***
Часом ранее
Несмотря на сильную боль в предплечье Хвитек оставался собранным и внимательным. Поэтому именно он, а не Шинвон, первым заметил чужаков, наблюдающих за лагерем военных. Но до этого они с Шинвоном укрылись на холме, возвышавшимся над опорным пунктом. Посиделки у костра, дежурных на вышке, приготовления ко сну — все это видели и они. Шинвон без конца ерзал и ворчал. — Ужасное место ты выбрал, Хвитек. Сейчас засыпят костер, и не видно будет ни хрена. Надо спускаться. — Я конечно понимаю, что на вышке — совсем дети, но неужели ты думаешь, что они настолько глупы и невнимательны? — Понимаю, но у меня же тут гений разведки под боком. Уж придумай, как подкрасться незамеченными. Хвитек нахмурился — давало о себе знать накопившееся раздражение. — Зачем ты вообще мальца с собой прихватил? Почему домой не отправил? — недовольно спросил Хуи. — Нет у него дома, это во-первых… — То есть как это, нет? — перебил Хвитек. — Пусть он и сирота теперь, неужели о нем никто не заботится? Шинвон промолчал. — Да уж… — протянул Хвитек. — Я думал, что в Пустоши есть приюты… или неравнодушные люди, хотя бы… — Конечно, его бы не оставили голодать или без крыши над головой, — защищался Шинвон. — Я имел в виду, что в обстоятельствах этой невидимой войны с гашиновцами, никто скорее всего и не заметил, что Чжэвон удрал за мной. А я обнаружил его крадущимся по моим следам уже на второй день. — Мог бы и вернуться. — Мог бы. Сейчас понимаю, что эта ошибка стоила мне еще большего промедления. — Ладно, теперь это неважно. Надо вытянуть его из этой истории. Напомни, почему он вообще увязался за тобой? — Говорит, Усока убить хочет. — О… Вот как. — Да. Оба притихли на мгновение. Слух Хвитека уловил хруст сухих веточек, раздавшийся где-то у подножия холма. Он подполз к краю поближе, взглянул вниз, проверяя, не крадется ли к ним какой зверь или монстр. Обомлел. Рядом снова зашипел Шинвон: — Хвитек, пора что-то дел… Хуи закрыл ему рот холодной ладонью. — Тише. Мы не одни. Шинвон вопросительно вскинул брови. В глазах его читался плохо скрываемый испуг. Хвитек убрал руку и жестом показал вниз. Шинвон подполз ближе. Не сразу, но все же увидел нечеткие, скрытые ночью силуэты двух людей под холмом. Те зорко и цепко наблюдали за лагерем. — Этого ещё не хватало, — буркнул Хвитек рядом, запуская руку за пазуху в поисках бинокля. Шинвон почувствовал себя очень неуютно. Кадеты тем временем стали засыпать костер. Последние искорки всполохнулись, взмыли вверх, на долю секунды осветив лица незнакомцев, которых Шинвону было видно лишь сбоку. Профиль одного из них он узнал сразу. Он схватил Хвитека занятого рассматриванием в бинокль за запястье. — Там же Тэнгу! Это наверно Элки его прислала. Может услышала что-то по радио. Надо объединиться, Хвитек! — Вижу его. А кто это с ним? — спросил Хвитек, передавая товарищу бинокль. — Хм… — промолвил тот, приложившись к устройству. — Не разглядеть. Наверно кто-то из наших. Пошли вниз. Хвитек согласно кивнул. Но что-то было не так. Последние искорки костра, засыпанного пару мгновений назад, не смогли скрыть от него ярких глаз незнакомца. Пылающих глаз. Глаз фанатика. — Стой! — шикнул он собравшемуся привстать Шинвону. — Не нравится мне это. — Ты чего? Это ж наши. — Давай последим за ними. — Хвитек, у тебя паранойя. — Паранойя, а? А у вас с арбалетами ходят? — Что? Ты увидел у них арбалеты? — У вон того, второго. Шинвон вновь приложился к биноклю. Разглядел очертания арбалета у бедра незнакомца. Удивленно и настороженно сказал: — Ни у кого такого не видел. Но с ним же Тэнгу. Он наш. — Наш, не наш… Ты только в отношении меня недоверчив? — в голове Хвитека проскользнула нотка обиды. — Ну и что ты предлагаешь? Просто сидеть тут? Бездействовать? — «Наблюдать» это называется. Шинвон не ответил, лишь раздраженно выдохнул. Однако тут же просиял, словно его голову посетила гениальная идея, и запустил руку в карман брюк. Достал оттуда небольшой круглый сверток и показал Хвитеку. — Хорошо, что у меня есть это! — Что это? — заинтересованно спросил Хвитек, догадываясь, что Элки бы не отпустила брата в путь без какого-нибудь инновационного изобретения. — Инновационное изобретение! — возвестил Шинвон. — Аудиотрансперде… аудиотранспордер называется. Дрожащими то ли от мороза, то ли от волнения пальцами Шинвон включил небольшое устройство, отделил от него два наушника, один вставил себе в ухо, другой отдал Хвитеку. Обернул устройство в платок. — Надо его теперь туда запулить, — сказал он так, словно это было легче простого. — Да ты что? Вот так взять и запулить? Прямо им на задницы для мягкого приземления? А Шинвон начинал злиться. — Ну придумай что-нибудь сам, умник! — Давай сюда, — сказал Хвитек. — Оно далеко ловит? — Элки сказала, в радиусе десяти метров можно подслушать, — буркнул Шинвон. — Хм, а эта штуковина не такая уж и лебезная, как я думал, — произнёс Хвитек, покручивая и рассматривая устройство с разных углов. — Возможно ты и прав по поводу «запулить». Шинвон незаметно выдохнул с облегчением и чувством восстановленной справедливости. Он гордо и надменно молчал, отводя от Хвитека взгляд. Тот, казалось, не замечал. — Надо так кинуть, чтобы попало на ветки дерева, под которым они лежат… Не на задницы, в общем… Справишься, князь? — спросил он, потирая раненое плечо. Через пару минут с дерева, рядом которым укрывались непрошенные гости, мягко упал ком снега… А еще через пару минут Шинвон был в бешенстве. — Сукин ты сын, Тэнгу… — шипел он, сжимая кулаки. — Все это время… Все это время… Я убью его. — Ипсилон здесь… — вымолвил Хвитек. — Джэбом-то тебя опередил, Шинвон… Как все складывается, а? Эй, эй! — поменялся он в лице, увидев, что Шинвон с убийственным взглядом снова намерен встать, — Не лучшее время сейчас, чтобы вот так реагировать. Надо все обдумать. — Что тут думать! Пришью собаку. А из второго выбью все, что можно, и тоже пришью. Потом берем Ипсилона, мальчишку, и валим отсюда! — Не горячись. Не выйдет так. Не получится. — Да с чего это вдруг! — Тихо. Во-первых, мы с тобой не в самой лучшей форме: я с дыркой в плече, ты — без сна уже какие сутки. Если кто кого и пришьет, так явно не мы их. Во-вторых, как ты собираешься показаться армейским? Думаешь, мне этих двоих по старой дружбе отдадут? — Они уходят, Хвитек, — шепнул Шинвон. Казалось, слова разведчика остудили его пыл.- Надо что-то решать. Прямо сейчас.***
