***
(Двумя годами ранее) – Он стабилен, – объявил Ниа, подключая к безвольной руке Эла последний из множества мониторов. – Мисс Такада, я знаю, что вы тоже страдаете от синдрома отмены Натрана, но нам крайне важно понять, как он действует. Только так мы сможем вылечить Эла… и вас. Киёми кивнула и тихо, едва ли не шёпотом пояснила, что Натран покинет организм естественным путём, однако это займёт очень долгое время. – Эл в состоянии шока, но тело отказывает ему не из-за Натрана, – мягко сказала она. – Причина в его разуме. Они несколько часов просидели у его постели, но, поняв, что он не очнётся в ближайшее время, удалились в своё временное убежище. Мир пребывал в состоянии хаоса. Когда было повсеместно объявлено о смерти Киры, улицы городов захлестнули праздничные парады и гневные бунты. Мэтт, воспользовавшись связями Ватари, обеспечил им всем временное жильё в небольшой частной клинике, когда-то основанной Ватари для детей из Вамми. Здесь они были в полной безопасности, персонал в своё время был подобран самим Ватари и хорошо знал, что личности пациентов и их близких нельзя раскрывать кому бы то ни было. В конце концов, их всех сморил сон, и именно в это время Эл очнулся. Поначалу он долго не мог понять, где находится. Ему снилось, что он во дворце, и что Кира прижимает к его лицу мокрую тряпку. Он тонул, неотвратимо тонул, и всё его тело сотрясалось от ужаса. Он изо всех сил боролся за дыхание, когда вдруг осознал – Кира мёртв. Он убил Киру. "Лайт…" Вокруг него попискивали медицинские приборы, организм был переполнен страхом и адреналином, и всё это заставляло его вздрагивать и нервничать. Он не мог шевельнуться! Охваченный паническим желанием немедленно освободиться, он, почти не чувствуя боли, вырвал из вен все капельницы, ободрал с тела все датчики. Он не может оставаться здесь. Не сможет взглянуть в глаза своим наследникам. Когда они смотрят на него, кого они видят? Своего наставника или питомца Киры? Сам он не чувствовал себя ни тем, ни другим. Он казался себе омертвевшим. Перед глазами промелькнул образ леса, и Эл понял, что ему делать. Он должен добраться до Аокигахары. Может быть, он в итоге окажется на одном из этих деревьев, может, затеряется среди них, но он ни за что не останется здесь. Эл надел на себя всё, что смог отыскать в палате, потратил немного времени, чтобы написать письмо своим мальчикам, а потом покинул больницу и растворился в уютной, успокаивающей темноте…***
..."Скажи, Лайт-кун, ты решил стать полицейским из-за своего отца? Или ты всегда этого хотел? – спросил Рьюзаки, когда они сидели на крыше штаб-квартиры расследования дела Киры, любуясь очередным великолепным закатом. Лайт удивлённо повернул к нему голову, и Эл понял, что тот слегка обижен. "Отец, конечно, немного повлиял на меня, но я всегда хотел стать офицером полиции. Когда я был совсем маленьким, я вечно играл в полицейского. Ха… мама рассказывала, что я как-то арестовал кошку за то, что она слишком громко мяукала!" – Лайт немного смущенно улыбнулся. Он не знал, зачем рассказал об этом Рьюзаки, но увидев на его лице улыбку, понял, что сделал это не зря. Это был один из редких моментов, когда Рьюзаки позволил себе беспечность. Он весело сверкнул глазами и хихикнул, представив малыша Лайта с резиновой дубинкой в руке, зачитывающего права кошке. "Значит, Лайт-кун всегда был образцом справедливости!" Лайт не ответил, лишь протянул руку и сжал ладонь Рьюзаки в своей. "Знаешь, когда я был подростком, я считал тебя своим кумиром". Рьюзаки фыркнул и напомнил: "Ты и есть подросток, Лайт-кун". "Ну да. Ладно, скажем, когда я был помладше, чем сейчас. Папа часто рассказывал о делах, которые