Мы любим, до восхода солнца.

— «Да где же этот чёртов омега? И без того проблем принёс, так ещё и прячется где — то» — ругает про себя доставучего омегу, проходя мимо незнакомых ему людей, стараясь разглядеть нужного ему парня. Минхо очень хочет найти Тэри раньше, чем Йена и свалить отсюда, потому что если он найдёт раньше второго, то один он уже не уедет, а пятая точка остро чувствует, что Минхо нужно валить, пока не натворил дел, о которых потом непременно пожалеет. Минхо поймал себя на том, что готов даже молится всем существующим, и нет богам, хоть верующим себя никогда не считал, но сейчас… сейчас, он готов поверить во что и в кого угодно, только бы эта вера предотвратила возможную встречу с тем, кого видеть не хочется, нельзя, не нужно, опасно. Опасно не потому, что может как — то физически ему навредить. Опасно, морально, для того, что сидит в нём к этому альфе и желает вырваться наружу. — Минхо! Хм, вот и все божьи способности. Минхо столбенеет, услышав звук собственного имени. Идти дальше уже не может, обернуться, тем более. Он просто стоит и ждёт, когда Йен сам подойдёт к нему, как и обычно, схватит его за локоть, резко разворачивая к себе, будто он, тряпичная кукла, которой он может вертеть и крутить в разные стороны. Хотя почему «будто»… — Где ты был? Я уже готов был бить тревогу, — как и предполагал молодой альфа, Йен совсем не мягко разворачивает его к себе, а обращаясь к нему, снова повышает голос, заставляя чувствовать себя неразумным ребёнком. А ещё этот запах, заставляющий мозг плавится, он просто невыносим. Чёртова древесина, чёртов, Йен. — Какое тебе дело? — Тряхнув головой, избавляя себя от наваждения, спрашивает, параллельно вырывая из чужой хватки свою руку. — Минхо, я же сказал, что помогу тебе, зачем ты снова начинаешь? — О, я ничего не начинаю, это ты пропал. И твоя помощь мне уже не нужна, я всё сделал сам, — скрестив руки на груди, одаривает альфу победным и совсем, недружелюбным взглядом, — а теперь проваливай, мне нужно идти. — Хм, так значит, сам? — как — то подозрительно спокойно спрашивает, когда парень уже развернулся и собирался уйти. Минхо напрягает этот тон, в котором, как ему показалось, он слышал нотки обиды, из-за которых он и оборачивается снова к альфе. Йен не тянет к нему рук, не пытается остановить, но лицо его отпечатывало грусть, а во взгляде словно тоска, переплетённая с сожалением. Минхо хочется верить в то, что это просто какая — то игра, очередная ловушка, в которые он уже не раз попадался из-за своей наивности. Но как бы, не пытался разглядеть, он не видит в этом взгляде и грамма фальши. А ещё, где — то там, внутри него, сидит явное желание, быть обманутым. — Ты не согласен со мной? — Всё же, нарушает тишину, которая образовалась между ними, но и крохотного шага к нему не делает. — Не важно, — отмахивается старший и отводит взгляд, — но, насколько мне известно, Чон сказал найти Тэри и увезти, — тут же делает шаг к Минхо и прикладывает ладонь к его губам, лишая возможности перебить. — И он сказал, что бы мы сделали это вместе, — совсем тихо проговаривает, незаметно, вдыхая глубже запах, шумно дышащего и явно недовольного парня. — Поищём его вместе или так и будем стоять тут? — Подмигнув бровью, усмехается, так и не убирая ладони от чужого лица, получая неподдельное удовольствие в этот момент, и даже признается себе в том, что это удовольствие не от того, что он снова задирает парня, а от того, что они находятся настолько близко. Минхо на эту колкость внешне не реагирует, во всяком случае, именно так, как должен был. Как бы его не злили слова и действия этого альфы, больше всего его бесит, и злят собственные желания, в которых он на самом деле согласен простоять вот так весь вечер или ночь, неважно. Он просто не хочет отходить от него, не хочет переставать чувствовать жар, исходящий от его тела, не хочет, чтобы он убирал руку с губ, а если и уберёт, то пусть своими губами её заменит. Нет, нет, нет… нельзя, к чёрту! Минхо отворачивает лицо, фыркает и, буркнув что — то вроде: тогда помогай искать его, уносится прочь, подобно фурии, оставляя улыбающегося чему — то, старшего позади. — Ну почему ты такой глупый? — Тихо проговаривает вслед парнишке и, молча, идёт за ним следом, хоть и знает, что тот побежал не в том направлении. Прошло около двух часов, после того, как ему пришлось оставить Минхо и улизнуть, но каждая минута, даже секунда была пропитана этим парнем. Его чертовски притягательный запах, не отпускает, никогда не отпускал, но в последнее время, особенно. Хочется постоянно слушать его голос, и всё равно, что он будет им говорить, оскорбления или снова какой — то бред о сильной, взаимной любви, Йен будет слушать так, словно от этого зависит его жизнь. И сегодня, сейчас, он решил признать это. Он чувствует, что эта тяга не односторонняя, уверен, внутри этого светловолосого мальчишки, внутри так же всё переворачивается, отсюда и эта постоянная злость, это постоянное желание поставить на место, тогда как по факту, на место он хотел поставить только себя. Йен на это не сердится, не обижается, потому что занимался таким же глупым мазохизмом. Все эти восемь месяцев, что парень работает на Чона, Йен старался игнорировать его, потом задирал, и всё пытался внушить себе неприязнь к нему, да только с каждым разом, доводы к этой самой неприязни, звучали смешнее и нелепее. Йену было плевать на то, что Минхо альфа, всякое за свою жизнь пробовал и относится к этому нормально, но он старался не проявлять этого внимания к Минхо. Им ещё работать и работать вместе, не смотря на то, что мальчишка делает всё, чтобы умереть раньше. И если в начале, Йен был уверен в том, что в нём было просто желание трахнуть Ли, и останавливало только отсутствие желания смотреть на его сопли, то с каждым днём он убеждался в том, что это не просто физическое влечение. Единственный, кого он спасал, кого подстраховывал со спины, всегда были только два человека, это Чон и в каком — то, далёком прошлом, Намджун. Причём второго он страховал только потому, что ему платили за это. Но что касалось Минхо… Йен так сильно не наблюдал за Чонгуком, как за этим мелким дурачком, который вечно прыгает в самый эпицентр. Альфу до невероятного поражало то, как, казалось бы такой нежный, состоящий из каких — то взбитых сливок, мальчишка, может быть таким бесбашенным, метким и даже безжалостным. Ни разу он не видел на его лице сожалений, когда приходилось убивать, не видел и тени страха. Он всегда был холоден и собран. Но стоило шуму от выстрелов прекратится, он превращался в обыкновенного паренька, у которого свои мечты, который любит хомячков и жевать зефир. Понимание этих черт в парне, было второй причиной, по которой альфа понял, что этот интерес, не на один раз и даже не два. Он хотел его, безусловно, но не только телом. Понимание этого каждый раз пугало и заставляло Йена стараться держаться подальше, но как это сделать, когда они почти сутки напролёт вместе? Правильно, продолжать, влюбляться, хоть Йен искренне не верит в это слово, как и в существование этого чувства. — Да где он может быть? — Устало вздыхает Ли, выходя с балкона, который он только что проверил, тем самым перебивая ход мыслей Йена. — Есть предложения? Я уже свалить хочу. — А как же спасение парочки? — Спрашивает, проходя мимо парня на балкон и закуривая. — Я сделал всё, что мог, дальше я не смогу им помочь, не смотря на всё желание. И ты тоже сделал многое, — останавливается за спиной парня, вдыхая в себя свежий, вечерний воздух, стараясь внутри себя отделять его от древесины, смешанной с сигаретным дымом. Не нужно пропускать в лёгкие этот запах, иначе, он уже не сможет договорить то, что в себе держать уже не может. — Ты ведь знал, что Тэри придёт? Благодаря тебе ведь он пришёл? — В свой тон на самом деле вопросительных ноток не добавляет, уверен в своей правоте так, как никогда. — Почему не сказал Чону о своих предположениях? — Не поворачиваясь, тихо спрашивает, надеясь, что знает причину. — Потому что хотел узнать о причине твоих действий, — оставаясь за спиной альфы, так же тихо проговаривает, мысленно проклиная свою слабость, которая решила проявится, именно в этот момент. Почему он просто стоит и говорит так, словно это он виновен чуть ли не в предательстве, тогда как всё ровно наоборот? Почему не может просто взять и развернуть его к себе, пригрозить сбросить с этого чёртового балкона, если не скажет правду? Почему именно сейчас, он не может ничего? Почему с этим человеком, вся его внутренняя сила и уверенность, посылает его нахуй, и он становится… вот таким? — Ты сказал, что поможешь мне, но ты знал, что Тэри будет здесь и всё испортит, но не сказал об этом. Почему? — Ты вроде хотел скорее уйти, — с дымом выдыхает, вместо желанных ответов, — идём. — отбрасывает окурок и, развернувшись, всего на каких — то пару секунд, останавливается напротив Ли, задерживает взгляд на его лице, приоткрывает губы, явно что — то собираясь сказать, но не проронив и слова, уходит. Минхо, не сдерживается, прикрывает глаза, позволяет себе вдохнуть ставший, почему — то, таким необходимым, запах и, чему — то безрадостно ухмыльнувшись, идёт следом за старшим. Он чувствует себя невыносимым для самого себя дураком, который не может понять и принять очевидного. Которому, на самом деле не нужны эти ответы, для которого и вопросы эти на самом деле невыносимо глупые и ненужные, он просто… Минхо просто неисправимый наивный дурак. Сейчас нужно думать только о том, как найти этого паршивого омегу и отправить его домой с Йеном, да, именно так Минхо и сделает и плевать на приказ Чона. В одной машине с Йеном он не поедет, и под дулом пистолета туда не сядет. — А вот и наш блудный гость, — останавливается и оповещает старший, заставляя, и блондина остановится, и выплыть из своих мыслей. Минхо поднимается на ступеньку, и вглядывается вперёд, замечая на одном из стульев, нужного им омегу. Облегчённо вздохнув, он старается не пропускать в себя жалости к этому человеку, не проявлять к нему сострадания, не акцентировать на его печальном лице внимания. Этот омега должен был понимать, на что идёт, а раз не послушался предупреждений, которые давал ему и Минхо и сам Чон, то не чего сейчас, сопли распускать. Подходя к омеге с этими мыслями, Ли даже не считает себя жестоким, уверен в правоте своих доводов. — Вставай, тебя отвезут домой, — возможно, в этот момент он и перегнул не много, выразившись настолько неуважительно, но Минхо оправдывает себя тем, что способен на большую грубость и омеге ещё повезло. Признавать, что нашёл козла отпущения для собственных негативных эмоций, не хочет. — Но я должен поговорить с ним, сказать ему, — начинает омега, поднимая подбородок от спинки стула, пока его не перебивает встрявший Йен. — Если ты собирался ему сказать о том, что ты спишь с Намджуном, то он об этом знает, — невозмутимо проговаривает, не реагируя на уставившегося на него, Минхо, — если это что — то другое, то он в любом случае тебя сегодня слушать не будет. — Я хотел извиниться, — тихо отвечает, поднимаясь со стула, — но вы правы, я поговорю с ним позже, когда он остынет, — проходит мимо парней в сторону выхода из почти пустого