Расцветая в любви

Шарль уткнулся лбом в холодный карбон болида. Головная боль не прекращалась уже несколько дней, тело ломило, в ушах набатом звенела похоронная музыка. Он должен был собраться, должен был взять себя в руки, подняться и укатать всех и каждого на трассе, демонстрируя чудеса пилотажа. Он должен стоять на подиуме в окружении побежденных соперников и ликовать, наслаждаясь минутой славы. Расплескивать шампанское на подиуме, упиваться радостью, приплясывать на месте, преодолевая очередную ступеньку к титулу. Видеть восхищённые глаза механиков и инженеров, видеть поражение на лицах других команд. Быть победителем и не быть побежденным. Просто быть. Вместо этого он чувствует очередной приступ тошноты, медленно и неотвратимо подходящий к горлу. Легкие изнутри сводит спазмом, он больше не может дышать, захлебываясь теми крохами кислорода, что ещё остались привкусом на потрескавшихся губах. Глаза начинают щипать, наполняясь кровавыми слезами, он балансирует на грани сознания, пытаясь не упасть прямо там, около болида. Трясущиеся ноги едва держат, и Шарль бегом устремляется к туалету, всё ещё пытаясь не упасть в обморок, ударившись об асфальт. Едва успевая заскочить в кабинку, Шарль склоняется над унитазом, и его прорывает: поток горячей, обжигающе нужной крови хлынул наружу, темными пятнами расползаясь по белой поверхности. Кровь льёт и льёт, и в один момент Леклеру кажется, что это всё: это долгожданный конец, которого он заслуживает. Через полчаса его потеряет команда и, инициировав поиски, найдет беспомощный хладный трупик, валяющийся в собственной крови. Будут слезы, стенания и прощания, но по крайней мере он будет свободен. И его больше не будет рвать изнутри злосчастная, противная и жестокая болезнь, поразившая половину планеты. Кровь из глаз больше не течет. Вместо этого по щекам скатываются лепестки злополучных пионов, врастая в кожу и образуя замысловатый узор. Шарль давится собственной кровью и чувствует хруст на зубах. Его ждет второй приступ, не менее страшный. Так и есть: кровавого потока больше нет, но есть лепестки пионов, раздирающие небо и язык. Он кашляет и кашляет, выплевывая цветок за цветком, небольшие и ослепительно темные в контрасте с белым полом. Он хотел бы их собрать и подарить ему. Единственному человеку, который этого заслуживал. Который был причиной его счастья и его бед. Но кроваво-темный букет не лучший дар, и Шарль в приступе агонии сминает в руках податливые лепестки, разрывая в клочья мягкую плоть пионов. Ему не жалко и не стыдно, он просто хочет, чтобы этот ад в голове и в горле прекратился, а легкие снова могли дышать, не превращаясь в один большой комок боли. На этот раз Судьба милостива, и он отделывается всего лишь получасом судорог и конвульсий над унитазом. Дыхание возвращается так же внезапно, как и ушло, и Шарль снова может слышать тишину, а не звенящий колокол, бьющий прямо по барабанным перепонкам. Пилот встает, но ноги всё ещё подводят, и он плюхается на колени в лужу из крови и осколков лепестков. Собирает в ладони целые цветки и вдыхает едва заметный, но всё ещё ощутимый аромат пионов вперемешку с кровью и его запахом. Гоночные небеса, да когда это всё закончится?! *** Никто точно не знал, когда на мир спустилась замысловато-прекрасная и убийственно-жестокая в своей красоте болезнь. Всё произошло так внезапно и неожиданно: коронавирус, мутировавший в омикрон, не желал покидать их уютную планету, корнями прорастая всё глубже в каждую страну, до которой мог дотянуться жадными лапами. Мир смирился, потихоньку привык носить маски и тайно мечтал снова дышать, не смея надеяться на лучшее. В лабораториях врачи тщетно бились над разгадкой в неудачных попытках создать вакцину. Шли месяцы, но решение не приходило. Зато появился новый круг ада, нахлынувший внезапно, как зимние сумерки. В одну из больниц попал пациент с омикроном. Ничего удивительного, пожалуй, разве что странные симптомы головной боли, неконтролируемого кровавого кашля и слабости. Врачи махнули рукой, но прогадали: через пару дней пару дней