Scared boy

— Чего ты боишься? — Змей. — Ох, да, это 1 балл. — Пауков. — Да, это 2 балла, — засмеялся Ландо, черкая что-то в блокноте. — И меня. — О, черт это 3 балла!       Ландо заливисто смеялся, со стороны казалось, что рядом с Карлосом ему было более чем комфортно, он улыбался оголяя ряд белых зубов, кидал счастливые взгляды, поддавался моменту, но стоило испанцу потеряться из виду, как улыбчивый Ландо заметно напрягался, стараясь оказаться как можно ближе к знакомым людям и несущим стенам.       Совсем молодой пилот, не отличающийся своей комплекцией, в отличии от того же Карлоса, легко запрыгивающий, со всей своей скудной массой, в болид, небольшого роста, тоненький и очень улыбчивый — вот как Карлос видел своего напарника. Ландо с уважением младшего в команде относился ко всем вокруг, он заискивающе кивал инженерам, пропускал вперед старших, старался не мельтешить перед командой в боксе, хотя с этим, у переполненного энергией Ландо, были проблемы. Карлосу нравилось проводить время с ним, их разница в возрасте его забавляла, заставляя смотреть на своего товарища чуть свысока. Ландо в свою очередь видимо был не против, он понимал, что никто пока не воспринимает его как кого-то стоящего и настоящего профессионала, но как-то быстро с этим смирился, не позволяя никому пошатнуть свою внутреннюю уверенность в себе. Карлосу нравилось учить Ландо испанскому, изредка болтать и слушать его доводы о чем-то незначительном, со стороны казалось, что тот болтает без умолку, но он общался с Ландо настолько, чтобы заметить, что он открывает рот не чаще, чем его спрашивают, а наедине с собой всегда молчит. Эта его черта сильно подначивала гонщика, из раза в раз, пытаться сильнее втереться в доверие молодого пилота, ревновать его ко всем с кем он говорил, стать достойным этого опьяняющего внимания, и, в конце концов, найти его слабые стороны, схватить увиливающего от близкого общения Ландо за жабры и узнать, что же он скрывает. И он узнал.       Очередная гонка подошла к концу, и теперь, впереди только пресс-конференции, интервью, подготовка к предстоящей квалификации, разбор ошибок и тренировки, тренировки.       Ландо валялся на животе, раскинув ноги по кровати и бездумно зависал в телефоне. Карлос возвращался с улицы. Дверь их общих апартаментов глухо грохнула, впуская уставшего пилота во временное место пребывания. Старший не проронив ни слова, медленно снимал обувь на пороге, после чего, так же неспешно, прошел в комнату, заставляя напарника привстать на локтях и дергано обернуться через плечо. — Привет, — тихо протянул Карлос, проходя между кроватями к их общей прикроватной тумбочке за зарядкой. — Привет, — также тихо ответил Ландо, спешно переворачиваясь на спину и подтягивая тонкие ноги к груди. — Возьми подушку, пока сидишь, — без задней мысли сказал гонщик, обратив внимание на жесткую спинку кровати, состоящую лишь из пары, хоть и уютных, но железных балок, как в старых детских лагерях. Он решил проигнорировать то, как Ландо буквально за секунду решил забиться в угол кровати, несмотря на то, что Карлос едва ли вообще смотрел в его сторону. — Да не стоит, — начал было гонщик, но сразу же принял протянутую ему подушку, — спасибо. — Угу, — промычал испанец.       Подобная молчаливость была ему несвойствойственна, Карлос без стеснения мог закричать что-то перед людьми, да и разговаривал он чуть громче обычного, по-испански игриво произнося букву «р». Но сегодня он хотел помолчать. В голове были лишь отрывки сегодняшнего дня, того, как Ландо неожиданно оставшись один возле бара, держа в руках жестяную банку Рэд-булла начал дергано озираться по сторонам, вглядываясь в лица проходящих людей в поисках знакомых. И выглядел он так непривычно напугано, будто он стоял не рядом с баром, а в мирной деревушке, охваченной боевиками. Уголки его глаз, вечно искрящиеся позитивом опустились, как от сильного стресса, и, стараясь не выдавать панику, метались на уровне чужих глаз.       Карлос в тот момент зашел с черного входа, увидев Ландо он уже открыл рот, чтобы окликнуть друга, но его странность в поведении заставила застыть и наблюдать.       