Воля моя

Усидеть на месте было решительно невозможно – Лизе казалось, что в районе копчика у нее застряла швейная игла, заставлявшая елозить на храмовой скамье. Каждое воскресенье она справляла службу вместе с императорской четой и остальным двором, но сегодня мысли графини были очень далеко от бога, и даже аромат ладана, мирры и чуть сладковатого воска не мог повернуть ее мыслей в духовную сторону. Нельзя было сказать, что мысли Лизы, как и остальных юных фрейлин, не были возвышенными. Даже наоборот – они как раз были полностью оторваны от реальности, перенося младших придворных дам в Таврический сад. Развлечения в отрыве от императрицы были для фрейлин столь редки, что они хватались за них, как за спасительную от удушающего этикета соломинку каждый раз, как это удавалось. По храму то и дело разносились шепотки, и кто-то делал замечания, но, спустя время, снова раздавались разговоры, напоминавшие шуршание листьев на ветру. Это был счастливый выходной день, и несколько саней, оставленных неподалеку от храма, сразу после отбытия императорской четы в Зимний дворец наполнились фрейлинами. Те свитские, что были оставлены на дежурство, с завистью провожали взглядами мчавшиеся тройки, из которых то и дело слышались взрывы смеха. В такие дни атмосфера среди этого узкого кружка юных фрейлин была самая дружественная, теплее, пожалуй, было только вечерами, когда они запирались в чьей-нибудь комнате и играли в штосс, несмотря на запреты статс-дам и царя вообще. Впрочем, сегодня это тоже планировалось, и Лиза, кутаясь в платок, довольно улыбалась. — И все-таки мы дожили! — Каташа, сидевшая прямо у нее под боком, отчего-то все время вертелась. — Вы не представляете, как я рада, что наш маленький кружок все-таки собрался. Напротив Лизы с Катей сидели еще две девицы, такие же румяные и веселые. Это были сестры Вяземские, Анна и Софья, находившиеся при дворе уже как два года. — Ах, девочки, а уж как я рада! — княжна Анна, казалось, радовалась больше всех. — Кто знает, когда в следующий раз вот так запросто смогу я с вами повеселиться… Все, кто находился в санях, знали, что через несколько месяцев старшей из сестер предстояла свадьба с князем Голицыным, после чего она непременно покинет двор. Сама княжна пока не знала, что чувствовать по этому поводу, но все равно испытывала волнение перед совершенно новой жизнью. — Брось, Аннушка! — сестра ее, вытащив из муфты руку, сжала ладонь Анны в знак поддержки. — Твой князь души в тебе не чает. — Ты знаешь, Софья, что он не противен мне, — Лиза в этот момент хмыкнула, задаваясь вопросом, как может быть противен человек, когда ты его, во-первых, почти не знаешь, а во-вторых, когда он твой ровесник. По ее мнению, старшей Вяземской еще очень повезло: в прошлом году замуж вышли сразу несколько фрейлин, и самая маленькая разница в возрасте с мужем составляла пять лет. Не старик – и на том спасибо. — Но я знаю, что буду скучать по этим невинным забавам. Маман говорит, что девичество – лучшая пора жизни любой девушки. Тема замужества в этом девичьем клубе, основными критериями вступления в который были, собственно, отсутствие мужа и возраст до двадцати четырех лет (дальше – уже старуха), была, без преувеличения, животрепещущей. Она затрагивалась буквально ежедневно, и большинство девушек восклицали: «Ах, ну когда же подойдет моя очередь!». Тем страннее был настрой Елизаветы Андреевны Ланской, буквально сбежавшей ко двору от настойчивых женихов, осаждавших дом ее тетушки на Английской набережной и плевавших на то, что ей было всего шестнадцать лет. Почетная служба императрице должна была на некоторое время отсрочить замужество, но постоянное нахождение на виду у огромного множества мужчин (половина из которых были военными) этому не то что не способствовала, но даже чинила