зала, свесив голову вниз. Минхо продолжает смотреть на Йена, совсем не скрывая своего удивления. Он проматывает в голове сказанные им слова, реакцию Тэри на них и его странные слова, на которые, он прежде был уверен, тот не способен. Не понимает до конца, что всё это значит и не уверен, что хочет понимать, но его просто бесит то, что этот заносчивый засранец, снова знал больше, чем сам Минхо и снова остался в дураках. — Хм, знаешь, больше никогда и никому не говори, что в чём — то поможешь, — едва не шёпотом проговаривает, — а то ведь найдутся дураки, которые, поверят. — Ты не дурак, но мы можем обсудить это позже. После того как увезём омегу… — С каких пор в твоих глазах я перестал быть дураком? — Поднимает взгляд на лицо старшего, делая к нему шаг, но тут же останавливается, чувствует, приблизься он ещё немного и тут же проиграет, — я же всегда тупорылое создание, которое только и делает, что пытается умереть. Разве нет? — Минхо. — Йен, — перебивает, и прикрывает глаза, глубже вдыхая воздух, — пожалуйста, отвези его сам, я пойду домой. — Чон сказал нам сделать это вместе. — Да плевать я хотел на то, что он там сказал, — закипает и отходит назад. — Просто увези его, и оставь меня в покое. — Разворачивается и уходит, надеясь на то, что больше он с ним за сегодняшний день не встретится, желательно конечно никогда, но Минхо будет достаточно хотя бы этой ночи, в которой не будет ни этого надменного и насмехающегося постоянно Йена, ни его запаха, ни голоса, ничего. Минхо слишком устал, ему нужно отдохнуть от этого человека и мыслей, которые появляются рядом с ним в его голове. Йен глядя на удаляющуюся фигуру блондина, только вздыхает тяжело, сжимая кулаки, чтобы удержать себя на месте и не побежать следом. Признаёт, хочется, до безумия. Просто догнать, развернуть к себе лицом, по голове настучать, чтобы из неё вся дурь ненужная вышла, а потом приковать к себе, чтобы этот мелкий камикадзе и шага без него больше сделать не смог. Он планировал, что они вместе отвезут омегу домой, а после, нормально поговорят, или хотя бы попытаются. Йен надеялся, что это «задание», будет для него отличным шансом, чтобы рассказать всё Минхо, но сейчас понимает, что даже если он силой запихнёт младшего в машину, никакого разговора, который привёл бы к чему — то хорошему, не получилось бы. Они бы, как и обычно перематерили друг друга и послали бы, вот и весь разговор. Соглашаясь с этими мыслями и решая оставить парня на сегодня, Йен догоняет уже стоящего у лифта Тэри и вместе с ним спускается на парковку. Всю дорогу парни едут, молча, Тэри на задних сидениях не произнёс и звука, Йен даже не смотрел в его сторону. Альфа и сам устал за этот нелёгкий день, он, почёсывая затылок, думал, как бы поскорее довезти этого парня и самому домой уехать. Нужно было хоть немного отдохнуть и попытаться выспаться, надеясь, что на этом вечере не случится чего — то, что требовало бы его присутствия. Ну и Минхо конечно, это мелкий наверняка тоже устал, пусть выспится, как следует, а то ходит весь бледный, как поганка, с этими мешками под глазами. Конечно, его смазливое личико и этим не испортить, но… Какого чёрта?! Йен в слух выругивается, останавливаясь на запрещающий цвет светофора, ударяет по рулю и достаёт из кармана сигареты, что не укрывается от удивлённо глядящего на него омеги. Йен же внимания не обращает, кажется, что он в этот момент даже забыл о том, что находится в машине не один. Он просто не может понять собственных мыслей и переживаний. Точнее, он их понимает, но с каждым подобным разом, они пугают его всё больше. — Мне казалось, что мы должны были ехать втроём? — Подаёт слабый голос Тэри, возвращая этим альфу в реальность. — А тебе что, нужно особое сопровождение из двух человек? — Огрызается, нервно стуча пальцем по рулю, проклиная чёртов светофор. — Хм, как я вижу, особое сопровождение нужно тебе, — растягивает губы в улыбке, даже не думая отступать, увидев странный блеск, в глазах альфы, — где потерял того красавчика? — Йен не реагирует, дожидается зелёного и срывается с места, обгоняя едущую впереди машину. Тэри ухмыляется, но и сдаваться, не намерен, ему тоже нужно было как — то отвлечься. — Было бы здорово, если бы он был тут, с ним было бы не так скучно, да и глаза радуются каждый раз, стоит посмотреть на него, — томно вздыхает, отворачиваясь к окну. — Стал бы он с тобой разговаривать, как же, — хмыкает альфа и выворачивает руль, отплёвывая сигарету в открытое окно. — Пожалуй, ты прав, можно и без разговоров, — хихикает и едва не врезается лицом в спинку переднего сидения, от резкого торможения альфы. — Выметайся, — едва не рычит, с силой сжимая руль, уговаривая себя не сворачивать этому омеге шею. Он прекрасно знает, что это была только провокация, у этого омеги только один альфа в голове и никто другой ему не нужен. Но стоит только подумать о том, что на Минхо вот так смотрят, что — то там выдумывая в своей голове, в которой кроме грязной пошлятины ничего быть, не может, хочется убивать без разбора. И не важно, кого, омегу, альфу, каждого бы разорвал, кто только посмотрит плотоядным взглядом на его мелкого дурачка. — Да ладно тебе, не ревнуй, — возвращает на лицо не правдоподобную улыбку и открывает дверцу, — но не советую тянуть с ним, а то у ревности скоро появятся все шансы стать больше. — Проговаривает и покидает машину, не нуждаясь в ответе альфы. На самом деле ему всё равно на этих двоих, но наблюдать за ними со стороны забавно. То как на людях они грызутся постоянно, а потом, защищают друг друга перед другими или едва не облизывают глазами, наивно полагая, что никто не заметит. Йен же снова ударяет по несчастному рулю и достаёт из кармана телефон. Смотрит на номер младшего, матерится, блокирует экран, желая выбросить телефон в окно, но выдыхает и всё же набирает номер, который успел выучить, хоть и звонил на него всего два раза. Проходит семь гудков, прежде чем Минхо отвечает на звонок, но ничего не говорит. Йен, чувствуя себя полным дураком, тоже не знает что сказать. Сидит, прижимая телефон к уху, слушает чужое дыхание, звуки которого перебивают проезжающие машины. Видно, Минхо не далеко от оживлённой дороги, но, какого чёрта он там делает? — Где ты? — Только и может спросить, понимая, что парень до дома ещё не добрался. Говорит тихо и спокойно, а от продолжающейся тишины от парня, альфе даже кажется, что он спросил слишком тихо, и уже собирается повторить свой вопрос, но слышит тяжелый вздох, а после голос Минхо. — Я только вышел к главной дороге, — хрипло отвечает, — отвези меня домой, пожалуйста, — тише добавляет и сглатывает. Йен понимает, что парню тяжело говорить, но благодарен ему за то, что он ответил и даже позволил приехать за ним, а потому, лишних вопросов не задаёт. — Будь там, я приеду в течении десяти минут, — младший в ответ только согласно угукает и отключается, а Йен, тут же срывается с места, уже просчитывая в голове то, сколько штрафов ему ждать за нарушение правил. Хотя, какие могут быть правила, когда дело касается Минхо? Правильно, никаких. Поэтому и сейчас, глупо посмеявшись над собой, Йен вдавливает педаль газа в пол, и его не заботит ничего, кроме как, быстрее добраться до него, и увезти домой. Минхо ходит взад вперёд по обочине, прижимая к груди телефон, по которому только что говорил с Йеном, пытается найти себе объяснение, оправдание, да хоть что — нибудь, что хоть как — то, разумно, объяснило бы ему, его же поведение. Зачем он ответил? Зачем попросил приехать? Зачем этот придурь согласился приехать? Просто, зачем? Обречённо выпустив воздух, Ли присаживается на корточки, мечтая сейчас закурить, запить, и просто пропасть. В голову даже закрадывается идея, сбежать с этого места, пока старший не приехал, но он тут же отвергает её, думая о том, насколько стыдно ему будет, когда они увидятся завтра. Ладно, Минхо просто нужно успокоится. В конце концов, в этом нет ничего такого. Йен просто приедет и просто довезёт его до дома. Они не будут говорить, не будут ничего делать, из-за чего потом придётся жалеть, нет. Как только старший приедет, Минхо, молча, сядет на заднее сидение и так же, молча, проведёт всю дорогу, не будет реагировать на какие — то слова Йена, не будет задавать вопросов, просто, тишина. Если молчать, то всё пройдёт хорошо и без последствий. Только Ли хочет посмотреть, сколько времени прошло после звонка, как видит знакомый автомобиль, приближающийся к нему. Что он там думал, что сбежать, это глупая идёя? На самом деле сейчас, глядя можно сказать, в глаза собственному страху, она не кажется такой уж и глупой, а даже, более разумной, чем находится с человеком, который волнует тебя всеми приятными, и нет, способами, в одной машине. Минхо поднимается на ноги, сжимает кулаки, заставляя телефон едва не покрыться трещинами, стоит на месте так, словно замершая статуя, не понимает, не может с места сдвинутся, или не хочет. Сейчас, он более чем уверен в том, что его ноги вросли в асфальт и если его можно как — то переместить отсюда, то без них. Именно так Минхо думает, наблюдая за тем, как открылась дверь со стороны водительского сидения. Но стоит ему увидеть то, как из машины выходит Йен и широкими шагами, идёт к нему, неосознанно, но он делает шаг назад, тем самым понимая, что двигаться он всё — таки может, но хорошо ли это, в данный момент, не уверен. Йен останавливается на расстоянии трёх шагов от парня, сканирует его пристальным взглядом, отмечает про себя, что этот мелкий дурень, почему — то в одном пиджаке и слегка дрожит от холодного ветра. Думает, что будь бы на месте Минхо омега, он бы предложил свою куртку, но так как это именно Минхо, то в куртку его придётся заворачивать, при этом стараясь не получить кулаком в челюсть. — Идём? — Решает не рисковать и не злить снова парня. Настучать ему по голове за такие бездумности, он ещё успеет. — Я не хочу говорить с тобой, — тихо отвечает, но ветер, доносит до старшего альфы эти слова и не сказать, что они ему приятны. Более того, он даже при таком плохом, ночном освещении по взгляду чужих глаз, видит, что парень уже успел пожалеть о своей просьбе. В этот момент Йен даже немного понимает, почему Минхо так сильно старался помочь Чону и Юнги, потому что смотреть на то, как два человека испытывают друг к другу, сильную, симпатию, но не понятно почему, упираются, и правда, невыносимо, и смешно. — Хорошо, поедем, молча, — отвечает, стараясь держать ноги прикованными к земле, чтобы не шагнуть ближе и не зарыться носом в эти светлые волосы, после чего закатить в наслаждении глаза от этого запаха, нотки которого, доносит до него ветер. Вместо этого, Йен только глубже вдыхает воздух в лёгкие и, развернувшись к машине, повторяет свой первый вопрос. Минхо не отвечает, но Йен слышит, как под чужими ботинками, захрустел гравий и с каждым шагом, звук становился громче, значит, Минхо идёт за ним, а не от него. Это вызывало лёгкую, но улыбку на лице альфы, которую он старался подавить, пока шёл к машине. Проходит около десяти минут, с момента, как парни сели в машину и поехали в сторону квартиры Минхо. Как и договаривались, они ехали, молча, только Минхо не сел на заднее сидение, как планировал, и сейчас