ты раскрыл, и я решил, что тоже стану детективом и однажды сделаю мир лучше. Помню, как мне тогда стало грустно от этой мысли. Даже ребёнком я в глубине души понимал, что никто не может так просто изменить мир. Рьюзаки медленно провёл большим пальцем по гладкой коже на тыльной стороне ладони Лайта. Было приятно держать кого-то за руку. "Кто знает, Лайт-кун. Может быть, однажды ты…" А после был другой сон, другое воспоминание. Тот же самый юноша, но с искажённым лицом и глумливым смехом. Нет. Уже не тот же самый. Теперь это был Кира, штурмующий штаб-квартиру. Эл не хотел вспоминать тот день, но, похоже, его мозг ещё не закончил мучить его. Перед глазами в мельчайших подробностях возникла картина того, как Ватари заставляют встать на колени. Эл хочет закричать, дотянуться до него, но уже слишком поздно. В его живот вонзают нож, внутренности вываливаются на пол и… – Ааааааааа! Хриплый крик ужаса заставил птиц взвиться со своих гнёзд и эхом раскатился по зловещему, безмолвному лесу. Эл резко сел, широко раскрыв глаза, сердце выпрыгивало из груди, а в памяти медленно истаивало кровавое видение смерти Ватари. Но боль оставалась, и при воспоминании о затравленном взгляде добрых голубых глаз его старого друга к горлу подступали слёзы. Эл набрал полную грудь кислорода и постарался успокоиться. Даже во сне он не был свободен. Лайт и Кира преследовали его, и он, будто маятник, качался от одного к другому. От воспоминаний о друге – и тайном увлечении – Лайте к воспоминаниям о мучителе и "хозяине" Кире. Птицы вновь вернулись в гнёзда и теперь молчаливо и зловеще смотрели на него сверху вниз. Во́роны. Сороки. Галки. Пожиратели отбросов. Не потому ли они гнездятся в этом лесу, чтобы лакомиться заблудшими душами, повесившимися на деревьях или нашедшими забвение на дне баночки с таблетками? Возможно, они попируют и на его останках? Эл не был уверен. В ближайшем посёлке он набрал припасов, мастерски выдав себя за геолога, который проводит исследования вулканической породы в этом районе. Время от времени он возвращался в посёлок, чтобы пополнить запасы, помыться и получить хоть немного человеческого общения. Он даже пробовал снимать там жильё, но через три дня вынужден был вернуться в тишину и уединение "моря деревьев". Эл мрачно усмехнулся, вспомнив найденную в лесу, потрёпанную погодой книгу. Печально известный роман "Море деревьев", неоднозначная культовая японская классика о двух молодых влюблённых, покончивших с собой в Аокигахаре. Эл не находил в самоубийстве ничего романтичного. Это просто поступок доведённых до отчаяния людей, искренне верящих, что у них нет другого выхода из страданий. Эл не хотел совершать самоубийство, но поскольку выхода из своих страданий он ещё не нашёл, этот вариант подлежал рассмотрению. Каждый раз, когда он думал, не сунуть ли в рот недавно приобретённый небольшой револьвер, перед глазами появлялся образ его мальчиков и заставлял задуматься. Это их уничтожит. Он точно знал. И всё же… Эл вздохнул и свернулся калачиком в своей палатке. Нужно попытаться ещё немного поспать и хоть так погрузиться в забытьё...***
(Настоящее время) Мэтт сам не знал, зачем продолжает это делать, но каждые несколько месяцев он вбивал в поисковик своего ноутбука имя "Ягами". Киёми говорила ему перестать, но он всё равно продолжал. Результаты оставались прежними. Множество статей о Лайте "Кире" Ягами, газетные сообщения о "трагическом" самоубийстве Сатико Ягами. "Можете ли вы представить, каково быть матерью Киры? Она умерла от стыда, бедняжка". А ещё виной тому стало совершённое Лайтом отцеубийство, на которое он пошёл, когда перебил всю целевую группу, чтобы взять в плен L. Всё