Когда двое разделились, Шинвон, крадучись, отправился за Тэнгу. Тот шёл быстро, но осторожно, пару раз Шинвон даже чуть было не выпустил его из виду в сгущавшейся темноте. Он сомневался. Еще тогда, когда они с Хвитеком поспешно спускались с холма, Шинвону в голову пришла другая идея: что, если ему, Шинвону, отбросить план мести, и пойти за вторым парнем, а не за Тэнгу? Проследить за незнакомцем, отправляющимся в Гашину, выполнить свою миссию? Хвитек отверг эту идею. «Сейчас он свежее и сильнее тебя, Шинвон. Объективно, тебе не дойти за ним до Гашины. Пусть лучше они будут нашими пленниками, а не наоборот». Поэтому теперь Шинвон плелся за неверным Тэнгу. Тот уже почти дошёл до коня, когда Шинвон почувствовал — вот он, момент. Он ровно вдохнул и выдохнул, пытаясь придать себе максимально непринужденный вид. А затем громко выдал: — Тэнгу, дружище! Стой! Тот остановился, замер, медленно повернулся, прищуриваясь. — Шинвон!!! — воскликнул он, но тут же осекся. — Чего мы так кричим? Щелкуны ж услышат. «А тебе это только на руку будет», — подумал Шинвон, но мысли свои скрыл за маской дружелюбия. Он стремительно зашагал к блондину, протягивая ладонь для рукопожатия. Тэнгу машинально взялся за поданную руку, и тут же его обожгла резкая боль. Это Шинвон, не медля ни секунды, заломил руку Тэнгу за спину, пнул его в живот так, что неверный сложился надвое, а затем добавил удар локтем сверху и повалил парня наземь. — Мерзкая тварь. Я преподам тебе урок. — Стой! — воскликнул Тэнгу, заслоняя лицо ладонью. — Клянусь, я предан Пустоши! С самого начала и до конца! — Второе уже близко, — сплевывая произнёс Шинвон, направляя револьвер прямо в лицо Тэнгу. — Выслушай меня, прошу! — умолял парень, шаря руками по земле, словно что-то потерял. Глаза Шинвона сверкали ненавистью и отвращением. — Дай ему сказать, — раздался вдруг голос Хвитека рядом. Шинвон не вздрогнул, не повернул к нему головы. Но знал, что Хвитек там не один. Не мог видеть второго фанатика, у которого руки были связаны за спиной, а во рту — кляп. Не мог видеть, но чувствовал, что он стоит рядом у Хвитека на мушке. «Все получилось», — подумал Шинвон с облегчением. — Говори. Пусть дружок твой тоже послушает. — Он мне не дружок. Я не с ним. Я с тобой… С Элки… Шинвон с размаху пнул его в лицо. — Имени её не произноси, поганец. Шинвон перевёл взгляд на второго гашиновца. Была ночь, но луна светила ярко. Она освещала его горящие глаза. Глаза фанатика. В них играла ухмылка. — Ты веришь ему, Хвитек? — уже зная ответ, спросил Шинвон. — Ни капли. Шинвон энергично закивал, вытер зудящий от простуды нос рукавом и крепче сжал свой револьвер. Сжался и Тэнгу, зажмурив глаза. — Я не убью тебя здесь, — с отзвуком ледяного металла в голосе произнёс Шинвон. — Я привезу тебя в Пустошь. Там тебя будут судить. А перед этим — ты скажешь мирным все. Все, что знаешь о Гашине. — Это разобьёт ей сердце… — шепнул Тэнгу. — Лучше убей меня здесь. Шинвон занёс руку для нового удара, но Хвитек перехватил её. — Отдай его мне, — сказал он. — Не говори сестре о нём. — Ты спятил? — повысив голос спросил Шинвон. — Бери второго и веди его к своим. Выбейте из него все, что возможно. А Тэнгу я сам займусь. Шинвон наконец понял. Понял, что он один не заботился о чувствах Элки. Действительно, пусть лучше Тэнгу будет мёртв для неё, чем окажется предателем. Он для неё слишком много значил. Все знали об этом. И Шинвон знал, но в потоке захлестнувшей его ярости совсем забыл. — Коня его забирай, — кивком указал Шинвон на лошадь. — Пусть числится без вести пропавшим. — Хорошо. По поводу Чжэвона… — Я верю, что твои ему ничего не сделают. Заберем его позже. К тому же, мы и так оказали всем им немалую услугу, помешав планам этих двоих… В глазах Чангю полыхал огонь. Огонь, который он так и не успел разжечь.***
Утро было демократичным. Не только офицеры сидели в кружок вокруг очнувшегося Юто, но и все кадеты. Юноше было неловко — никогда ещё он не становился центром такого обширного и пристального внимания. Он проснулся ещё ночью. Джэбом помог ему по мелочам и напомнил ему об обещании поделиться информацией о здешней расстановке сил. Утром. Он рассказывал все, что знал. — Биологическое оружие, что применили за стенами несколько лет назад, убило не все живое. Остались люди, покалеченные, больные, иммунные, всякие разные… Сбились в группы. Фанатики из Гашины, Чёрные мамбы, Смаглеры и Мирные из Пустоши. — Чем они занимаются? — спросил его Джексон. — Мирные просто живут в своей деревне, никого не трогают. Фанатики творят безумия и всем досаждают — они чтят щелкунов и используют их в качестве оружия. На этом моменте подозрительно и едва заметно прищурилась Юна, вспоминая странную просьбу Юто о щелкунах в пещере. А он продолжал: — Смаглеров я никогда не видел. Говорят, что они выращивают наркотик, скрытно проникают к вам, — присутствующие ахнули, — торгуют им в обмен на вещи, лекарства, оружие. Но в целом, они безвредны. Чёрные мамбы — вот кого стоит бояться больше всего. Они живут на военной базе, по правде говоря, не так уж и далеко отсюда. Я… Я был с ними… Они творят ужасные вещи, чтобы выжить. У них даже есть специальный отряд, который защищает окрестности. И не только от щелкунов… — многозначительно произнёс Юто. Присутствующие с ужасом поняли, что он имеет ввиду. — Вот почему за все эти годы патруля мы ни разу не получали сообщений о людях за стеной… — задумчиво произнёс Джэбом. — Те, кто могли об этом рассказать, были убиты. — Да… Но не только по этому, — сказал Юто. — Был один разведчик, которому удалось собрать глав почти всех группировок, кроме гашиновцев, и убедить их, ради их же пользы, держаться подальше от ваших… — он чуть не сказал «наших» — …опорных пунктов. От упоминания о некоем «разведчике» сердце Наён бухнуло в груди и словно стало на порядок тяжелее. С какой-то безмолвной мольбой в глазах она взглянула на Джэбома, тот ответил коротким, слегка осуждающим взглядом, говорящим: «Держи себя в руках». От внимания Джексона это, конечно, не укрылось. А Юто говорил дальше: — Я не знаю, что двигало тем парнем… — Ты сам его видел? — не удержалась Наён. Джэбом пришикнул на неё, но она не обратила внимания. — Нет… — ответил Юто. — Я его никогда не встречал и больше о нем ничего не знаю. — Есть идеи, кому могли понадобится наши кадетки? — спросил Джексон. — Ума не приложу, зачем кому-то похищать их. Если бы они попали в руки к Чёрным мамбам… Юне бы не удалось сбежать. Смаглеры людей не вербуют, сами ото всех прячутся. С Фанатиками — та же история. Мирные могли бы максимум приютить, но никак не похитить. — А тот разведчик, — деловито начал Джексон, — он к кому принадлежит? Юто пожал плечами. — Возможно он сам по себе. — Ты трепло! — раздался вдруг писклявый возглас в стороне. Все удивленно повернули головы в том направлении. — Твои первые слова и сразу оскорбления? — с мягкой улыбкой произнес Джексон, обращаясь к черноволосому мальчугану, что сидел поодаль ото всех. — Нельзя выдавать наши тайны! Эти военные нас всех перебьют! — кричал Чжэвон на Юто, не сдерживаясь. — Всю мою деревню сожгут! И никого мы не похищаем! — А ты чьих будешь, парень? — угрюмо, но без враждебности спросил Джэбом. — Не ваше, дяденька, дело! — Из мирных он, — без сомнений сказал Джексон и убедился в своих словах, увидев, как изменилось лицо малыша. На нём проступил страх. — Все ясно, — сухо произнес Джексон и повернул лицо к Наён и Джэбому. — Для начала надо проверить хотя бы те группировки, расположение которых известно, выведать как можно больше информации и плясать оттуда. Юто сможет отвести к Чёрным мамбам, А мальчик… — Ни за что! Я лучше умру! — Что ты такое говоришь, парень? Мы как взрослые и ответственные люди просто обязаны вернуть тебя домой, убедиться, что тебе ничто не угрожает. — Своих не предам! — не унимался черноволосый. К малышу подсела Наён и ласково ему улыбнулась. Взяла его за руки, он не отнял. Наён удивлялась сама себе. Откуда у неё такая… нежность? — Как тебя зовут? Мальчик сердито хмыкнул. Но потом все же сказал: — Чжэвон я. — Чжэвон. Как ты вообще очутился в лесу один?.. Без родных? — Нет у меня родных. Чёрные Мамбы убили. — Бедный, — ласково сказала она, поглаживая мальчика по голове. — Мы вернем тебя домой. Нам просто нужно спросить у ваших старших, про нашу девочку, которая пропала. Она тоже может быть где-то одна, в лесу, в опасности… Ничего дурного мы вам сделать не хотим. Дядя Джексон обещает, что никому не расскажет про твою деревню. Даже, дядя Джексон? — бескомпромиссно произнесла Наён, повернувшись к Джексону. Тот махнул рукой и с неудовольствием ответил: — Ладно, обещаю. Я военный, слово своё держу. — Поклянись! — потребовал мальчик, чем вызвал у Джексона недюжинное удивление. — Только без крестиков. — Эмм… Политрук выглядел крайне смущенным, а застать его в таком виде удавалось не каждому. Все же руки он протянул, растопырил пальцы и торжественно, но с нотками раздражения заявил: — Клянусь, что я, Джексон Ван, не выдам местоположение населённого пункта Пустошь вышестоящему начальству! — Иначе, пусть сожрет меня щелкун! — подсказал Чжэвон. — Пусть сожрет меня щелкун, если я вру! — закончил Джексон свою клятву. Кто-то из кадетов прыснул. Скорее всего, Рюджин. Джексон покраснел. Джэбом едва заметно ухмыльнулся. А на лице мальчика появилась довольная улыбка. — Хорошо. Теперь верю.***