был в какой — то степени, даже рад этому. Рад, потому что мог через отражение в оконном стекле со своей стороны, наблюдать за Йеном, за его уверенными действиями, и зачем — то, кончиком пальца, обводить силуэт его лица. Только в какой — то степени, потому что осознавал каждое своё действие, и каждый свой взгляд. Минхо это бесит, бесит и этот чёртов Йен, у которого не понятно, что в голове. Сначала он показывает то, как всеми фибрами души ненавидит его, а потом говорит о том, что хочет защитить. Обещает помочь и в этот же момент делает всё ровно наоборот. А сейчас, не задирает его, не подкалывает и слова не говорит о том, что нужно было изначально ехать вместе. Странный, бесячий и раздражающий. Но что в этом адском коктейле более бесячее, это то, что он всё равно хочет смотреть на него, хочет, чтобы он начал говорить, и пусть из его рта снова вылетят оскорбления, но так он хотя бы будет чувствовать… чувствовать, что этот раздражающий его ненормальный идиот, рядом. — Я помню, что ты не хотел говорить, поэтому говорить буду только я, слушать, или нет, как и верить, решать только тебе, — вдруг заговаривает Йен, словно чувствуя потребность младшего в его голосе. На самом же деле, он ехал и проматывал в голове ту историю, которую рассказывал Минхо Чону, и тоже решил всё же взять из неё урок, а так же, в памяти прочно засели слова Тэри. В конце концов, чем дольше он тянет, тем дальше Минхо от него будет. Ли не отвечает, но поворачивает голову к старшему, внимание которого было сосредоточено на дороге и готовится слушать. — Там в кабинете Чона, ты спрашивал, почему я не рассказал о том, что знаю. Я не сделал этого не потому что не хотел или мне было настолько плевать, я просто не мог. Когда — то Чон и Ким работали вместе, я тогда только пришёл и по большей степени работал с Намом, потому что срочно нужны были деньги, а он скуп в этом не был. Чон тоже, но с его стороны работа была иной, более трудной, хоть и почище, но всё это было долго и… короче, деньги мне нужны были срочно, и много, поэтому я в большей степени выполнял поручения Кима. — Остановившись на светофоре, Йен глубоко вбирает в себя воздух, думая о том, что всё таки говорить об этом кому — то, оказалось намного сложнее, чем он думал, а потому, открывает окно и закуривает. — Я не успел накопить нужную мне сумму, когда всё стало более — менее тихо, и тогда, узнав о моей ситуации, Ким помог мне. Перекрыл все долги, в которые влез отец, помог с лечением папы, пусть долго он и не прожил после этого, но всё же. Помог младшему брату закончить обучение в другой стране и ещё во многом. В общем, денег он от меня обратно не взял, но повесил ярлык должника, пока не понадоблюсь. Когда же произошёл конфликт, я выбрал сторону Чона, потому что считал, что он более благоразумен и считаю так до сих пор, хоть меня и бесит его чрезмерная вспыльчивость, но он не так жесток, как Ким. — На этом моменте, говорить становится настолько сложно, что казалось и никотин в глотку не лезет, настолько она сжалась, что говорить было до невыносимого тяжело. Минхо, понимая, что Йен действительно хочет, объяснится и, видя то, как ему тяжело, неуверенно, но кладёт свою ладонь на чужое плечо, чуть сжимая пиджак, почему — то думая, что это хоть как — то, но поможет альфе продолжить. В этот момент Минхо уже не интересовало это, он мог прожить и без этих объяснений, но он понимал, что Йен доверился ему и действительно хочет рассказать обо всём, а это, дорого стоит. — О том, что я должен, Ким напомнил именно в этот момент. Он знал, догадывался, что Чон соберёт информацию на Юнги, моей задачей было проконтролировать, чтобы он не узнал всего. Так же нужно было докладывать обо всём происходящем и в нужные моменты подсылать Тэри. Я не хотел этого делать, Минхо, — затормозив на обочине, поворачивает голову к внимательно слушающему его, парню, — это даже для меня слишком грязно. Сначала я хотел просто рассказать Чону, пока я не получил фото брата, за которым по пятам ходят люди Нама. Мой брат, омега, — сжимает руль и утыкается в него лицом. — Я волновался за него, не мог позволить, чтобы с ним что — то случилось. А потом ещё и ты в это полез, — возвращает взгляд парню, чуть повышая голос, — этот человек не знает, что такое пощада, ему плевать, понимаешь? Тебя бы без разбора его ножичками натыкали, придурок… — Но почему тебя это волнует? — Перебивает, своим тихим вопросом. — Я же, просто придурок, который лезет туда, куда не следует. Ты и сам меня несколько раз убить грозился. Так почему сейчас, ты стремишься защитить меня? — Потому что, ты мне нравишься, — вот так просто отвечает, пока Минхо, пытается понять, в какой реальности находится и есть ли из неё выход. — Ты мне нравишься, — повернувшись полностью к парню, едва не по слогам, повторяет. — Поэтому, я пытаюсь защитить тебя, потому что ты, Ли Минхо, мелкая заноза в заднице, нравишься мне. Я боюсь, и не хочу допускать, чтобы с тобой что — то случилось. Минхо смотрит на Йена, слышит его слова, а понять, принять и поверить в них, не может. Думает, что сегодня какая — то, нереальная ночь открытий, только вот как не сойти с ума от них, инструкцию никто не дал. Парень только и может, что сидеть с выпученными глазами, смотреть на старшего, и на повторе прокручивать в голове, сказанные им слова. Хотел ли он когда — либо услышать от него подобное? Возможно, в каких — то, самых ненормальных мечтах. Рад ли он тому, что услышал их в реальности, в которой они звучат более не правдоподобно, чем во сне? Ещё не понял. Минхо сейчас вообще ничего не понимает, кроме того, что у него голова начинает, кружится от всех этих мыслей, или же от тяжёлого запаха, которым заполняется салон автомобиля. В целом, плевать от чего. Не плевать только на то, что от этого самого головокружения, у Ли сохнут губы, он их облизывает и смотрит на чужие, пытаясь представить, какого это, касаться, этих на вид, жёстких губ. Такие же они жёсткие, по ощущениям, как на вид? И может ли он это проверить? В целом, если подумать логически, наверно, он может, ведь Йен только что признался ему в симпатии, и нет ничего странного в том, что после этого, Минхо его поцелует, но… страшно как — то. Может для начала, стоит ответить на это признание? Но разве нельзя ответить поцелуем? Ведь, он бы явно не стал целовать того, чью симпатию он не разделяет, поэтому, всё и без слов будет понятно, но хочет ли Минхо на самом деле принимать эту симпатию? Нет, вряд ли. Ему было достаточно, прошлого опыта. Это снова осуждения, снова, никому ненужная борьба, которая только выматывает и стирает чувства напрочь. Нет, Минхо снова в это болото не хочет. К тому же, Йен просто сказал, что он ему нравится, а это ещё не означает какую — то глубокую симпатию, которая может привести к каким — то отношениям, за которые нужно будет бороться. Может, он его просто трахнуть хочет? Но с другой стороны, тех, кого хотят просто трахнуть, не защищают. Подумаешь, одной задницей больше, другой меньше, делов то… Ах, как же сложно. Минхо готов выйти из машины и просто биться головой об землю, может тогда там, на место мозги встанут и смогут нормально соображать. Просто, какого чёрта? И вот что он сидит и молчит? Сказанул такое и сидит, глазеет на то, как Минхо с ума сходит, готовый волосы начинать на себе рвать, улыбается чему — то. Может, это всё просто одна из шуточек? Точно. Он ведь знает о том, как сильно верит в высокие чувства Ли, вот и решил посмеяться и поэтому, ничего не делая, молча, наблюдает сейчас за ним. Нет, нет, нет. Нельзя так с людьми шутить. Но почему он тогда больше ничего не говорит? Почему ничего не делает? Почему… Последнее, «почему» тонет где — то в самом Минхо, потому что альфа, резко приблизившись, кладёт свою ладонь ему на шею, и тянет его к себе, впиваясь своими губами, в чужие. И теперь, всё, о чем может думать Минхо, пока отвечает на поцелуй, так это о том, что губы Йена, на самом деле намного мягче, чем казались.

***

— Юнги, твой телефон скоро взорвётся, вставай уже. Омега хмурит лицо, переворачиваясь на бок, приоткрывает один глаз, но в комнате никого не видит, поэтому снова утыкается лицом в подушку, стараясь игнорировать противный звук, который почему — то становился всё громче. Юнги накрывает голову одеялом, чтобы спрятаться от неприятного звука, и уйти обратно в мир снов, потому что реальность со своими телефонными звонками и просыпающейся головной болью, наравне с сухостью во рту, ему совсем не нравилась. Вот, долгожданная тишина, Юнги приподнимает уголок губ, надеясь, что сейчас он сможет снова уснуть. Стоило ему об этом подумать, как прямо в ухо раздаётся рингтон звонка, который заставляет омегу подскочить в постели. Из-за этого он врезается головой в телефон, который держал в руке Тэён, с закрытыми глазами. — Совсем крыша поехала? — Хрипит Мин, обхватывая раскалывающуюся голову руками. — Это твой папа и он пытается дозвонится, уже два часа. Ответь ему, — невозмутимо протягивает телефон Мину, после чего, покидает комнату. Юнги, глядя на светящийся дисплей телефона, шумно вздыхает, понимая беспокойство папы, вызывать которое, ему хотелось меньше всего, но и отвечать в этот момент, тоже не хочется. Дисплей гаснет, а Юнги берёт в руки телефон, просматривает список пропущенных вызовов, которых оказалось шестьдесят три, чешет затылок и решает всё — таки перезвонить. — Папа… — Юнги, ну я же просил предупреждать, если будешь оставаться где — то на ночь, — тут же начинает взволнованный омега, — я же волнуюсь, сынок. Ну, мог же если не позвонить, то хоть смс оставить, что с тобой всё хорошо, и ты просто не приедешь домой. Юнги! — Папа, прости, — тихо отвечает, когда старший омега смолкает, — со мной всё хорошо, не волнуйся, пожалуйста. Я скоро приеду. — С тобой точно всё в порядке, Юнги? — Недоверчиво спрашивает Ёнсан, что заставляет Юнги горько ухмыльнуться про себя. — Да, в полном. Давай я позже приеду, и поговорим, хорошо пап? — Юнги дожидается согласия старшего, перед которым ещё четыре раза повторил, что с ним всё хорошо, и только после этого завершает разговор и снова устало валится на подушки, прикрыв глаза. Юнги совсем не в порядке и это касается не только физического состояния. Юнги более чем, помнит весь прошедший вечер и ночь, а он так хотел бы забыть. Забыть всё и всех, кого видел, как и все разговоры, в особенности свои собственные слова. Обдумывая их, он не отказывается от своего вчерашнего решения, во всяком случае, пытается не идти умолять Тэёна, чтобы достал номер Чонгука и звонить ему с извинениями, или самому не отправится к нему. Нет, он должен сдержатся, должен быть разумным, сильным и не вестись на поводу проснувшихся с новой силой, эмоций. Нет, Юнги должен, быть сильнее каких — то там чувств, которые совсем не делают его жизнь лучше, которые и не делают лучше, самого Юнги. Он должен, просто обязан перебороть, забыть и отпустить. Так будет лучше, для всех. — Ты оделся? — Кричит откуда — то Тэён, на что Юнги только отрицательно мычит, — тогда прикройся, я захожу. Юнги послушно накрывается одеялом, натягивая его почти до подбородка, и смотрит на зашедшего в комнату Тэёна со стаканом воды в руке. — Голова болит? — Ставит на тумбу стакан и