это были печальные, но старые новости. То, за чем Мэтт на самом деле следил, было новостями о состоянии Саю Ягами. Самоубийство матери привело её к психическому расстройству, и её поместили в клинику. Ради её же собственной безопасности Саю держали на таблетках, а разум её пребывал в том мире, где вся её семья ещё жива, а брат никогда не был серийным убийцей с комплексом бога. Её лечащие врачи не знали, как заставить её вырваться из этой "реальности", и стоит ли вообще это делать. Мэтт вздохнул и отодвинул от себя ноутбук. Его раздражало, что он всё никак не может перестать ковырять старые раны. Все расследования мира не могли отвлечь его от боли, которую ему причиняло отсутствие Эла. Близился очередной день рождения Эла, двадцатишестилетие, и Мэтт гадал, как они с Мелло проведут его на этот раз. В прошлом году всё закончилось пьяным загулом со слезами и соплями, воспоминаниями и попытками найти друг для друга силы прожить ещё один год. "Я знаю, что ты нуждался в уединении, Эл, я видел это в твоём взгляде, когда ты смотрел на лес, но ты такой эгоистичный засранец…" Мэтт распахнул глаза, поражённый внезапной догадкой: Эл в Аокигахаре! – Ниа! – он вскочил из-за стола и бросился к беловолосому парню. Несмотря на то, что Ниа стукнул уже двадцать один год, он до сих пор напоминал ребенка. Особенно когда одевался в пижаму, сворачивался калачиком в кресле и начинал накручивать волосы на палец. – Да, Мэтт? – отозвался Ниа. Его лицо, как всегда, оставалось гладким, словно стекло, а взгляд – безмятежным. – Я знаю, где Эл! Ниа кивнул. – Как и я. Но знание о том, где он находится, не вернёт его нам. Это то, что он должен выбрать сам. Мэтт опешил от его слов и вынужден был смириться с горьким поражением. Разумеется, Ниа быстрее сумел разгадать загадку местоположения Эла. – Если тебя это утешит, я думал о том, чтобы поехать туда и попытаться его вернуть, – тихо признался Ниа, и его взгляд умолял Мэтта понять. – Но я боюсь, что этим мы только оттолкнём его. Эл уехал туда, чтобы побыть одному, это то, что ему нужно. Я верю, что только время и уединение позволят ему исцелиться, и мы должны дать ему этот шанс. Мы в долгу перед ним, Мэтт. Мэтт вздохнул и склонил голову. – Ты прав… – признал он, наконец. Ниа протянул ему руку, и Мэтт сжал её. Им не нужны были слова, чтобы понимать друг друга сейчас. Молчаливый момент прервал Мелло, ворвавшийся в кабинет в довольно потрёпанном и взбешённом виде. – Чёртовы дети! Богом клянусь, я не понимаю, на кой хрен мы вообще удосужились основать этот вертеп, полный грёбаных исчадий ада! Мелло прошагал к тележке с напитками и взял несколько салфеток, пытаясь оттереть с рук и лица краску и сопли. – Присмотри за детьми, Мелло, всё будет отлично, Мелло, – передразнил он Киёми, вытираясь. Девушка одарила его самодовольной улыбкой, как всегда забавляясь его драматизмом. – Нравится, как я теперь выгляжу? Мэтт прикусил губу, стараясь удержать неумолимо расплывающуюся по лицу ухмылку. Мелло, уперев руки в бока, направился к ним с сердитым выражением на лице. – Ей-богу, когда Эл вернётся, я ему задницу надеру за то, что втравил нас в это! "Надо основать новый дом Вамми, Мелло", – снова передразнил он, понизив голос, чтобы получилось похоже на Эла. И тут произошло удивительное – все, даже Ниа, вдруг расхохотались. Это было исцеление.***