препятствия. Нет, Лиза хотела замуж, и детей, конечно, хотела, видя в этом свое прямое предназначение – просто не сейчас. Когда тебе шестнадцать, то последнее, что ты хочешь сделать – это стать тенью своего мужа. Девять лет она была смолянкой, сносившей повсеместный контроль учителей, и перспектива провести всю оставшуюся жизнь исключительно согласно с волей супруга ее не радовала. Впрочем, одно Лиза знала точно: как только ей исполнится восемнадцать и появится достойный молодой человек с относительно либеральными взглядами на положение замужней женщины, она тотчас выйдет за него замуж и продолжит жить свою развеселую жизнь. Разговоры о замужестве и мечты Лизы о вольной жизни светской женщины были прерваны исключительно смелым вторжением офицера, прицепившегося к саням. Лошади, казалось, не заметили дополнительного груза, но девушки разразились хохотом, чем привлекли внимание следовавших за ними следом статс-дам. — Анненков! — Каташа без стеснения попыталась отцепить руки наглеца от борта. — Вы, право, потеряли всякий стыд! — Воля ваша, Екатерина Дмитриевна, а возможности увидеть вас упустить я не мог! — офицер было хотел залезть в сани, но шубы сидевших внутри девушек оказались до того объемными, что заполнили собой все свободное пространство, и молодому человеку пришлось продолжить ехать стоя. — Иван Александрович, прекратите сейчас же! — Лиза видела, что на самом-то деле подруга ее была польщена таким безрассудством, приравненным княжной к романтическому подвигу, а потому полностью оправдываемым. — Все на нас смотрят! Сани продолжали нестись вперед, и Лиза просто не могла перестать хохотать. Сестры Вяземские смотрели отчего-то с ужасом, сохраняя полное молчание. — Убирайтесь прочь! — Екатерина Дмитриевна заставляла себя злиться через силу, несколько раз ударяя офицера перчатками в знак слабого протеста. — Ваше мальчишество не делает вам чести! В этот момент возница резко завернул, и Лиза через плечо только и видела, как сверкнул в зимнем воздухе ментик корнета. Через секунду Анненков, не пережив такого крутого поворота, оказался в сугробе. — Браво, Катенька! — Лиза вытащила руки из белоснежной муфты и несколько раз хлопнула в ладоши. — Ваши амурные дела достойны пера мадам де Лафайет, не меньше! — Бросьте, Лизавета! — княжна поправила платок и как будто даже попыталась утонуть в своей шубке, при этом все время бегая глазами туда-сюда – ей льстило то, что за ней увивались, а реакция ближайших подруг только подогревала жгучий восторг. — Обычное фатовство, не больше. — Конечно-конечно, Екатерина Дмитриевна, — младшая из сестер Вяземских Софья тоже не выдержала и рассмеялась. — Мне иногда кажется, что вы подчинили себе Амура. За вами прямо-таки штабеля мужчин… — Ах, оставьте! В этом вины моей нет, — Каташа зарделась и отвернулась. — Если бы в гвардии существовал более высокий возрастной ценз, то фрейлины страдали бы меньше. — Так никто и не страдает, княжна! — Анна весело рассмеялась. — Мы только благодарны! Фривольные разговоры прекратились сразу же, как только сани остановились у ворот Таврического сада. Каждый год в нем заливали лучший в Петербурге каток и несколько раз в неделю туда скопом вывозили свободных фрейлин. Все, кто посещал вот так Таврический сад, были девушки незамужние и без сопровождения никуда в люди самостоятельно ходить не могли, а потому это была своего рода отдушина. Конечно, их сопровождали статс-дамы, которые, впрочем, не были надзирательницами или, боже упаси, воспитательницами. Они были такими же женщинами, а потому наблюдали за младшими фрейлинами сквозь пальцы. — И все-таки меня поражает, на какие безумства иногда идут эти офицеры, — Лиза тщательнейшим образом привязывала к сапожкам голландские коньки. — Это все несерьезное мальчишество, — Катя, шнуровавшаяся рядом, говорила