Жестокие сказки

      Жасмин Поттер всегда молчала. Она молчала, когда дядя и тётя заставляли её работать, как бесправную рабыню, молчала, когда на её спину, ноги, руки и все прочие части тела опускался тяжёлый ремень дяди Вернона, молчала, когда в её лицо метил увесистый кулак кузена Дадли, молчала, когда тётя Петуния швыряла ей в чулан огромные протёртые футболки, доходившие ей до колена, огромные же штаны, в каждую штанину которых она могла влезть целиком, молчала, когда тётя стригла её коротко, под мальчика, чтобы не тратить на неё шампуни и не покупать ей резинок с заколками, молчала, когда её порола за неподобающий вид тётушка Мардж, сестра дяди Вернона. Молчала, когда её путали с мальчиком.       Она знала, что каждое её слово может обернуться против неё. Она знала, что те, кто больше и сильнее, могут сделать с ней всё, что угодно, и обязательно сделают, и её некому защитить.       И поэтому она молчала, когда огромный страшный человек сказал ей, что она волшебник. Гарри. Волшебник Гарри. Его огромная ручища при ударе могла легко оторвать ей голову, переломить всё её тело пополам, и поэтому она молчала. Его боялись даже дядя Вернон и тётя Петуния. И он наколдовал Дадли поросячий хвостик. Огромный человек, который умеет колдовать — это очень, очень страшно.       Он потом снился ей в кошмарах, но она молчала, чтобы не быть избитой за шум ночью.       Она молчала, когда в школе её поселили в спальню мальчиков. У взрослых вокруг была даже магия, а она была маленькая и слабая, она ничего не умела. Она не могла от них защититься. К тому же, во взгляде декана было что-то, неуловимо похожее на взгляд тёти Петунии.       Она ни с кем не общалась в школе. Она была слишком тихая, чтобы кого-то заинтересовать. А они все были слишком весёлые, слишком живые. Она их не понимала. А некоторые так вообще смахивали на Дадли.       Всех взрослых в школе она боялась. Особенно профессора Снейпа, который открыто её ненавидел. Нет, он не бил и не заколдовывал её — но ненавидел. Причём не ненавистью, основанной на страхе и зависти, как дядя Вернон, а ненавистью человека, знающего, что он сильнее, знающего, что объект его ненависти беззащитен. Особенно же она боялась того самого огромного человека, Хагрида. Однажды они с Роном Уизли, поставленным ей в пару на зельеварении, неправильно сварили зелье, и их отправили на отработку. Но не котлы чистить и не флоббер-червей резать, как остальных обычно, а в лес, искать, кто убивает единорогов. Тогда огромный страшный Хагрид завёл их в лес и оставил одних с собакой, а сам ушёл с Гермионой Грейнджер, которая тоже за какую-то провинность оказалась на отработке. Лучше бы он ударил её так, чтобы сломались все рёбра. Ходить по лесу почти одной было ужасно страшно, и Рон Уизли спокойствия не добавлял. Жасмин прекрасно знала, что никто её не спасёт. И, когда они всё же нашли убийцу единорогов, который прямо перед ними пил кровь своей очередной жертвы, она в ужасе убежала со всех ног. В отличие от Рона Уизли — молча.       С тех пор она все зелья варила идеально.       Год прошёл почти тихо и почти спокойно. Жасмин ни с кем не общалась, всех боялась, идеально училась. Она очень старалась — только бы не нарваться на чей-нибудь гнев.       Иногда к ней приставал Драко Малфой, по поведению страшно похожий на Дадли, только худой и очень надменный, но она молча уходила и никогда ему не отвечала.       