присаживается на самый край кровати, передавая Юнги таблетку. — Чувство, что умру сейчас, — вымученно выдавливает, принимая таблетку и тут же закидывая её в рот. — От похмелья ещё никто не умирал, но ещё раз скинешь пепел в салон машины, сделаю так, что умрёшь, и даже Нам не поймёт от чего, — совсем не убедительно проговаривает, на что Юнги только хмурит лицо, услышав нежеланное совсем для ушей имя. — Я так понимаю, меня ждёт серьёзный разговор с ним? — Осушив стакан воды за раз, откидывается обратно на подушку, уставляясь в такой красивый потолок. — Не знаю, он ничего не сказал, кроме того, что его несколько дней не будет в городе, — замечает, как глаза омеги тут же уставились на него и разводит руки в стороны, — можешь меня не спрашивать, я правда ничего не знаю, Юнги. Он сказал, что его не будет в городе дней пять или около того, а я это время побуду с тобой. Но если что — то случится, то я, конечно, могу с ним связаться, но не думаю, что ты желаешь его общества. — Значит, ты сможешь сейчас отвезти меня домой? — Игнорирует всё сказанное, но делает для себя важную пометку. — Да, но не думаю что это хорошая идея сейчас. Тебе бы поспать ещё, в душ и поесть, а потом… — От душа я бы правда сейчас не отказался, дальше посмотрим, — перебивает в своей обычной манере, — я так понимаю, я могу принять его здесь? — Квартира в твоём полном распоряжении, — поднимается с постели альфа, — душ там, — показывает на дверь, которую почти скрывал угол комнаты, — твоя сменная одежда у меня в машине, сейчас принесу. — Спасибо, — кивает Юнги и когда альфа уже подходит к выходу, кусая губу, окликает его, — Тэён, эта квартира?.. — Мнётся, снова вгрызаясь зубами в нижнюю губу. Жутко неловко, но любопытство выше этой неловкости. — Эта квартира Кима, — понимает, о чём пытался спросить омега, — и ты первый кого он вот так привёл. И да, — делает шаг к кровати, поднимая палец вверх, — это не моё дело, но что между вами вчера произошло? — Тоже решает задать волнующий его вопрос, так как до сих пор не мог понять поведение Кима. — Понятия не имею, — пожимает плечами Юнги, и альфа решает не давить и дать парню время, хотя бы в чувство немного прийти. Тэён искренне хочет верить в то, что Юнги не смог дать ответ на этот вопрос, из-за дурного самочувствия связанного с похмельем, а не потому, что сам ничего не понимает. Если и Юнги не понял произошедшего между ним и Намом, то он не сможет как следует объяснить это, а значит, будет совсем не понятно, чего ждать от Кима, когда он вернётся. Эта неопределённость напрягает и пугает. И пусть сегодня утром Нам разговаривал так, словно вчера на парковке ничего не произошло, Тэёна до сих пор не отпустило напряжение, да и сам Ким, продолжает странно себя вести. И проявление этой странности, не объяснить так просто. Он вроде и такой же, как обычно, но какой — то другой, будто Ким просто старался выглядеть, делать и говорить всё как обычно, а на самом деле, вообще неизвестно, что творится в его голове. Нехотя, но Юнги всё же поднимается с постели, и вялой походкой плетётся в душ. Он искренне хочет верить в то, что струи воды помогут освободить голову от одолевающих её мыслей, да только оставшись в душевой кабине, он только ещё больше загружается. Снова голову разрывают вопросы о правильности его действий. В памяти всплывают слова Джина о масках, множественные слова Чонгука и не очень приятные, но и слова Хосока и следом за ним Намджуна. Всё это повторяется по цикличному кругу, как пластинка и Юнги уверен, если эти голоса не заткнутся в его голове, он точно сойдёт с ума и уедет не домой, и даже не к Чонгуку, а в психушку. А подвывание этим голосам проснувшегося зверя, не улучшали морального состояния парня от слова, совсем, становилось только хуже. Юнги присаживается на пол кабины, опираясь на стенку, и прикрывает глаза. Хочет верить, что он не плачет сейчас, и это просто вода стекает по его лицу, но верится в это с трудом, потому что на самом деле плакать хочется нестерпимо, а ещё, к Чонгуку. Сейчас в омеге правят два этих желания, и Юнги думает, если и отдавать победу одному из них, то лучше первому. Может, проплакавшись, ему станет легче? Потому что если он ещё хоть раз увидит Чона, то эта встреча будет последней, Юнги явно не выживет после неё. Казалось бы, ночью, перед тем, как уснуть, он всё понял и даже начал принимать, что всё это глупо и не нужно совсем, ведь он делает больно в первую очередь самому себе, но… сможет ли он выдержать ту боль, которая непременно будет ждать его в будущем с Чонгуком? Чёрт, даже эти два слова «Чонгук» и «будущее», не усваиваются в его мозгу вместе. Нет, он правильно подумал тогда, то, что у других «навечно» у них, «никогда». Потому что нельзя, неправильно, запретно, грязно, болезненно. Пусть, и кажется в мечтах, что будет только прекрасно, Юнги не хочет жить в этих мечтах, не хочет быть тем, кто живет только своими надеждами, а потом истекает кровью, пытаясь собрать эти осколки во что — то целое. Взяв себя в руки и успокоившись, Юнги поднимается на ноги и заканчивает мыться, после чего выходит из душа в полотенце и смотрит на оставленный, на постели пакет с названием одного из известных брендов. Переворачивает пакет, вывалив из него на постель одежду, смотрит на эту кучу примерно минуту, прикрывает глаза, прислушиваясь к голосу внутри, который напоминает: «ты действительно этого хочешь, чтобы я оставил тебя? В этом желании не замешан Намджун или мои отношения с Ёнсаном? Это именно то, чего хочешь именно ты, тот ты, который полезет на крышу со сломанной лестницей и чёрта с два спустится, не достигнув цели? Тот ты, который отдаёт предпочтение коньяку, а не виски? Тот, которому по душе бесформенные толстовки, нежели тонкие блузки? Тот, кто, не постеснявшись, ответит любому альфе?»… Всхлипнув от произнесённых, любимым голосом слов в голове, Юнги смахивает с постели одежду, на которую и смотреть тошно, которая ему и не нравилась никогда, и валится спиной на заправленную кровать, закрыв лицо руками. Как же надоело. Эта постоянная неопределённость в голове, эти мысли, эти чувства, это всё. Сил просто нет, а в горле снова ком и Юнги это бесит. Стоило ему один раз увидеть Чонгука, так всё, снова весь раскис, подобно намокшему картону размок, снова готов плакать каждую минуту, снова чувствует, как всё нутро не слушается и тянется к нему и плевать на все разумные доводы о том, что ему это не нужно. Юнги не хочет быть без Чонгука, не хочет чувствовать себя каким — то половинчатым без него, неполноценным, с дырой в груди, которую он уверен, действительно ни чем и ни как не заполнить. Но и чувствовать ту самую полноценность и собранность, не хочется только за счёт другого человека. Юнги не хочет быть без Чонгука, но он должен этому научиться. Научится быть Юнги. Присев на постели, Юнги берёт в руки телефон и набирает смс, в котором просит Тэёна принести ему другую, ЕГО, одежду и снова валится головой на матрас, ожидая ответа, который и не заставляет себя долго ждать. Тэён пишет, что пакет с другой одеждой, стоит у кровати. Юнги, читая это сообщение, чуть улыбается уголками губ и, поднявшись на ноги, действительно находит на полу обычный пакет, в котором его обычная, но любимая одежда. Привычные брюки и толстовка, натягивая которую, Юнги в удовольствии закатывает глаза. Как ни крути, но он не понимает, зачем ради мнимой красоты, лишать себя такого комфорта, который тебе может дать вот такая, бесформенная, но мягкая и удобная толстовка. Выйдя из спальни, Юнги слышит какой — то шум, а живот его начинает урчать, от тянущегося запаха еды. Идя на этот шум и запах, Юнги приходит на кухню, где перед плитой стоял Тэён, и мычал себе под нос какую — то мелодию, помешивая что — то в сковороде. — Голоден? — Спрашивает, не оборачиваясь, а Юнги, усаживается за стол и согласно мычит. Минут через десять, Тэён заканчивает с готовкой и ставит перед Юнги тарелку с дымящейся пастой, на которую Мин удивлённо смотрит. — Ты умеешь готовить? — Спрашивает, с недоверием косясь на альфу, который тоже сел за стол и пододвигал к омеге чашку с кофе. — Попробуешь и узнаем, — пожимает плечами, на что Юнги хмыкает и наматывает спагетти на вилку. Как оказалось, Тэён и правда умел готовить, и даже если эта паста единственное, на что был способен альфа, Юнги она очень понравилась. Он даже не заметил того, как съел всю тарелку и не постеснялся попросить ещё, на что альфа самодовольно хмыкнул, но выполнил просьбу омеги. — Где ты научился так готовить? — Попивая кофе, наконец, усмирив свой проснувшийся дикий аппетит. — Сокджин научил, — с простотой отвечает, тоже попивая кофе, откинувшись на спинку стула. — Оу, — заминается Юнги и виновато опускает глаза, думая, чтобы сказать, но Тэён опережает его. — Да не волнуйся ты, я спокойно реагирую на упоминания о нём, — озвучивает, не желая совсем, чтобы омега винил себя, — кстати, я слышал, вы всё-таки поладили? — Поддавшись вперёд, с лёгкой улыбкой, спрашивает. — Да, наверно, — с оттенком грусти, отвечает, думая, что после того, что он наговорил Хосоку и Чонгуку, Джин вряд ли захотел бы снова общаться с ним, — он и правда полная противоположность Намджуна, и с ним очень легко, но и в то же время как — то, неловко. — Вспоминает о том, как легко Джин описал его чувства, и ёжится от этого. Казалось, что он его мысли читает, это немного пугало. — Дай угадаю, для тебя было странно то, что он говорил всё то, о чём ты думал? — Поднявшись со стула, достаёт из кармана пачку сигарет и кивает Юнги в сторону гостиной, приглашая так покурить. Юнги согласно мычит и идёт за альфой, который выходит на балкон, где они и закуривают. Тэён упирается локтями в перегородку, смотрит куда — то вдаль на дорогу, и заговаривает. — У Сокджина есть невероятная способность читать людей. Он всегда видит, когда человек врёт, особенно, когда он врёт себе. — Поворачивает лицо к Юнги, выгибая бровь. Юнги этот намёк альфы понимает, но и соглашаться с его словами не намерен, что незамедлительно озвучивает. — Я не вру себе, — проклинает себя за то, что получилось так тихо, и прокашливается. — Просто, всё это глупо. — Глупо то, что ты пытался создать видимость того, что к Чону у тебя ничего нет, — затягиваясь, снова отворачивается к дороге. — Согласен, это было глупо, — признаётся, — но я правда не хочу быть с ним. Из-за него я становлюсь другим, не на что не способным нюней, который только и делает, что ищет его, и подвергается панике, стоит ему пропасть. Это не правильно, я не должен быть таким. Чувства не должны лишать самостоятельности, — откровенно делится с альфой своими мыслями, почему — то уверенный, что тот поймёт его. — Я люблю его, и уверен, в жизни ни кого и никогда не полюблю кого — то так, как я полюбил его, просто не смогу, но я не хочу всецело состоять только из этой любви. — Отбрасывает окурок и поворачивает лицо к альфе. — Все говорят мне о том, что я поступаю не правильно, что так я могу потерять себя, и даже Намджун вчера посмеялся надо мной, но, я тут подумал, можно ли потерять то, чего, по сути, и нет. — В смысле? — Повернувшись к омеге, спрашивая, показывая, что внимательно слушает. — Джин сказал, что можно не заметить, и срастись со своими