достаточно серьезно для человека, которого, казалось, развлекало такое внимание противоположного пола. — Да ну? — Лиза позволила себе усмехнуться. — А что же тогда серьезно? — Заезды к маменьке, когда я дома. Чин и титул, положение в обществе, — княжна встала на коньки первая. — Вот это меня интересует. Графиня не считала свою подругу легкомысленной, но иногда ее просто поражало, как глубоко могли заходить ее размышления. Она могла убеждать кого угодно сколько ей хочется, будто она ветреница, но уж Лиза-то знала, что на самом деле Каташе очень хотелось замуж. Это был для нее очень простой и надежный способ выпасть из-под опеки, а потому она внимательнейшим образом приглядывалась к окружавшим ее мужчинам в поисках партии, правда, не всегда успевая вовремя отражать атаки. — Я уверена, что подходящий под твои запросы человек очень скоро найдется, — не сговариваясь, подруги взяли друг друга под руки и покатились по свежему, еще не испорченному никем льду. — В конце концов, ты просишь не так уж и много. А с твоим приданым, происхождением, титулом охотников должно быть довольно много. — А любовь ты совсем не рассматриваешь в качестве условия, да? — Екатерина улыбнулась, пряча руки в муфту. — Ты знаешь мое к этому отношение, — каждый раз, когда она заговаривала с Каташей о любви, то все внутри как будто бы затвердевало. Липкий страх обжечься, ошибиться в человеке делал из Лизы почти что монашку. Ни разу за свою недолгую жизнь не влюбившись, она перекладывала на себя трагический опыт родителей и, казалось, уже просто не могла думать о браке по любви. — Женитьба – это прежде всего договор между двумя людьми. Они в первую очередь должны подходить друг другу, чтобы в конце жизни не приходилось сетовать на досадную ошибку молодости… — Ой, Лизонька, тебя послушать, так можно и государственный закон издавать, — Каташа без всякого смущения рассмеялась. Холодный зимний воздух освежал лица девушек, придавая щекам практически малиновый румянец. — Я буду самой счастливой на свете, если смогу назвать своего мужа «любимый». — Это хорошая мечта, но я предпочитаю готовить себя к реальной жизни, — под реальной жизнью Лиза подразумевала мучения. Для нее испытание болью являлось неоспоримым фактом взросления, потому что она сама родилась через отцовские страдания и материнскую смерть. Каташе хотелось бы продолжить спорить на эту тему с Лизой – подруга всегда находила блестящую аргументацию в любом разговоре, но княжна понимала, что они находились в совершенно разных ситуациях и одной судьбы на двоих у них не выйдет. Екатерина Дмитриевна была нежно любима и отцом, и матерью, которые, несмотря на отдельное друг от друга проживание, не заставляли дочь страдать от отсутствия ласки. Лиза же была заброшена, словно котенок, и Каташа стремилась додать ей эту заботу. — Не будем об этом, — Катя посильнее прижалась к графине. — Меня всегда начинает тяготить страх будущего, когда я о нем думаю. Лиза с радостью согласилась на перемену темы, не желая расставаться с блаженным настроением. Она знала, что была чудо как хороша в своей голубой шубе, отороченной соболем и темно-синим кантом, а еще знала, что сможет отдыхать до самого вечера, а потому не собиралась портить себе настроение всякой ерундой. — Екатерина Дмитриевна! — по льду, пытаясь удержать ноги вместе, без коньков скользил тот же офицер, что так нагло прицепился к саням по пути в сад. — Анненков, да это опять вы? — Каташа, уже почти забывшая об этом происшествии, удивленно вскинула брови. — Так точно, Екатерина Дмитриевна! — румяный корнет одной рукой придерживал кивер, а другой – принявшую неверное направление шпагу. Лиза заметила, что выходной мундир его все еще кое-где покрывал снег, и не смогла побороть широкой улыбки. — Вы же, надеюсь, не думали, что это маленькое