Судьбою ты прикована ко мне навеки!.. © Гастон Леру «Призрак Оперы»
Ангелы плакали сегодня вечером… © Гастон Леру «Призрак Оперы»
***
Комната встретила Мортишу скрипом дверных петель и кромешной темнотой. Шторы были задёрнуты, не пропуская ни одного луча света. Мортиша зажгла лампу и замерла, не имея сил пошевелиться. На кровати по-прежнему была скомканы его подушка и простыни с его стороны. Его чёрная рубашка была аккуратно повешена на спинку стула. Мортиша готова была поклясться, что даже здесь — на пороге комнаты — чувствовала запах, исходящий от неё. На прикроватной тумбочке всё ещё лежал старый серебряный портсигар Гомеса, на котором были выгравированы скрещенные мечи. Он по-прежнему был приоткрыт, как его и оставил Гомес в последний раз, и там не хватало ровно четырёх сигар. У стены стояла его любимая шпага. Всё было правдой… Все её сны были правдой. Внутри что-то оборвалось. Так же, как рвутся струны на скрипке — с резким дребезжащим противным звуком, — так и внутри неё что-то нещадно оборвалось, оставив после себя какую-то неспокойную дрожь внутри и внезапное чувство пустоты. Как будто последний лучик света кто-то безжалостно затушил. Мортиша ощутила сильную слабость в ногах и внезапно упала на колени, больно ударившись и даже не обратив на это внимания. Лицо её исказилось, как от зубной боли, глаза в мгновение ока наполнились слезами. Она уже не могла ничего видеть перед собой из-за застелившей взор пелены. Мортиша быстро поднесла дрожащие ладони к лицу и зажала рот в попытке сдержать рвущийся наружу вопль нестерпимой боли. Только причиной этой боли были не ушибленные о пол колени, а что-то глубоко внутри. Намного глубже, чем кто-либо мог подумать. Настолько глубже, что никто бы никогда не догадался. Несмотря на все усилия, Мортиша так и не смогла сдержать протяжный стон. Она чувствовала адскую боль внутри. Словно он умер не две недели назад, а лишь сейчас. Как он говорил: «Ты должна меня отпустить… Ты должна двигаться дальше?» Но она не могла! Не сейчас, когда её раны даже не собирались затягиваться. Никто не идёт в бой с кровоточащими ранами, потому что иначе тебя убьют в первую же минуту. Вот и она не могла сейчас идти дальше, потому что каждый шаг для неё был сражением с собственными демонами. Она была не в силах противостоять им сейчас. Сейчас ей нужно было выпустить свою боль наружу, подобно загноившимся ранам. И она выпускала. Вскрывала гнойники своей памяти скальпелем болезненных воспоминаний и позволяла выйти накопившейся смеси безудержной боли и тоски путём стонов, криков и слёз. Легче не становилось. Боль лишь разрасталась, а желание кричать только увеличивалось. Мортише казалось, что она слишком редко говорила, как сильно любила его. Не в порыве страсти, а просто так. Сейчас ей хотелось лишь одного: вернуть время вспять и сказать ему всё, что она чувствовала в каждый из упущенных моментов. Если бы она знала тогда, как мало времени у них осталось, она бы без умолку говорила ему о любви… Она целовала бы его намного чаще. Если бы только… Мортиша со всей силы прижимала ладони к лицу в попытке успокоить нахлынувший поток слёз. Ладони у неё всегда были холодными, и она надеялась, что сейчас этот холод остановит её рыдания. Однако ничего не помогало, и пальцы уже давно потеплели от соприкосновения с разгорячённой кожей лица, но она по-прежнему прижимала их. Она до ужаса боялась открыть глаза, потому что абсолютно точно знала, что в который раз чуда не произойдёт и он не появится здесь. Она не сразу поняла, что кто-то поспешно подбежал к ней и упал на колени рядом с ней. Не сразу поняла, что кто-то крепко сжимает её плечи, тихонько встряхивая в попытке достучаться. Она не услышала голос, зовущий её по имени. Всё заглушали её всхлипы. Когда её крепко прижали к груди, Мортиша внезапно замолчала в попытке успокоиться, только сейчас заметив присутствие другого человека рядом. Она не видела, кто так сильно сжимал её плечи, всё ещё не осмеливаясь открыть глаза. Она подумала, что, возможно, её внезапная истерика разбудила детей, и кто-то из них пошёл проверить, в чём дело. Она только сейчас ясно осознала, что в последнее время даже не думала о них. Она целиком и полностью ушла в себя и своё горе, забыв о