***
Девяносто пять. Ветерочек мог поспорить, что по стенам пещеры змейками пробегало девяносто пять мелких трещинок. Не то чтобы он считал — он попытался, но ему стало скучно примерно на десятой. Поспорить он, впрочем, все равно мог. И хотел. Проблема заключалась только в том, что спорить ему было не с кем. Сумеречница куда-то ушла, напоследок закутав его в шерстяное одеяло и сказав ему хорошо себя вести. Обязанность присмотреть за ним легла на Утесницу — единственную королеву помимо Сумеречницы, которая к тому же пока была свободна от заботы за собственными детьми. Но Утесница не хотела его развлекать. Она, на самом-то деле, заснула спустя минут пять после ухода Сумеречницы, и Ветерочек, в это время рассказывавший ей о новых приемах стрельбы из лука, о которых ему говорила Вересколапка, замолчал и с тех пор угрюмо разглядывал детскую. Нет, в пещере было хорошо: холод сюда не проникал, несколько покрывал под Ветерочком, которые он забрал по праву единственного ребенка в детской, были мягкими, а еще одно одеяло пахло привычным, приносящим спокойствие запахом матери, но все же его снедала скука. Кто вообще мог спать днем? Ладно еще постоянно занятые воители или ученики, но королева-то где могла устать? Он перевел взгляд к выходу из детской. В конце концов, никто не говорил ему оставаться здесь. Он был уже взрослым, и хорошо себя вести он мог и на общей поляне. Одеяло тихо зашуршало, и, откинув его, Ветерочек осторожно спрыгнул на пол с принадлежащего ему выступа в стене пещеры. Он пробрался к высокому раскидистому кусту утесника, ограждавшему детскую от лагеря, и обернулся в последний раз. Судя по закрытым глазам, королева продолжала безмятежно спать. Ветерочек довольно улыбнулся — когда он хотел, он мог быть совсем неслышным и незаметным. Он аккуратно отодвинул ветки колючего кустарника и вышел наружу. Его сразу же обдало волной ледяного воздуха. Окружавший их со всех сторон склон защищал лагерь от ветра, но даже так погода Голых Деревьев не отличалась теплотой, и Ветерочек поежился от холода. Стоял полдень, и большинство воинов либо ушли в охотничьи патрули, либо тренировались с оруженосцами. Несколько из тех, кто остался в лагере, тихо переговаривались между собой у Скалы, и Ветерочек не хотел их отвлекать. Свою цель поговорить с Хмуроликой он исполнить не мог — ее нигде не было видно. Попросить Вересколапку потренироваться с ним или рассказать ему что-то новое он тоже не мог — он проверил пещеру учеников, и та пустовала. Здесь было так же скучно, как и в детской, но возвращаться ему не хотелось, поэтому он пошел к старейшинам — уж у них-то должно было быть предостаточно времени, чтобы с ним поболтать. Он раздвинул заслонявшую вход завесу из ивовых веток и вошел внутрь. Спальное место Росинки пустовало. Паутинник же сидел на своем, опираясь на ближайшую стену. Он пил что-то из деревянной кружки, и когда Ветерочек вошел внутрь, старейшина глянул на него, отставил свой напиток и усмехнулся. — Сумеречница не научила тебя спрашивать разрешения перед тем, как войти, невежливый молодой человек? — пробурчал он. Ветерочек фыркнул. Он быстро осмотрелся и забрался с ногами на незанятый выступ в пещере. — Она научила меня всем важным вещам, — заявил он. — Не то чтобы ты тут чем-то секретным занимаешься. — А как бы ты это узнал до того, как зашел ко мне без спроса? — Это было бы заметно, — неуверенно ответил Ветерочек. — Каким образом? — Ну, стояла бы такая аура секретности. — Я так понимаю, Ветерочек, у тебя много свободного времени и нечем заняться, — хмыкнул Паутинник, — раз ты начал такие небылицы сочинять. — Да! Мне скучно! — Всем детям скучно, прежде чем они станут оруженосцами. Ты не один такой. — Еще как один! Кроме меня, в детской сейчас никого нет. И вообще, почему Вересколапку уже посвятили, а меня нет? Вообще, он прекрасно знал ответ на этот вопрос — Вересколапка родилась на луну раньше него. Но всет-таки с ее церемонии посвящения в детской стало намного более одиноко. Нет, Сумеречница всегда заботилась о нем и развлекала его, конечно, но это не могло заменить ему воинскую подготовку, о которой он так долго мечтал. — Потому что она старше тебя, — вторил его мыслям Паутинник. — Тебе же недолго подождать осталось, Ветерочек. Наберись терпения. — Терпе-е-ения, — протянул он задумчиво. — Но мама говорила, что лучший воин — тот, кто проявляет инициативу. Как думаешь, если я попрошу Однозвезда, он проведет для меня церемонию раньше? — Сумеречница прекрасно знает, что произошло с последним воином, который, как ты говоришь, проявлял инициативу. Старейшина грустно улыбнулся, но Ветерочек не понимал, почему — он не знал воителя, о котором шла речь. Он подождал несколько секунд, ожидая объяснения, но Паутинник молчал, погрузившись в свои мысли. — Кроме того, — наконец очнулся он, — нет, Одновезд никогда не посвятит тебя в оруженосцы раньше времени. О нем можно... много чего сказать, но он следует Воинскому Закону. Ветерочек задумался. — А если я подойду к Хмуролике? Он давно хотел с ней поговорить. Хмуролика была глашатой, поэтому, если бы она согласилась, то, возможно, она смогла бы уговорить Однозвезда. К тому же, она была матерью Грача — а значит, Ветерочек был ее единственным выжившим внуком. Он мог хотя бы попробовать ее уговорить. Паутинник глубоко вздохнул. — И Хмуролика тоже тебя не посвятит раньше времени. Ветерочек обиженно надулся. Он все равно подойдет к ней, как только она вернется, даже если в него никто не верил. Старейшина взял другую чашку — Ветерочек только сейчас заметил, что их было две — и протянул ее Ветерочку. Быстро соскочив со своего места, он взял ее и сел обратно. Кружка выглядела полной, на ощупь от нее исходило тепло, а по запаху Ветерочек определил подслащенный медом вересковый чай. — Спасибо, — искренне поблагодарил он. Паутинник кивнул. — Пустельга принес его нам с Росинкой, но она что-то задерживается на прогулке, — объяснил он. — Как придет, возьму ей еще. Чай был вкусным и приятно грел горло. Ветерочек, не церемонясь, сразу выпил полкружки. Паутинник наблюдал за ним с полуулыбкой на лице, даже не пытаясь нарушить