Карлос уже был пилотом в то время, когда двадцатилетний Ландо ворвался в турнирную таблицу, уверенно заявив о себе всему миру гран-при.       Парень восхищал своим азартом и тягой к победе, озарял всех вокруг своей благодарной улыбкой, за шанс быть тут, показать себя и участвовать в самой престижной формуле. Он представлялся миру открытым, отзывчивым, безотказным парнем, но как же ошибались те, кто так считал. Ландо оказался тем, кто много думает и чертовски мало говорит.       Казалось, что он подпускал чрезмерно близко, тепло обнимал, и любой человек при общении с ним чувствовал себя важным, нужным и интересным, ровно до тех пор, пока не переходил неосязаемую грань, после которой всегда оказывалась бездна, бездна между тобой и Ландо. Бездна, из которой можно выбраться только с одной стороны — противоположной от Ландо.       Карлос взял себе выпить и сразу же поднял бокал на уровень лица, опасаясь быть раскрытым преждевременно.       Парень аккуратно топтался на месте, он был похож на ребенка потерявшего родителей в супермаркете, пытающегося в каждом лице узнать маму. Интересно, а кого пытается узнать он? Кого он вспоминает думая о помощи?       Ландо, вспомнив о напитке, сделал глоток из банки, и Карлос, наблюдая, сглотнул вместе с ним.       Что это? Страх толпы? Страх чужих? Мания преследования? — «Я просто хочу узнать, чем это закончится», — уговаривал себя испанец, но нет, он не был настолько плох, насколько хотел бы казаться, он искренне хочет узнать что с ним, чтобы помочь. Даже если его об этом не просят, очевидно.       Карлос перебирал в голове все расстройства, которые могли бы иметь те же признаки, но он не то чтобы знал их много. Решив, что достаточно на сегодня новой информации о напарнике, старший поставил недопитый стакан на стойку и двинулся на помощь. В голове заиграла совесть, вина за свое осознанное бездействие, ему думалось, что будь он сам на его месте, то как бы он отреагировал, если б кто-то увидел его слабость? Что бы он сам сказал на это своему спасителю? Карлос не знал. Карлос не знал и неожиданно открыл для себя, что он не самый лучший друг, которого можно заиметь, потому что в голове на смену вины пришла клокочущая жажда увидеть больше чужой слабости, каково это ощущать ее? Каково это быть мужчиной и проигрывать более сильному, пусть даже в такой чепухе как эта? В силу своего высокомерия гонщик слишком редко это ощущал, чтоб запомнить. А ведь этот засранец говорил об этом, он попал в точку сказав, что Карлос — высокомерный, хоть он это и отрицал.       Карлос прочистил горло и быстро пошел через толпу, стараясь максимально не попадать в чужое поле зрения, оказавшись достаточно близко, он пару раз проговорил в голове чужое имя и ровно в тот момент, когда чужая голова обернулась в противоположную сторону, тихим, непохожим на себя голосом, одновременно подхватывая со спины чужие предплечья в полу объятьях, он позвал: — Ландо.       Голос прозвучал мягко, как первое касание головой взбитой подушки, после долгого отсутствия сна, и одновременно пугающе, интонацией маньяка, произнесшего твое имя в подворотне.       Ландо, покачнувшись, прикоснулся спиной к корпусу Карлоса и его тело прострелило дрожью, оно подпрыгнуло в испуге, он машинально вжал голову в плечи. Дрожь родилась где-то на уровне груди и сделав круг по всему туловищу вернулась обратно. Карлосу казалось, что еще чуть-чуть и на чужом затылке появилась бы прядь седых волос. — Ландо, — успокаивающе медленно повторил он.       Услышав, младший обернулся и молча замер не моргая, а Карлос смотрел не моргая в ответ, он ждал веселых оправданий, реакции, отшучиваний, а получил лишь Ландо, до смешного неправдоподобно заткнувшегося Ландо. Ландо, чьи глаза подозрительно заискрились… от ветра? Или это что слезы?       Пилот и предположить не мог, что ситуация примет такой оборот, он глянул на людей вокруг, вроде никакой шумихи, взял напарника за предплечье и бескомпромиссно повел через толпу в сторону выхода. — Чего ты? Что с тобой? — Парень усадил Ландо на какой-то ящик в каморке за баром, закрыв за собой дверь, оставив источником света лишь рассеянное солнце с улицы. — М?       