Эл закупал продукты, когда вдруг понял, какой сегодня день. Тридцатое октября. Завтра его двадцать шестой день рождения. В магазине работал телевизор. Говорили о Кире, и он, заинтересовавшись, задержался. Велись споры о том, следует ли рассказывать в школах о правлении Киры или лучше стереть это из памяти. – Ну, по мне, это ведь теперь часть истории, – сказал стоящий рядом с Элом пожилой мужчина, так же смотрящий на экран. – Будущие поколения должны об этом знать. Я хочу сказать, нельзя же просто замести всё под ковёр и забыть! Люди должны помнить о погибших и о том, почему такого больше нельзя допустить. Нужно противостоять этому! Эл изумлённо уставился на него, сердце ёкнуло в груди. Слова мужчины обрушились на его сознание. "Нужно противостоять!" Внезапно всё обрело смысл. – Мне надо идти, – выпалил Эл и направился к выходу, оставив на прилавке половину своих покупок. – Что, обратно в лес? Знаешь, Рьюзаки, многие из нас переживают за тебя. Торчишь там в этом лесу месяцами и… Эл почти не слушал его. – Спасибо вам за беспокойство. Я закончил свои исследования и больше не вернусь. – Да? И куда ты теперь? Эл обернулся, на его губах промелькнула тень улыбки. – Домой. Он был словно во сне. Не взяв с собой никакого багажа, забронировал билет до Англии, хотя даже не представлял, где сейчас находятся его мальчики. Единственное, в чём он был горячо убеждён – он готов. Слова старика поразили его. Он вспомнил, что ему однажды в детстве говорил Ватари. Эл тогда очень переживал из-за того, что сделает что-то не так и провалит дело. Ватари взъерошил ему волосы и сказал, что в этом нет ничего постыдного, и что даже величайший в мире детектив не застрахован от ошибок или страха. "Мальчик мой, самое важное – уметь противостоять своим страхам. Это может получиться не сразу. Ты можешь бежать и прятаться от них какое-то время, но однажды должен будешь встретиться с ними лицом к лицу. И если у тебя это получится, ты сможешь справиться с чем угодно…" Эл опустил голову и беззвучно заплакал. Его отросшие, непослушные волосы упали на глаза, пряча его слёзы от чужих взглядов. Самолёт поднимался в небо над Японией. Он больше никогда не вернётся сюда. Он летит домой, чтобы увидеть своих мальчиков и встретиться со своим страхом лицом к лицу. Хватит прятаться. Сон, в конце концов, сморил его, и Эл погрузился в него с благодарностью и лёгкой улыбкой на лице. Ему снилось, что он идёт через лабиринт, расположенный когда-то на территории приюта Вамми. Он знал, что если сейчас повернёт налево, потом направо, ещё раз направо и снова налево, а потом продолжит идти прямо, то доберётся до фонтана. Он помнил каждый изгиб и поворот, и всё равно чувствовал себя словно в первый раз. Он надеялся, что увидит у фонтана Ватари, ожидающего его с одобрительной улыбкой и куском торта в награду. Пока он шёл по тропе, в его ушах эхом отдавался звук собственных шагов, хруст гравия под ногами. Он подходил всё ближе, и вскоре уже мог разглядеть краешек фонтана. Эл нетерпеливо бросился вперёд и тут же изумлённо замер на месте, увидев, что его действительно ждут. – Лайт?! "Какого чёрта? Это же сон! Я знаю, что всё нереально, так почему он здесь?" – думал Эл, опасливо приближаясь. Лайт казался ему моложе и мягче, чем он помнил. Не было той холодной жестокости, которая выдавала в нём Киру. Взгляд не полыхал красным огнём, а губы не кривились в безжалостной, глумливой усмешке. – Эл! – глаза Лайта засияли при виде него. – Ты пришёл! Спасибо… – Что значит "я пришёл"? Это мой сон! – не понял Эл, совершенно сбитый с толку. Он не был уверен, хочет проснуться или нет. – Нет, Эл, это я привёл тебя сюда. Этого места не существует. Понимаю, это трудно принять, но сейчас ты вместе со мной в царстве духов. Я использовал образ дома Вамми, потому что знал, что ты захочешь прийти сюда… – Что? Даже сейчас ты пытаешься манипулировать мной?! – Эл не мог справиться с дрожью в голосе. – Я принял тебя за Лайта, Кира! Завораживающие янтарные глаза затмила печаль. – Я