масками, тем самым потерять себя. Но я ещё вчера думал о том, что я постоянно, всю жизнь притворяюсь и на самом деле, даже понятия не имею, какой я. И если, я так и не узнаю себя, но кинусь в эти чувства, не пожалею ли я потом об этом? То есть, даже если предположить, что с Чонгуком, у нас всё будет хорошо, но… я не знаю, я так запутался… — Юнги обречённо роняет голову на грудь, не в силах выдержать сочувственного взгляда альфы. — Я понял тебя. — Снова закуривает альфа, — и как бы мне не хотелось этого говорить, но ты прав. — Юнги поднимает на альфу удивлённый взгляд, на который тот только пожимает плечами и передаёт Юнги сигарету, — в конце концов, тебе ещё даже двадцати нет, и в жизни у тебя бывало такое, что и врагу не пожелаешь, поэтому твоё желание найти себя, абсолютно нормально. — Объясняет, принимая из рук Юнги зажигалку и убирая её в карман. — Единственное, что ты делаешь, по моему мнению, не правильно, так это твоя привычка быть постоянно сильным и отказываться от всего, что по твоему мнению слабость. Любовь, это не слабость Юнги, потому что полюбить, доверить своё сердце кому — то, может только по — настоящему сильный человек, слабаки же, бегут от этого чувства, чтобы не нести за него ответственность, или тоже считая это слабостью. Это глупо. Если ты хочешь сначала попытаться понять кто ты, и какой ты, для начала следует убрать свои ярлыки «сильный» и «слабый» и начать делать то, чего тебе хочется. Не потому что должен, правильно, а именно хочется, как например, сегодня. Ты не захотел одевать ту одежду, потому что в такой, тебе удобнее. Казалось бы, мелочь, но это крохотный, но шаг именно к себе. Когда ты делаешь то, что хочешь. — Возможно, ты прав, — выдыхает Юнги, обдумывая слова альфы, — но как мне быть с остальным? Как мне быть с Чонгуком? А Намджун? Что мне делать? — Я так понимаю, с Кимом у вас, ничего не было вчера? — Шумно вдыхая воздух, спрашивает, а получив в ответ кивок, продолжает, — я не уверен, в том, что я сейчас скажу, но я не думаю, что он сможет навредить тебе. Вам с ним нужно поговорить. — И что я ему скажу? — Всплёскивает руками, — Намджун прости, но с тобой я совсем не могу, давай отменим сделку и… — Эта ваша сделка с самого начала напоминала цирк, — усмехается альфа, — он никогда, никого не ждал, не давал времени, как тебе, Юнги. Я уже молчу про остальное. Если бы ему нужен был секс от тебя, он бы давно взял, и на остальное ему было бы плевать, потому что ты сам согласился. Но всё вышло совсем иначе, не так ли? — Да, но, если он меня не отпустит… — Не думай об этом и вообще ни о чём, — отмахивается Тэён, напоминая этим жестом Джина, — просто поговори с ним. Я уверен, он не откажет тебе в разговоре, а дальше, будет видно. На счёт Чонгука, честно, не знаю, что сказать и посоветовать. Попробуй объяснить ему именно то же, что ты сказал мне. — Я подумаю, — не даёт альфе снова заговорить, чувствует, как внутри всё слишком встрепенулось от упоминания любимого имени. Пусть они не раз его произносили, но зверёк, как — то очень странно отреагировал именно сейчас. Нужно заканчивать этот разговор. — Я хочу домой, отвезёшь меня, пожалуйста? — Да, конечно, — кивает альфа, видя, как лицо омеги вдруг побледнело. — Или, может, приляжешь? — Нет, — мотает головой омега, — я просто хочу домой, мне тут дышать тяжело. — Договаривает и выходит с балкона, после чего сразу идёт к выходу из квартиры. Сейчас у Юнги только одно желание, поскорее сбежать из этого места, ему на самом деле тяжело дышать, хоть он искренне не понимает причину. Кажется, если он ещё хоть раз вдохнёт воздух, в этой квартире, которая пропитана чужим сандалом, у него лёгкие взорвутся. Никогда ещё Юнги так остро не реагировал на чужой запах. Если раньше, он вдыхал его с сожалением о том, что это совсем не тот запах, которым ему хотелось бы дышать, то сейчас, его в буквальном смысле начинало тошнить от него. А внутренний омега, вместо каких — то объяснений, сходил с ума, кричал и царапался, словно собирался разодрать Юнги изнутри. И выбравшись из него таким способом, сбежать. Юнги не понимает, что происходит, но решает не испытывать судьбу и, не дожидаясь Тэёна, спешно, покидает квартиру и едва не бежит к лифту. Когда он проходит к нему, то прижимается горящей спиной к стенке лифта, обхватывая себя руками, пока его тело, трясёт, как в лихорадке. Хочет сейчас, по — скорее добраться домой, надеясь, что папа сможет как — то объяснить его такое состояние и помочь, потому что Юнги оно, откровенно говоря, пугает. Выбежав на улицу, Юнги судорожно вдыхает прохладный воздух, избавляя лёгкие от чужого и такого тяжелого сейчас, запаха, но принюхивается и уверен, что сходит с ума. Когда к нему подходит Тэён, он чувствует, совсем слабые, но нотки грецкого ореха, которых тут быть не должно. Юнги оглядывается по сторонам, игнорируя расспросы альфы, ищет хозяина своего любимого и такого необходимого в данную секунду, запаха, но не находит. Он точно уверен, что чувствует его, и зверёк внутри, на эти мысли, согласно урчит, тоже ищёт, подбивает Юнги идти на него, но тот, как бы, не желал, рванутся, в каком — то неизвестном ему направлении, не соглашается, приказывает омеге успокоится, и не сходить с ума. — Юнги, ты в порядке? — Спрашивает Тэён, обратившего, наконец, на него внимание, Юнги. — Я, я не знаю, — мотает головой, честно признаваясь, — это прозвучит странно, но ты чувствуешь запах грецкого ореха? Тэён, удивлённо округляет глаза, прекрасно зная, кому принадлежит этот запах и отрицательно мотает головой. Присматривается к омеге, принюхивается и в этот момент, начинает понимать, что с ним происходит. — Ты уверен, что хочешь сейчас домой? — Подводя омегу за плечи к машине, осторожно спрашивает. — Да, но почему ты спрашиваешь? — Я просто спросил, обычно, ты не хотел волновать папу, и появляться дома в плохом состоянии, — пожимает плечами и усаживает омегу на заднее сидение, после чего обходит автомобиль и садится за руль. — Так что, домой? Юнги, откинувшись на спинку сидения, задумывается и понимает, что он уже совсем не хочет ехать домой. Он хочет в совсем другое место, к другому человеку. Тэён сказал, чтобы найти себя, нужно делать так, как хочется, а Чонгук сказал, что он может приходить на крышу, в любое время. Так может, стоит хоть раз, хоть немного, но послушаться своих желаний? Эта крыша, это не Чонгук, но это второе место, где Юнги сейчас хотел бы быть, поэтому… — Тебя наверно будут ругать, если ты отвезёшь меня туда, — тихо проговаривает, уже чувствуя вину за то, что снова подставляет альфу. — С моей стороны, не очень хорошо, говорить так, но когда начальника нет на рабочем месте, персонал, работает так, как ему хочется, не так ли? — Подмигивает в зеркало заднего вида, ловя лёгкую улыбку Юнги в ответ. — Так куда мы едим? — Привези меня в его отель, пожалуйста, — сглотнув, тихо просит и получает в ответ согласный кивок. Каждый понимал, что в озвучивании имени, ни кто не нуждался. Проходит около пятнадцати минут, молчаливой езды, Юнги пытается, избавится от зудящего в носу запаха, в котором скопился только один, и казалось, что выходить он не собирается. Омегу бросало то в жар, то в холод и скорее всего, идея ехать в то место, совсем глупая и безумная затея, но, Юнги отчего — то уверен, что ему нужно именно туда. Проходит ещё около пяти минут, и Юнги понимает, что его голова скоро взорвётся от всяческих навязчивых мыслей, в которых он хочет как — то узнать, где сейчас Чонгук и отправится к нему, а потому решает отвлечься разговором. — Тэён, — окликает альфу, который тут же реагирует, кидая взгляд на омегу через зеркало, — скажи, ты ведь ненавидел меня, да и я все поводы для этого давал, но сейчас ты помогаешь мне, зачем? — Юнги выбирает именно эту тему для разговора, потому что действительно хочет узнать причину таких перемен в свою сторону. — Ты раздражал меня своим поведением и постоянными колкостями, и придушить я тебя пару хотел, скрывать не буду. Но ненависти, как таковой, у меня к тебе не было. Сейчас, ты просто запутался, и ты меня почти не раздражаешь, поэтому, почему бы не помочь? — Ухмыляется, подмигивая в зеркало. — А если серьёзно? Для тебя это всё может обернутся, не малыми последствиями, — перестав улыбаться, снова спрашивает, — я не хочу, чтобы кто — то ещё пострадал из-за меня. — Если я и пострадаю, то не из-за тебя, Юнги. Я не маленький мальчик, правила знаю, как и то, какие могут быть последствия, если я их нарушу. Поэтому, если я что — то такое делаю, значит, я знаю на что я иду, и это мой выбор. Поэтому, не волнуйся об этом и мы почти приехали. — Оповещает и, остановившись на светофоре, достаёт из кармана телефон, что — то быстро печатая в нём, после чего откидывает его на соседнее сидение. — Спасибо, Тэён, — тихо молвит Юнги, уже видя впереди знакомый перекрёсток, с которого начался один из главных кошмаров его жизни. — Я не приму твоё спасибо, если ты не пообещаешь мне кое — что, — спустя пару минут отвечает, заворачивая на парковку отеля и, остановившись, поворачивается к Юнги. — Пообещай больше не быть сильным там, где это не требуется. — Но… — Без но, Юнги. Во многих ситуациях, в которых ты хочешь быть сильным, эта самая сила не нужна, поэтому, она превращается в жестокость, в лучшем случае, в глупость. Ты не жестокий и не глупый, поэтому не пытайся быть тем, кем не являешься. Хорошо? — Я не буду обещать этого, но спасибо, — отвечает Юнги, и больше не говоря и слова, покидает машину, глядя на высокое здание, пытаясь угадать, возможный исход этого похода. Тэён сидя за рулём, смотрит на то, как неуверенно, но шагает Юнги ко входу в здание, мысленно желает ему удачи и смотрит на загоревшийся дисплей телефона, на который пришло ответное смс, прочитав которое, Тэён улыбается и, уезжает. Говорит своей совести, чтобы не мучила его за то, что он оставляет парня одного в таком состоянии, потому что знает, что он будет в надежных руках. Во всяком случае, он надеется на это. Юнги, подойдя к главному входу, набирает в грудь больше воздуха, стараясь игнорировать дрожь в коленях, тянет дверь на себя и проходит внутрь здания, из которого не так давно, бежал без оглядки. В тот момент, он думал, что уже никогда не вернётся в это место, хоть и порывался несколько раз прийти сюда. Медленно, он идёт в сторону знакомого лифта, ни разу не уверенный, что его пропустят, но всё же, хочет попробовать. Когда он подходит к лифту, охранник недовольно косится на него и Юнги уже готовится получить отворот, но тот на удивление, смерив Юнги взглядом с головы до ног, отходит в сторону и отворачивает лицо. Юнги не знает, радоваться ему или нет, он решает подумать об этом позже, а пока что, он проходит в открывшиеся дверцы лифта и нажимает на самую верхнюю кнопку, стараясь дышать медленнее и спокойнее. Когда лифт привозит его на крышу, Юнги чувствует, как внутри него что — то лопается. Он смотрит на место, которое, казалось, совсем недавно, назвал самым прекрасным местом, из которого он бы никогда не уходил, и не узнаёт его. Вроде та же крыша, но пустая, безжизненная. На столбцах осталось всего несколько ниток с гирляндами, и те не горели. Палатки не было, как и столика с баром. Абсолютно