Разрушить Мондштадт

      За все годы своих путешествий, такие долгие, что он не помнил их числа, Альбедо ни разу не видел так много огня. Он лучше многих знал о его разрушительной мощи, знал, как легко ветер разносит пожары, знал температуру горения любого вещества. Он всё это знал. Но видел — впервые.       Если бы он смотрел сейчас на Мондштадт с вершины Драконьего Хребта, то увидел бы нечто похожее на обычный костёр в лесу. Но сейчас, сидя на противоположном берегу омывающей его реки, он видел горящий город во всем своём ужасающем великолепии. За каменными стенами бушевал огонь, так сильно и ярко, что Альбедо мог чувствовать его жар, и так громко в этой ночной тишине, что он даже не слышал криков. Или, возможно, кричать было уже некому.       Ночь была ясная. Клубы чёрного дыма застилали звёзды, но стоило всего лишь поднять голову чуть выше, чтобы увидеть, что небосклон все ещё был полон светящейся россыпью. Разве что, более блеклой. Ветра не было. Птицы молчали. Все вокруг будто замерло, в оцепенении наблюдая за падением города свободы. Однако Альбедо знал — город умрет, но все вокруг продолжит свою жизнь, как ни в чем не бывало. Ветер продолжит гулять в руинах, птицы будут петь, рыбы — резвиться в воде, деревья — расти. И Альбедо будет частью этой жизни — вечной, непоколебимой, равнодушной. По крайней мере, так было задумано. Но вместе с Монштадтом все внутри Альбедо выгорало, оставляя только удушающую пустоту. Он не мог грустить или скорбеть. Он не мог ничего.       — Наслаждаешься представлением?       Удивление промелькнуло в голове Альбедо короткой вспышкой, растаявшей быстро, как падающая звезда. Не узнать этот манерный голос было невозможно.       — Я так и знал, — безэмоционально произнёс Альбедо. — Кто, как не ты, мог спастись.       — Наш главный алхимик исключительно проницателен.       Краем глаза Альбедо увидел, как Кэйа садится на землю рядом, опираясь на дерево.       — Я успел стащить пару лучших бутылок одуванчикового вина. Как приятно, что мне есть, с кем их разделить.       Он поставил закупоренную бутылку рядом с Альбедо. Вынув из своей пробку, он кинул её в реку и жадно припал к горлышку, делая быстрые, большие глотки. Это было совершенно не похоже на то, как он обычно пил вино — медленно потягивая и постоянно комментируя вкус. И раз сейчас все было по-другому, значит, за видимой непринуждённостью скрывались чувства, которые Кэйа явно стремился заглушить.       — Не думал, что ты это сделаешь, Альбедо, — сказал он, наконец оторвавшись от бутылки.       — Это сделал… не совсем я.       Все воспоминания были, как в тумане. Он спокойно занимался экспериментами в мастерской, когда метка на его горле внезапно стала жечь, а голова — раскалываться от боли. Но когда боль и жжение прошли, началось нечто совсем другое. Вот он смешивает взрывоопасные смеси. Вот рассыпает порох по улицам. Вот закладывает бомбы у каменных зданий. И вот он щёлкает пальцами, приводя в действие подготовленные заранее механизмы. Проходит секунда — и Монштадт перед ним взрывается огнём и криками. Пламя взмывает к красному закатному небу, и тогда Альбедо приходит в себя. Понимает, что сделал. Но всё, что он теперь может — это просто уйти.       — Хочешь сказать, ученые из Каэнри’ах заложили в тебя эту, хм, функцию? Очень дальновидно.       — Кэйа, — сухо сказал Альбедо прежде, чем тот продолжил свой бессмысленный монолог. — У меня к тебе только один вопрос. Ты все знал. Почему ты не остановил меня?       Кэйа молчал. Он перевёл взгляд с Альбедо на Монштадт, будто стараясь избежать ответа. Но, вздохнув, все же проговорил:       — Потому что я поклялся служить моей родине. Она возродилась — и это был её приказ.       Раздалось несколько глухих взрывов. Они оба повернулись к их источнику и увидели, как статуя Анемо Архонта медленно валится, нарушая существовавший веками пейзаж. Кэйа потянулся к Альбедо и легко стукнул своей бутылкой о его, чокаясь.       — За Каэнри’ах.       Альбедо ничего не ответил, провожая падающую статую взглядом. Когда она скрылась за городскими стенами, Кэйа заметил:       — В конечном итоге родина, которую мы никогда не видели, оказалась важнее, чем город, который принял нас, — его голос внезапно дрогнул, и он, шумно вздохнув, снова отпил вина. — Видимо, нам пора туда вернуться.       Альбедо поднялся и повернулся к Кэйе. Так и не тронутая бутылка вина упала и прокатилась по земле.       — У тебя с собой меч?       — …Разумеется, — помолчав, осторожно отозвался Кэйа.       — Прекрасно. Убей меня.       Альбедо хотел бы, чтобы клинок пронзил его, выбивая последний выдох, до того, как он успел уничтожить Мондштадт. Чтобы он был убит, пока ещё был действительно живым. Теперь же, опустошенный, он не чувствовал ничего. И хотел умереть прежде, чем его поглотят горе и отчаяние от запоздалого осознания, что он собственными руками убил всех, кого любил, даже не заметив.       Но Альбедо продолжит быть частью жизни. Растворившись в почве, став частью земных артерий, он, человек из мела, вернётся туда, откуда пришёл. Наконец-то.