Второй год обучения тоже начался тихо. Только сменился преподаватель защиты от тёмных искусств. С профессором Квирреллом в конце прошлого года что-то случилось, и теперь у них преподавал профессор Локхарт. Он был красивый, обаятельный, милый. Он тоже, как и профессор Квиррелл, ничему не учил, но он был милый. Все девочки были от него в ужасном восторге. Жасмин не была, но она быстро нашла в нём другое качество: он был нестрашный. Почему-то он всё время вызывал Жасмин, чтобы «мистер Поттер» поучаствовал в его сценках — вместо уроков защиты он организовал что-то вроде театрального кружка. Но он был нестрашный, и поэтому случилось то, чего раньше с Жасмин никогда не случалось — ей происходящее надоело. У неё было — впервые в жизни — своё мнение, и она была недовольна. А он… он был настолько нестрашный, что через месяц — ровно столько ей потребовалось, чтобы созреть — случилось нечто ещё более невероятное. Она возразила.       И оказалась на отработке.       Но теперь её не повели в лес. Отработка тоже оказалась нестрашной. На отработке надо было всего лишь писать ответы на письма поклонниц Локхарта. Ей это даже почти понравилось, и она так заработалась, что покинула кабинет профессора глубоко после отбоя. Разумеется, с запиской на случай, если она попадётся Филчу или патрулирующему преподавателю.       Она шла, не разбирая дороги, и плакала. Она не знала, почему она плакала. Наверное, она была в шоке от самой себя. Она ведь… возразила. И её наказали. Но это оказалось… не страшно. Наверное, она была в шоке от такого выверта мироздания.       Она шла в темноте — и вдруг поняла, что стало отчего-то светлее. Она подняла глаза — и увидела перед собой глаза другие. Огромные, жёлтые, ярко светящиеся, чуть выше её головы.       Прямо перед ней была змеиная морда, такая огромная, что занимала весь коридор.       Прошла секунда. Пять. Десять. Полминуты. Змея ничего не делала. Просто смотрела на неё. И Жасмин ничего не делала — просто смотрела на змею. Поначалу было немного страшно, но…       Змеи никогда не нападают на людей, если их не тронуть. Змеи разумны и очень умны. Жасмин в детстве, лет до пяти, иногда говорила со змеями в тётином садике. Потом это заметил дядя Вернон, убил змею, с которой она тогда беседовала о её детях, и жестоко избил её, и она стала прогонять змей подальше, так, чтобы никто не видел ни их, ни как она с ними разговаривает.       Такая огромная змея была, разумеется, очень страшной. Но у девочки только что случился положительный опыт с Локхартом. Но она раньше никогда не боялась змей. Но эта огромная змея не пыталась ничего ей сделать. Просто смотрела. Понюхала своим огромным языком, но тут же его убрала.       В общем, Жасмин решилась.       — Простите, — тихо прошипела она. — Можно я… пойду?       — Говорящая? — прошипела змея в ответ. — Не боишься меня?       — Боюсь, — почти честно ответила девочка. — Но вы меня пока не съели…       Змея издала что-то, похожее на смешок.       — И не съем, — пообещала она. — Как тебя зовут, говорящая?       — Жасмин Поттер. Правда не съедите?       — Правда.       Жасмин совсем успокоилась. Раньше змеи никогда ей не лгали. Конечно, она понимала, что всё когда-нибудь случается в первый раз, но… если её до сих пор не съели — может, и правда вообще не съедят.       — Спасибо, — сказала она, как воспитанная девочка. — Я могу вам чем-нибудь помочь?       — Помочь? — удивилась змея. — Ты хочешь мне помочь?       Жасмин сама не знала, почему спросила об этом. То есть, наверное, знала, но не очень. Она всегда была склонна к эмпатии. Она всегда легко угадывала настроение и желания окружающих. Это жизненно необходимое умение, когда от настроения окружающих зависит, будут тебя бить, или нет. И сейчас ей казалось, что змее что-то нужно. Вот она и спросила.       Она смутилась.       — Ну… мало ли… Вдруг вам что-то нужно? Ну, от человека?       — Ты права, мне нужно, — сказала змея. — Меня разбудили, и я очень голоден. Спустись, пожалуйста, на кухню — сами домовики на зов школьницы просто так не придут — и скажи домовикам, чтобы передали мне какой-нибудь еды в Тайную Комнату. Так и скажи: «он проснулся». Они поймут.       — Хорошо, — сказала Жасмин. — Тогда пойду, скажу.       — Да, иди, — сказал змей. — Хотя нет, — передумал он, едва она успела сделать шаг назад. — Подожди. Ты правда… меня не боишься?       — Да вроде нет, — неуверенно отозвалась Жасмин. — Вы же едите не меня, а у домовиков еды просите.       Змей снова издал нечто, похожее на змеиный смешок.       — Я, скажу тебе по секрету, вообще людей не ем. Может, навестишь меня как-нибудь? Мне… уже тысячу лет не с кем поговорить.       Поговорить? Ну, это просто. Это она может. Она может поговорить, наверное, о чём угодно. Разве что о себе она говорить не хотела бы, но разве змею, которому тысяча лет, будет интересно говорить о её жизни?       — Конечно. А где вы живёте?       — В Тайной Комнате. Туда есть несколько потайных ходов. Для тебя самый удобный — через кухню. Там на стене изображение змеи с изумрудными глазами. Скажи домовикам, что ты ко мне, и они не выдадут тебя преподавателям. Можешь приходить когда угодно, я, хм, абсолютно свободен.       — Хорошо, я приду.       Всё ещё не веря в происходящее, девочка пошла на кухню. Домовики Хогвартса пришли в страшный ужас и восторг от того, что проснулся огромный змей. Они тут же переправили ему целую коровью тушу.       А Жасмин посмотрела на это всё и подумала, что, раз она уже на кухне, она может пообщаться со змеем прямо сейчас.       Они проговорили до самого утра. Змея по большей части интересовала школа. Какие предметы есть, как они преподаются, какие преподаватели, как наказывают, как поощряют… Когда он начал задавать вопросы по истории школы, Жасмин смутилась и спросила:       — Может, я вам в следующий раз «Историю Хогвартса» принесу, вслух почитаю?       — А ты хочешь прийти ко мне в следующий раз? — удивился змей.       — А вы не хотите? — смутилась Жасмин.       — Хочу. Просто за тысячу лет ты первая, кто хочет почитать мне вслух. Это… удивляет.       Это шокировало.       Но Жасмин этого не знала.       — Ну, мне же несложно, — сказала она.       — Когда придёшь? — спросил её змей.       — Думаю, завтра вечером. Просто сегодня вечером…       — Тебе нужно отоспаться, — понял он. — Буду ждать.       Её впервые кто-то ждал. Её впервые кто-то хотел увидеть. Это было просто невероятное чувство. Жасмин даже хотела пойти тем же вечером, наплевав на сон, но понимала, что буквы будут расплываться у неё перед глазами, а язык будет заплетаться. А вряд ли змею это понравится.       Как только уроки кончились, она сразу же подхватила «Историю Хогвартса» и мантию-невидимку, которую кто-то подарил ей на рождество в прошлом году, и побежала в Тайную Комнату.       Над началом «Истории Хогвартса», историей его основания, змей ржал чуть ли не по-человечески. Ну да, он же наверняка пережил эти события — видимо, всё сильно отличалось от того, что было написано в книжке.       — Там всё неправда? — спросила у него Жасмин.       — Там полный бред, — честно ответил змей.       — А вы мне расскажете, как всё на самом деле было?       — Может, когда-нибудь. Но не сейчас, — уклонился змей. — И давай уже на «ты».       — Хорошо, — неуверенно ответила Жасмин. — Мне продолжать, или не надо?       — Продолжай, — сказал он. — Мне интересно.       «История Хогвартса» была книжкой толстой, и Жасмин читала её месяц, каждый вечер прибегая с ней в Тайную Комнату. Даже самой стало интересно читать. Особенно вместе со змеем, который ехидно комментировал многие описанные события. Так, сидя в кольцах огромного змея и читая ему о деяниях прошлого, она и провела весь ноябрь. Домовики начали её слушаться, носили ей чай, восторгаясь тем, что у «хозяина», как они называли змея, появилась подруга и наперсница. А после прочтения каждой главы они подолгу говорили. Не только об истории и о школе — обо всём. Потом домовики поставили ей в Тайной Комнате стол и стул, и девочка стала делать прямо там домашние задания, а змей помогал ей с эссе. И без того хорошие оценки стали ещё лучше.       Всё это время она была счастлива.       