Лайт. Кира мёртв. Тетрадь Смерти, подчинившая меня, исчезла. Я снова стал собой, и это ты спас меня. Я просто хотел сказать тебе спасибо, Эл. Я не пытаюсь оправдать себя… или его за всё то, что с тобой случилось. Как бы я хотел, чтобы ничего этого не было… – Лайт покачал головой, по его щекам потекли слёзы. – Лучше бы я никогда не находил Тетрадь Смерти, пусть бы даже из-за этого мы с тобой никогда не встретились. Тетрадь… изменила меня. Эл сглотнул ком в горле, поколебался и осторожно подошёл к плачущему на скамейке молодому человеку. – Кира пытался сломить меня. – Кире стоило знать тебя лучше, – грустно улыбнулся Лайт. – Ничто не способно сломить тебя, Эл… Я не могу долго задерживать тебя здесь. Я просто хотел, чтобы ты знал, как я горжусь тобой. Я рад, что ты возвращаешься домой… и хочу ответить на твой вопрос. Эл закусил губу. Его вопрос оставался неизменным. Когда погиб Лайт? Он умер в ту секунду, когда во второй раз коснулся Тетради Смерти? Или же сгорел вместе с Кирой в том аду? Была ли их дружба настоящей или же всё это лишь притворство? Смотрел ли Лайт на него когда-нибудь снизу вверх… его ли ладонь Эл сжимал тогда на крыше? – Я был самим собой, когда впервые подобрал Тетрадь Смерти и убил тех первых, мелких преступников. Но ко времени убийства Рея Пенбера я уже не контролировал ситуацию. Я не осознавал себя до того дня, когда отказался от силы Киры. И всё, что я говорил и чувствовал к тебе тогда, было правдой, Эл. Я ничего не помнил о себе, но в глубине души знал, что люблю тебя. Когда я вернул себе Тетрадь, её влияние сокрушило меня. В тот момент я умер, вся моя любовь к тебе передалась Кире, и я… я так сожалею об этом! Мне так жаль… о, господи… Эл растерянно слушал горькие, судорожные всхлипывания Лайта. Он всё ещё многого не понимал. Возможно ли, чтобы Тетрадь настолько сильно овладела кем-то? Неужели она действительно способна превращать людей в тёмную версию самих себя?.. – Я должен поговорить с Рюком, – наконец, пробормотал Эл. – Я должен понять. – Да, – слабо кивнул Лайт. – Поговори с ним. Покончи с этим раз и навсегда. Уничтожь его для меня, Эл. – Как? Лайт улыбнулся сквозь слёзы. – Так же, как ты уничтожил Киру… Мне пора… Я люблю тебя, Эл… Самолёт попал в турбулентность, и Эл резко проснулся, его взгляд непонимающе метался по сторонам в поисках Лайта. Откинувшись на спинку сиденья, он потёр лицо. "Дерьмо. Я совершенно запутался. Было ли это на самом деле? Нужно поговорить с Рюком…" Но как вообще можно связаться с Шинигами?***
Мелло со всей возможной скоростью отступал от толпы разодетых в хэллоуинские костюмы, объевшихся сладостями детей, когда вдруг заметил заляпанную грязью фигуру, медленно бредущую по дорожке по направлению к дому Вамми. Он мгновенно насторожился. Этот человек, кем бы он ни был, обошёл их охранную систему. На такое был способен только один человек, и это… Мелло прищурился, анализируя знакомую шаркающую походку и тёмную, склонённую голову… – Эл? – шепнул он, не веря глазам. Человек остановился и сбросил с головы капюшон. Его волосы были намного длиннее, взгляд загнанный, лицо измождённое, но это, вне всякого сомнения, был Эл. – Эл! – бросился к нему Мелло, бесцеремонно растолкав детей и выскакивая из дверей прямо под дождь. – Эл, скотина! Грёбаный засранец, это и впрямь ты! Эл вымученно улыбнулся. – Привет, Мелло. Я тоже по тебе скучал. Едва новость о том, что Эл, наконец, вернулся домой, распространилась по приюту, как разразилось сущее столпотворение. Ниа и Мэтт, не помня себя от радости, выскочили на улицу, подбежали к своему наставнику и бросились обниматься. Эмоции захлестнули их, и они, не удержавшись на ногах, повалились на