пусто, серо, холодно и одиноко. — «А ведь он говорил, что любит это место, но уничтожил его», — думает Юнги и идёт к перегородке, усаживается на пол, облокотившись на неё, и прикрывает глаза, вспоминая всё то, что пережил здесь. Именно здесь, в этом месте, был один из его самых счастливых, и вместе с тем, болезненных, моментов. Счастливый, потому что он был тут с Чонгуком. Болезненный, по той же причине. И как, с осознанием этого, понять, что ему делать и как поступить дальше? Юнги не знает и, мыча от безысходности, скатывается вниз, полностью укладываясь на холодную крышу, не имея ни сил, ни желания подниматься. Он и холода этого не чувствует, всё его тело горит так, словно он лежит под палящими лучами солнца, которые пытаются его испепелить и всё равно, что всё небо затянуто тяжелыми серыми тучами, которые и слабому лучику пробиться не дают. Юнги и рад этому, только вот, лоб всё же хмурится, когда он понимает, что его тело ведёт себя совсем не так, как должно в данную погоду. С каждой секундой ему становится всё жарче, одежда прилипала к мокрому от липкого пота телу, лоб покрылся испариной, а в голове только Чонгук крутится, который крутит Юнги в своих руках и на своём… — Нет! — Вскрикивает Юнги, резко поднимаясь в сидящее положение, и тут же корчится от режущей боли внизу живота. — Нет, нет, нет, быть не может, — судорожно причитает, шипя и пытаясь подняться на не слушающиеся совсем, сейчас ноги, по итогу, просто подползает к перегородке и снова опирается на неё, пытаясь вспомнить, когда у него последний раз была течка. И было бы намного проще это вспомнить, если бы голова была хоть немного ясной, а в нос не забивался его собственный, совсем не контролируемый сейчас запах, смешанный с запахом альфы, необходимость в котором он сейчас чувствует так, как никогда прежде. Встряхивая головой, и слабо шлёпая себя по щекам, пытаясь так прийти в чувство, Юнги вспоминает, что прошлая течка была ещё до его встречи с Чонгуком и жалобно воет. Он не знает, что делать, и как ему отсюда выйти, а штаны уже стали ощутимо мокрыми от выделяющейся смазки. Дрожащими руками Юнги достаёт из кармана толстовки телефон и, пытаясь разглядеть там хоть что — то, хочет набрать Тэёна и попросить о помощи, но сколько бы раз он не моргал и не тряс и без того кружащейся головой, мутная пелена с глаз не спадала. Тело, с каждой секундой, прошибало невыносимой болью, какой он в жизни не чувствовал. Хотелось пить, скулить и кричать о том, чтобы это прекратилось. Юнги падает головой на пол, свернувшись калачиком, прижимая руки к животу, прикрывает глаза и совсем слабо шепчет имя того, кто сейчас может помочь, только он, только Чонгук. Мозг в этот момент как — то пытается ещё докричаться до Юнги, говорит, что это бесполезно и пусть Юнги хоть сутки тут лежит и зовёт его истошно воя, Чонгук не услышит и не придёт. Но разве могут доводы разума соревноваться с тем, что выше его и речь тут не об инстинктах, хоть и их часть конечно тоже есть. Омега, требует не просто какого — то альфу, омега хочет именно Чонгука, потому что именно он, альфа Юнги. С принятием этой мысли, Юнги роняет вибрирующий телефон из ослабших рук и прикрывает глаза, уносясь туда, где не больно, в надежде на то, что, когда он их откроет, он не будет один и ему не будет холодно. И как он думает в последние секунды, эта надежда не пуста, потому что запах ореха, стал ярче настолько, словно альфа совсем рядом. Юнги даже, кажется, что он слышит его дыхание позади себя и прикосновение тёплой ладони к своему плечу, а потому, закрывает до конца глаза, приподняв уголки губ, выдыхая последнее осознанное, и такое желанно — любимое, «Чонгук».

***

Чонгук выходит из лифта на парковку, слушает предположения, идущего рядом, Хосока о том, куда и зачем мог уехать Намджун и, подойдя к автомобилю, чувствует вибрацию телефона в кармане брюк. Останавливается, и просматривает сообщение от неизвестного номера, хмурит брови, задумывается, не слыша уже слова старшего. Когда осознает, что он только что прочёл, резко поднимает голову от телефона и смотрит на старшего, который по этому взгляду уже понимает, что поедет в клуб Чона, один. — Это Юнги? — Не сомневается в своём предположении, но решает спросить, просто чтобы вывести Чонгука из ступора. — Не совсем, но это касается его. — Проморгавшись, отвечает, пытаясь вернуть себя в реальность. — Так почему ты ещё тут? — Выгнув бровь и скрестив руки на груди, спрашивает. — Потому что если я поеду к нему сейчас, потом, он может возненавидеть меня ещё больше, — опустив взгляд, отвечает, убирая телефон в карман, доставая взамен сигареты из другого и закуривая. Чонгук уже несколько часов пытается вытравить из лёгких, не покидающий его, самый любимый запах, который с каждой минутой, его зверь, чувствует всё острее, но ничего не помогает. Чонгук может только дышать им, наслаждаться и в этом же наслаждении рассыпаться на части. Потому что омега зовёт его, он его желает, а Юнги… Юнги, молчит, строит сильного, убивая этой силой их обоих. Чонгук на самом деле мог бы сейчас плюнуть на всё, подорваться и отправится к своему омегу, забрать его боль, приласкать и согреть в своих объятиях, а после, заниматься страстным сексом несколько дней. Мог бы, если бы Юнги этого хотел, именно Юнги, а не его омега. Альфа боится, стоит этому наваждению из-за течки спасть, Юнги возненавидит его, скажет, что Чон просто воспользовался им и в какой — то степени, он будет прав. Чон не может так поступить. — Получил смс и всё, глаза замылило и память отбило? — Забирает из пальцев младшего сигарету и затягивается, — ты забыл, что Джин сказал? Он не ненавидит тебя. А то, что ты говоришь, полнейший бред. — Хосок, я верю в проницательность Джина, но и он может ошибаться, это раз, я не хочу возвращать его вот так… это подло, грязно и низко, это два. Я не могу так, Хосок. — Тебе никто не говорит всё бросить и ехать трахать его, — выдыхает дым Хосок и передаёт сигарету, шокированному младшему. — Но сейчас ты нужен ему, так езжай. — Ты понимаешь, о чём ты говоришь? Да я находясь на таком расстоянии от него, чувствую его запах и кое — как в руках себя держу, а что будет, когда я приближусь? Я не смогу… — Ты его любишь, — будничным тоном, заявляет, — так что, сможешь. Да, будет тяжело и очень, но я уверен, что ты сможешь. — Мне бы твою уверенность, — поникшим тоном, произносит, роняя сигарету из пальцев. — Так забирай и вали уже к своему омеге, — толкает друга к машине, даже не слушая его попытки возразить, — и чтобы несколько дней я тебя не видел и не слышал. Хосок в буквальном смысле запихивает Чона в салон автомобиля и захлопывает дверцу, сверля его не добрым взглядом. — Я понимаю его поведение, но ты, взрослый альфа, не будь дебилом, выбрось из головы всякий бред и езжай к нему. — Добавляет, глядя на младшего через приспущенное стекло и, развернувшись, уходит. Чонгук не пытается больше выйти или что — то сказать, он устало валится на спинку сидения, потирает виски, и снова открывает сообщение, в котором говорится о том, что Юнги поехал в его отель, так как нуждается в нём. — Расстроится наверно, — вспоминает о том, с каким восторгом он оглядывался, когда Чонгук привёл его в то место, а после, печатает ответное смс, заводит автомобиль и срывается с места, удовлетворяя, наконец, желание своего зверя, который изнутри бы наверно Чонгука разорвал, если бы он не поехал к Юнги. Проведя в пути только около десяти минут, Чон открывает оба окна в салоне на полную, потому что начинает по — настоящему задыхаться, от переполняющего его лёгкие, запаха. Сейчас, он больше страдает от него, нежели получает удовольствие и именно поэтому, давит сильнее на газ, объезжая встречающиеся на пути машины, не реагирует на тех, кто недовольно сигналит. У Чона голова сейчас взорвётся, если он сию же секунду не приедет к Юнги, потому что чувствует, как его трясёт, а в висках стучит так, как не стучало ни от похмелья, не после драк, никогда. Ему нужно торопится. Одной рукой он управляет машиной, второй, печатает ещё одно смс, в котором просит неизвестного, прислать ему номер Юнги, и плевать ему на то, что он почти приехал. Он должен сейчас же услышать его голос, потому что ему это нужно. Нужно удостоверится, что он хоть в каком — то, порядке, а так же заверить, что он совсем рядом, и скоро будет. Номер присылают тогда, когда альфа буквально залетает на парковку отеля и, не смотря на это, он тут же набирает Юнги, судорожно считает гудки, матерится про себя, не слыша ответа, а когда лифт привозит его на крышу, едва не задыхается от усиленного в сотни раз запаха, радости и отчаяния. Юнги лежит, скрючившись, на земле, такой маленький, крохотный и беззащитный комочек. А когда Чон подходит к нему, уверен, что слышал, как с онемевших губ омеги, сорвалось его имя. Глубоко вдохнув и выдохнув, Чонгук приказывает зверю умолкнуть и, сняв с себя пальто, бережно заворачивает омегу в ткань, которая ещё не много, но хранит его тепло, и осторожно поднимает на руки, мгновенно замычавшего омегу. И если бы он только знал, насколько тяжело было альфе стоять на ногах, после этого, одного из самых прекрасных звуков из этих малиновых уст. Сглотнув, Чонгук напоминает себе, что он в первую очередь человек, более того, человек, который любит, а не зверь, которым правят только инстинкты и идёт со своей самой драгоценной ношей к лифту, чтобы увезти его отсюда. Всю дорогу до машины, он старался не смотреть на омегу, который уткнулся своим крохотным носиком ему в ложбинку промеж шеи и плеч и мычит себе там что — то. Чонгук уже знает, что это выглядит до невероятного мило, а потому боится посмотреть и потерять способность идти. Так и застынет с омегой на руках посреди холла. И его не беспокоят совсем люди, проходящие мимо него и с интересом пытающиеся рассмотреть того, кого на руках несёт сам Чон Чонгук, но омегу нужно поскорее отнести туда, где ему было бы чуть лучше, дать лекарства и просто спрятать от всего мира. Желательно и от самого себя конечно, но… Пройдя к машине, он открывает дверцу и усаживает снова замычавшего, но теперь уже, недовольно, омегу на переднее сидение, пристёгивает его, тихо шепчет, что он тут и никуда не денется и, закрыв дверцу, тут же, вприпрыжку, оббегает машину и садится на своё кресло, снова повторяя, что он уже здесь. Потому что стоило Чону усадить Юнги на сидение, он тут же начал жалобно звать его. В прочем, звал он его на протяжении всей дороги. Юнги чувствовал, что Чонгук тут, рядышком, чувствовал его запах, которым пропитан салон автомобиля и пальто, в которое он уткнулся носом, но этого ему было недостаточно. Юнги хотел снова чувствовать себя в его руках и его дыхание на своей щеке. Хотел чувствовать его руки на своём обнажённом теле, которые ласкали бы его, его губы, целующие его шею, его зубы, прикусывающие кожу, чувствовать его в себе, целиком и полностью. От этих мыслей желание разгоралось только больше, становилось жарче, больнее, невыносимее, а внутри ощущалась пустота, которую омеге было просто необходимо заполнить. Заполнить её альфой и его членом. Юнги слушал голос Чонгука, который без остановки повторял, что осталось немного, и они будут на месте, не понимал, о каком