недоразумение на дороге сможет меня остановить! Погода сегодня прекрасная для прогулки, не правда ли? — Да, вы абсолютно правы, — Лиза улыбнулась и покачала головой. — Но только, пожалуйста, раздобудьте себе где-нибудь коньки. Я хочу покататься. — Слушаюсь! Лиза смотрела вслед удалявшемуся корнету без всякой радости. — Ты, что же, собираешься меня бросить? — графиня надула губы в обиде. — Ну, что ты, — Каташа замешкалась, думая, как бы развить эту ситуацию с пользой для всех. — Смотри! С Иваном Александровичем какой-то офицер, сейчас мы его пригласим в нашу компанию! — Только попробуй! — Лиза вспыхнула от одной только мысли, что ей, как ребенку, пытаются подсунуть кого-то другого, причем так нагло. — Уж лучше я буду кататься в одиночестве. Или найду Аннушку с Софьей, хоть они и занудствуют. Но Каташа уже не слушала подругу, подталкивая ее ближе к краю катка. Настрой был сбит окончательно, и Лиза даже не поздоровалась с офицером, которого Анненков достал будто бы из-под земли. — Разрешите представить вам Михаила Павловича Бестужева-Рюмина, эстандарт-юнкера Кавалергардского полка. Бестужев сначала хотел отчитать лейтенанта в самых жестоких выражениях за его нелепую идею – в конце концов, он же не нянька, чтобы развлекать некую особу, пока его не особо близкий товарищ катается с ее подругой. Но потом он увидел, что спутница княжны Голицыной была, во-первых, крайне хорошенька девица, а, во-вторых, они уже встречались. — Очень приятно, — Каташа кивнула, подпихивая подругу в бок. — Княжна Екатерина Дмитриевна Голицына. А это подруга моя – графиня Елизавета Андреевна Ланская. Недовольная сложившимся для нее обстоятельствами, Лиза не сумела вовремя собраться и скрыть свою реакцию, а потому маленький рот ее тут же принял форму буквы «о». Впрочем, она тут же подобралась и даже почти невозмутимо ответила: — Очень приятно, Михаил Павлович. Да, это был тот самый офицер Кавалергардского полка, который не сразу согласился пропустить экипаж ее величества неделю назад. Елизавета Андреевна отчего-то зарделась, вспоминая тот день и тот тон, который взяла, и Бестужев тут же нашел ее еще более хорошенькой, чем она показалась ему изначально. — Вы же не собираетесь кататься в сапогах? — Лиза кивнула на обувь юнкера, краем глаза наблюдая, как ее подруга медленно, но верно скрывалась на одной из дорожек под ручку с Анненковым. — Виноват, — у Бестужева сегодня было хорошее настроение, и тон маленькой графини его только забавлял. — Сейчас что-нибудь придумаю. — Если вам угодно, Михаил Павлович, то я с радостью освобожу вас от обязательства, которым вас наградил Иван Александрович, — Лиза уже была готова отъехать от кромки катка, прекрасно понимая свое положение. — Вы, наверное, не испытываете такого уж сильного желания кататься. — С чего же вы это взяли? — юнкеру показалось, что будет забавно, если он проявит некоторую настойчивость. Приволочься за хорошенькой девушкой, да еще фрейлиной императрицы – это было делом чести. — Ну, иначе у вас были бы коньки, — Лиза позволила себе снисходительно улыбнуться, окончательно для себя решая, что избавилась от этого излишне надоедливого офицера. — Если вы подождете пару минут, то они у меня будут. Лиза несколько раз моргнула, как будто не до конца осознавая поворот всей ситуации не туда, но Бестужев-Рюмин уже поймал какого-то корнета на покрытой льдом дорожке и настойчиво требовал у того его коньки. Хмыкнув, Лиза сунула руки обратно в муфту и все-таки поехала ближе к середине катка, все еще надеясь где-нибудь нагнать сестер Вяземских. Как это все-таки неприятно – быть так постыдно брошенной лучшей подругой ради какого-то корнета! Лиза искренне считала, что такая связь только опускала Каташу, принижала ее достоинство. Княжна Голицына могла рассчитывать на блестящую партию, но