землю. Эл, плача и задыхаясь от волнения, прижимал их к себе, лихорадочно целовал в макушки своих таких взрослых мальчиков. – Я так скучал по всем вам… простите меня… простите, что я вынужден был оставить вас… – Заткнись, об этом мы позже поговорим, – пробурчал Мелло, утыкаясь в Эла лицом. – Дай порадоваться, что ты вернулся! Мы уже начали терять надежду. Эл вздохнул, осторожно высвободился из его объятий и легонько стукнул Мелло по носу, как делал, когда тот был ребёнком. Покачал головой: – Помнишь, что всегда говорил Ватари? Худшее, что человек может сделать – это потерять надежду. Мелло расплакался, и они продолжили обниматься, пока на крыльце не показалась Киёми. Увидев столь мокрую картину, она присвистнула. – Парни! На улице же дождь! А ну живо идите обниматься внутрь, пока не простудились до смерти! Эл резко поднял голову, совершенно поражённый. Киёми Такада, бывшая правая рука и любовница Киры, стояла со скрещенными на груди руками и смотрела на них с неодобрительным выражением, подобающим солидной женщине. Они безропотно поднялись на ноги и зашли в дом, словно отруганные дети. Киёми гаркнула на толпящуюся вокруг них детвору, велев им возвращаться к празднику. Всем было любопытно хоть одним глазком взглянуть на Эла, но они не посмели ослушаться и разошлись с разочарованным ворчанием. Эл понял, что в новом приюте Киёми была той силой, с которой нужно считаться. – Киёми… – Эл убрал с лица мокрые пряди, не зная, что сказать, и задохнулся от неожиданности, когда она сжала его в крепких объятиях. – Позже поговорим. А пока давай найдём тебе сухую одежду и что-нибудь поесть. У тебя все кости торчат, Эл. Киёми загнала мокрых парней наверх, велев им умыться и переодеться. Время для разговоров придёт позже, когда все будут накормлены, и с них не будет капать вода. Эл, как в прежние времена с Ватари, позволил Киёми позаботиться о себе. Пока он принимал ванну, она ждала за дверью, а после постригла ему отросшие, неопрятные кончики волос. Она делала это молча, ей было больно видеть, каким хрупким стал теперь бывший детектив. "Я помогу тебе восстановиться, Эл. Я не могу изменить прошлое, но я помогу тебе взглянуть в будущее". Как только Эл вымылся, обсох и поел, он вместе с Киёми и своими преемниками уединился в кабинете, чтобы начать давно назревший разговор. Киёми понадеялась, что учителя справятся со своими шкодливыми подопечными. У неё самой сейчас было более важное дело. Неторопливо, прихлёбывая чай и прерываясь на то, чтобы справиться со слезами, Эл принялся рассказывать им о своих двух годах в лесу…***
(Спустя два года) Эл совершал свою обычную утреннюю прогулку по лесу, когда на тропинку перед ним шлёпнулась Тетрадь Смерти. Несколько долгих мгновений он смотрел на неё, потом наклонился и поднял. – Здравствуй, Рюк, – произнёс он, даже не сомневаясь в том, чья это тетрадь. Рюк захихикал и высунулся из-за дерева. – Чёрт, тебя не проведёшь, да, Лоулайт? Эл смотрел на него с бесстрастным выражением на лице. – Что тебе нужно, Рюк? Ты следил за мной? Знаешь, я годами искал способ с тобой связаться. – Я был неподалёку, – пожал плечами Рюк. – Был на похоронах Саю в прошлом году. Куда мать, туда и дочь, э? – он изобразил, будто вешается. Элу стало тошно. "Чему я удивляюсь. Он бог смерти. Наши раны и горести для него лишь забава". – С чего вдруг ты решил показаться? – жёстко спросил Эл. – Ты сошёл из ума, если решил, что я стану пользоваться… этим. Вспомнив о несчастной Саю Ягами, Эл не мог теперь выкинуть её из головы. Терапия всё-таки пробилась к её рассудку. Когда Эл прочёл её медицинские записи и попытался достучаться до неё, он опасался подобного исхода. Разрушение придуманного