месте говорит альфа и только просил его, помочь ему. От голоса же альфы, который повторял только, чтобы Юнги потерпел, хотел, злится, хоть и сил на эту злость не было или начать трогать себя. Происходящее с его телом и мыслями, которые появлялись в голове, сводило с ума. Юнги никогда прежде, ни в одну из течек не вёл так себя, и его так не ломало, а потому, его очень пугало это. Раньше, он просто принимал таблетки, лежал в кровати по несколько дней, и чувствовал он больше боли, чем желания. Сейчас же, всё совсем иначе. Он хотел, и хотел он именно Чонгука, который вместо того, чтобы остановить чёртову машину и трахнуть его, только раздражал своим «потерпи малыш» и продолжал вести его неизвестно куда. В голову Юнги даже закрадывается такая идея, как взять сейчас и залезть на Чона самому, приклеится к нему намертво и чёрт со всей этой дорогой, пусть они разобьются, только бы быть рядом с ним, тело к телу, кожа к коже. Возможно, Юнги бы сделал это, если бы Чонгук, именно в этот момент не остановил машину и не выпрыгнул из салона, вернувшись только с другой стороны, чтобы забрать, Юнги, который, стоило Чону открыть дверь, сам к нему руки тянет, скулит, подобно капризному ребёнку, которому желаемого не дают. Стоит же альфе взять его на руки, как Юнги сразу обвивает его шею, своими тонкими ручками, бормочет что — то бессвязное, громко вдыхая его запах через каждое полуслово, выпуская из своего рта тихие вздохи, от звука которых, Чонгук уверен, скоро взорвётся. Пройдя с омегой на руках в дом, он проходит в гостиную, где укладывает Юнги на маленький диванчик у окна, и принимается раздевать, стараясь не реагировать на тихие постанывания омеги. — Чонгук, мне плохо… — Я знаю малыш, потерпи немного, — тихо отвечает, не отрываясь от своего занятия. Освободив омегу от толстовки, он тихо сглатывает, заставляя себя не оглядывать прекрасное тело, не представлять то, как он оглаживает его, как целует каждый миллиметр, как оставляет укусы — засосы на этой молочной коже… чёрт. Чонгук пытается, но вот с результатами пока что плоховато. Зверь не понимает, почему хозяин не даёт ему волю, почему не может прикоснутся, к своему омеге, который зовёт его, а Чонгук не в силах объяснить ему, что так нельзя, не сейчас. Кое — как стянув с Юнги мокрые уже от смазки штаны с бельём, он задерживает дыхание и подхватывает ватное тельце на руки, после чего направляется с ним в ванную комнату. Он осторожно опускает его в огромную ванну, отцепляя от себя тонкие ручки, позволяет себе только поцелуй на любимом запястье оставить и, включив воду, спешно покидает комнату. Юнги такой вариант, конечно, не устраивает, он тут же зовёт Чона, жалобно скулит, пытается даже выбраться из ванны, но ослабшие руки моментально соскальзывают с бортиков, на ноги вставать он решает не рисковать, а потому, просто лежит и продолжает ждать. Облокотившийся на закрытую дверь, и шумно дыша от ударяющего в голову с тройной силой запаха, Чон достаёт из кармана телефон и набирает номер. Гудки его раздражают, он кулаки сжимает до хруста, чтобы не поддаться и не рвануть в ванну к зовущему его Юнги, но абонент не отвечает. Отклеившись от двери, он вылетает на балкон, закуривает и набирает снова, и так три раза, но ответа не получает. Сигарета давно докурена, и не одна, Юнги по — прежнему, его зовёт, а Чонгук, сжимая телефон в пальцах, проклинает всё на свете и возвращается в ванную к Юнги. Омега уже выключил воду, лежит, облокотившись на стенку ванны с прикрытыми глазами, но тут же открывает их, стоит Чону подойти ближе. — Это твоя месть за вчера? — Тихо хрипит Юнги, укладывая подбородок на бортик и глядя в самые чёрные на свете глаза, опустившего на корточки рядом с ванной, Чонгука — ты злишься, на то, что я сказал, поэтому ты пришёл ко мне, но продолжаешь мучить. — Это было бы местью, если бы я тут же набросился на тебя, — заправляет белую мокрую прядь за ухо, оглаживает румяную сейчас щёчку, подставляющего под ласки Юнги. — Если, это не месть, то почему так жесток со мной? — Тянет руку к лицу напротив и ладонь свою тоже на щеке альфы укладывает. — Потому что потом, когда течка закончится, ты назовёшь меня жестоким снова, только уже за то, что коснулся тебя. — Выговаривает и нехотя убирает от себя чужую руку. — Ты пожалеешь об этом и возненавидишь меня ещё больше. — Я уже говорил, я не ненавижу тебя, — пытается снова повернуть к себе лицо альфы и только со второго раза, ему это удаётся, — я эгоист, но сейчас, ты мне нужен настолько, что я не могу удержать это желание, это выше моих сил. Поэтому, прошу, хотя бы ты, не добавляй нам мучений сейчас. — Договаривает тише, и тянется к чужим губам, мягко касаясь их своими, проводит меж них языком, впитывая в себя их вкус и призывая альфу раскрыть их, но Чонгук отворачивается и поднимается на ноги. — Юнги ты, — Чон глубоко вдыхает воздух, в котором кроме малины ничего не чувствует, и зарывается пятернёй в волосы, сжимая их у корней, — скажи честно, ты издеваешься надо мной? — Поворачивается к омеге, который смотрит на него туманным взглядом, в котором желания столько, что можно было бы воскресить каждый уснувший вулкан. — Там, на крыше, я не хотел трогать тебя, не хотел что — либо делать, потому что считал это не правильным, боялся причинить тебе боль, не хотел, чтобы ты был во всём этом, — всплескивает руками. — Но ты попросил обнять тебя. После этого, да, я совершил ошибку, я это признаю и до скончания своих дней готов нести вину, но ты, ты снова просишь поцеловать меня, а потом снова убегаешь, пытаясь играть суку. А сейчас ты снова зовёшь меня, снова просишь, и я понимаю причину этого, ещё когда ты ушёл из отеля, я чувствовал твоего омегу, но, чёрт возьми, я пытаюсь сдержаться. Потому что потом, когда это пройдёт, ты снова сбежишь, и будешь жалеть об этом, и виноватым буду я, который воспользовался тобой. А ведь ты даже не пытаешься бороться, и я это отчётливо вижу. Скажи мне, почему? — Чонгук, не имея никаких сил, чтобы смотреть на омегу, поворачивается к омеге спиной, снова мучая свои волосы, и крепко сжимая челюсть. Он понимает, что всё, что он сказал, на данный момент, вряд ли что — то значит для Юнги, но… — Потому что я не буду жалеть об этом, — слышит совсем рядом, а после, чувствует, как мокрые пальцы сжимают его бока, через ткань рубашки, которая теперь тоже становится мокрой, — потому что я осознанно поехал туда, потому что, когда засыпал, и ещё раньше, когда уходил от тебя, я хотел к тебе. — Юнги тянет руки дальше и обнимает альфу, сцепляя свои руки в замок на его животе. — Единственное о чём я жалею, это о том, какой я глупый дурак, о словах, которые сказал тебе вчера, мне стыдно за них. Я действительно уйду, как только всё закончится, но я не буду сожалеть, я это точно знаю. — Тогда не уходи, — поворачивается лицом к омеге и буквально ловит его в свои руки, прижимая к себе, — если ты и правда не будешь сожалеть, то зачем тебе уходить? Юнги не отвечает, он только своими ладонями обхватывает чужие щёки и снова целует, прижимаясь к альфе всем телом, ища в нём спасения. Они ещё успеют поговорить об этом, Юнги успеет всё сказать, а сейчас, его наизнанку вывернет, если Чонгук снова, хоть на шаг отойдёт от него. В этот раз, Чон не отворачивает лица, отвечает на поцелуй, позволяя Юнги расстегнуть на нём рубашку, в то время как сам расстегивает штаны, давая тем, скатится на пол и, подхватив омегу за бёдра, углубляет поцелуй, сжимая в ладонях половинки. Пока Юнги пытается в такой позе усесться на давно вставший член, Чонгук проводит пальцами по сочащейся смазкой дырочке, вводит в неё сразу два, отчего Юнги вскрикивает и закатывает глаза и, почти сразу меняет их на член, начиная трахать омегу на весу. В этот раз, Чонгук не думает о нежности, о ласках и прочем, более того, он знает, что Юнги сейчас в них особо и не нуждается. Сейчас, в их головах только страсть, только безудержное желание, которое не посоревнуется ни с чем. Юнги, даже в этот момент продолжает просить Чонгука быть ближе, быть глубже, жмётся к нему так, словно хочет вдавить себя в него, а Чон и не против. Потому что дальше, ближе, глубже, уже не куда и это касается не только секса. Юнги слишком прочно засел в нём и как бы он не старался, сколько бы времени не прошло, сколько бы слов омега ему не нагороворил, Чонгук не поверит, не отпустит, из себя его не достанет, потому что оттуда, где поселился Юнги, выхода, нет, там раз и навсегда и никак иначе. Сделав ещё несколько размашистых толчков, не отказав себе в удовольствии прикусить острое плечо, Чонгук чувствует, как тело омеги сотрясает мелкая дрожь, и как он обессилено виснет на нём, изливаясь ему на живот. — Чонгук, — слабо зовёт, вызывая на лице альфы ухмылку, конечно, это далеко не конец. Чонгук проходит с омегой на руках в спальню и осторожно укладывает его поверх покрывала, целует глубоко и долго, снова входит в него, начиная медленно двигаться, и укладывая свою руку на его члене, так же подрачивает. Юнги шумно дышит в поцелуй и мычит, руки свои укладывает на широкую спину, вонзается в неё короткими ноготками, когда Чонгук слишком замедляет темп и выходит почти до конца, но потом резко входит до упора. Юнги думает, что он его так окончательно с ума свести решил, в то время как Чонгук, даже не задумывается о том, что делает. Он просто хочет, чтобы это не прекращалось, не хочет выпускать Юнги из этой постели, квартиры, из своей жизни. Чонгук бы хотел намертво к нему приклеится, стать его сиамским близнецом, чтобы одно тело на двоих, только бы вместе, только бы рядом. Первый, по — настоящему долгий перерыв, пара берёт только к вечеру. Юнги кое — как набирает папе смс о том, что он не вернётся этой ночью домой и его не будет ещё несколько дней, извиняется перед ним и засыпает в объятиях любимого. Сон этот длился не долго, Юнги проснулся от грохота чего — то упавшего на пол, а оказалось, что это Чонгук уронил телефон. Ну что ж, сам виноват в том, что сон был таким коротким, Юнги проснулся, а значит и его желание, которое, кажется и не засыпало. — Нет, — выставляет вперёд руку, когда Юнги приподнимается в постели и уже тянет к нему тонкие ручки, а глаза его горят. — Сначала душ, потом тебе нужно поесть. — Ты издеваешься надо мной? — Отдёрнув руку, скрещивает их на груди, надув свои до невозможного, красивые сейчас, зацелованные губки. — Если забота о тебе, это издевательство, тогда да, я издеваюсь, — не сдерживая улыбки, отвечает и подходит к своему комочку милой обиды, с гнездом на голове и берёт его на руки. — Я заказал нам поесть, а доставку можно подождать и в ванне, вместе, — оставляет поцелуй на виске парня, слыша его сдавленный смешок. — Только попробуй не залезть в воду со мной, — стараясь поддерживать, показно — недовольный тон. — Даже пытаться не буду, — Чонгук тянется своими губами к чужим, мягко целует их, после чего переступает бортик ванной и опускается губами к шее, на которой уже расцвели узоры от его засосов — укусов, и то, насколько это прекрасно выглядело, невозможно описать словами. Они вместе опускаются в тёплую воду, Чонгук усаживает Юнги впереди себя, проходится мягкой мочалкой по его шее, плечам, и на каждом сантиметре этой бархатной кожи, оставляет