наступившую тишина, казалось. Это показалось Ветерочку ужасно странным — Паутинник был известным любителем поболтать, и именно за этим Ветерочек вообще пришел в пещеру старейшин. Может быть, он чего-то ждал? — О каком воине ты тогда говорил? Ну, о котором знала Сумеречница? — Хочешь, чтобы я тебе рассказал? Ветерочек кивнул, и в ответ ему старейшина улыбнулся. — А как насчет попросить меня вежливо? — Пожалуйста, о великий знаток историй Паутинник, — протянул Ветерочек нарочито почтительно, — не мог бы ты уделить мне немного своего крайне ценного времени и рассказать о неизвестном воине? Паутинник молчал. — Ну пожа-алуйста? Старейшина показательно вздохнул, и хотя он старался казаться сердитым, он не мог полностью стереть улыбку со своего лица. — Ну и дети пошли, — проворчал он. — За такое мне стоило бы тебя выгнать, знаешь ли. Тебе повезло, что мне нравится рассказывать эту историю. Но если я еще хоть раз увижу такое неуважение, я попрошу Однозвезда, чтобы тебя посвятили в оруженосцы позже обычного — и, поверь мне, он со мной согласится. Ветерочек быстро закивал. — А теперь слушай меня внимательно... Воителем, о котором шла речь, оказался Чернохват — глашатай Звездного Луча, который должен был стать предводителем, если бы тот в последнюю секунду не решил избрать Однозвезда вместо него. Он был наставником Паутинника и приятелем Сумеречницы. Услышав это, Ветерочек, сам не зная почему, удивился. Он никогда не встречал друзей матери — кроме, возможно, Белогрудки, с которой она общалась довольно приветливо, пока Вересколапку не посвятили в оруженосцы. Он догадывался, что мать дружила с кем-то — в конце концов, у всех должны были быть друзья, думал он — но слышать об одном из них все же было непривычно. Чернохват, продолжал Паутинник, был прекрасным наставником и глашатаем, но когда Огнезвезд, предводитель Грозового племени, и Однозвезд, тогда Одноус и известный приятель Огнезвезда («Они были приятелями? Да ну, ты выдумываешь»), объявили, что в последнюю минуту своей жизни Звездный Луч избрал другого глашатая, он, конечно, этому не поверил. — Я бы тоже не поверил. Отец говорит, что Грозовому племени никогда нельзя доверять. — Ясное дело, что нельзя. Вечно они не в свои дела лезут, — фыркнул старейшина с явным неодобрением в голосе. — Но дело не в этом. Чернохват поставил под сомнение слова своего предводителя и нарушил тем самым Воинский Закон. Но Звездное племя, конечно, расставило все по своим местам — Чернохват, пытаясь поднять мятеж, умер, и Однозвезд стал предводителем, как того и хотел Звездный Луч. — Поэтому никогда не пытайся вершить правосудие самостоятельно, Ветерочек — наши предки сами разберутся, кто прав, а кто нет. Инициативность — это хорошо, но помни, что ты не можешь изменить путь, предначертанный тебе Звездным племенем. В этом мораль истории Чернохвата. Ветерочек отставил кружку — пока старейшина ему все это рассказывал, он успел допить чай до конца — и задумался. — А что стало с воинами, которые его поддерживали? — Ничего интересного. — Паутинник пожал плечами. — Мы присягнули на верность Однозвезду, когда поняли, что он был настоящим предводителем. Именно Чернохват объединял нашу группу, поэтому после его смерти мы отдалились друг от друга. Оказывается, у людей короткая память на дружбу. Он улыбнулся, но в его глазах стояла печаль, которую он даже не пытался скрывать. — Но если тебе что-то надо, Ветерочек, ты всегда можешь ко мне зайти. И Сумеречницу тоже позови. Ветерочек кивнул. — Хорошо. — Он помолчал. — Спасибо за историю. И за чай. С поляны послышались приказы Хмуролики, уже вернувшейся с охоты. Точно, он же хотел подойти к ней! Сейчас было самое время это сделать. — Всегда пожалуйста. Ветерочек спрыгнул на пол пещеры и, кивнув Паутинник в ответ на его «Заходи еще!» и помахав на прощание, вышел наружу. Глашатая и правда вернулась и теперь ходила взад-вперед перед группой воинов рядом со Скалой, укоряя их за ничегонеделание — солнце уже в зените, говорила она, и раз они уже успели отдохнуть после рассветного патруля, то могли бы и поохотиться сходить. Ее слова возымели эффект — воины переглянулись, понимающе кивнули и поплелись собираться в охотничий патруль. Ветерочек никогда не понимал, как так вышло, что ее все слушались. Хмуролика никогда ни на кого не кричала, никогда не делала суровых выговоров — обычно она просто объясняла, почему нужно поступить именно так, как говорила она, и с ней все соглашались. Это было очень странно. Ветерочек готов был поспорить, что если бы она как следует прикрикнула на этих бездельников, они бы побежали охотиться куда быстрее. Он знал об этом по собственному опыту — однажды, когда он опять проснулся от громкого разговора родителей и решил высунуть нос из детской, его послали спать настолько эффективно, что, пусть заснуть он так и не смог, с тех пор он никогда в их диалоги не вмешивался. В этот раз, впрочем, странная миролюбивая натура Хмуролики могла сыграть ему на руку. — Хмуролика! Хмуролика! Глашатая обернулась в его сторону и сдержанно улыбнулась, когда он к ней подбежал. Вблизи она выглядела усталой и изможденной — ее глаза, голубые, как у Грача, из-за кругов под ними казались темнее, чем обычно, а серая куртка сидела на ней слишком свободно. — Привет, Ветерочек. Ты что-то хотел? Было бы глупо высказывать свою просьбу с наскока, поэтому он зашел издалека: — Ты не знаешь, куда ушла Сумеречница? — Грач позвал ее поохотиться вместе, если я не ошибаюсь, — ответила Хмуролика. В ее голосе прозвучало тщательно, но безуспешно скрываемое напряжение. — А что тебе нужно? — Да ничего, — протянул он, состроив несчастное выражение лица, — просто их уже долго нет, и я соскучился. Она продолжала улыбаться, но теперь ее улыбка стала шире и искренней, и Ветерочек мысленно поздравил себя. План шел успешно. — Понимаю. — Она подошла ближе и ласково потрепала его по голове. Ее рука, несмотря на холодную погоду Голых Деревьев, излучала тепло. — Я уверена, что они скоро вернутся. С этими словами она снова отошла назад и оперлась спиной на Скалу, принявшись оглядывать лагерь. «Нет, так дело не пойдет», — подумал