Утро было демократичным. Поэтому кадетам дали право самим выбирать, куда и с кем поехать, и ехать ли вообще. Шансов избежать вылазки не было только у кадетов-медиков, притом только у двоих из трех. Тем временем трое командиров совещались на улице. — Я пойду в стан Чёрных Мамб, — решил Джексон. — Юто поведет меня. Джэбом — ты к мирным. Отведешь мальчика, выведаешь информацию. — Джексон, — подала голос Наён. — Ради успеха операции, останься в лагере. Твои раны ещё не зажили. — Спасибо за участие, Наён. Я справлюсь. — Я с ней согласен, кстати, — добавил Джэбом. — Останься. Я пойду вместо тебя. Наён пусть берёт Чанбина, мальчика и идёт с ними в деревню. У неё получится. «Эти двое явно хотят вывести меня из игры, — проскочила мысль в голове Джексона. — Не иначе, как тот волк, разодравший мне плечо, был с ними в сговоре». — Ладно, — ответил он. — Убедили. Я буду командовать вами на расстоянии. Вы должны мне сообщать обо всем. Ни о чем не скрывать, как это было в последней вылазке. Ясно, Наён? — Ясно, — сказала та, потупив глаза. — Я правда переживаю за тебя, Джексон. Рана может тебя подвести в самый неподходящий момент, понимаешь? — Понимаю, — Джексон немного смягчился. — Спасибо. Что ж, пора узнать, чего наши детки надумали. Командиры зашли внутрь к кадетам, которые уже решили свою дальнейшую судьбу, а свои решения передали под запись Чанбину. Тот выглядел крайне удивленным. — Ну что? — спросил его Джэбом, выдыхая холодный воздух. — Тут как бы это… Все собрались ехать. Джексон закатил глаза и тепло рассмеялся. — На меньшее я и не рассчитывал! Наён кисло улыбнулась, а Джэбом похмурнел. — Не можем же мы всех взять, — бурчал Чанбин себе под нос. — Это уже не разведывательная операция получится… Это детский лагерь какой-то… На самом деле, он просто очень не хотел, чтобы ехала Черён. Джексон взял листочек, что-то на нем почеркал и сообщил присутствующим: — Капитан Им Джэбом в сопровождении нашего нового друга Юто отправится на разведку к так называемым Черным Мамбам. Медик нужен всегда, поэтому Лиа, тебе придется ехать. Миндже, Бик, подстрахуете товарищей. Помните, что не на переговоры едете, нужно быть максимально тихими. Лиа была рада сопровождать командира, вместе с тем к горлу подкрадывался страх. Миндже и Бик дали друг другу пять и заулыбались девушке. Джэбом недовольно поморщился. Джексон продолжал. — А вот на переговоры у нас как раз поедет лейтенант Им Наён. Заодно сопроводит ребенка домой. Чанбин, сопровождаешь лейтенанта. Айша, и ты поедешь, на случай если кому-то понадобится медицинская помощь. Хвиджун, Югём, вы тоже в деле. Айша вся задрожала. Она была уверена, что вместо нее возьмут Джея, но затем с сожалением вспомнила, что он нужен Юне для ее особой терапии. Шихён посмотрела на Югёма влажными глазами, напоминая об обещании беречь себя в живых. Вин был недоволен, что Хвиджуна забирают. Готовил он вкусно. — Выезжаете завтра по утру. Я пока свяжусь с начальством, попрошу подвезти припасов и провизии к центровому опорному пункту. Чанбин, бери Рюджин, Мию и отправляйтесь туда, заберёте их. К вечеру как раз вернетесь. — Вас понял, — облегченно сказал Чанбин, убедившись, что Черён опасность не грозит. Во всяком случае пока. В груди у Юто, наблюдавшим за всеми ними, поднималось чувство, похожее на восхищенный трепет — настолько слаженно и гладко все друг с другом взаимодействовали. Но он глушил его, чувствуя себя недостойным испытывать нечто подобное. Особенно после того, как он по указанию Джэбома и Наён в своем рассказе не упомянул, что сам когда-то носил такую же форму и так же получал приказы…***
В маленькое окошечко прогнившего от старости и тридцатилетней сырости трейлера едва-едва попадал свет закатного солнца. Промывая и зашивая раны майора в таких потемках, Чэён испытывала сильное желание материться. Рысь. Чэён убила её двумя выстрелами, двумя громкими выстрелами. Удирать от потревоженных щелкунов пришлось стремительно, что было нелегко с раненой Синби. Верхом на лошади, которую Чэён почему-то посчитала своей уезжая от военных, они с майором добрались до улицы, на которой было тише. Наспех спрятали коня в один из гаражей, даже не успев оценить комичность выбора подобного места, а сами укрылись в фургончике неподалеку. Тут-то Чэён и смогла оценить серьёзность ран. — На самом деле, не так уж все и плохо, — вымолвила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Царапины. Синби видела, что слово «царапины» здесь явно не подходит, поскольку рана на передней части бедра была гораздо глубже, нежели просто царапина. Ключицу, по которой растекалась ядовитая боль, она не разглядеть не могла, но догадывалась, что и там дело не лучше. Тем не менее спорить Синби не стала, понимала, что ей лучше вообще не думать о серьёзности своих ран. Не сейчас. Пока Чэён пыталась подлатать её, они не разговаривали. Обе словно пребывали в молчаливом шоке, пока Синби не своим голосом из-за едва ворочающегося языка не спросила: — Зачем, Чэён, ты за мной поехала? Я же отпустила тебя к сестре. «Надо же, имя мое помнит», — подумала рыжеволосая. Ей хотелось ответить что-нибудь колкое, что-нибудь такое, что показало бы, чем они обе отличаются. Профессионализм Чэён и безрассудство Синби. Но вместо этого она ответила честно, как чувствовала: — Не хочу становиться соучастницей вашего самоубийства. Синби нечего было сказать. Ситуация складывалась сложная и крайне неловкая. Браваду о том, что помощь сержанта ей ни к чему, Синби не произнесла, поскольку это было бы не правдой — опоздай Чэён хоть на пару минут, рысь бы уже, скорее всего, задрала или обескровила её. Слова благодарности тоже не рвались наружу — все же Чэён сама выбрала пойти за ней. Поэтому Синби молчала. И чувствовала себя отвратительно. — Утром вернусь за рысью… Если щелкуны до неё не доберутся, будет нам что поесть, какое-то время… — непринужденно, словно сама с собой болтала Чэён. — Конечно, консервы я прихватила. Но, если есть такая возможность, их лучше приберечь. Впервые Чэён выглядела так, будто была ни капельки не зла на Синби. Глаза брюнетки быстро привыкли к сгущавшимся в трейлере сумеркам, и цепкими глазами она увидела очертания каких-то предметов на полке. Маленький фонарик лежал в кармане разодранной куртки, которую Чэён с неё сняла и отложила в сторону, поэтому Синби пришлось изрядно потянуться, доставая до неё. — Осторожно! — запротестовала Чэён с иголкой у плеча девушки. — Я же шью тут! Почти все уже! Синби ловко достала фонарик, включила и осветила полки. — Рысь мы есть не будем, — довольно заключила Синби. Чэён обернулась. Ей стало жутко. Она обрезала нить, поднялась, подошла и осмотрела место. Холодок пробежался по загривку. Бутылки с водой. Засушенное мясо, вяленая рыба в контейнерах. Припасы, похожие на тушенку, в каких-то банках. — Боже. Да тут же кто-то живёт. — Или забегает, — беззаботно сказала Синби, смахнув приличный слой пыли с ближайшего табурета. — Что-то наподобие ваших опорных пунктов. — Какой кошмар… Я до последнего не верила, что тут могут быть люди. — Тебе лучше поверить. Четверых я только за сегодня видела. Чэён ахнула от удивления. — Они могут прийти сюда! — Могут. Могут и не прийти. А вот нам бы не помешало подкрепиться. А что это у нас там, воон в том углублении в столешнице? Будь добра, достань, я посвечу. Все еще ошарашенная Чэён протянула руки к коробочке, в которой лежали какие-то маленькие бумажные свёртки, похожие на сигареты, только тоньше и длиннее. — Ух ты! — воскликнула Синби, посветив ей на руки. — Да мы сорвали куш, товарищ старший сержант! — Что это? — брезгливо поморщилась Чэён. — Это съедобно? — Ну… Пригодно, так скажем, — с лисьей ухмылкой сказала Синби. — Хочешь попробовать? Нам бы не помешало расслабиться.***