том, что не только она потеряла мужа, но её дети… Их с Гомесом дети также потеряли отца. Она была нужна им сейчас, как никогда прежде, но она предпочла закрыться за семью замками, не подпуская никого. Она убрала ладони от лица и попыталась ответить на объятие, слабо обхватив руками мужчину напротив. Пагсли за последний год сильно вырос, став точной копией отца. Он уже сравнялся ростом с Мартишей и казался таким взрослым. Она уткнулась носом ему в плечо и задержала дыхание в попытке подавить рвущиеся наружу всхлипы. Он не сказал ни слова, только продолжал крепко прижимать её к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Мортиша почувствовала, как начинает потихоньку расслабляться и успокаиваться. Она не знала, сколько точно времени они просидели вот так в тишине, но слёзы больше не обжигали кожу лица. — Всё позади, — раздался у неё над ухом тихий шёпот. В мысли закралась едва уловимая тень сомнения, которую Мортиша даже не сразу уловила. Но прошло всего несколько секунд, и она наконец поняла, в чём дело. Запах… Ей нужно было всего лишь поглубже вдохнуть, чтобы понять, что всё это время рядом был не Пагсли. Она только сейчас поняла, что это был вовсе не его голос… Не его руки… И запах тоже принадлежал не ему. Пахло мятой с примесью сандала… И совсем немного ванилью. Она узнала бы этот запах из тысячи. Мортиша резко распахнула глаза и отстранилась. Гомес… Это был он. В своей любимой шёлковой кроваво-красной ночной рубашке. Это был он… Живой… Взгляд у него был сильно взволнованный, почти напуганный. Мортише потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что по её щекам с новой силой бегут слёзы. — Тиш… Он мягко прикоснулся пальцами к её лицу, смахивая слёзы, но те не переставали бежать. Мортиша поднесла дрожащую ладонь к его щеке и осторожно провела по ней пальцами, боясь, что он растворится от её прикосновения. Но он всё ещё был здесь. Он по привычке поцеловал поочерёдно подушечки каждого пальца, и это заставило Мортишу заплакать ещё сильнее. Она порывисто поцеловала его в губы, желая убедиться, что всё это правда. Что он настоящий. Что он живой. Поцелуй имел солоноватый привкус слёз вперемешку с табаком от сигары, которую Гомес успел выкурить накануне. Оторвавшись от его губ, Мортиша оставила поцелуй на его щеке. Затем в районе скулы… Угла нижней челюсти… Подбородка. В промежутках между поцелуями она шептала одно лишь слово: «Живой». — Всё позади. Это всего лишь дурной сон. Гомес пытался её успокоить, отвечая на поцелуи и каждый раз вытирая с её щёк влажные дорожки. Мортиша наконец-то смогла ясно вспомнить, что было на самом деле. Она вспомнила, как две недели Гомес не приходил в себя. Как семейный врач говорил о том, что он может не выжить. Она вспомнила каждый ночной кошмар, преследовавший её из ночи в ночь. И то чувство всепоглощающего счастья, которое она испытала вчера, когда он открыл глаза. Сейчас всё было так очевидно, но этот безумный страх потерять его до сих пор сковывал всё тело. — Я люблю тебя, — на выдохе прошептала она после очередного поцелуя. — Я так сильно люблю тебя. Они редко говорили о любви по-английски, отдавая предпочтение французскому и испанскому. Для них эти два языка были языками страсти и безудержной любви друг к другу. Английский был слишком спокойным для выражения их чувств. Но по этой же причине слова любви, сказанные по-английски, ценились дороже, потому что именно английский был для них языком трезвости. Французские и испанские фразы сводили их с ума, возбуждая и повергая в экстаз одним своим звучанием, и только английский мог в полной мере передать всю истинную силу их любви. — Как и я, моя любовь, как и я. Ты мне дороже всех грозовых облаков над всеми склепами мира. Никто и никогда не разлучит нас. Одной фразой он заставил её успокоиться и поверить в то, что все её дурные сны так и останутся просто снами. Она дышала глубже и ровнее и больше не чувствовала бегущих слёз на щеках. Только объятия так и не ослабила, по-прежнему сильно прижимаясь к груди Гомеса в отчаянном желании быть к нему как можно ближе. Ей нужно будет время, чтобы снова научиться не бояться. Но пока он рядом, Мортиша знала, что он будет защищать её от собственных страхов.6 — 23 февраля 2022 г.