Ветерочек, стараясь не выдать своего неудовольствия. Нужно, чтобы ей стало еще больше его жаль. — Я бы так хотел поохотиться вместе с ними, но они даже из лагеря мне никогда не разрешают выходить! — пожаловался он, пытаясь звучать так обиженно, как только мог. Хмуролика перевела на него смягчившийся взгляд. — Не волнуйся, тебе недолго осталось сидеть в детской. Хм-м... примерно пол-луны, да? Он кивнул. Когда-то он подумывал начать вести отсчет, сколько дней осталось до того, как его посвятят в оруженосцы и он сможет проводить больше времени с отцом. В конце концов он отбросил эту идею, зная, что рано или поздно он собьется со счета или вообще о нем забудет, и поэтому теперь помнил только примерное количество — пол-луны. — Я думаю, когда ты станешь учеником, они будут рады позаниматься с тобой. — Но это же так до-олго! Ты не можешь попросить Однозвезда, чтобы он провел церемонию посвящения пораньше? — Могу, — хмыкнула она, — но не буду. В любом случае, даже если бы я попросила, он бы этого не сделал. Ветерочек огорченно насупился. Неужели она вот так ему отказала? Но ведь он так искренне ее попросил! — А что, если я... — Ветерочек. Посмотри на меня, — ее голос звучал серьезнее, чем обычно, поэтому он послушно посмотрел на нее. — Детям нельзя покидать лагерь по очень веской причине — они не могут защищать себя. Таков Воинский Закон. Ты же не собираешься его нарушать? Ветерочек выдержал ее пристальный взгляд, не отводя глаз. — Нет, конечно. — Смотри мне. Это бы очень расстроило твоих родителей. — Я понимаю. — Тебе осталось всего пол-луны! Это немного, поверь мне. Время пролетит незаметно. Ветерочек кивнул, старательно прогоняя с лица унылое выражение. Его план не удался — в этот раз. Он мог попросить Однозвезда лично, но это бы вряд ли сработало. Значит, он должен был доказать свои слова поступком. Доказать, что он достоин стать оруженосцем. Но что же он мог сделать ради этого? — Тебе точно от меня ничего не надо? Он мотнул головой. Она перевела взгляд на тропинку, ведущую к выходу. Один из патрулей прошел в лагерь, и глашатая, наверное, должна была проверить, как прошла их охота. — Тогда беги, поиграй с кем-нибудь. Кто-то из оруженосцев уже должен был вернуться, — отвернувшись, бросила она через плечо и ушла. Некоторые ученики — Крольчишка и Муравьинолап — действительно за время их разговора пришли в лагерь и теперь болтали между собой рядом со своей пещерой, но Ветерочку было все равно. Он вздохнул, стараясь подавить нарастающее раздражение. Ему не хотелось ни с кем играть — само предположение Хмуролики его почти злило. Он давно не был ребенком, но абсолютно никто этого не понимал. И смысл тогда с ними разговаривать? Ну и пусть. Если им так хочется, чтобы он сидел в детской, он подчинится. Решив это, он развернулся и зашагал туда с намерением разбудить Утесницу. В конце концов, развлекать его было ее работой, вот пусть она этим и занимается.***
Они же не могли его бросить, да? Лиловые заросли вереска колыхались на ветру, вдалеке алым пламенем горел закат, и все, кого он знал и любил, скрывались за линией горизонта, пока он лишь стоял на месте. Его ноги словно приросли к земле — как бы он ни пытался, у него не выходило сделать ни шагу. Из горла рвался крик, но он не мог даже открыть рот. У его тела появилась своя воля — оно заперло его внутри, и ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Его отец замер, обернулся и послал ему безразличный взгляд, и через мгновение возобновил шаг, постепенно исчезая из поля зрения. Его мать остановилась тоже, и глянула на него через плечо. В ее опущенных уголках губ и потухших глазах, потерявших обычный ярко-янтарный свет, читалась невыносимая печаль. Потом она, как и отец, продолжила уходить — медленнее, но настолько же неотвратимо. Его бросали Вересколапка со своей матерью Белогрудкой, его бросали Хмуролика и Однозвезд, его бросали, не остановившись даже на мгновение, оруженосцы и воины, которых со спины он почти не узнавал. А потом все ушли, и он остался один. Невидимая хватка отпустила его, и он смог сделать слабый шаг вперед; в ту же секунду под его ногами, сменив родную вересковую пустошь, оказалась темнота. Он оглянулся, но, насколько доставал глаз, его окружала лишь бездна черноты. Но раз вокруг него ничего не было, разве он не должен был упасть? Как только эта мысль промелькнула в голове, он начал падать дальше, и дальше, и дальше... Тогда раздался едва различимый звук шагов и Ветерочек распахнул глаза, и, как и все остальные, темнота бросила его тоже. Было тепло. Рядом, обнимая его сверху одной рукой, спала мать, и ее размеренное дыхание его немного успокоило. Ему всего лишь приснился кошмар, почему он вообще так испугался? Настоящие воины ничего не боялись, и раз Ветерочек хотел однажды им стать, ему стоило перестать быть таким слабаком и привыкнуть к ним. Шаги остановились, и в противоположной части пещеры что-то зашуршало. Должно быть, звук исходил от Утесницы — кроме нее и Сумеречницы с Ветерочком в детской сейчас никто не жил. Она явно намеренно пыталась их не разбудить, потому что как шаги, так и шорох были довольно тихими. Ветерочек впервые в жизни мысленно порадовался своему чуткому сну, благодаря которому его могло разбудить даже слишком громкое дуновение ветра. Он прикрыл глаза, пытаясь снова заснуть, но что-то не давало ему покоя. Вместе с Утесницей в пещеру проник запах незнакомых для Ветерочка трав, более сырой, чем обычные вереск и утесник, растущие на территории племени Ветра. Он был приятным и дурманящим почти до тошноты, и относительно слабым — но сильнее, чем тот, который обычно приносили в лагерь патрульные. Откуда он мог на ней взяться? Если королева просто уходила по нужде, в этом не было ничего странного, но это необычный запах не объясняло. Возможно, она решила прогуляться посреди ночи? Ветерочек мог это понять — ночью стояли тишина и спокойствие, и, может быть, ей просто захотелось побыть одной. Но все же откуда на ней был запах, неестественный для племени Ветра? Даже если бы она гуляла рядом с границей, то от нее пахло бы как от вернувшихся в лагерь патрульных, а от