распыляла себя непонятно на кого… В самый острый момент внутренних размышлений кто-то схватился за локоть Лизы, да так, что она даже вскрикнула от неожиданности. — Что же вы, графиня? — Бестужев рассмеялся, и Лизу против ее собственной воли позабавило, как усы его при этом как будто бы взметнулись вверх. — Решили меня не дожидаться? Как-то это не очень честно! — Зачем вы за меня хватаетесь? — Лиза попыталась сбросить со своего локтя его руку, обтянутую перчаткой, и голос ее стал таким высоким, что более походил на визг. — Это неприлично! — Да как же мне за вас не хвататься, ежели я кататься не умею? — Михаил Павлович снова рассмеялся, но руку убрал. — Так если вы кататься не умеете, зачем же вы на лед вышли? — Лиза не без ужаса смотрела, как у юнкера разъезжались в разные стороны ноги. Ей все же пришлось вытащить одну руку из муфты и подать ее офицеру, иначе он бы совершенно точно распластался на льду, а она не могла допустить таких потерь в гвардии. — Не мог отказать себе в удовольствии познакомиться с фрейлиной ее величества поближе, — наконец, Бестужев смог занять устойчивое положение, при этом продолжая держать Лизу за руку. — Ах, так это были вы тогда на дороге, — Лиза снова покраснела и отвела глаза, которые в тусклом свете солнца, пробивавшегося через снежные тучи, стали почти серыми. Отвечала она как бы небрежно, но обмануть Михаила ей все равно не удалось. — Прошу прощения, что сразу же вас не узнала. Какая же она все-таки была верткая, эта графинечка. Впрочем, юнкер решил более над ней не издеваться. — А я вот сразу вас узнал, — Михаил улыбнулся. — Такие прекрасные глаза трудно забыть. — Знаете, я слышала такое мнение, — Лиза медленно покатилась, показывая Бестужеву, как нужно ставить лезвие на лед, — будто мужчины замечают глаза женщины только в том случае, если более похвалить нечего. Лиза и сама удивилась этому своему невольному флирту – и кто это ее так научил? Неужто особые флюиды Каташи передались, наконец, и ей тоже? — Ну, смело могу вас заверить, сударыня, что это совершенно точно не работает в вашем случае, — они снова остановились, и только сейчас Михаил заметил, что на Лизе была надета округлая меховая шапка, а не шляпка, отороченная мехом по последней моде, и на самых кончиках тонких волосков оседали фигурные снежинки. — Должен признаться, что еще несколько дней подряд передо мной стоял ваш грозный образ… Конечно, это было преувеличение. Зато какое бравое! — Вы нашли меня суровой? — Должен признаться, что да, — Лиза позволила себе улыбнуться. Для нее эта встреча оказалась куда более волнительной, чем она могла себе представить. Перед ней был привлекательный мужчина, нет, молодой человек, а она до того редко общалась с противоположным полом, что почти не знала, как это следует делать. И почему она позволяла этому юнкеру продолжать держать себя за руку? — Мне даже казалось, что если полк тотчас не расступится, то вы сбросите меня с лошади. Лиза звонко рассмеялась, поддавшись порыву. Какая-то пара, проезжавшая мимо них, даже обернулась. — Это было бы пре-за-бавное зрелище! — Лиза легко умела отвлекаться, и ее тут же захлестнул восторг. На холодном воздухе лицо графини приобрело совершенно фарфоровый вид, а румянец делал ее совсем уж похожей на куклу. — Вы неправильно ставите конек, Михаил Павлович… Бестужев, ободренный тем, что Лиза не отпускала его руки, попробовал было снова взять ее под локоть, прижавшись ближе, но графиня покачала головой. — Извольте! — ее тон снова стал жестким. — Похоже, вы совсем освоились! — Отнюдь, Лизавета Андреевна, — Михаил издал смешок, пытаясь собрать ноги вместе. — Я еду только потому, что меня вперед тянете вы! — Что ж, — у Лизы мгновенно в голове родилась идея, как наказать эстандарт-юнкера за его вольности. — Позвольте, в таком случае, вас