Чэён поплыла первой. — Если это то, из-за чего вы пошли за стены, товарищ майор, то я вас понимаю! Рыжеволосая расслабленно полулежала на протертом до дыр диванчике в углу. — Классно тебе? — произнесла Синби, дымя, и как кошка растянулась рядом. — Да… Так пофиг на все… — Вот и чудно. Такой ты мне нравишься больше. А то — дисциплина, субординация, выдержка… Отдыхать тоже нужно иногда. Ситуация для отдыха была самая, что ни на есть, подходящая. — Как вас отец отпустил? — напрочь забыв о чувстве такта, вдруг спросила Чэён. — А?.. Что? Отец… Наверно, боится, что если сдерживать меня, то улизну от него также, как мать. Чэён почувствовала жгучее любопытство. По слухам она знала, что мать Синби пропала без вести. Хотелось воспользоваться шансом и выведать все из первых уст. — А где ваша мама? — Кто ж её знает. Мне, кажись, и десяти не было, когда она сбежала. Оставила коротенькую записку, что, мол, рождена для чего-то иного, не для жизни в золотой клетке. Чэён призадумалась. — Ваш отец ее… Обижал? — Возможно. Пусть и не в традиционном смысле этого слова. Моя мама она была… или есть… женщина необычная. Очень красивая. Умная. Но со своим взглядом на вещи. Её слова про политику, выживание в новом мире не нравились моему отцу и его семье. Поэтому они считали её немножко не в себе. — Чокнутой, короче. — Ага. — Тогда почему она просто не развелась? Почему и вас, свою родную дочь, бросила? Синби, до этого уже набравшая в грудь воздуха побольше, чтобы что-то сказать, вдруг притихла. Уставилась в пустоту. — Ты не представляешь, сколько раз я задавалась этим вопросом, — негромко произнесла она. Чэён подумала, что в этом моменте уместно было бы испытывать смущение, но в реальности лишь сильнее распалялось её любопытство. Она хотела спросить что-то ещё, но тут Синби поспешила перевести тему. — А ты очень близка с сестрой, я посмотрю. — Эхх, — досадно выдохнула рыжеволосая. — Она мне всю кровь свернула. Говорит: «Тоже на контракт пойду, как ты». — Да? И что же в этом плохого? — Шутите? Да я только для того и осталась в армии, чтоб ей денег на освобождение скопить! А эта язва мало того, что свои положенные три года дослужить хочет, так еще и остаться собирается. Я в шоке… — Вот как… А родители что насчет этого думают? — Боже упаси, если они узнают. Три шкуры с неё сдерут. И с меня в придачу. Синби снова затянулась. Запрокинула голову назад, уперлась макушкой в не самое чистое изголовье диванчика. Выдохнула кольцо дыма. — Какие они, твои родители? — задумчиво спросила она, окутанная дымом. — Ну… Они очень заботливые. Всю жизнь на ферме у богатых господ проработали, мама — кухаркой, отец — ветеринаром. Спины гнули, лишь бы заработать нам с сёстрами на отвод от армии. — И что в итоге? — Мне заработали. На пару лет вперед. — А ты сама пошла? — Нет… У отцовского работодателя, скажем так, конь приболел. Конь был любимый, холеный. Черт бы его побрал… Отец его вылечил, выходил, для закрепления результата решил проехаться верхом. А эта неблагодарная скотина возьми, да и сбрось его. Папа позвоночник себе расшиб… Все деньги на его лечение потратили. Зато теперь он хотя бы ходит. С трудом, но сам. А я поклялась, что ради родителей в армии не умру, никому не дам себя погубить. Сейчас средняя сестра служит, через пару лет и младшей придет пора. Я должна их защитить, сберечь… Несмотря ни на что. Синби чувствовала, что голос Чэён начал дрожать, словно комок к горлу подступал. Она и сама вдруг ощутила подступающие слезы. — На среднюю сестру всю сумму собрала? — Да. — А на младшую? — Пока нет. Но, думаю, успею. На первый год так точно. — Можешь за это не переживать. Я все оплачу. Чэён закашлялась. — Не стоит, — ровно произнесла она, беря себя в руки. — Я и моя семья, мы справимся. — Не отказывайся. Это не благотворительность. Ты мне жизнь спасла. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Чэён не отвечала, лишь крепче сжала ветхий кусочек ткани, торчавший из обивки. Ей было неловко, и… Она будто начинала всхлипывать. — Я приму это за согласие, — улыбнувшись, произнесла Синби. А затем нахмурила брови и закусила губу. — И вообще, после всего того, что ты мне рассказала… Я просто не могу оставить тебя рядом со мной. Ради твоего же блага я должна тебя… -… отослать? — перебила Чэён, хлюпая носом. — Я вас понимаю, но никуда я не пойду. Мое задание — вас защищать, а я ответственно отношусь к заданиям… — Быстро же тебя отпустило, — грустно улыбнулась Синби и протянула Чэён ещё одну закрутку.***
Уже вторые сутки они с Юрим плутали по лесу. А начиналось все неплохо: отряд чистильщиков наткнулся на большое скопление щелкунов в районе пещер, и пока подчинённые занимались зачисткой, Кино почуял присутствие чужих. Отправившись в одиночку по направлению, ведомому ему одному, он набрел на двоих смаглеров, за которыми тут же начал погоню. Юрим бросилась за ним. Сильно оторвавшись от своих и потерпев неудачу в преследовании, двое остались в незнакомой местности, без провизии, с одной полупустой фляжкой воды, болтающейся у Кино на ремне. Ночь провели в ветхом сарае. Облегающие чёрные костюмы пусть и были на теплом подкладе, все же не спасали обездвиженные тела от обжигающего холода, поэтому, к неудовольствию Кино, спать пришлось прижавшись друг к другу. Под утро он проснулся первым. Сквозь щели сарая не пробивались лучи восходящего солнца, было ещё темно. Однако Кино понял, что уже около семи утра. Он выглянул на улицу и окинул взглядом тёмное небо, начинавшее заливаться густой синей краской, предвещающей скорый рассвет. Хотелось есть. Он не имел ни малейшего понятия, куда занесла их с Юрим погоня. Сзади послышался робкий сонный голос. — Как вы себя чувствуете? — Нормально. Ты? — Хорошо. Только пить хочется. Кино отстегнул фляжку и протянул красноволосой. Она сделала совсем маленький, невесомый глоток, что лишь распалило жажду. В их распоряжении был снег. Но Мамбы скорее бы умерли от обезвоживания, нежели бы воспользовались живительной влагой снега, в котором, могли, по их мнению, таиться и ждать своего часа невидимые замерзшие споры, остатки цитригуса или частички крови большеголовых монстров. Окончательно рассвело спустя час. Ещё ночью Кино по звездам определил, где находится север, и сейчас они тронулись в его направлении. Разговор по пути не вязался. У Кино было неспокойно на душе: ему казалось, что Юрим скрывает от него нечто серьезное. Подзуживало выяснить, но он держался, а