них чужим племенем несло намного меньше. Ветерочек также подумал о варианте, что у нее что-то заболело и ей пришлось поднять Корявого с Пустельгой, но тут же его отмел — в их пещере хранился невероятный ворох трав, запах которых остался бы на Утеснице, если бы она ходила к целителям. Других предположений у него не осталось, но теперь его жгло любопытство. Ему хотелось выяснить, что же все-таки произошло. Неужели королева нарушала Воинский Закон? Тогда Ветерочек обязан был узнать об этом побольше и доложить предводителю. Возможно, завтра она повторит свою вылазку, и он мог бы проследить за ней. Конечно, все вокруг строго запрещали ему покидать лагерь, и поэтому это тоже было бы нарушением Воинского Закона, но… Он помнил рассказы про Великое Путешествие, когда племена объединились ради общего блага. Несмотря на пренебрежение Воинским Законом, это оказалось правильным поступком — поэтому, если бы ему пришлось, как его отцу, совершить что-то незаконное, но правильное, он бы не колебался ни секунды. Кроме того, он смог бы наконец выйти из лагеря, да еще и в одиночку, как настоящий воитель, а это в представлении Ветерочка перевешивало все возможные минусы его идеи. Единственной проблемой было бы пытаться не заснуть в ожидании ее ухода, но он как-нибудь с этим справится. Больше поспит днем, а ночью развлечет себя мыслями о чем-нибудь интересном. Вряд ли это сработает, но раз ей уже удалось выбраться из пещеры, не разбудив при этом Ветерочка, то ему никак нельзя было засыпать. Обдумывая эту идею со всех сторон и надеясь, что кошмар не вернется, он постепенно провалился в сон.***
Не спать в итоге у него не вышло, и он невольно задремал, убаюканный тихим размеренным дыханием матери и теплотой ее тела. Но его сон, к счастью, оказался не слишком глубоким — его не тревожили кошмары, и как только из другой стороны пещеры раздались шорохи, он почти подскочил с места. На секунду он распахнул глаза и стал испуганно озираться вокруг, не понимая, что происходило, но вовремя все вспомнил и закрыл их, опасаясь, что его обнаружат. Он еще не сделал ничего незаконного, и если бы Утесница и вправду его заметила, он просто пожаловался бы на бессонницу, но понимание этого не приносило ему спокойствие. Грозясь выдать его, сердце билось, словно раненая птица, и Ветерочек мысленно ругался на себя, приказывая ему успокоиться. Шум тем временем продолжался — должно быть, королева надевала подходящую для выхода одежду. Тихие шаги раздались снова, за ними последовал чуть более громкий шелест куста утесника, загораживающего вход в пещеру, после чего все стихло. Теперь настал его черед. Он аккуратно выбрался из-под одеяла и как можно быстрее натянул куртку и сапоги — конечно, только в этом поверх его обычной одежды на ночь ему будет холодно, но он не хотел терять время. К счастью, мать спала крепче, чем он, но вот насколько крепче, проверять Ветерочек не собирался. Он вылез наружу и тут же спрятался за одной из стен детской — дозорный, стоявший у Скалы, мог его увидеть. Как Утесница пробралась мимо него? Позади него зашелестели ветки, и он оглянулся. Ну конечно, ему стоило догадаться, что королева решит пройти через окружающую их лагерь стену кустов. Она расступалась только в одном месте, образуя небольшой тоннель, который и считался входом — если же кто-то захотел бы проникнуть незамеченным, ему бы пришлось продираться через колючий кустарник. Ветерочек уныло вздохнул — ему придется сделать именно это. Он подошел чуть ближе, не упуская Утесницу из виду, и, когда шум стих, направился за ней. Вряд ли она оглядывалась, но если бы ей вдруг захотелось осмотреть лагерь с высокого окружающего его холма, она могла легко его заметить. Именно поэтому он старался проявлять столько осторожности, сколько вообще было возможно. Несмотря на усталость, ему было весело, как будто все это было забавной игрой или, может быть, его первым серьезным заданием, которое он ни в коем случае не мог провалить. Подниматься наверх оказалось не так просто, как он надеялся, а попытка пробраться через кусты с непривычки оставила ему немало царапин. Под конец он тяжело дышал, а легкие жгло от нехватки воздуха, в то время как все остальное тело пробирал холод от порывов ветра, который наверху ничто не сдерживало. Собственное тело ощущалось чужим, словно оно решило во что бы то ни стало противиться желанию Ветерочка идти дальше. Он мысленно прикрикивал на него, но шаг не сбавлял. К счастью для него, ветер дул с территории Речного племени, куда и шла Утесница, поэтому ее запах он ловил легко и не терял ее из виду, в то время как его, идущего позади, она почуять не могла. Он старался идти на расстоянии, а когда королева останавливалась, он быстро опускался вниз, прячась за вереском. По небу плыли тучи, пряча звезды и едва-едва выглядывающую из-за них половинку луны. Темнота Ветерочку не нравилась — он, конечно, вовсе ее не боялся, но его мысли то и дело возвращались к недавнему кошмару, как бы он ни пытался прогнать его из головы. Хотя глаза Ветерочка привыкли к почти полному отсутствию света, видеть ему удавалось с трудом. Пару раз из-за этого он спотыкался и падал, и с каждым разом ему требовалось все больше времени, чтобы собраться с силами и встать обратно. Холод пробирал его до самых костей, усталость наваливалась тяжелыми волнами, а темнота только и ждала момента, чтобы поглотить его целиком. Они шли уже довольно долго, и Ветерочек не был уверен, что среди одинаковых на вид холмов он смог бы найти лагерь. О чем он вообще думал? Кто сказал ему в одиночку выбираться наружу, тем более ночью? Его родители убьют его, когда узнают, что он сделал. Даже если он потеряется и не сможет найти дорогу в лагерь, они немедленно отправятся на его поиски, достанут его хоть из-под земли и лично его туда же и вернут. Пока его одолевали сомнения, вдали показались деревья, которые все приближались и приближались. Утесница ускорила шаг, в то время как Ветерочек, наоборот, стал идти медленнее и осторожнее. Когда они подошли еще ближе и королева перешла на бег, он быстро сориентировался. Пустошь переходила в более болотистую местность