Карлос сел на корточки, напротив чужого лица, скривился, пытаясь уловить ход чужих мыслей. Что он пытается сделать? Сделать вид, что ничего не было? Зачем отрицать очевидное? — Нет, подожди, что это было? — Где? — Ландо, блять, я все видел и хочу узнать, почему ты замолчал, что за паника? Ты напугался? Прости, я не думал, что… — Я просто не ожидал тебя увидеть, — перебил Ландо, — а потом… мне нечего тебе сказать, вот я и молчал, смешная шутка, что еще сказать, — повторился он. — Ты впал в чертов ступор, — констатировал Карлос.       Теперь скривился Ландо, это было не в первый раз, но игра в дурачка всегда прокатывала, если его припирали к стенке. Может никому не было интересно, что с ним, настолько, чтобы забивать этим голову. Но Ландо, на своем месте, чертовски хотел бы знать, не столько, что с ним, а как этого избегать. — Ох, так, ладно, ты отошел? Тебе нужно что-нибудь? Хочешь я нормальной воды принесу, а не энергетик?       Британец растерянно болтнул недопитой бутылкой в руках. — Нет, все нормально, спасибо, — безэмоционально ответил он.       Карлос напряженно выдохнул, на секунду повесив голову, рассматривая чужие командные кроссовки. — Так, ладно друг…       После недолгих раздумий, он поднял голову, задерживая взгляд на чужом лице, Ландо откинулся назад, увеличивая дистанцию между ними, в то время, как Карлос бесцеремонно вцепился чуть выше чужого колена, помогая себе подняться. Ландо рефлекторно дернулся, перепугано хватая пальцами чужое запястье, фиксируя, не позволяя чужой руке двинуться выше. Железная бутылка, выскользнув, ярким звоном, упала на пол.       Теперь Ландо просто пытался не поднимать взгляд. Твою мать, ну он же так хорошо держался.       Испанец был спокоен. Изумлен, но спокоен. Безусловно, такое поведение со стороны друга он видел впервые. Но, что самое интересное, как он не замечал подобное все это время? — Карлос, — голос Ландо помрачнел, став почти безжизненным, отчаянным, — я…       Пилот послушно стоял, удерживаемый чужой рукой. — Ты, очевидно, не в духе сегодня, это я понял, — Карлос почесал затылок свободной рукой, — давай ты пойдешь в отель и отдохнешь. — Мне…       Напарник наклонил голову, как послушная собака, пытаясь понять, что ему хотят донести. — Мне тебя проводить?       Ландо коротко кивнул. — Хорошо… все хорошо, — случайно проговорил свои мысли вслух. Он медленно сел на корточки, поднял банку и всучил ее владельцу. — Пойдем, — Карлос потянул младшего за предплечье, заставляя его подняться. Вот только… — Только, одну секунду, — тихо произнес он, заставляя посмотреть в глаза, и, не разрывая взгляда, улыбаясь, свободной рукой разжал пальцы на своем запястье. — Я… — Угу, пойдем.       Они быстро дошли до отеля Карлос оставил друга наедине с самим собой, уйдя бессмысленно бродить по улице.       Стараясь занять себя чем-нибудь, он заказал им ужин в ближайшем ресторане, ушел поздороваться со знакомыми в мастерскую, успел отдохнуть на шезлонге и после того, как теплое летнее солнце начало скрываться за горизонт, а в спортивных шортах стало слишком прохладно, пилот все-таки пошел в их общую комнату.       Карлос сел на соседнюю кровать и пару минут собирался с мыслями. Он тяжело уперся локтями в колени, раздумывая. Он успел продумать около 5 вариантов начала этого разговора, но не сумев предугадать чужие отговорки смирился с импровизацией. — Мы можем поговорить об этом? Или это что-то куда мне лезть не стоит?       