напряжение, с которым он держался, не укрылось от глаз Юрим. На холмах лежал глубокий снег. Кино шёл впереди, разрезая голенями снежный наст. Юрим, обняв себя руками, шла за ним. Ветер, клубящий острую ледяную крошку, трепал красные пряди, выпавшие из убранных в высокий хвост волос; он заставлял девушку жмуриться и сильнее втягивать голову в озябшие плечи. У самого Кино зуб на зуб не попадал, пальцы предательски еле гнулись, а ноги ощущались так, словно волочили на себе железные сапоги. Отсутствующий глаз в пустой глазнице докучал фантомной болью. А самое ужасное — он не знал, куда идти. Дорогой возвращаться было нельзя — после вчерашней эффектной пальбы в воздух, устроенной Кино, там почти наверняка все кишело непроходимыми полчищами щелкунов. Оставался один путь — через приземистые полу-горы, полу-холмы на север. Даже с возвышенности на многие километры вперёд раскидывалось лишь белоснежное ничто. Отчаяние и бессилие — вот что чувствовал Кино. Самые мерзкие ощущения, по его мнению. «Не было бы со мной Юрим… Было бы куда лучше». Та словно читала его мысли. — Зря я за вами бросилась. Хотела помочь, а в итоге только замедлила. Простите. — Брось, — процедил он сквозь зубы. Хотел показаться безучастным, но все же, что-то в её голосе не нравилось ему. Раздражение брало свое. Он вдруг резко обернулся. Схватил её за плечи. Юрим вздрогнула, вытаращила на него огромные глаза. — В куклу мне не играй тут, — зарычал Кино. — И не говори, что мне тогда показалось! Меня не обманешь! Глаза Юрим мгновенно стали влажными, а губы задрожали. Кино продолжал орать на неё. — Твоё якобы желание помочь, то, какой обузой ты была в погоне, и, наконец, тот смаглер ни с того ни сего защитивший тебя от своего же прихвостня — все против тебя! Выкладывай, не то я… Глаза Юрим проследили траекторию движения его руки, скользящей по стволу автомата. Она судорожно выдохнула и попятилась назад. — Не надо… Вы себе потом не простите… — залепетала она. Он пристально смотрел в её глаза. Мысли беспорядочно роились в голове, зрачок в его единственном глазу сверкал и бесновался. За доли секунды он пытался вспомнить все, что знал о её прошлом, и принять решение…Шесть лет назад
Будучи правой рукой Айрин, Кино презрительно кривился, стоило речи зайти о работе чистильщиков. — Не то чтобы я не любил марать руки в крови, — рассуждал он в кругу товарищей, покуривая. — Очень даже. Просто я предпочёл бы делать это честно, а не тупо добивать и без того мертвого имбецила с огромной башкой или заплутавшего хиленького солдатика со стены. Понемногу его рассуждения обретали все более очерченную форму и вылились в идею. Арена. Кино был тем, кто придумал её и стал её первым участником. С завязанными глазами на потеху публике в словно созданном для этого заброшенном котловане недалеко от базы он сражался с десятком щелкунов, нашпигованных кольями. Айрин идея пришлась по душе. Отбирать бета- и альфа- мамб, обладающих так важным для всех них чутьём стало ещё эффективнее и при этом зрелищнее. Кино никогда бы не подумал, что однажды ему придется отправлять на арену щуплого четырнадцатилетнего подростка, к тому же ещё и девчонку. С надеждой, что она сможет победить. На Юрим Кино впервые наткнулся в лесу. Точнее, двое его подчинённых наткнулись на неё раньше. Услышав мерзкие хохотки из кустов и приглушенный грубой ладонью девичий писк, Кино рассердился. Нечестных боёв он не любил. Раздвинув ветки, он вышел на поляну, покрытую осенними листьями. На ней творилось преступление. Кино не успел. Без колебаний он достал ствол и гулким выстрелом продырявил голову тому, что нависал над девочкой и зажимал ей рот ладонью. Брызги крови попали на лицо второму, державшему несчастной руки. Он вскочил, попятился назад, запнулся о корягу, упал. — Кино! Одумайтесь! Всего лишь девка!.. Наверно из-за стены пришла, таких все равно кончать надо! Кино с размаху ударил его стволом в висок, отчего негодяй тут же отключился. Девочка все еще тихонько пищала под трупом. Кино скинул его, протянул ей руку, отводя глаза. Та стыдливо прикрывала тело, пытаясь укрыть обнаженные места клочками порванной кофты… Он не повел бы ее на базу, если бы не был уверен в том, что она местная. Напуганные глаза, странная одежда и отметины на теле, похожие на клеймо, — все говорило о том, что она беглянка, а не заплутавшая кадетка. Вдобавок ко всему, девушка долго не могла говорить и, судя по всему, потеряла память. — Кино, ты бы лучше кошечку или собачку домой притащил, — с хохотом произнесла Айрин, расчесывая волосы и не отрываясь от зеркала. По тону ее голоса Кино понял, что она в хорошем расположении духа. — В нашем стане насилие над женщинами запрещено. Я убил одного подчиненного, покалечил другого, надо чем-то возместить потерю. Мы могли бы попробовать вырастить из нее мамбу. — Делай, что хочешь, — Айрин махнула рукой, а Кино с облегчением выдохнул. — Я приду посмотреть, как она покажет себя на арене. Кино нахмурился. «Ничего из этого не выйдет», — подумал он горько. — «Ей никогда не победить». Он был прав. В любимый день всех мамб, в день Арены, чуда не произошло. Юрим глотала землю, беспрестанно спотыкаясь и падая в безуспешных попытках сбежать от монстров, которых на нее выпустили. Длинный меч она потеряла почти сразу — воткнула в грудь одному из щелкунов, особенно бодро кинувшемуся на нее, а вытащить не смогла. В углу арены стояла стойка с другим оружием, любым на выбор, но, казалось, у нее не было никаких намерений добраться до того места и тем самым оружием воспользоваться. Она лишь избегала монстров, бегая от них по кругу. Толпа смеялась. Делали ставки, сколько минут она еще протянет. О возможной победе речи не шло. Кино не мог смотреть. Он развернулся и пошел в обратном от арены направлении. — Не уходите! — услышал он тоненький голос, глушимый ликованием толпы. — Помогите мне! Это были первые слова, что он от нее услышал. Он не думал. Арена была его творением, как и ее правила, главное из которых — «Вступивший на арену дерется до конца без чьего-либо вмешательства». На бегу перебрасывая свое тело через бортик котлована, Кино спрыгнул вниз, нарушая главное правило арены. Девчонка тут же подбежала к нему и встала за спину. Толпа притихла, зловеще притихла. С щелкунами Кино разобрался сразу, труднее было поднять глаза и взглянуть в лицо Айрин. Та некрасиво скривила губы так, что уголок верхней подергивался. В глазах кипела ярость. Она резко встала со своего места и демонстративно удалилась, оставив после себя шлейф недосказанности и тревоги, которую ощущали все присутствующие. Кино разжаловали из альфа-мамб тем же вечером. Юрим росла верной и преданной ему как настоящая собачка, которую Айрин советовала Кино взять вместо нее.***
Он глядел на красноволосую и лихорадочно пытался вырвать из вихря мыслей и предчувствий то самое откровение, позволившее бы ему увидеть то, что увидеть глазами нельзя. — Ты причина моих лишений, — стиснув зубы говорил он. — Я никогда тебя этим не попрекал. Но сегодня ты перешла черту. Я чувствую, я чую, что ты скрываешь от меня правду, мерзавка. По щеке Юрим покатилась кристальная слеза, но выражение ее лица вдруг перестало быть жалким и затравленным. В глазах заблестела уверенность и готовность. Спокойным голосом она произнесла: — Я никогда не встречала тех людей. Я не знаю их имен, не видела лиц, — она опустилась на колени. — Делайте со мной, что хотите. Если вы мне больше не верите, мне нет смысла жить. Вы — вся моя жизнь, а без вас я сама из себя ничего не представляю. Кино закатил глаза. — Актриса чертова! «Может и правда, показалось мне?» — подумал Кино и его вдруг отпустило. — Вставай, — произнес он, пряча взгляд. — Пойдем отсюда. Разберемся позже. У Юрим не было никаких особых талантов. Кроме одного. Она действительно была чертовски хорошей актрисой.***