безопасного мира погубило её. Правда уничтожила бедняжку, тогда как Эл был освобождён ею. Рюк фыркнул, прерывая его мысли: – Ты же уже пользовался. С Лайтом, помнишь? Лицо Эла закаменело. – В тот день я убил не его… но ты и сам знаешь. Ответь, Рюк, насколько сильно Тетрадь Смерти влияет на человека? Сколько Киры было в Лайте всё это время? – Ты задаёшь непростые вопросы, Лоулайт, – покачал головой Рюк. – Одно яблоко за каждый ответ. Эл недовольно хмыкнул, но кивнул и, круто развернувшись, зашагал обратно к приюту. Добравшись до своего кабинета, он взял из чаши с фруктами три яблока. Три яблока – три вопроса. Он бросил шинигами одно. – Вопрос первый. Сколько Лайта оставалось в Кире во время моего плена? Был ли это Лайт? Или я просто пытаюсь оправдать его за всё, что он совершил? Рюк медленно, с наслаждением жевал яблоко. Таких вкусных он не ел уже много лет, это была одна из вещей, из-за которых он скучал по своему старому приятелю Кире. – Нууу… Человеческий разум – штука сложная, – начал он, взгромоздившись на стол Эла. – Видишь ли, когда человек пользуется Тетрадью слишком долго, она меняет его. Заставляет поддаваться самым низменным желаниям, заставляет хотеть убивать и причинять боль. Рюк оскалился и склонился к лицу Эла: – По сути, она превращает человека в шинигами! Эл внимательно смотрел на Рюка, чувствуя, как в сердце расцветает надежда. – Ты хочешь сказать, что к моменту моего пленения… Лайта уже не было? Был только Кира? – Нет, – покачал головой Рюк. – Лайт тоже там был, просто он ничего не мог сделать. Вроде как замкнут в себе. Вспомни все те разы, когда Кира был нежен с тобой, когда ты видел мерцание в его глазах. Всё это был он, твой Лайт! Эл взволнованно прижал ладонь к губам, к горлу подступили слёзы. – Значит, он любил меня? Он любил меня когда-то? Рюк усмехнулся и протянул руку за вторым яблоком. Эл отдал его без промедления. – Да, любил, конечно, – хихикнул Рюк. – У него даже как-то был влажный сон о тебе, и он такой: "О да, L, отъезди меня!" Эл залился краской. С тех пор, как он… вырвался из плена, он соблюдал целибат, и столь неожиданные слова потрясли его. Когда они с Лайтом дружили, Эл находил его весьма привлекательным. Он даже спрашивал себя, не влюблённость ли это. Похоже, что на этом фронте Лайт на голову его опередил… – Из-за этого тебя любил и Кира, но… хех, у него получилось не очень похоже на дождь из лепестков роз, а? Легкомысленный тон шинигами заставил Эла зло сузить глаза. – Нет, полагаю, что пытки, наркотики, оковы, а также эмоциональное, физическое и психологическое насилие – это не то, что можно описать как "дождь из лепестков роз", – скозь зубы процедил Эл. – Ага. Ну, в любом случае, последний вопрос, парень! Эл закусил губу. У него было так много вопросов, что трудно было выбрать какой-то один. Он впился глазами в лицо Рюка и медленно протянул ему яблоко. – Его душа не страдает? Рюк расхохотался так, что у него изо рта полетели куски яблока. – Тебя это волнует? Серьёзно, что ли? Уже забыл, как таскал его ошейник? – Этого мне никогда не забыть. Но поскольку мы уже выяснили, что не только Лайт был в этом виноват, я хочу знать. Его душа в покое? Или его… не знаю, мучают за все его преступления? – Эл вздрогнул, вспомнив урок по "Аду" Данте. В христианскую доктрину и в рай с адом он не верил, но ведь когда-то он также не верил в шинигами и смертельные тетради… – Нет. В смерти все люди равны. Неважно, что вы сделали при жизни, потом все вы попадаете в небытие, – Рюк постучал по тетради пальцем. – Так ты оставишь её себе или нет? Эл качнул головой. Он хотел было сказать "нет", но в памяти всплыли слова Лайта: "Уничтожь её. Так же, как