Безусловно, Карлос хотел задать вопрос в лоб из ряда: «Какого черта происходит? Чувак, что за фигня?» или грубое «Мелкий, ты че такой шуганный?» Но у него было столько времени подумать над этим, что он будто только сейчас понял, что они с Ландо не очень-то близки, насколько ему хотелось бы казалось. Они проводили много времени вместе, соревновались в симуляторе, играли в гольф и думалось, что они знают друг о друге все, но вот оно что, едва ли с лица напарника сошла его вечная дружелюбная улыбка, как Карлос поймал себя на мысли, что он понятия не имеет в какой семье рос его друг, какие у него отношения с родными, какие фильмы он смотрит и какую одежду предпочитает. За секунду они будто бы стали невероятно далеки друг от друга. — Я просто не могу оставаться один в незнакомом месте. — Но ты же постоянно один маячишь где-то… — Я маячу там, где я все знаю, с людьми которых я знаю. — А в баре ты как тогда оказался? — Я пришел туда с Маркусом, а он вышел ответить на телефон и свалил, я ждал его, но он отписался мне только через 10 минут, чтоб я его не ждал, а потом пришел ты и… — И давно это у тебя? — Сколько себя помню. — Почему я раньше этого не видел? — Многие из моих друзей не знают об этом, я просто… Просто пытаюсь не попадать в такие ситуации, либо жду кого-то, чтоб не остаться одному. — Прости, я не знал. — Да брось, чувак, — фыркнул Ландо. — Так, а то, что произошло в кладовке…       Ландо сидел на кровати, поджав колени к груди, уперевшись спиной в стену, почти в самом углу комнаты. Подушка, что передал Карлос так и осталась в его руках, найдя себе место где-то на уровне живота, как своеобразный бронежилет. Гонщик взволнованно вскинул голову, вспоминая произошедшие днем события. Конечно, он понимал чего боится, несмотря, на обманчивую беззаботность, он часто анализировал свои действия, отслеживал свой характер и очень скоро начал понимать, как работают взаимоотношения между людьми. Быть приветливым, открытым, дружелюбным, лишний раз держать язык за зубами и многие другие формулы успеха не раз выручали молодого пилота, если б не эти бесконтрольные страхи. Его слова о том, что они были сколько он себя помнит — ложь. Если б действительно нужно было, то Ландо смог бы назвать время возникновения этих страхов с точностью до недели, но мысли об этом душили его внутреннего ребенка с неистовой силой. Вспоминать об этом больно, и рано повзрослевший Ландо отдал бы многое за то, чтобы не думать и не знать. Он болтнул головой, прогоняя неприятные мысли, в то время как Карлос уставился на друга не моргающим взглядом. Перед ним будто бы сидел другой человек, заточенный в тело друга. Испанец смотрел на него как в первый раз, не имея ни малейшего предположения, что он выкинет дальше. — О черт, отстань, — скривился Ландо.       Вот оно, Карлос дошел до крайней точки перед обрывом. Было бы логично сдать назад, не лезть туда куда не просят, но, внутренний голос кричал Vamos tio! Так что ему ничего не оставалось, как подчиниться и верить в свою интуицию.       Ему требуется четыре целых и шестьдесят семь сотых секунды, чтобы оказаться в метре от забившегося в угол Ландо. Еще одна целая и тридцать восемь сотых для того, чтобы отобрать у него подушку с колен и кинуть ее на другой край кровати, и одно мгновение, чтобы коснуться правой рукой стены в десяти сантиметрах выше чужого предплечья, отрезав единственный путь к отступлению.       Ландо выдерживает откровенно долгий взгляд в глаза, его брови медленно опускаются к переносице, черты лица будто становятся острее, без того зажатое тело застывает, как перед прыжком. Не сводя глаз с чужого лица он предпринимает последнюю попытку истолковать все правильно, его голос звучит высоко и тихо, почти шепотом. — Карлос?       Старший молчит, позволяя ему самому истолковать ситуацию, но что может придумать эта маленькая кудрявая голова? То, что выиграет все ставки Карлоса.       Большая тень широких плеч пилота медленно поползла по свободному свитеру младшего, осязая каждый клочок его тела, оттесняя спасительный свет и пространство между ними. Карлос думал; его лицо было пугающе хмурым и задумчивым. Его выдернуло из размышлений только тогда, когда в его грудь уперлась чужая ладонь. Ландо, колеблясь сощурился, сначала просто держа руку перед собой, но не почувствовав ответной реакции, приложил усилия, отодвигая старшего, пытаясь оттолкнуть, того, кто ему хорошо знаком, шутящего, тактильного Карлоса, как он делал это сотни раз, соблюдая дистанцию между ними. Но он не останавливается, а в следующий миг чуть наклоняет голову, и, когда чужое дыхание обжигает ключицы, Ландо пронизывает дрожью раньше, чем он успевает на это среагировать.