Речного племени совсем рядом, и за границей, на небольшой окруженной ивами полянке, стояла одинокая незнакомая ему фигура. Чтобы спрятаться за деревом, ему бы пришлось нарушить Воинский Закон и зайти на чужую территорию — и, что еще хуже, промочить сапоги. Но выбора у него не оставалось — его могли заметить в любую секунду. Он тихо вздохнул, опустился на четвереньки, надеясь, что вереск его полностью скроет, и пополз к ближайшей иве. Почему вообще Утесница встречалась с вражеским воином? Что могло заставить ее преступить Воинский Закон? Возможно, она втерлась к нему в доверие и теперь хотела выведать секреты Речного племени. Такую причину Ветерочек считал вполне благой, и она бы в его глазах оправдала преступление королевы. Ветер доносил до него отголоски разговора, но он все еще был слишком далеко и не мог проверить или опровергнуть это предположение — надо было подобраться ближе. Наконец он дополз до ивы, про себя ругаясь на Речное племя — как можно хотеть жить в месте, где даже земля была мокрой? — и спрятался за ней. Кора оказалась холодной и шершавой на ощупь. Его одежда в итоге все-таки намокла, ноги до колен и руки были все в сырой грязи, и Ветерочек поморщился в равной доли от отвращения и обдуваемого его морозного ветра. Обычно он не отличался особой брезгливостью, но эту ночь никак нельзя было назвать обычной, поэтому он мысленно поклялся ополоснуться чистой водой, как только вернется в лагерь. Тем временем Утесница и речной воин продолжали разговор. Ветерочка сжигало любопытство — хотелось выглянуть, поглазеть на незнакомца и вообще посмотреть, что они там делали. Он бросил остаток своих сил на то, чтобы сдержать этот порыв, и вместо этого постарался прислушаться. — ...да, они говорят, что уже скоро, — раздался подозрительно радостный голос королевы. Ветерочек прищурился. — Ты точно хорошо питаешься? — Настолько хорошо, насколько это вообще возможно во время Голых Деревьев, — вздохнула она. Ветерочек сжал зубы, сдерживая инстинктивное шипение. Как она только посмела сказать об этом! Конечно, эта пора была сложной для всех, но Утесница не имела права давать знать чужому племени, что воины Ветра страдали от недоедания. Кем она вообще себя возомнила? — Если бы ты перешла в Речное племя... — тоскливо начал речной воитель. — Никуда бы я не перешла, — перебила его королева. Несколько секунд стояла тишина. — Прости, — продолжила она смягченным голосом, — я люблю тебя, но я люблю и свое племя тоже. Да неужели? И почему же тогда она убегала к вражескому воину по ночам? — Я понимаю. Королева тихо что-то ответила, и после этого их разговор неожиданно прекратился. Неужели они закончили и собирались уходить? Но ведь они даже не попрощались, все происходило слишком резко, может бы... — Ветерочек! Его ноги словно приросли к земле. Он с усилием сглотнул, прикрыл глаза, будто боясь увидеть то, что ожидал, и приложил все силы, чтобы обернуться. Неподалеку, еще на территории племени Ветра, стояла его мать. Ее фигура в черном сливалась с ночью, и ее слегка трясло — впрочем, он не мог сказать, от страха или от гнева. Несмотря на темноту, казалось, что ее пронзительные желтые глаза смотрели прямо на него. В его голове бились друг с другом тысячи мыслей. Что она здесь делала? Как она его нашла? Кто еще заметил их отсутствие? В конец концов победило осознание, что он все еще стоял на вражеской территории, нарушая Воинский Закон, и он оторвался от дерева, за которым прятался, и пошел к матери — медленно, потому что ноги все еще отказывались его слушаться. Тем временем Сумеречница направилась в сторону Утесницы и речного воина, остановившись в нескольких шагах от них. Когда Ветерочек наконец приблизился к ней, она сняла с себя куртку с плащом и, закутав в них его, прижала его к себе. — Что он тут делает? — спросил незнакомец. Он звучал так ошеломленно, будто увидел летающую по небу рыбу. — Нет, что ты тут делаешь, Буколап? — почти прошипела Сумеречница. — И ты, Утесница. Ответа не последовало. Ветерочек дернул мать за рукав и, когда она тут же посмотрела на него, начал объяснять: — На Утеснице был запах Речного племени, поэтому я решил проследить за ней. — Он задумался на мгновение. — Они говорили о своих будущих детях, мне так показалось. — Почему ты не сказал мне? Ветерочек отвел взгляд. — Я так волновалась за тебя, когда ты пропал посреди ночи, — голос матери был полон страха и облегчения одновременно. Собственное лицо показалось Ветерочку обжигающе-горячим. — Никогда больше так не делай! Она помолчала. — Ты молодец, что поймал предателей, — ласково продолжила она, после чего бросила: — Почему вы молчите? Вам есть что сказать в свое оправдание? — Мы не сделали ничего плохого, — заявил воин, которого мать назвала Буколапом. В его голосе слышалось плохо скрываемое отчаяние. — Не говори Однозвезду, Сумеречница, — попросила Утесница намного нерешительнее, чем ее друг. — Пожалуйста. — С чего бы? — Ты права, я нарушила Воинский Закон, — голос королевы звучал настолько тихо, что Ветерочку пришлось приложить усилия, чтобы его услышать. — Но мои дети ни в чем не виноваты. Если ты расскажешь о нас, на них будут смотреть с недоверием и презрением с самого момента их рождения. Мать презрительно фыркнула. — Шутишь? Я не собираюсь тоже становиться нарушительницей, покрывая вашу ложь. Тем более перед самим предводителем. — Ты совершаешь ошибку, — бросил Буколап. — Я следую Воинскому Закону, — просто ответила Сумеречница. — И, в любом случае, если вам нечего сказать, то я пойду. В отличие от некоторых, я забочусь о своем ребенке, а он по такой погоде может заболеть Белым Кашлем. И вам я бы тоже посоветовала расходиться по домам. Она повернулась к Буколапу. — Я уверена, что Однозвезд решит дать знать Пятнистой Звезде. Возможно, было бы лучше, если бы она узнала об этом от тебя, а не от вражеского предводителя... Впрочем, это решать тебе. Пока Буколап и Утесница молча обменивались растерянными взглядами, Сумеречница развернулась и, взяв Ветерочка за руку, зашагала прочь. Позади раздался выкрик «Подожди!» от речного воина и тихий ответ королевы, который он не смог