Джинхо, обуреваемый слепой яростью, несся в конюшню. Причиной его внезапной ярости явилась записка Чэён, в которой старший сержант излагала новость об уходе Хван Синби и о своем намерении сопровождать майора в ее пути, независимо от мотивов. К записке прилагалась «отпускная», которую Джинхо тут же смял в комок и отшвырнул куда-то в угол комнаты. И дело было даже не в нарушении обеими дамами воинского устава. Чувство было такое, словно у Джинхо забрали что-то, что ему страстно было нужно, причем забрали нечестно и без предупреждения. — Созвать всех! — орал он попадавшимся на его пути кадетам. Те, вытаращив на него изумленные глаза, спешили отправиться с докладом к своим командирам. Никто и никогда не видел Джинхо таким, даже Сольхен, старшая его отряда. Сейчас его особенно злило, что Сольхен нет рядом. От ослепившего Джинхо негодования он и забыл, что сегодня поутру она вместе с Ноа, Гону, Шотой и одним из офицеров отправилась на разведку и, если получилось бы, охоту. Он вылетел на улицу и обнаружил, что там уже происходит какое-то движение. Ему и в голову не пришло, что причина этого может быть иная, отличная от того, что пока было известно ему одному. Оказалось, может. Он продирался сквозь толпу к изгороди. Кадеты оборачивались, растерянно смотрели на него, их губы что-то беззвучно бормотали. Джинхо не слышал, он таранил себе путь вперед. Наконец его плечи обхватили чьи-то руки, струящиеся силой. Он поднял невидящие глаза и обнаружил рядом изумленную Джихё. — Товарищ майор, — почему-то шептала она. — Прошу вас, будьте тише. Он приоткрыл рот, и, наконец вернувшись в реальность, увидел то, что видели все. За высокой кованой изгородью в сотне метров от них лениво и вслепую бродили толпища щелкунов.***
— В пути глядеть по сторонам, ясно? Много не болтать, глупостей не делать, — увещевал Джэбом стоящую у повозки Рюджин. Та еле сдерживалась, чтобы не закатить глаза в мозг. — Головой отвечаешь, лейтенант, — угрюмо продолжил Джэбом, глядя теперь уже на Чанбина. Тот словно весь съежился под его взглядом. — Не волнуйся ты так, — коснулась его плеча Наён. — Они же быстро. Еще до заката успеют вернуться с припасами. — Ну-ну, — поворчал Джэбом. На сердце у него было неспокойно. Хотя стоит отметить, что это на протяжении долгих лет было его обычным состоянием. Девчонки из отряда Наён стояли поодаль и с хохотом наблюдали за попытками Ию проделать с Мией то же, что и Джэбом делал с Рюджин. — Не болит нога? Если заболит, приложи вот это. И поглубже закутайся в шарф, не хватало еще простыть! Лицо Мии стало похоже на выражение мордочки старого пса, которому все безразлично от того, что его утомили слишком активные дети. — Нашей онни бы пустырничка попить, — съязвила Ирон. Наконец троица собралась в дорогу. Кадеты помахали им на прощание, а Наён и Джэбом еще долго провожали их взглядом. — Да все хорошо будет, — негромко, так, чтобы только ему было слышно, произнесла Наён, когда повозка скрылась в лесу. — Слишком уж ты напряженный. Твоим кадетам передается. Джэбом тут же перевел взгляд на своих подопечных. Немного взволнованные, они особняком держались в своей маленькой группке, но стоило командиру взглянуть на них, они, смутившись, как по команде бросились в рассыпную. Юна зашла внутрь, Лиа пошла на вышку, а Черён отправилась в конюшню. Джэбому хватило минутки, чтобы подумать о каждой из них. Радость, хоть и была для него недоступным, заблокированным чувством, подобно мартовским водам, таранящим упрямый лед, стремилась найти свой выход наружу с тех, пор, когда нашлась Юна. Случайность произошедшего придавала событию статус чуть ли не чуда. Подумать только, окажись они с отрядом в другое время, в другом месте, смогли ли бы они вообще когда-нибудь встретиться вновь… За этой мыслью паутинкой тянулась другая, менее обнадеживающая. Йеджи все еще не найдена. Это висело на шее Джэбома тяжелым камнем. Он переживал за старшую своего отряда, и, хоть и не осознавал этого, очень скучал. Ему не хватало ее поддержки и участия в жизни отряда, и где-то в глубине души он сожалел, что никогда не благодарил и не хвалил Йеджи, несмотря на то, что она была достойна этого больше всех, кого он когда-либо знал. Решение Джексона отправить Лию вместе с ним на разведку к Черным Мамбам Джэбом, на удивление, принял без сопротивления. Ему было спокойнее, когда Лиа была рядом, словно потребность защищать ее давала Джэбому больше сил и уверенности в себе. Относительно Бика и Миндже, которые тоже должны были стать частью его команды, Джэбом не имел ничего против, но все же считал их слишком шумными, и предпочел бы вместо них взять ловкого и молчаливого Хвиджуна. Но с решениями Джексона не поспоришь. Хотя с одним их них поспорить очень хотелось. То, что Джексон отправил именно Рюджин за припасами возмущало Джэбома до глубины души. Ему казалось, что капитан Ван сделал это в отместку — он ведь вполне мог отправить на задание кого-нибудь из парней, но посчитал, что «именно Рюджин самое время выйти из зоны комфорта». На этих словах Джэбому хотелось скинуть Джексона в прорубь, дабы представить ему аналогичную возможность. От политрука уже давно исходило какое-то недоверие и гнетущее чувство опасности. Джэбом подумал о Хвитеке. В том, что он жив, и что именно он тот самый «разведчик» из рассказа Юто, Джэбом не сомневался. Поэтому оставлять базу Джексону на время его (Джэбома) с Наён отсутствия было особенно тревожно. Ведомый каким-то непонятным ему самому импульсом Джэбом отправился в конюшню, к Черён. К сестре той, что когда-то служила под руководством его лучшего друга. Окинув взглядом постройку, Джэбом удивился тому, как много всего Джексон успел сделать, находясь на «больничном». Все ветхие сооружения на территории мельницы оказались сносно приспособлены под нужды отрядов. Импровизированная конюшня исключением не была. Черён поила лошадей, подбрасывая в ледяную воду горсти сена, чтобы лошади, охваченные жаждой, пили не скоро, а медленно, процеживая воду через солому и согревая ее у себя во рту. Джэбом молчаливо присоединился к ней. — Товарищ капитан, я справлюсь, — робко произнесла Черён. — Вы бы лучше отдохнули перед завтрашней операцией… — Хотел поговорить с тобой, — тяжело начал Джэбом. — О чем? — в голосе Черён невольно проскальзывало напряжение. Джэбом откинул своё намерение начать издалека. — Твоя сестра что-нибудь рассказывала тебе о ее командире? О том, который… погиб на учениях? — О… Да. Она говорила, что он лучший командир во всей армии, и что ей его очень не хватает… — Черён. Пусть тебя не пугает то, что я сейчас скажу… Но он может явиться сюда. Черён напугалась. Рот приоткрылся в удивлении, а глаза округлились и стали больше Юниных. — Это огромный секрет, — продолжил Джэбом, — но Ли Хвитек скорее всего жив. Твоя сестра относилась к нему с большим уважением и не зря. А я знал его… с самого детства, Черён. Я ручаюсь за него. Поэтому если, когда меня и Наён не будет рядом, а Хвитек вдруг объявится, я прошу тебя, сделай все, что в твоих силах, чтобы уберечь его от Джексона. Черён выглядела ошарашенной. Однако в ее глазах, выражавших непонимание, понемногу проступала готовность. — Я вас поняла, командир. Если что-то подобное произойдет, я обещаю помочь Ли Хвитеку. — Умница, — одобрительно вырвалось у Джэбома. — И помни, то, что я сказал, должно остаться тайной. Рыжеволосая решительно кивнула.***