прокатить! И она, взяв Бестужева за обе руки, принялась его кружить, ловко описывая на льду круги. Графиня с удовольствием заметила, как округлились глаза офицера, что только придало ей смелости. У Лизы было бесспорное преимущество: кататься на коньках она умела и любила, а потому без труда смогла закрутить Бестужева в подобие вихря, чтобы потом резко отпустить. Юнкер, проехав по инерции примерно с сажень, тут же приземлился в плотный сугроб. Кивер съехал на бок, а мундир до того засыпало снегом, что не видно было эполет. — До свидания, господин Бестужев! — Лиза, вполне довольная своей проказой, снова рассмеялась, обнажая жемчужные зубы. — Ваша самонадеянность не делает вам чести! И, чтобы завершить свою шутку последним штрихом, Лиза круто завернула прямо перед юнкером и осыпала того снопом снежных искр, выбитых из-под лезвий коньков. Продолжая смеяться, она умчалась вдоль дорожки, оставляя Бестужева сидеть в сугробе. Снимая коньки и отряхиваясь от тяжелого влажного снега эстандарт-юнкер Бестужев-Рюмин думал, что да, таки приволочься за фрейлиной ее величества было делом чести.

***

Вечером в комнате Лизы и Каташи было людно. Там набилось порядка шести юных фрейлин, четыре из которых сидели за круглым обеденным столом и «резались» в штосс. Эту недопустимую для незамужних девушек игру принесла во дворец графиня Ланская, приучившая к ней половину Смольного, за что неоднократно была наказана ношением позорного капота. Выгнать ее не могли из-за отца, но все же пристально следили, а потому в такие вечера был предпринят ряд предосторожностей. Во-первых, был выбран особенный стук в дверь, с помощью которого можно было понять, что пришли «свои», а не кто-то из статс-дам или, еще хуже, гофмейстерин. Эта, казалось бы, мелочь уже не раз спасала девушек, скрывавшихся в чужой комнате от дворцовой скукоты. Впрочем, назвать игру в карты «мелочью» ни у кого не поворачивался язык - в случае обнаружения наказание было бы суровым и незамедлительным. Во-вторых, скатерть была разложена таким образом, чтобы в случае чего быстро можно было бы накрыть ею карты и притвориться, будто бы здесь происходило невинное чаепитие. К тому же, к этому располагала обстановка: Глашка, комнатная девка графини Ланской, на пару с девушкой княжны Екатерины Дмитриевны установили в центре стола внушительных размеров самовар, в разных частях комнаты то и дело мелькали чашки. В свете десятка свечей сверкал кувшин с ледяной ананасной водой, рядом на блюде лежали, словно дрова, медовые козинаки и пряники. Старший брат одной из пришедших в этот вечер девиц исполнял в Турции обязанности посланника и каждый месяц присылал ей корзину лучших сладостей, так что на серебристом подносе громоздилась пахлава, ореховый щербет и ягодный лукум, что, конечно же, способствовало укреплению общего дружеского духа. Лиза, как самый опытный (а потому и самый опасный) игрок исполняла обязанности банкомета, и сидела с самым серьезным видом, от усердия высунув кончик языка. Ставок здесь никогда не делали (большинству ставить, кроме своих шпилек и гребней, было попросту нечего), но каждая партия все равно была напряженной. Играли на чистый интерес, чтобы, не дай бог, не разориться. Несмотря на физическую усталость после дня на катке и свечной и самоваровый жар, Лиза чувствовала возбуждение от игры, хоть ей и казалось, что, приляг она – и тут же уснет. Как и при дворе, в этой комнате говорили исключительно по-французски, обсуждая последние сплетни. — Недавно была с маменькой в салоне графини Нессельроде, — еще одна графиня, чуть постарше Лизы, выбросила карту. Все внимание тут же было приковано к этой девице – бывать в светском салоне считалось среди фрейлин шиком высшей степени. — И услышала любопытнейшую новость. — И какую же? — нетерпеливо спросила Лиза, внимательно