разобрать, но его мать не оглянулась и не замедлила шаг. Она шла уверенно, не слишком быстро, но Ветерочку все равно было сложно за ней поспевать. К этому моменту его уже давно одолевала усталость — он не привык столько ходить за день, и каждый шаг давался ему с трудом. По крайней мере он перестал дрожать от холода. — Ты не устал? Не хочешь, чтобы я тебя понесла? Ветерочек упрямо покачал головой. — Нужно будет показать тебя Корявому, когда они с Пустельгой вернутся. Если уж ты решил убегать из лагеря ночью, мог бы хоть одеться потеплее, — мягко укорила его мать. В ее глазах все еще маячила тревога, и Ветерочку становилось неуютно под ее взглядом. — Я не хотел тебя расстраивать, — извинился он. — Просто не делай так в следующий раз, — вздохнула она. — Если бы я была Однозвездом, я бы вообще запретила тебе выходить из лагеря. Хотя, раз ты поймал еще больших нарушителей, может быть, он смягчит наказание... — Наказание? — возмутился Ветерочек. — Но я же все сделал правильно! — Ты бы все сделал правильно, если бы, заметив что-то странное, ты доложил об этом глашатае или предводителю. Или хотя бы мне, если ты не хотел подходить к ним. А не пытался решить все сам, прекрасно зная, что уходить в одиночку тебе запрещено! Ветерочек, не найдя ответа, потупился и замолчал. Разговор на какое-то время прекратился. Теперь ему почти нравилась эта ночь — усталость в ногах казалась приятной, одежда и теплая рука матери прогнали холод, спокойная размеренная ходьба успокаивала и почти вводила в транс. В конце концов, какая разница, накажут его или нет — он сделал все так, как посчитал нужным, и это было для него самым главным. За все это время ветер разогнал тучи, и надвигающийся дождь в итоге так и не пошел. Из-под них выглянули звезды, мягкий свет которых падал на холмы и освещал путь, и улыбка половинки луны сопровождала их всю дорогу. «Должно быть, Звездное племя довольно, что правда выйдет на свет», — размышлял Ветерочек. — Ты будешь будить Однозвезда сейчас? — спросил он. Его мать, которая до этого шла безмолвно, явно погрузившись в мысли, перевела на него непонимающий взгляд. Через мгновение ее глаза прояснились, и она ответила: — Я думаю, мы можем подождать до утра. Не стоит нарушать его сон из-за каких-то предателей, все равно за ночь они никуда не денутся. К тому же, может быть, Звездное племя послало целителям знак по этому поводу. Ветерочек понимающе кивнул. — Да и тебя тоже надо привести в порядок. В таком виде к предводителю ты не пойдешь. — Она помолчала. — Если ты спрашиваешь, потому что боишься, что я пойду без тебя — не волнуйся. В конце концов, обнаружение предателей это твоя заслуга. Я удостоверюсь, чтобы Однозвезд это понял. В ответ он довольно улыбнулся. Может быть, предводитель не только смягчит его наказание, но даже отменит его. Конечно, это было лишь предположением, но Ветерочку хотелось верить в лучшее. Слова матери, впрочем, натолкнули его на другую мысль. — Как думаешь, что он сделает с Утесницей? — Хм-м... — задумчиво протянула мать. — Даже не знаю, Ветерочек. Однозвезду лучше видно, чем мне. — Сначала я думал, что она хотела обманом выведать секреты Речного племени. Но теперь я ее не понимаю. — В каком смысле? — Она нарушила Воинский Закон ради чужого воина. Но почему? — Ради любви. — Сумеречница пожала плечами. Ее голос накрывали непонятные Ветерочку волны тоски. — По крайней мере, так она тебе это скажет. Как по мне, так в предательстве по определению не может быть никакой любви. — Я все равно не понимаю. — Я тоже. Преданным своему племени воинам не дано это понять. — Она остановилась на мгновение и потрепала Ветерочка по волосам свободной рукой. — А ты обязательно станешь самым лучшим и преданным воителем, да? В голосе матери звучала заразительная улыбка. — Конечно! «Она рада за меня. Значит, я молодец, — похвалил он себя. — Я сделал все правильно». И в будущем он тоже будет делать все правильно, как и положено оруженосцу, а потом и воину племени Ветра. Может быть, он даже станет глашатаем, а впоследствии предводителем. Благодаря ему его племя будет процветать, а чужие воины даже руку поднять на него не посмеют. И, как предводитель, он будет обязательно следовать Воинскому Закону и наказывать предателей, и... Размышляя об этом и борясь с сонливостью, он, несмотря на раннее отрицание своей усталости, все же ей проиграл.***
— Пусть все благословленные Ветром соберутся под Скалой на собрание племени! Как только с поляны раздался зычный призыв Однозвезда, Ветерочек мотнул головой и попытался вырваться из рук матери. — Хватит уже! И так нормально. Что вообще там было расчесывать? Волосы она всегда стригла ему коротко, но ее ну никогда не устраивало, как они выглядели — каждый раз какая-то дерзкая черная прядь отказывалась правильно ложиться или вставала торчком. Сумеречница вздохнула, отложила гребень в сторону и отпустила его. Когда на мгновение Ветерочек порадовался тому, что она подарила ему свободу, она принялась придирчиво его рассматривать и поправлять одежду — наверное, она тоже легла неправильно. Ветерочек уныло хмурился, но послушно стоял на месте. В другой части пещеры раздалось шуршание, а потом шаги — Утесница, которая до этого угрюмо сидела, закутавшись в одеяло и намеренно не смотря в их сторону, встала и стремительно выбралась наружу. Во время их утреннего разговора с Однозвездом предводитель запретил ей выходить из детской без чьего-либо сопровождения до тех пор, пока он не обдумает ситуацию и не подберет ей более подходящее наказание. Кроме того, он похвалил Ветерочка и сказал ему и Сумеречнице подготовиться к собранию, которое он решил провести чуть позже. К этому моменту рассветный патруль из Корноуха и Совки со своими оруженосцами Крольчишкой и Муравьинолапом уже вернулся, а охотничьи патрули Хмуролика еще не отослала — обычно в это время многие бы уже ушли из лагеря, но, должно быть, Однозвезд сказал ей назначить их позже, чтобы собрание смогли посетить все. — Надеюсь, если Однозвезд решит тебя вызвать, ты не будешь вертеться так, как сейчас, — хмыкнула Сумеречница. Ветерочек ойкнул и напряженно застыл на