пациент стал кашлять лепестками. Доктора в ужасе принялись наводить меры изоляции и проводить анализы, но тщетно: мужчина умер через несколько дней, а его легкие превратились в ирисы, ярко-синим цветом разрывающие грудь. Казалось бы, единичный случай, странная мутация. Но мужчина ушёл, оставив заразу живым. Через неделю таких пострадавших было несколько десятков, через месяц – сотни. А уже через год всю планету накрыло странным вирусом, который японцы как первооткрыватели окрестили «ханахаки» - цветочной болезнью. И лекарства от неё не было. Не было, вернее, найти его было невозможно. Никакие эксперименты не помогали, население погружалось в панику, завязнув в пучине страха и сомнений. Как бороться с тем, чего не понимаешь? Как видеть будущее, если настоящее туманно? Люди заперлись дома, страшась выходить на улицу, но продолжали болеть. Меры предосторожности не спасали, книги по вере в себя пошли в топку. Мир тонул в цветах, которые клали на могильные плиты. Врачи не знали, куда податься, экспериментируя с химией. Им не удавалось выяснить даже протяженность болезни: кто-то мучился годами, кто-то сгорал за пару дней. Единственное, но что доктора оказались способны, - внести новое название в страшную книгу и описать симптомы. Первой стадией была слабость, небольшое головокружение, головная боль. Во второй начинался кашель, достаточно легкий и с несколькими лепестками при хрипе. Третья стадия порождала кровавую рвоту, рвущуюся наружу вместе с бутонами проклятых цветов. И четвертая – последняя – кровавые цветы пробивали легкие и пускали корни, создавая смертельный букет. Человек задыхался и мучительно умирал, больше не имея права дышать. Как лечить такую цветочную лихорадку оставалось загадкой. Лекарство нашлось столь же внезапно, как и сама болезнь, поразившая свет. Одного из докторов настигла злополучная цветочная лихорадка, и, как бы тщетно он ни пытался создать лекарство, всё шло прахом. Доктору становилось всё хуже, и в один из дней он понял, что не доживет до рассвета. В отчаянном порыве страха и сомнений он примчался к дому возлюбленной, которой боялся рассказать о своих чувствах, и выкрикнул заветные слова, стоя на холодном ветру. Девушка, как оказалось, тоже любила доктора и ответила взаимностью, оставив на окровавленных губах врача последний поцелуй и слова «я тебя люблю», обжигавшие язык. Мягкое объятие половинок согрело рассвет, а прощание тянулось бесконечной нитью, отдаляя клубок приближающихся бед. Доктор не умер. Ему не стало хуже. Напротив, со дня признания он пошел на поправку, с каждым днем находя в себе силы улыбаться и смотреть на солнце. Девушка проводила с парнем почти всё время, не отходя ни на шаг, и доктор заметил, что присутствие возлюбленной рядом снимает приступы боли, раздирающие грудь. Он больше не кашлял лепестками, не вытаскивал изо рта злополучные маргаритки. Он дышал и вдыхал полной грудью, не боясь смотреть в завтрашний день. Врач был умным человеком и сообразил, что произошло. И отправился прямиком в ученые советы. Было не до курсовых, не до научных работ – речь шла о жизнях, о человеческих жизнях и о безумии, что накрыло мир. Новость разнеслась по свету. Страх поутих, паника улеглась. Теперь люди знали, с чем имеют дело, знали, как бороться. Но смертность оставалась высокой: страх перед болезнью стал страхом перед честностью. Как рассказать о своих чувствах? Как быть, если тебе не ответили взаимностью? И как жить человеку, из-за которого твои легкие однажды станут кровавым букетом? Безответные влюбленные становились жертвами, а те, кто их отвергнул, - убийцами. Жестокие реалии, которые нельзя было изменить. Как наказать за чувства, за их отсутствие? Как узнать, кто был причиной? И как жить дальше? Сплошные «как» без ответа. Но первые шаги были сделаны, и человечество двинулось дальше, стремясь победить цветочную лихорадку. Жажда жизни побеждала страх, и честность проникала в самые потаённые уголки, срывая с губ заветные слова. Мир облачился в кровавое «я тебя люблю», покрывшее самую глубину человеческого сознания.