следившая за выбрасываемыми к ней картами. Она не любила недосказанность и эти театральные паузы, нужные для нагнетания новости. — Будто бы государь разрешил баронессе Крюденер приехать ко двору, — девица нагнулась ниже к столу и понизила голос, будто поверяла всем присутствовавшим страшную тайну. — Даже более того: он будет рад ее здесь видеть. На несколько секунд среди девушек повисло молчание. Каташа, лежавшая на оттоманке и поедавшая с блюдца лукум (она никогда не играла) поднялась и налила себе чаю. — Что ж ты, Сашенька, думаешь, что она его новая фаворитка? — Не знаю, — девица пожала округлыми плечами. — Кто же это может знать? — Как по мне, так не будет у государя новой фаворитки, — ответила Каташа. Партия окончилась победой банкомета, и Лиза собрала у всех карты, довольно улыбаясь. — К тому же, вокруг этой баронессы такая масса слухов… Будто бы она умеет будущее предсказывать, а мы все знаем, как суеверен стал наш государь. Все присутствовавшие девушки закивали со знанием дела. — Никто и не говорил про новую фаворитку, — та графиня загадочно улыбнулась. Лиза пока просто слушала, молча перемешивая карты в руках. — Но разве это не интересно? При дворе будет самая настоящая провидица! Вам не было бы интересно узнать свое будущее? Внезапно с дивана подорвалась одна из сестер Вяземских, Софья. — Ой, девочки, совсем забыла! — она кинулась к двери. — У меня кое-что есть специально для нашего вечера! — Ждем с нетерпением, Софьюшка! — Лиза улыбнулась и отложила колоду, предчувствуя кое-что интересное. — Эти ваши предсказания – такая ерунда. Пытаясь бороться с сонливостью, Лиза подперла ладонью щеку. — Отчего же? — сидевшая до этого на диване княжна Анна Вяземская снова села за стол. — Говорят, Мария Ленорман предсказывает будущее с поразительной точностью. Говорят, будто она предсказала Наполеону разгром от русской армии и ссылку… Лиза с Каташей на правах хозяек комнаты принялись заново разливать чай. — Согласитесь, что предсказать разгром армии не так уж и сложно, — с этими словами Лиза передала фрейлине чашку. — Тем более, что выбор тут не велик – всего лишь «да» или «нет». А если бы она предсказала победу, то никто об этом бы и не вспомнил, потому что все были бы заняты празднованием. В этот момент раздался условный стук, и Каташа поднялась, чтобы открыть дверь. — Вечно этот твой скептицизм, Лизонька, — Анна Вяземская улыбнулась. — Впрочем, я не исключаю, что ты права. Как вы все знаете, брат наш участвовал в Заграничном походе. По возвращении он рассказывал, как к Марии Ленорман ходили некоторые из его сослуживцев, и им она предсказала смерть на виселице. — Но в нашей стране дворян не вешают, — возразила Лиза, добавляя в свой чай молоко. — Верно, — кивнула княжна. — Так что, возможно, иногда это знаменитое предсказательное ружье и дает осечку. Вся компания сразу оживилась, как только речь зашла о таких тонких материях. Лиза наблюдала за этим с видимым на лице удовольствием: она всем сердцем любила такие вечера, когда девицы собирались все вместе. Было в этом какое-то сестринство, почти такое же чувство она испытывала в Смольном. — Вижу, я пришла вовремя, — Софья Вяземская вытащила из-за пазухи какой-то сверток и тут же снова запахнула платок. — Есть у меня одна занятная вещица. Тетушка нам из Италии прислала. — Точно! — сестра ее тут же захлопала в ладоши. — Доставай скорее! В стекло бил мелкий мокрый снег, ближе к земле превращавшийся скорее в дождь, и Лиза только и могла думать о том, как же ей здесь было хорошо, и какой замечательный сегодня выдался день. Встреча с юнкером Бестужевым поначалу не оставила в ее мыслях яркого следа, но, чем больше времени проходило, тем чаще она думала о своей проказе и, надо сказать, не без некоторого удовольствия. Возможно, она самую малость жалела о