— Айрин была не права, когда сказала, что у вас больше нет чутья… Услышав от Юрим эти слова, первое, что захотелось сделать Кино, это заставить красноволосую заткнуться, так как право вслух сомневаться в Айрин он присваивал только себе. Но он не сделал этого, не сделал из-за чувства облегчения и лёгкой радости — они нашли нужную дорогу. Он нашел. Но была и плохая новость, заключавшаяся в том, что путь до базы занял бы не менее двадцати часов безостановочной ходьбы. Ходьбы, на которую у них, до смерти голодных и практически обезвоженных, уже не хватало сил. Но они шли. Медленно, спотыкаясь, сражаясь со снегом. Обсуждали что-то неважное, порой путаясь в темах: один говорил об одном, другой — о другом, причем это все равно выглядело как связный диалог. О голоде старались не говорить, пока из затуманенного сознания Юрим не стали выползать жуткие шутки о том, что она готова дать Кино съесть себя, дабы тот добрался до дома. Кино сверкнул на неё одним глазом и истерически рассмеялся. А потом из кустов к ним вышла собака. Овчарка. Она заметно хромала и едва слышно поскуливала. Левый бок собаки был сильно подран, кровь морозной коркой застыла на нём. Умные глаза животного смотрели на людей почти что осознанно, с надеждой. Кино и Юрим застыли на месте. Собака проковыляла ещё пару неуверенных шагов и упала прямо к ногам Кино. Тот инстинктивно попятился. Юрим хотела подойти к собаке, но Кино взял её за запястье, останавливая. — Не прикасайся к ней. Щелкуны ее подрали. Юрим остановилась в нерешительности. Глаза собаки смотрели на неё с немой мольбой. Тело животного слабо вздымалось на редких вдохах и выдохах. Юрим вдруг оживилась, словно заметила что-то, что Кино упустил. — Погодите. Если бы это был щелкун, она бы уже была мертва от заражения, а эта ходит, и рана у неё далеко не первой свежести. Она, скорее всего, подралась с волком. Кино опустился перед животным на корточки, оглядел рану. — Все так, — заключил он. — Ты права, Юрим. Девушка встрепенулась, присела рядом и протянула руку к мордочке собаки. Та, втянув воздух, исходящий от человеческой ладони, прикрыла добрые глаза и облизнула Юрим пальцы. — Это и правда был не щелкун, — не своим голосом произнёс Кино, неотрывно глядя на животное. — Знаешь, что это значит, Юрим? — Что мы сможем взять её с собой и выходить? — почти весело произнесла Юрим, не отрываясь от поглаживания собачьей мордочки. — Нет же, глупышка. Это значит, что мы сможем её съесть и продолжить путь. Рука Юрим замерла в меху. — Вы шутите? — серьезно спросила она, и её интонация была скорее утвердительной нежели вопросительной. — Нисколько. Нам надо попасть домой, Юрим. — Но не таким же способом! Одумайтесь! — яростно восклицала она, а в уголках глаз уже скопились бриллиантовые слезы. — Отойди, — сурово произнёс он низким голосом, доставая нож из чехла на ремне. Лезвие сверкнуло на солнце. — Я и сам не хочу этого делать. Но нам надо поесть, Юрим. Иначе мы не дойдем. Его голос изменился, словно что-то надорвалось в нём. Юрим встала и отошла, смахивая слезы с глаз. — Я не буду смотреть, — хлюпая носом, произнесла она, отворачиваясь. — Не смотри. Кино нагнулся, сел на корточки перед овчаркой. Та смотрела на него с надеждой, так, словно думала, что человек поможет ей. Кино положил одну руку ей под шею, в другой покрепче сжал лезвие. Рука дрогнула. Он увидел, что собака все поняла. И, словно разрешая сделать это с собой, закрыла глаза. — Юрим… — тихо позвал Кино. Та не отвечала, лишь всхлипывала рядом. — Юрим… Мы найдем что-то ещё. Это не честно, я не могу этого сделать. Юрим обернулась, увидела чистый нож и кинулась Кино на шею. Ещё немного и она бы расцеловала его. — Спасибо, спасибо, спасибо!!! Мы поможем ей! — взволнованно шептала она. Кино встал, посмотрел на подчинённую. Глаза её светились счастьем. А потом у неё предательски и крайне громко заурчало в животе. Оба расхохотались.***
Внешне Рюджин оставалась все той же: веселой, беспечной и нагловатой девчонкой, нашедшей приключения на свою ж… жизнь. Но все же она ощущала перемены внутри себя. Словно что-то в душе вот-вот готово было расколоться, треснуть и дать путь наружу нечто новому, взрослому. Место будущего раскола болело и ныло, словно свежий нарыв. На пустой повозке они быстро преодолевали расстояние до центрального опорного пункта, в котором их должен был ждать патруль с сеном, провизией, лекарствами и снаряжением. Чанбин управлял лошадьми, Миа зорко следила за дорогой, а Рюджин просто старалась не болтать попусту, как ей и приказывал Джэбом. Солнце светило ярко, отражаясь от снежной корки, но день был морозный. Рюджин потерла щеки ладонями в перчатках — теплее не стало. Она украдкой взглянула на Мию. За все время, проведённое Рюджин в армии, она не перекинулась и парой слов с этой с виду замкнутой, но все же очень суровой девушкой. Не то, чтобы она побаивалась Мию, просто та оставалась для неё непостижимой. Рюджин не могла понять, что движет пепельноволосой и какой ключ подошёл бы к ее каменному сердцу. Чанбин выглядел угрюмым, но в меру расслабленным. До отъезда установить связь с Чэён так и не удалось, несмотря на все попытки Джексона «дозвониться» до группы Джинхо. Он волновался, но, чувствуя ответственность за девчонок, что находились за его спиной, не давал эмоциям ослабить свою бдительность. До пункта добрались без происшествий. Молодцевато спрыгнув с повозки, Рюджин заметила большую крытую телегу у входа в пункт и троих людей в форме. Одним из них оказался офицер — капитан Нам, а рядом с ним стояли два его кадета, одного из которых Рюджин уже хорошо знала. — Ну твою ж мать… — захныкала она, когда тот с широченной улыбкой пошел в ее сторону. — Знаешь, Минбо, если бы я была героиней какого-нибудь фанфика, то увлеченный автор бы постоянно сталкивал нас лбами читателю на потеху! — Чего-чего? Не понимаю твой гундеж! — Рада видеть тебя, говорю! — Я тоже, принцессочка! Офицер, доставивший груз, о чем-то тихо говорил с Чанбином и покуривал. Кадеты перетаскивали коробки из одного обоза в другой. Минбо, к большому удивлению Рюджин, не спешил пускать колкости в ее адрес. Напротив, он выхватывал из ее рук особенно тяжелые вещи и сам укладывал их в телегу. Наконец, когда с коробками было закончено, кадеты вилами перекидали сено в обоз. — Вроде все, — гулко выдохнул Минбо, оттряхивая перчатки и штаны. — Заправили вас. — Пять минут и едем! — отдал приказ Чанбин и скрылся со вторым офицером в здании опорного пункта, чтобы подписать какие-то бумажки. Дружок Минбо стал кидать в него снежки, приглашая устроить кровавую бойню, но тот не спешил присоединяться, а напротив, отмахнулся от друга и подошел к Рюджин. — Ну что, малая, как дела на фронте? — Ты дурак или где? Какая я тебе малая! — Я думал, ты скажешь, «какой тебе фронт»… Значит там жопа. — Много будешь знать, скоро состаришься. — Не хочешь, не говори, — пожал плечами парень. — Ты только это… Береги себя, Шин Рюджин. Девушка изумленно посмотрела на него. Нагнулась, зачерпнула снега. Моментально слепила комочек и запулила в лицо Минбо. Тот захохотал, смахивая снег с бровей и побежал к другу. — Мочим их, Сан! — Миа, дуй сюда! — осмелилась Рюджин ломаным вскриком пригласить пепельноволосую к бою, но та лишь презрительно закатила