав в поднятом на неё взгляде напарника что-то на подобии: «Вот видишь». — Но как-то не соотносится с денежным мотивом вот такой вот способ убийства. Вы не находите? Убийца явно действовал с сильным эмоциональным порывом.
— Не верится, что «работа на стороне» могла такое вызвать? — спрашивает Рогозина и тут же кивает в ответ. — Соглашусь. Но мотив, настоящий мотив, может быть совершенно другим. И вот он вполне может объяснять и количество ран, и цветы эти… Просто мы его не знаем.
— Может быть, — пожав плечами, уже куда с меньшим эмоциональным окрасом выдаёт Маргарита. Она не то соглашается всё же с полковником, не то попросту считает весь этот разговор без чётких формулировок и доказательств хоть на сколько-нибудь удающимся. Всего несколько мгновений звучит тишина, а после капитан всё же признаётся: — не знаю, как это объяснить, но внутренние какие-то ощущения, что всё как-то не так, как складывается.
— Ощущения к делу не пришьёшь, — резонно замечает Галина Николаевна, и сама прибывая если не в идентичном, то абсолютно похожем на Ритино состоянии. — Но подумать, конечно, стоит. Неоднозначно у нас как-то всё, — отмечает она и, приподняв край рукава, сверяется со временем на своих часах. — Но думать будем уже не сегодня. Поезжайте-ка домой. А от меня ещё Султанов ждёт звонка.
Распрощавшись, оперативники уже делают несколько шагов прочь от допросной, поочерёдно, словно по заранее составленной договорённости бросая друг на друга мимолётные, всего пару секунд длящиеся взгляды, налётом вины на этот раз покрытые, но всё ещё уверенности в собственной правоте не лишённые, как Рогозина вдруг спохватывается, для верности, словно спинами и Рита, и Стёпа могут увидеть, взмахивая рукой в их сторону.
— Да, и ещё, — бросает она, и капитаны уже через миг оборачиваются, замирая плечом к плечу. — Ивану напомните, что завтра вечером его ждут в поликлинике.
— Не думаю, что он забыл, — с улыбкой высказывает свою уверенность Рита, но всё же обещает обязательно напомнить компьютерщику о такой важной — для его же скорейшего и такого долгожданного возвращения в строй — медицинской записи.
Дорога до раздевалок проходит у капитанов в полнейшей тишине — если, конечно, рабочие звуки, окружающие их, не брать в расчёт. Ровно как и путь до второго от здания ФЭС перекрёстка. Дальше Данилов попросту не выдерживает звенящего молчания и кошек с невероятно острыми когтями — аккурат тех самых, которые скребутся у него на душе после недавнего, не так чтобы гладко прошедшего обсуждения такого же точно непростого дела. Он переводит взгляд в сторону соседнего кресла, утыкаясь мгновенно на чрезмерно сосредоточенный профиль супруги, даже и не спросившей на парковке, кто сегодня за рулём, а попросту занявшей водительское место, морщится от собственной глупости и решительно, как поступают только по-настоящему любящие люди, выдаёт:
— Рит, ты прости меня.
— За что? — она не отрывает глаз от мелькающих авто, контролируя, когда же наконец проедут все желающие, и они смогут свернуть с переполненной дороги, но даже так Стёпа готов клясться, что в глазах супруги наверняка сверкает огонёк изумления. Он буквально чувствует это, в добавок — слышит в голосе.
— За то упрямство у допросной. Я вбил себе в голову, что Алевтина убила всех этих девчонок и что у нас есть этому неоспоримые доказательства и не пожелал даже выслушать другую версию. Будто на неё нет оснований, — качает он головой, едва ли не с каждой минутой всё более дурацким находя своё недавнее упорство,
— Да брось, — качнув головой, словно рассекает воздух Маргарита и, когда машина наконец перестраивается на куда более свободную улицу, переводит на Данилова точно так же сожалением и признанием собственной неправоты наполненный взгляд. — Это я стала гнуть свою правду, у которой никаких реальных подтверждений нет. Упёрлась, что не всё складывается… Ладно, давай не мусолить это, — чуть хмурится Рита, не то от перепалки случившейся, не то от вынырнувшего из двора автомобиля. А после спешно, с сверкнувшей на лице улыбкой добавляет: — но Лесю завтра ты будишь.