том, что так обошлась с ним, но немного наказать Михаила Павловича за вольность казалось вполне безвредным. — Это таро, — Софья отодвинула все чашки к краю и принялась раскладывать карты. — Копия снята с карт Сфорца-Висконти. С этими словами она многозначительно подняла указательный палец вверх, словно и правда знала, о чем говорила. — Тоже гадание? — Лизе пришлось опереться на локти, чтобы что-то увидеть. Все девушки стояли так плотно друг к другу, что свет от свечей почти не достигал самих карт. — Да, — другая сестра, Анна, принялась изучать инструкцию, в которую были завернуты карты. — Каждая карта имеет свое значение. Рисунки поражали тонкостью работы, а Лиза, как творческая натура, оценила их сразу же, как увидела. Несомненно, они были исполнены вручную – золота краска переливалась в золотистом свете, кажется, даже бумага была атласной. Слова сами соскочили с языка: — А разложи мне. — На что же, Лизонька? — Софья хитро улыбнулась – графиня Ланская всегда славилась своим скептицизмом, а потому уличить ее в суеверии было своеобразной маленькой победой. — Конечно, на любовь. Каташа издала странный вздох, похожий на оханье. Лиза только подмигнула ей, давая понять, что собиралась подшутить над сестрами. — Только должна предупредить, что еще не очень-то хорошо раскладываю, — княжна Вяземская приняла жутко важный вид при перемешивании карт. — Ничего-ничего, — Лиза отправила в рот кусочек пахлавы. — Думаю, мы все поймем. Неопытная гадалка решила сделать самый простой расклад на трех картах, какой ей показывала ее родственница. Девушки с замиранием сердца смотрели, как Софья, прикрыв глаза, выбирала три карты. — Что-то странное, — княжна нахмурилась. — И карты нельзя понимать буквально... Я перемешаю снова. — Не нужно, — Лиза остановила ее руку. Карты, лежавшие перед ней, находились в следующем порядке: «Влюбленные», «Повешенный» и «Отшельник». Графине все перестало казаться шуткой, когда она увидела карту «Повешенный». Лиза, не склонная к суевериям, успела испугаться, а когда в стекло внезапно начала биться какая-то птица, то и вовсе подскочила на стуле. Пламя свечей странным образом дрогнуло, и воздух пронзил девичий визг: — Ой, мамочка! — какая-то девушка не выдержала и упала на диван, прижимая ладони ко рту. — Не к добру это! Свят-свят-свят… Несколько мгновений птица продолжала биться об оконное стекло, и Лиза, резко поднявшаяся со своего места, казалось, могла слышать биение собственного сердца в ушах. Эту внезапную тишину, повисшую среди девушек, нарушил резкий стук в дверь, совершенно отличавшийся от условного знака. — Прячься! — из всех собравшихся Елизавета Андреевна среагировала быстрее всех, накинув на карты скатерть. — Это Остерманша! За дверью и правда оказалась Наталья Юрьевна со свечой. — Добрый вечер, ваше высокопревосходительство, — Лиза казалась спокойной, но их уютную компанию выдавал не на шутку напуганный вид всех собравшихся. — Что-то случилось? Обер-гофмейстерина вошла в комнату без приглашения, но, к своему удивлению, ничего преступного в ней не обнаружила, кроме насмерть напуганных девиц. Ей и самой не доставлял никакого удовольствия этот полуночный визит, тем более, что престарелая графиня и правда не была воспитательницей для фрейлин, но ее покои находились прямо напротив, а веселая компания вела себя уж слишком шумно. — Я прошу вас разойтись по комнатам, сударыни, — Наталья Юрьевна повела седой бровью, решая для себя, насколько сильно ей хотелось воспользоваться своим авторитетом для того, чтобы разогнать этот импровизированный салон. — Негоже собираться в столь поздний час. К тому же, вы в любую минуту можете быть вызваны к ее величеству. С этими словами Наталья Юрьевна удалилась, а когда Лиза повернулась к фрейлинам, то все они заметили, как сильно графиня побледнела.