Был кто-то, кто был ей близок. Это было невероятное чувство.       Но очень быстро девочка поняла, что что-то тут не так. Змеи умные, змеи хитрые, но змеи не могут знать, как реагирует собранный на полную луну волчеягодник с рогом двурога, и как на реакцию влияет скорость помешивания. И вряд ли могут разбираться в политике, экономике и религии.       Когда они дочитали «Историю Хогвартса», она наконец перестала стесняться.       — Можно вопрос личного характера? — немного смущённо спросила она однажды поздно вечером.       — Мне аж прям интересно, какой вопрос личного характера мне можно задать, — фыркнул змей. — Я очень внимательно слушаю.       — Ты сам в змею превратился, и теперь не можешь расколдоваться, или тебя кто-то превратил?       — Давно догадалась?       — Давно. Просто… не знала, как спросить. И… могу я чем-то помочь? Может, за тысячу лет уже научились такое расколдовывать?       — Нет, не научились, — грустно ответил змей. — Это проклятие сидхе, его можно снять, только когда будет исполнено определённое условие. И это не змея, а василиск.       — Василиск? — удивилась Жасмин. — Тогда почему я до сих пор не окаменела?       — Потому что я умею контролировать силу взгляда. Настоящие василиски этим умением обделены. Это единственное, что смягчает моё нынешнее положение.       — А какое условие должно быть выполнено, чтобы ты расколдовался? Может, можно как-то помочь этому наступить?       — Должна умереть та, кого я полюблю всем сердцем. Я не знаю, как ты можешь помочь этому наступить. Особенно если учесть, что я не замечал за собой сердечной любви к кому-либо.       Жасмин вздохнула.       — Это ужасное проклятие, — сказала она.       — Какое есть. — Если бы змей был человеком, он бы, наверное, пожал плечами. Но плеч у него не было. — Ещё вопросы есть?       — Да, — решительно сказала девочка. — Как тебя зовут?       Змей, казалось, смутился.       — Не думаю, что хочу это говорить, — сказал он. — Хочу, хм, оставить о себе более приятное впечатление.       Наверное, Жасмин бы это так и оставила. Но она ведь только что прочитала «Историю Хогвартса». Вслух, с комментариями и размышлениями о прочитанном.       — Салазар Слизерин? — спросила она.       — Как ты догадалась? — поразился змей.       — Ну… — девочка смутилась. — Я не знаю, правдива ли легенда, тем более, что вы сами теперь посмеялись. Но она точно указывает на то, что вы исчезли раньше остальных. Так что логично предположить, что вы не поссорились со всеми, а вас прокляли. И домовики называют вас хозяином. И, к тому же, вы ведь всё время интересовались школой, тем, какая она сейчас и была раньше. Значит, она вам важна…       — Потрясающие рассуждения. А почему это мы снова на «вы»?       — Ну… вы же…       — Я же. А ты же единственный человек за тысячу лет, с которым я могу нормально поговорить. Который предложил почитать мне вслух. Остальные либо разбегаются в ужасе, либо пытаются убить, либо… — Он вдруг замолк. Помолчал. Потом снова заговорил, отрывисто и резко. — Чего ты хочешь?       — В смысле? — не поняла девочка.       Посмотрела на василиска и вдруг испугалась. От него веяло просто ужасной яростью, глухой тоской и какой-то очень глубокой обидой.       — Чего ты хочешь? — повторил он.       Девочка молчала. Только сделала шаг назад. Она понимала, что в случае чего её это не спасёт, но…       И тут вдруг она поняла, что это человек. Не умом, как до этого, а всем своим естеством, тем, что есть в человеке помимо ума. Она поняла.       Это человек.       Его надо бояться.       — Чего ты хочешь? — повторил Слизерин в третий раз. — Силы? Власти? Богатства? Отвечай!       Когда дядя Вернон требовал отвечать, надо было отвечать. Иначе он ярился ещё больше. И доставалось ей сильнее. В такие моменты Жасмин ненавидела тот факт, что она умеет говорить.       — Откуда я их возьму? — тихо спросила она.       