месте. — Ладно, пошли. Он выскочил наружу и тут же с негромким «Ауч» отдернул ладонь с несколькими свежими царапинами — колючему кусту явно не понравилось, что он посмел покинуть его владения. Сумеречница более размеренно вышла вслед за ним, и в ту же секунду он продолжил шаг, делая вид, что ничего не произошло. Высыпавшие на поляну воины с оруженосцами разбились на группы, в основном стоя либо сидя на разбросанных по лагерю булыжниках. Хмуролика опиралась на Скалу, скользя взглядом по племени. Корявый и Пустельга, переговариваясь между собой, стояли неподалеку от расщелины, в которой они хранили травы. Даже Росинка и Паутинник были здесь, устроившись на валунах рядом с пещерой старейшин. Ветерочек уже присутствовал на собраниях, поэтому такая толпа его вовсе не смутила. И пусть многих из столпившихся воинов он знал лишь вскользь, в этот раз уверенности ему было не занимать — ведь, пусть ему и должны были публично назначить наказание, причиной для собрания послужило его достижение. Грач, Вересколапка и Белогрудка тоже стояли в группе и что-то тихо обсуждали между собой. Должно быть, Белогрудка делилась новостями — так как она спала рядом с Однозвездом, она присутствовала при их утреннем разговоре. Вересколапка, поймав взгляд Ветерочка, весело помахала ему и зазывающим жестом позвала к ним. Он подошел ближе, в то время как мать тихо шагала позади. — Мы слышали, что ты устроил ночью! — с лукавой улыбкой хмыкнула Вересколапка, по-дружески толкая его в плечо. — Убегать из лагеря, чтобы поймать нарушителей Воинского Закона? Как тебе вообще это в голову пришло? — Э-э... Ну, я подумал, что так будто правильно. — Если что, с ним все в порядке, Грач, — подчеркнуто нейтрально сказала Сумеречница. Грач медленно кивнул. — Ты не спрашивал, но я подумала, что тебе стоит это знать. Ему повезло, что дождь не пошел, поэтому он вряд ли заболеет. По крайней мере, так сказал Корявый. — Рад это слышать. — Он перевел взгляд на Ветерочка. — Мне казалось, ты прекрасно знаешь, что тебе нельзя выходить из лагеря в одиночку? — Я знаю, но... — Никаких но, — сухо отрезал Грач. Ветерочек замолчал, глазами уставившись под ноги. — Мне очень интересно, какое наказание тебе подберет Однозвезд, — продолжил отец. Белогрудка кивнула. — Даже не знаю, что бы я делала, если бы такое умудрилась выкинуть Вересколапка, — задумчиво протянула она. — Думаю, твой отец бы запретил тебе тренировки на пол-луны или что-то вроде того. — На пол-луны? — охнула ученица. — Но это же так долго! И вообще, я бы не стала убегать из лагеря, как Ветерочек! — Это потому что ты трусиха, — фыркнул он. — Неправда! — Правда! — А ну тихо! — шикнула на них Белогрудка. Болтовня вокруг них уже прекратилась, и взгляды десятков воителей и оруженосцев устремились на Однозвезда. Повинуясь общему примеру, он замолчал и поднял голову на предводителя. Сторона Скалы, с которой он ко всем обращался, была большой, выше взрослого воителя, и в основном гладкой, но Однозвезд стоял на ней ровно и степенно, с высоты скользя взглядом по своему племени. Перед собой он держал обеими руками меч, опиравшийся в небольшую выемку в камне. Длинный коричневый плащ скрывал все его тело ниже шеи, а голову украшала корона из веточек вереска и прикрепленных по бокам перьев, соединенных на манер ястребиных крыльев. Ветерочек на мгновение вспомнил вчерашние туманные мечтания и попытался представить на его месте себя, в такой же величественной позе созывающего племя Ветра. Попытка окончилась неудачей. — Сегодня я собрал вас всех здесь, — начал Однозвезд, и Ветерочек помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, — чтобы сообщить крайне прискорбную новость. По толпе пробежался недоуменный шепот. — Я бы хотел подозвать сюда Утесницу. Все вокруг королевы тут же расступились, уступая ей дорогу, и она вышла в центр поляны, встав чуть вдали от Скалы. — Утесница завела отношения с вражеским воином, Буколапом из Речного племени, и нарушила тем самым Воинский Закон. Правдиво ли мое обвинение, Утесница? — Да, — сказала королева громко и ясно. В толпе прозвучало несколько удивленных вздохов, воины начали обмениваться тихими неверящими словами. — Тебе есть что сказать в свою защиту? — продолжил предводитель. — Нет, — в голосе Утесницы звучала печаль. — Это была ошибка, и я клянусь, что больше никогда ее не повторю. — Почему? — раздался женский голос намного громче, чем другие. Ближе к поляне подошла незнакомая Ветерочку воительница, прижимающая к груди руки и смотревшая на королеву с болью и непониманием в глазах. — Кто это? — насколько можно тише прошептал он Сумеречнице. — Ивоцапка, ее мать, — прошептала она. — Почему? — повторила воительница, не добившись ответа в первый раз. Утесница опустила голову, не поднимая взгляда. — Мне жаль, — почти неслышно произнесла она. — Моя дочь не могла завести друга в чужом племени, — медленно выговорила Ивоцапка. — Такого не может быть. — Тогда она не наша дочь, — бросил из толпы воин по имени Листохвост. Он подошел к Ивоцапке и, бросив полный разочарования взгляд на Утесницу, взял свою подругу за руку и потянул ее назад. Та молча позволила ему увести себя. Ветерочек неопределенно пожал плечами. Разыгравшаяся семейная драма не приносила ему удовольствия, но опять-таки Утесница преступила закон, а значит, она сама была во всем виновата. И вообще, когда уже Однозвезд начнет говорить о нем? — Я не думаю, что существует наказание более суровое, чем это, — сочувственно произнес предводитель, как только разговор королевы с ее родителями завершился. Начавшееся в это время шушуканье тут же прекратилось. — Но, тем не менее, я должен удостовериться, что ты не повторишь свой проступок. Утесница кивнула. — Ты вернешься в логово воителей, пока не родится твой ребенок. Так легче контролировать, что ты не сбегаешь на чужую территорию по ночам. Кроме того, до тех пор, пока ты не докажешь свою преданность, тебе запрещается выходить из лагеря без сопровождения другого воина. Ветерочек фыркнул. Ладно, вряд ли предводитель выгнал бы беременную королеву из племени под конец Голых Деревьев, но он ожидал хотя бы чего-то. Это же даже за наказание