убил меня…" Огонь! Рюк закатил свои выпученные глаза. – Могу ответить тебе ещё на один вопрос. Бесплатно. Хочешь знать, почему я выбрал Лайта Ягами и почему подстрекал Киру пленить тебя? Эл почувствовал, как к горлу подступает желчь. – Скажи мне. Зловещая ухмылка Рюка, как и леденящее ощущение охватывающего шею металла, это то, что навсегда останется в его памяти. – Потому что мне было скучно. Эл неторопливо встал, его потемневшие глаза смотрели на лежащую на столе зажигалку Мэтта. – Вот как… – он поднял зажигалку, щёлкнул ею и взял Тетрадь Смерти. – Тогда скажи мне ещё кое-что, Рюк. Если я сожгу эту тетрадь, ты останешься здесь в ловушке? Или подохнешь?! Рюк выпучил глаза и зашарил по поясу в поисках своей личной тетради. Но именно её сейчас держал в руках Эл. Запасная тетрадь сгорела вместе с Кирой. Если Лоулайт сожжёт эту, Рюк умрёт! Он не сможет вернуться в Царство шинигами. – Не надо… – Это за меня и за Лайта, и за моих преемников. За всех, кто страдал и умер, потому что ТЕБЕ, БЛЯДЬ, БЫЛО СКУЧНО, РЮК! – заорал Эл, поджигая тетрадь. Рюк визгливо закричал, его ноги начали осыпаться песком. За дверью послышались шаги, но Эл не мог отвести глаз от паникующего, умирающего шинигами. – Эл, что?.. – Киёми осеклась, глядя, как Рюк медленно рассыпается в пыль. Эл, держа в руках горящую тетрадь, в последний раз взглянул шинигами в глаза и улыбнулся. – Прощай, Рюк. В уродливых, выпученных глазах блеснул ужас, и они превратились в чёрный пепел. – Вот теперь всё кончено, – Эл прерывисто выдохнул и обернулся к своим преемникам. Они изумлённо увидели, что на его лице сияет светлая, радостная улыбка. – И теперь мы сможем исцелиться.***
С тех пор, как Эл сжёг Тетрадь смерти, прошло полгода. Стояло лето, и Эл сидел на траве напротив двух памятников. Один из них был посвящён Ватари, другой – Лайту. Элу было уже под тридцать. С тех пор, как он впервые повстречал Лайта и принял участие в расследовании дела Киры, прошло почти десятилетие, и все эти годы отпечатались на нём тенями под глазами и ранней сединой, серебрящейся в копне его чёрных волос. Эл провёл рукой по густой, сочной траве, наслаждаясь лёгким летним ветерком. Было время, когда он боялся, что никогда больше не почувствует чего-то подобного. – Привет, Ватари, Лайт. Простите, что давно не навещал, мальчишки пытались вовлечь меня в расследование. В очередной раз. Но я, наконец, придумал, чем займусь. Тут есть один парнишка, Марк. Он очень хочет стать полицейским… я собираюсь обучить его. Я хочу научить всех здешних сирот никогда не терять надежду и следовать за мечтой. Лайт, я думаю, он бы тебе понравился, на свой день рождения он нарядился полицейским… Эл улыбнулся и сорвал несколько травинок. Когда-то он чувствовал себя глупо, разговаривая с памятниками, но потом Лайт явился ему в одном из снов и поблагодарил за это. И Ватари был вместе с ним… – В общем… что ещё… – Эл поразмыслил. – Мелло сейчас занимается делом в России. Ниа, естественно, здесь, как вы можете себе представить. Киёми и Мэтт начали встречаться. Знаю, звучит безумно, но они счастливы. Действительно счастливы. Эл протянул руку и положил у каждого памятника букет роз. Это была единственная причина, по которой он пришёл сегодня. Пока он беседовал с душами двух людей, которые – к лучшему ли, к худшему – изменили его жизнь, ему пришла в голову забавная мысль. Когда-нибудь здесь будет стоять и его памятник, может даже на том самом месте, где он сейчас сидит. Эл не знал, когда этот день настанет, но надеялся, что не очень скоро. Сейчас ему было ради чего жить. У него снова появилась надежда. Но он уже знал, что будет написано на его памятнике. Эл Лоулайт Несломленный