Огромная голова змея рывком поджалась вперёд, большой и юркий язык понюхал воздух рядом с ней.       Она тут же пожалела о том, что ответила вопросом на вопрос.       Но Слизерин вдруг успокоился. Посмотрел на неё странно.       — Чего ты боишься? — спросил он. — Я же ничего не сделал.       — Так… Просто… — пробормотала Жасмин.       Перед ней был человек. У этого человека были огромные жёлтые глаза, которые могли в любой момент окаменить её, огромная пасть, в которой могла поместиться машина дяди Вернона, ужасные клыки со смертельным ядом, от которого она не знала противоядия. У этого человека было огромное тело, такое, что он с лёгкостью мог убить её ударом хвоста. Он был страшнее всех взрослых, которых она боялась, вместе взятых.       Он не был её другом, как она смела иногда мечтать. Он был одним из Основателей в теле василиска. Она чем-то его разозлила, она сама не знала, чем, но она была перед ним маленьким флоббер-червём, которого можно было раздавить одним пальцем.       — Ты чего? — повторил Слизерин.       Она промолчала.       Он снова понюхал воздух вокруг неё.       — Так, — сказал он строго. — Сейчас ты позовёшь домовика, попросишь у него успокоительного и выпьешь. Давай.       Жасмин послушалась, внутренне дрожа от ужаса. Она не знала, зачем ей успокоительное, но, если тебе говорят — надо делать. Сказал бы яду попросить — она бы и его выпила. Когда она всё сделала, Слизерин сказал ей сесть. Снова понюхал. Вздохнул, совсем по-человечески.       — Посмотри мне в глаза, — сказал он, и она послушалась.       И тут же погрузилась в водоворот образов и чувств. Перед глазами проносилось детство, все побои от дяди Вернона, Дадли и тётушки Мардж, все визги тёти, ужасы школы, все, от незначительного Малфоя до огромного Хагрида, мальчишеская спальня, в которой она жутко боялась, что её истинный пол узнают, и вот, наконец, знакомство со Слизерином, её радость, её счастье.       Всё закончилось, и она обнаружила себя сидящей на полу и рыдающей. Ещё несколько мгновений ушло на то, чтобы понять, что Слизерин рядом самозабвенно матерится. Причём — адресно. Жасмин только не очень поняла, в чей адрес. Но ей было особо и не до этого. Она рыдала и не могла прекратить истерику. Она знала, что прекратить надо, дядя Вернон не терпел её слёз, сразу же ярился ещё больше, и становилось ей ещё хуже. Но она не могла.       К ней придвинулся огромный змеиный хвост и бережно, как-то очень странно бережно придвинул к змеиному телу. Кончик хвоста поддел её за талию и вскинул её на тело, в ложбинку между кольцами. Она не могла, да и совсем не хотела сопротивляться, и поэтому просто сжалась там в комочек. Змеиный хвост же накрыл её сверху.       — Я их всех убью, — раздалось над ухом.       Жасмин не ответила. Она не хотела, да и не знала, что на такое отвечать.       Она довольно долго без остановки рыдала, но постепенно начала успокаиваться.       Наконец, она смогла поднять голову и посмотреть на Слизерина.       — Прости, — прошипел он. — Пожалуйста. Я не хотел тебя пугать. И не должен был читать твою память, но я совсем не мог понять, что происходит, почему ты на грани обморока от ужаса. — Жасмин неуверенно кивнула. — И запомни, пожалуйста: я никогда не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь магией, что никогда не причиню тебе вреда осознанно, по своей воле, в здравом уме и трезвой памяти. Как ты могла заметить, магия у меня есть даже в этом облике, так что это не пустые слова.       Жасмин неуверенно села и сползла с василиска. Она очень хотела оказаться от него подальше, и, наверное, это отразилось на её лице.       — Ты придёшь ещё? — спросил Слизерин.       Она не хотела.       — Да… — неуверенно ответила она.       Лучше прийти, чем не прийти. Безопаснее. Наверное.       Да, ей поклялись магией, но она ещё не смогла принять это так, чтобы не бояться.       Он тяжело вздохнул.       — Хорошо. Прости меня, пожалуйста, — почти взмолился он.       Жасмин не знала, что на это отвечать. По её мнению, прощать было не за что. Он ведь не сделал ей ничего плохого. Даже не сказал. И он не сделал ничего, на что он, с её точки зрения, не имел права. Он ведь был сильнее.       Поэтому она промолчала.       Ночью ей снилась в кошмарах вся её жизнь.       На следующий вечер он объяснял:       — Раньше все, кто ко мне приходил, змееусты, мои потомки, чего-то от меня хотели. Они не знали, что я — Салазар Слизерин, они думали, что я — тот самый ужас, который он оставил в школе, они думали, что я должен им подчиняться. Василиск в подчинении — это огромная сила, а вместе с ней, если правильно силу использовать — и огромная власть. Они все хотели этого. Последний явился лет пятьдесят назад… Том Марволо Реддл, бастард рода Гонт. Сейчас он известен как Волдеморт, тот самый, который убил твоих родителей. Он пытался подчинить меня себе. Я даже был не против ему помочь, но быстро началось ужасное: он создал крестраж. Что это такое, можешь почитать в «Тёмных искусствах игры с душой»… В жертву он принёс девочку, Миртл Уоррен с факультета Ровены. Он был достаточно ловок, когда понял, что я вот-вот убью его, смог усыпить меня… Ты, наверное, понимаешь, заклинания действуют на меня, только если попадают в глаза или в пасть. Так вот, он смог. Но речь не об этом. Я привык, что всем от меня что-то нужно, и поэтому ты, хм, меня удивила… Я даже подумал на миг, что ты таким образом выманиваешь моё содействие в чём-то. Поэтому я так отреагировал.       Жасмин молчала. Она не знала, что на это отвечать.       — Ты простишь меня? — повторил Слизерин снова.       — Ты ничего такого не сделал, — сказала ему наконец девочка.       Это было очень странно. Это было невероятно. Это жутко смущало, вместе с тем.       Перед ней никто никогда не просил прощения. Перед ней никто никогда не просил прощения, а сейчас она слышала это — уже в третий раз — от человека, который мог убить её одним лишь взглядом.       — Я подумал о тебе недостойно. И я напугал тебя.       — Ты ничего не сделал, — повторила Жасмин.       Он тяжело вздохнул.       — Ладно, — сказал он. — Ты теперь не боишься меня? Только честно.       — Ну… — она сама не знала, боится ли она его, или нет. У неё всегда было плохо с осознанием или выражением своих чувств. — Я… я понимаю, что ты мне ничего не сделаешь.       — Но боишься.       — Я… перестану бояться. Как-нибудь. Просто… это сложно.       Он снова вздохнул.       — Ладно. Могу я внести небольшие изменения в твою жизнь?       Девочка насторожилась.       — Какие?       — Девочка не должна жить с мальчиками. Ты и сама понимаешь, это не только неприлично, это может стать опасным. Если они узнают, что ты девочка. — Жасмин опустила голову. Она и сама думала об этом, но страшно боялась сказать кому-нибудь, что она девочка. Особенно строгой МакГонагалл, которая смотрела так же, как тётя Петуния. — Домовики покажут тебе свободные комнаты… мои старые покои, если точнее. Будешь жить там. Согласна?       Жасмин страшно смутилась. Жить в покоях самого Салазара Слизерина… Это было как-то… не по ней.       — Может, я лучше просто схожу к декану и попрошу переселить меня к девочкам? — решилась она.       Слизерин хмыкнул.       — Ну, попробуй. Но не думаю, что у тебя что-то получится.       — Но я всё же спрошу.       — Попробуй, — повторил он. — Только, пожалуйста, помни: у тебя теперь есть защитник. До твоих родственников мне пока не добраться, но вот окаменить эту МакГонагалл, покусать того же Хагрида… Его, кстати, смерть вообще никого не удивит, особенно если тело в лесу найдут…       — Не надо никого убивать, пожалуйста, — растерялась девочка.       — Ну хорошо, пока не буду.       Жасмин это «пока» очень смутило, но возражать она не стала.       