глаза, привалившись к стогу сена на телеге. — Уууу, кошатина, — тихо буркнула Рюджин, скрываясь за ближайшим стволом от летящих в нее белоснежных снарядов… Совместными усилиями мужской кадетской армии армия Шин Рюджин, состоящая из одного человека, была разбита. Со всеми попрощавшись, Чанбин занял свое место, убедился, что девчонки сели, и направил лошадей в обратный путь. Загрузили их с лихвой, поэтому ступали кони гораздо медленнее, чем до этого. Чанбин передал рацию Мие, и та связалась с Джексоном, сообщив о времени отбытия и количестве провианта, что они везли. Солнце все еще светило ярко, было около трех часов дня. Рюджин очень проголодалась, но из еды, имевшейся в ее личном доступе, была только одна фруктовая палочка — ягодная пастила. Она вынула ее из кармана, невесело вздохнула, оценив размер обеда, и принялась за нарочито медленное поглощение сладко-кисловатой массы. Все произошло слишком быстро. В тот момент они проезжали дорогой, по обочинам которой возвышались стройные ряды высоких, сухих деревьев. Миа, пусть и зорко глядела по сторонам, все же не увидела, рябящих неподалеку, сливающихся с темными стволами, таких же темных и худых как палки существ. Скрип телеги заглушал звук их щелкающих голов. Лошади учуяли их первыми. Учуяли и тут же напугались, нарушая ровный ход обоза. Одна потянула в одну сторону, две другие — в другую, и в этом переполохе Чанбин совсем не заметил большого камня на дороге, налетев на который, обоз с могильным скрипом и оглушительным грохотом лишился одного колеса. Рюджин поехала вниз, соскальзывая с телеги. Падение было неизбежно, что тут же и случилось, а девушка, шлепнувшись о холодную землю, почувствовала жгучую боль в спине и затылке. — Твою мать! — орал Чанбин, доставая лассо. — Сколько их? — Не меньше двенадцати! — кричала Миа откуда-то издалека, словно она уже забежала в лес. Рюджин, почувствовала, что надо срочно вскакивать на ноги, иначе, ее прихватит один из монстров, бегущих на дорогу. Судорожно перебирая ботинками, она села, натянула маску и тоже вытащила лассо. Спина болела оглушительно. — Рюджин! Тащи сюда свою задницу! — кричал Чанбин из неустановленного места. Лошади не справились с тяжеленной телегой на трех колесах, и теперь она мертвым грузом держала их вместе, не давала сбежать. Чанбин и Мия стояли на бортиках повозки, раскручивая лассо как можно дальше, чтобы сберечь животных от щелкунов. Рюджин побежала к ним, запрыгнула наверх, встала рядом и тяжело отдышалась. Осмотревшись она поняла, что монстров куда больше двенадцати. — Режь головы, чего встала! — сказал Чанбин, доставая рацию. Он начал что-то говорить, Рюджин не слышала слов, но поняла, что он связывается с офицером Намом. Те прискакали на подмогу спустя пять минут. Эти пять минут показались Рюджин самыми страшными в ее жизни. Сдерживать натиск щелкунов, идущих на них со всех сторон было настолько тяжело, что лассо слушалось ее через раз. У Мии и Чанбина оно в броске ложилось ровно и снимало цель мгновенно, у Рюджин же не получалось в пылу сражения верно прицелиться. Когда щелкуны были особенно близки к повозке, Мия спрыгивала вниз и, пользуясь осознанием своего иммунитета, бесстрашно делала щелкунам подсечки и выводила их из строя кинжалом, бьющим ровно меж шейных позвонков. Чанбин не возражал. У подоспевшего подкрепления было то, чего не было у группы Чанбина. Коктейлями Молотова они закидали монстров, и, горя словно факелы, те падали на снег и больше не поднимались. Когда все было кончено, капитан Нам снова закурил. — Лейтенант Со, — обратился он к Чанбину. — Вы, верно чувствуете себя виноватым. Хотел бы предупредить это неприятное чувство — вашей ответственности здесь нет, это группа зачистки просчиталась. Они были здесь на прошлой неделе, вернулись с отчетом о том, что зараженных в данной местности нет. Поэтому мы вас со спокойной душой и отпустили. Кто ж знал, что здесь настолько огромное скопление появится… — Я вас понимаю, — хмуро ответил Чанбин. — Спасибо, товарищ капитан. — Ладно, — ответил тот, выкидывая окурок. — Давайте колесо чинить. О, смотрю мои уже принялись. Пускай, мы с вами еще кое-что обсудим. Действительно, Минбо уже поднял с земли отлетевшее колесо и прилаживал его к телеге. Спустя много дней после этого Рюджин думала о том, что если бы этот дурень только бы не был таким громким, не трепался, не хорохорился на всю округу своим звучным голосом, то он услышал был щелкание под телегой. Но он не услышал. Существо, видимо недобитое Мией, вцепилось ему в руку из своего укрытия. Минбо заорал, выпустил из рук колесо, мгновенно вскочил и попятился назад. Его товарищ, ахнув, хватил по ползущему щелкуну ботинком, закинул на него лассо и отделил голову от плеч. — Минбо… — промолвил он, глядя на укушенного. Тот, как безумец, не сводил глаз с места укуса и учащенно дышал. Командиры, занятые вдалеке беседой, ничего не услышали. — Черт! — вспыхнула Рюджин и бросилась ему на помощь, но тут же была заключена в цепкое кольцо рук, теперь рыдающего кадета, друга Минбо. — Не подходи к нему… –выл он. — Он теперь… Все… — Я еще жив! — злобно рыкнул Минбо. — И я… — Бежим! — крикнул парень и потянул за собой Рюджин. — Ты дурак! С ним ведь ничего не происходит! Рюджин вырвалась из рук парня и побежала к Минбо, но тут же споткнулась о подножку, поставленную Мией. Она больно упала и рассекла губу. — Происходит, — грозно сказала Мия. Рюджин подняла глаза. Зрачки Минбо стали белыми. Он беспомощно мотал головой то вправо, то влево, а макушка набухла до невозможности. Его тело задергалось, вдруг голова с хрустом запрокинулась назад, а укушенный издал нечеловеческий вопль. Из его рта показались волокна гриба, а череп вдруг раскололся, обнажая… Этого Рюджин не увидела, потому что голова Минбо вдруг разлетелась на кусочки. Из дробовика в руках Мии струйкой выходил дым.***
Тэнгу почувствовал, как его, связанного вдоль и поперёк, словно куколка в коконе, немилосердно скинули с коня. Путы на ногах были тут же разрезаны, самого его встряхнули за плечи и подняли во весь рост. К пояснице тут же приставили ствол. — Иди, — сипло сказал Хвитек. Глаза были завязаны, пришлось идти туда, куда направляло его дуло пистолета. Сначала его вели по снегу, затем что-то пикнуло, открылась дверь, и они оказались внутри какого-то здания. Тэнгу услышал приближающиеся к ним шаги. — Хён… — промолвил кто-то сонно. — Ты кого притащ… Ой. Это же чувак с Пустоши? — Идон, я все объясню позже. Где остальные? — Спят давно. Я на стреме. — Ладно. Я отведу его вниз, закрою в палате. — Тебе наверно нужен ключ-карта? Сейчас поищу. Тэнгу услышал шорох перебираемых мелочей. — Что-то не найду, — произносил тот же голос. — Сто лет там не был. Наверно нуны переложили её куда-то. — Я там тоже сто лет не был. Ну ничего, у меня где-то есть запасная, — ответил Хвитек. — Тебе помочь?.. С ним… — Не надо. Он не буйный. Тэнгу почувствовал укол злости. — Как знаешь, — ответил Идон.***
Йеджи проснулась от звука шагов. В щель под запертой дверью её палаты проник свет, включившийся в лаборатории. Девушка насторожилась — последнее время Сомин не тревожила её ночью. Йеджи приподнялась на локтях — запястья были заключены в цепкий хват ремня. Волнение охватило её. Дверь запищала и открылась, впуская волну света. Свет был такой яркий, что Йеджи захотелось закрыть глаза рукой, но та была прикована к койке. Щурясь, она разглядела силуэты двоих людей, стоящих на пороге её тюрьмы. — Какого черта?..- ахнул один из них.