не считалось! — Я понимаю, Однозвезд, и я докажу свою преданность, как ты и сказал. — Очень хорошо. Можешь идти. Королева еще раз кивнула. Она развернулась — Ветерочек на мгновение поймал ее взгляд, но не успел ничего разглядеть на ее лице, — и ушла из центра поляны, встав поодаль от всех остальных. — На этом плохие новости заканчиваются, — продолжал предводитель. — Ветерочек! Подойди ко мне. Его спину обожгли десятки взглядов. Сумеречница легонько подтолкнула его, и Ветерочек на секунду обернулся — на лице матери сияла ободряющая улыбка, и он слабо улыбнулся в ответ до того, как вернуть лицу серьезное выражение. Он энергично вышел вперед и остановился с все еще поднятой головой. Жаль, что он не мог оглянуться. Как смотрели на него соплеменники? Радовался ли отец за него, или то, что Ветерочка должны были отчитать на все племя, было для него важнее? Мать гордилась им в любом случае, в этом он не сомневался, но ему не нравилось то, что он не мог этого видеть. Однозвезд смотрел на Ветерочка дружелюбно и почти с весельем в янтарных глазах. — Ветерочка мы должны сегодня поздравить. Несмотря на свой юный возраст, именно он узнал о преступлении Утесницы и проследил за ней, и пусть он нарушил запрет на выход из лагеря, он проявил исключительную храбрость, достойную поощрения. Зная, как он хотел стать оруженосцем, я решил провести церемонию посвящения раньше заданного срока. В груди Ветерочка горячей вспышкой взорвалась радость. Он не знал, куда ему девать руки и ноги — ему хотелось прыгать от счастья, хлопать в ладоши, бегать по вересковому полю настолько далеко, насколько хватит глаз. Однозвезд улыбнулся ему тепло и понимающе, и Ветерочек, следуя традиции, опустился на левое колено. — Ветерочек! Я даю тебе новое имя — с этого момента ты будешь зваться Ветерком. Пусть Звездное племя освещает твой путь, а Ветер сопровождает каждый твой шаг по дороге к званию воина, — продолжил предводитель, взглянув на ясное ослепляюще-голубое небо над поляной. — Белогрудка! «Повезло», — успел подумать Ветерок. Белогрудку все уважали, она всегда была верной племени воительницей, и, не считая, конечно, глашатаи Хмуролики, Однозвезд никому не доверял так, как ей. Кроме того, они с Ветерком хорошо знали друг друга. Вряд ли она будет такой уж строгой наставницей. Послышался приближающийся звук уверенных шагов, через несколько секунд Белогрудка встала перед ним, держа в правой руке небольшой меч, и ее плащ цвета снега едва заметно развевался позади нее. — С тех пор, как я сам обучал тебя, ты проявила себя как терпеливая и преданная Воинскому Закону воительница. Я уверен, что ты сможешь научить этому своего нового ученика, — почти с усмешкой произнес предводитель. — Воспитай из него настоящего воина, которым мы сможем гордиться так, как гордимся тобой! Она коснулась лезвием его левого плеча и, когда он наконец встал, передала меч ему. Рукоять все еще хранила теплоту ее пальцев. Наконец Ветерок смог повернуться к племени, и толпа взорвалась радостным криком. — Ветерок! Ветерок! Он быстро скользнул взглядом по соплеменникам. Его поздравляли все, кроме Утесницы, все еще стоявшей в стороне от остальных и молча смотрящей в его сторону. Голос Сумеречницы звучал в общем крике громче всех; Ветерок никогда раньше не видел настолько широкой улыбки на лице матери и настолько солнечной гордости в ее глазах. Он перевел взгляд на отца — и пошатнулся, чуть ли не падая прямо посреди поляны в центре всеобщего внимания. Грач поздравлял его тоже, но в выражении его лица ясно читалось разочарование. Его брови были нахмурены, уголки губ, когда он замолкал — опущены, а суженные синие глаза смотрели на него без единого проблеска света. Разве Ветерок сделал что-то не так? Разве он не сделал все правильно? Но отец явно не радовался за него. Значит, Ветерок и вправду сделал что-то не так. Но что? В чем заключалась его ошибка? Соплеменники выкрикивали его имя невыносимо громко, и он бы сделал что угодно, лишь бы они наконец прекратили и оставили его наедине с мыслями. — На этом, — объявил Однозвезд, — сегодняшнее собрание окончено.***
— Как думаешь, — спросил Ветерок Вересколапку, — мы пойдем тренироваться сейчас? Или вместе осматривать территорию? На самом деле ему было все равно на Вересколапку и ее мнение — он просто хотел спросить у Грача, что ему не понравилось, и если они пойдут вместе, то, может быть... — Нет, — вместо нее ответил ему сам Грач. — Это была бы пустая трата времени. Ветерок вздрогнул и отвел взгляд. — Белогрудка будет учить тебя основам, — продолжил отец, — а Вересколапка давно их знает. — Ты прав, — глухо ответил Ветерок. — Пустая трата времени. — Верно, — кивнула Белогрудка. — Кроме того, Однозвезд все-таки назначил тебе наказание. — В смысле? — Он сказал, что не хотел портить тебе церемонию, но «настоящий оруженосец должен понести наказание, достойное настоящего оруженосца», — передразнила наставница предводителя. Вышло у нее крайне правдоподобно. — Поэтому ты будешь ухаживать за старейшинами как минимум пол-луны. — Как минимум? Она кивнула. — Советую начинать прямо сейчас — тогда мы еще успеем позаниматься, когда ты закончишь. Вересколапка, уже собиравшаяся уходить вместе с Грачом, обернулась и послала ему ухмылку. — От лица всех оруженосцев благодарю тебя, Ветерок, за твой подвиг. Он фыркнул, ничего не отвечая. — Вересколапка! Ты что, не хочешь заниматься повторением боевых приемов? — Иду-иду! Ветерок стоял на месте, провожая их взглядом. Все в порядке. Он спросит позже. Или, еще лучше, он сам поймет, что сделал не так, и больше никогда не повторит свою ошибку, и отец будет впечатлен его проницательностью. — Выше нос, — хмыкнула Белогрудка, похлопав его по плечу. — В конце концов, это обязанность всех оруженосцев, настолько же важная, как обучение бегу, или битве на мечах, или стрельбе из лука, или чтению, или... — Да, я понял, — вздохнул он. — Тогда приступай. Или, это было бы совсем отлично, он станет лучшим учеником племени Ветра во всех этих вещах, и не совершит больше вообще ни одной ошибки в своей жизни. Да, он был просто обязан сделать все правильно — ради отца.