Идти к МакГонагалл она очень боялась, но решила, что пора бы уже учиться преодолевать свой страх.       Но итогом этого похода стали снятые с факультета аж пятьдесят баллов.       — «Я была лучшего мнения о вас, мистер Поттер! Так подшучивать над преподавателями! Верх наглости и бесстыдства!», — пересказывала она Слизерину эту встречу следующим вечером.       — Ну, ты хотя бы не побоялась, — многозначительно сказал он, разумно опустив явно просившееся «я же говорил».       — Хотя бы… — вздохнула Жасмин.       Покои Слизерина домовики тысячу лет держали в чистоте и порядке. Там была огромная спальня, кабинет, собственный санузел, гостиная и даже зельеварня. У Жасмин никогда не было столько пространства в личном пользовании. Покои Слизерина находились в подземельях, рядом с покоями слизеринского декана, к ним вёл тайный ход за очередной горгульей со змеиной головой с изумрудными глазами. Горгулье Жасмин сама установила пароль — «пропусти, пожалуйста» на змеином языке. В кабинете на стене было изображение двух переплетающихся змей с теми же изумрудными глазами, и они открывали вход в Тайную Комнату.       Разумеется, то, что Гарри Поттер не живёт в гриффиндорской мальчишеской спальне, быстро заметили. Но, к счастью, декану никто не пожаловался. Уизли один раз припёр её к стенке, но ничего путного добиться не смог. Жасмин молчала. Он тоже был немножко похож на Дадли.       В декабре Жасмин читала Слизерину книжку для магглорожденных об устройстве современного магического мира. Сама тоже узнала много нового. Потом, вооружившись старыми газетами, кратко, но с подробностями пересказывала историю современного мира — с начала двадцатого века. Про первую мировую, потом про вторую мировую и Гриндевальда, потом, совсем уж подробно — хроники войны с Волдемортом. И тоже узнала много нового, как же без этого. Потом он начал интересоваться магией, всем, что изобрели нового за последнюю тысячу лет. Особенно в области зельеварения и тёмной магии. Так что Жасмин стала таскать ему книжки из запретной секции библиотеки. В зачитываемом она вообще ничего не понимала, и Слизерин ей объяснял, так что к концу года она на голову опережала в зельеварении даже семикурсников. А в тёмной магии — тем более. Благо, Слизерин почему-то хотел, чтобы все заклинания и некоторые зелья она тренировала прямо при нём.       Она снова перестала его бояться. Она не знала, почему, но… Ну, как-то не хотелось бояться человека, который заботился, учил, с которым она добровольно проводила большую часть времени и который ни разу не сделал ничего плохого.       А в конце года Слизерин сделал ей…       — У меня к тебе есть серьёзный разговор, — сказал он однажды вечером.       Жасмин насторожилась.       — Что-то случилось? — спросила она.       — Пока ничего, но сейчас случится. Скоро закончится учебный год, и ты поедешь обратно к родственникам.       Жасмин вздохнула.       — Я бы очень этого не хотела, — сказала она. — Но вряд ли мне разрешат остаться в школе.       — Не разрешат. Тому Реддлу даже во время войны не разрешали, что только подтолкнуло его к преступлениям. Так вот, мы с тобой уже выяснили, что тебе от меня ничего не нужно. Ни силы, ни власти, ни денег. Но я хочу, чтобы ты всё это получила. Точнее: оставшиеся в моём сейфе деньги, мой замок — он должен находиться под стазисом и с домовиками в нём, так что он наверняка ещё стоит — всё, что есть в моём замке, и мои земли. И некоторую, пусть и небольшую, власть над школой. Ты можешь всё это получить.       — Но зачем мне всё это? — поразилась Жасмин.       — Чтобы жить в замке, а не в чулане, ходить в платьях, а не в лохмотьях, и носить достаточное количество защитных артефактов. И не спорь, ты можешь сколько угодно смущаться, но этого хочу я сам. К тому же, ты тогда сможешь мне кое в чём помочь, когда подучишься.       — Ладно… — пробормотала девочка.       — Одна проблема. Если мы сделаем то, что я хочу, ты больше никогда не сможешь выйти замуж.       Жасмин никогда не думала о том, чтобы выйти замуж. Дурсли прочно вбили ей в голову, что она уродина, да и шрамы от порки и порезов, когда Дадли развлекался с ножом и её кожей, а она молчала, красоты ей не добавляли.       — Да кто в здравом уме меня замуж возьмёт… — пробормотала она.       — Я, — спокойно сказал Слизерин.       — Что?       — Мы сочетаемся магическим браком, и ты получишь всё моё имущество, которым я в моём положении пользоваться не могу. И ты, как моя супруга, сможешь восстановить защиту школы, которую директор сейчас почему-то снял, провести необходимые замку ритуалы… и сможешь, если захочешь, командовать школьными домовиками и снимать баллы с учеников.       — Но мне же всего двенадцать, — растерянно сказала девочка.       — Ничего, в моё время и в девять замуж выходили. Консумировать брак нам не надо, детей рожать — тоже, у нас всё это банально не получится, мы просто проведём обряд у школьного алтаря, и ты сможешь войти в мой замок.       Жасмин вздохнула.       Ну, это ведь не страшно, правда? Она просто поживёт его женой. Он, наверное, таких жён за свою вечность ещё десять штук потом заведёт, когда она умрёт. Пока не найдёт ту, которую полюбит. А она просто поживёт в замке и укрепит школу ритуалами. И школе польза, и ей. И денег ей много не надо. К тому же, «жена» — это звучит гордо.       Это звучит так, как будто она впервые кому-то нужна.       — Хорошо, — сказала она. — Что нужно сделать?       Оказалось, нужно было просто смешать свою кровь (Слизерину пришлось проколоть язык, ничто другое у василиска просто не прокалывалось) на алтаре, капнуть её же на брачные браслеты, которые чрезвычайно гордый домовик принёс из замка Слизерин, и поклясться друг другу в верности. И всё. У неё даже свадебного платья не было, она выходила замуж, как была, в школьной мантии и старых вещах Дадли. Брачный браслет на её руке превратился в тонкое кольцо вокруг запястья, светящееся как будто из-под кожи, брачный браслет Слизерина исчез непонятно куда, поскольку рук у василиска не было.       После свадьбы Жасмин писала эссе по зельеварению, а муж ей помогал. Праздновали только домовики, устроив танцы и песнопения на кухне.       Так Жасмин Поттер стала Жасмин Слизерин.       ***       — Принесите чаю, — буркнул Снейп стене, проверяя очередной опус очередного Уизли. Опус пестрел как фактическими, так и грамматическими ошибками, и, по мнению Снейпа, не заслуживал даже «тролля».       Чай тут же принесла домовушка. Она была в цветочном венке, какая-то донельзя радостная. Неправильно радостная.       — У вас что, праздник какой-то? — недовольно поинтересовался Снейп, разглядывая цветы. Обычные цветы мая, мать-и-мачеха, одуванчики. Ничего интересного.       — Бедный хозяин Салазар женился! — счастливо поделилась домовушка. — Новая хозяйка Жасмин очень добрая! Она так добра к бедному хозяину Салазару!       Снейп выронил перо ещё на первых словах домовушки.       Хозяин. Хозяйка. Школьные домовики никого не должны были так называть. Салазар.       — Салазар… Слизерин? — осторожно спросил он.       Домовушка истово закивала, так, что венок чуть не слетел.       В горле пересохло.       — Он жив?       Она продолжала кивать.       — А почему мы об этом не знаем?       — Бедный хозяин Салазар проклят, — немедленно расстроилась домовушка. — Он совсем ничего не может… Бедный хозяин Салазар! Бедная хозяйка Жасмин!       И по её только что радостному лицу потекли крупные прозрачные слёзы.       Снейп не знал, что ещё спросить. То есть, спросить хотелось многое, но сначала это всё надо было обдумать, а потом уже спрашивать.       — Ладно, иди, — сказал он домовушке, и та, кивнув, исчезла.       По идее, эту информацию надо было сообщить директору, но Снейп решил, что пока что он обойдётся.