свои поцелуи. Юнги эти ласки, безусловно, приятны, но долго терпеть он не может, разворачивается к нему лицом и седлает, насаживаясь на член альфы. Чонгук не противится, картина сидящего на нём, со стекающими с кончиков белых волос капель воды, лучшая в мире. И Чонгук не испытывал и капли смущения когда, не позаботившись даже о полотенце, он вышел из ванны, чтобы открыть дверь доставщику, у которого глаза на лоб едва не вылезли. После этого, он вернулся за размякшим Юнги и, завернув его в огромное полотенце, принёс в гостиную, где они совсем не много поели, а потом, продолжили своё занятие уже на этом диване, на полу, и кое — как добравшись до спальни, уснули там, уже тогда, когда солнце вовсю освещало комнату. В этот раз, этот солнечный свет никого не бесил, не раздражал и не пугал. В этот раз, им было абсолютно всё равно, какое время суток за окном, какой день недели, час и что вообще происходит в мире. Пусть по улице бы военная техника начала разъезжать, а земля сотрясаться от ужасающих землетрясений, этим двоим, что спрятались в своём, особенном мире, было бы всё равно. Они бы не разомкнули своих объятий, не открыли бы глаз, а если бы и проснулись, то лишь для того, чтобы смотреть, друг на друга, а не на мир, который им совсем не нужен, если они в нём, будут раздельно. Таким образом, прошло пять дней. Они спали, ели, занимались любовью, а на четвёртый день, молча, лежали в обнимку и никто не хотел говорить, потому что каждый боялся, что любое сказанное слово, может нарушить эту хрупкую идиллию, напомнить о том, что этот момент, должен, закончится. И как бы печально это ни было, именно это делает Юнги, проснувшись на пятый день, чувствуя, как его гладит по волосам Чонгук, который судя по его лицу, проснулся уже давно. — Ты действительно хочешь уйти? — Спрашивает Чонгук, заправляя белоснежные локоны парню за ухо. Думает, что не хотел спрашивать об этом и ответ слышать не хочет, потому что более чем уверен в том, что он ему не понравится. — Да, — сонно хрипит Юнги, — потому что в этот раз я полюбил, чтобы жить, а не умереть. Я хочу понять, какой я, кто такой, этот Мин Юнги, что ему нравится, а что нет. Чему он хочет посвятить себя и свою жизнь. Потому что как бы я не любил тебя, я не хочу, чтобы всё было так. Не хочу быть тем, кто зависит только от своих чувств, который живёт только благодаря тому, что его любимый всегда с ним. Это зависимость, а не любовь, Чонгук, а зависеть я не хочу. — Тогда я буду ждать, в надежде на то, что в будущем, ты позволишь мне узнать того Мин Юнги, которого наёдешь, — глухо отвечает, на самом деле поражаясь тому, как этот крохотный омега, способен сохранять в себе детскую вредность, но вместе с тем иметь возможность вот так мыслить. — А если, тот Юнги, которого я найду, не понравится тебе? — Приподнявшись в постели, серьёзно спрашивает. — Такого Юнги, которого бы я не любил, не существует. — С той же серьёзностью, отвечает. — Я глубоко убеждён в том, что сколько бы времени не прошло, в любой жизни и вселенной, какими бы ни были я и ты, мы всегда вместе, потому что мы только друг для друга. Потому что ещё при самом первом рождении, нам было суждено любить друг друга, и я не откажусь от своих чувств, пока не погаснет последняя звезда на этом небе, а она не погаснет. Знаешь, почему? — Юнги, слишком завороженный словами альфы, находит в себе силы только для того, чтобы отрицательно мотнуть головой, вынуждая этим действием альфу, продолжить. — Потому что вселенных много, и не бывает такого, чтобы в каждой звёзды погасли одновременно. — Ты, правда, думаешь, что мы есть в каждой вселенной? — Совсем тихо спрашивает, пока альфа берёт в свою руку его ладонь и подносит к губам его запястье. — Да, потому что моей любви к тебе, для одной вселенной будет мало, она просто не сможет вместить её в себя, — ведёт плечами, а Юнги улыбается, хотя на самом деле заплакать от этих слов готов. — Как я и сказал, я буду ждать тебя, но прошу, постарайся найтись по — скорее, — с лёгкой улыбкой проговаривает, а Юнги, после этих его слов, кивает и тянется к его губам. — Я постараюсь, — шепчет в губы альфы, прикрыв глаза, и отвечает на поцелуй, в котором всё, что осталось не сказанным, всё, что можно только почувствовать.

***

Место для встречи весьма непривычное, да и тот, кто должен прийти на неё очень опаздывает, чего тоже раньше не происходило. Это заставляет ещё больше напрягаться. Стоило Юнги выйти из дома Чонгука, как он получил смс от Намджуна, в котором был указан только адрес, на который он просил его прийти. Было ли Юнги страшно в этот момент, несомненно. Несмотря на то, что он достаточно долго времени провёл в душе, запах Чонгука с него не сошёл, слишком впитался в кожу, а шея была заполнена его засосами, которые совсем не скрывала толстовка без воротника. И Юнги радовало бы это, если бы не эта встреча с Намом, он очень боялся. Чонгук сказал, чтобы в случае чего Юнги звонил, но Юнги не хотелось бы доводить до того самого случая. Наверняка Наму известно о том, где Юнги был все эти дни, но ему хочется верить в то, что они спокойно поговорят, что с Тэёном всё хорошо и он оказался прав, что Намджун отпустит его. Хотелось верить, да только каждая пробегающая минута ожидания, проводимая в небольшом кафе, напрягала и заставляла думать о худшем. Юнги не верил в то, что Намджун что — то сделает с ним, да и место не подходящее, но это не отменяло всяческих нехороших подозрений, которых становилось всё больше. А если Намджун специально сказал ему прийти сюда, а сам отправился к Чонгуку? Что если он как — то навредит ему? Или Ёнсан, вдруг он отправил к нему своих людей и папе снова придётся расплачиваться за действия Юнги? А ещё Тэён, он помог Юнги, говоря, что знает о последствиях, но сейчас не отвечает на звонки и смс. Юнги очень страшно, кофе, которое он заказал по приходу, уже остыло и не лезет в него, и он совсем не понимает того, что чувствует, когда видит, наконец зашедшего в кафе Намджуна. Он выглядит, как и обычно, одет с иголочки, волосы уложены, а лицо не выражает ничего, даже тогда, когда он садится напротив Юнги. — Извини, по пути нужно было заехать ещё в одно место, — будничным тоном сообщает, будто не чувствует запаха, будто не видит ничего, словно всё именно так, как и должно было быть. И почему это только пугает больше? — Ты, надеюсь, хорошо себя чувствуешь? — Спрашивает именно тогда, когда Юнги всё же решает сделать глоток кофе. От этого вопроса он давится, а дрогнувшая рука роняет чашку, из-за чего тёмно — коричневая жидкость растекается по деревянному столику. — Ах, чёрт, — подскакивает, и берёт салфетки, пытаясь вытереть ими стол, с которого всё начало стекать на пол и Юнги всё же намочил толстовку. Намджун тоже поднимается, берёт в руки салфетку и подойдя к Юнги, помогает ему вытереться. — Да всё в порядке, я сам, — Юнги хочет отойти от Нама, но тот хватает за локоть, не даёт этого сделать. — Просто постой, пожалуйста, — просит и Юнги замирает. Снова этот странный тон, это, пожалуйста, и вообще, какого чёрта? — Намджун, что ты делаешь? — Потерянно спрашивает Юнги, имея в виду совсем не то действие, которое сейчас выполняет Нам. — Помогаю тебе вытереться. — Обыкновенно отвечает, а Юнги, кажется, он вот — вот окончательно простится с остатками разума. В то время как Намджун берёт его руку в свою и стирает с тыльной стороны ладони остатки кофе. Чего он добивается? — Тебе заказать новый кофе? — Спрашивает, отложив мокрую салфетку на столик, когда к ним подходит официант, и принимается прибираться. — Нет, — отрицательно мотает головой, даже не думая, что ответил вслух. — Скажи, зачем мы тут и… — Мы тут чтобы попить кофе и поговорить, — перебивает, вытянутой рукой указывает Юнги на его стул, и сам садится обратно за столик. — Так ты будешь кофе? — Переспрашивает и делает заказ себе, в этот раз Юнги согласно кивает. Он на самом деле понятия не имеет, что сейчас у Намджуна в голове, но пока что, может только соглашаться с его действиями и ждать того, что он ему скажет, может, из этого разговора и не выйдет чего — то плохого? В конце концов, он выглядит абсолютно спокойным, хоть Юнги и заметил, что тот слишком старательно игнорирует его запах, как и не смотрит на открытые участки его тела, которые не просто говорят, а буквально кричат о том, как он проводил время. Это напрягало, но то, с каким спокойствием Намджун к этому относился, так же давало надежду на то, что они сейчас покойно поговорят. Ну, это если не думать о том, что Намджун сейчас за чашкой принесённого кофе, будет перечислять всё то, что сделает с каждым, кто замешан в этом. — «Так, Юнги, успокойся», — старается успокоить себя и говорит себе не делать поспешных выводов, а дождаться, когда Намджун начнёт говорить, что он и делает, стоило ему взять в руки свою чашку кофе и сделать глоток. — Знаешь, мне так нравятся моменты, когда ты проведёшь время с ним, — начинает, а потянувшийся за своей чашкой Юнги, замирает. Казалось, в него просто выстрелили этими словами. Он понимал, что его поступок не только имел последствия, но и как ни крути, был не правильным, но всё равно было неприятное и болезненное чувство внутри, а страх, стал завладевать им с новой силой. — Каждый раз, как ты возвращаешься от него, ты становишься немного грустным, но и в тоже время, из тебя не лезет твоя напускная язвительность, которой ты всё пытался отравить меня. Тебе не идёт образ сучки, Юнги, — продолжает, удивляя этими словами Юнги ещё больше. — Я не пытался отравить тебя, — тихо произносит, обхватив чашку ладонями, чтобы почувствовать необходимое сейчас тепло. — Я просто, старался стать другим. — Угу, тем, кто ничего не чувствует, — делая ещё глоток, соглашается, — я испытывал от этого разные эмоции. В какие — то моменты меня забавляло, но забава эта была с ироничной, с оттенками грусти и жалости к тебе, потому что ты искренне верил в то, что у тебя получится или что никто не видит, что это лишь неумело надетая маска. Я думал, что смогу дождаться момента, когда ты успокоишься, что ты сможешь принять меня, но как видно, дальше ждать, мне просто не имеет смысла. — Хмыкает, — я думал, ты сможешь понять, что это всё не просто так и ты для меня не просто мальчик, которого я буду трахать. — Намджун поднимает на Юнги взгляд, а того сейчас действительно было, практически не отличить от фарфоровой куклы, настолько он замер и побледнел. Даже его и без того неестественно яркие, зацелованные чужими, губы, казались сейчас нарисованными. Намджуну правда было неприятно смотреть на эти отпечатки на нём, который оставил не он, ему был неприятен этот запах, который смешался со сладким запахом Юнги, как и не приятна была мысль о том, что он, вместо того, чтобы остаться в ту ночь с Юнги, дождавшись его течки, уехал и позволил ему провести её с другим человеком. В прочем, как думает Нам, глядя сейчас в глаза омеги, которые были единственным свидетельством того, что он живой, а не пустая кукла, он понимает, что даже останься он, было бы только хуже. Он бы сам отвёз его к Чонгуку, потому что омега Юнги, совсем не звал его альфу, а использовать Юнги в это время как тело, по итогу причинив этим ещё одну, сильную боль, он совсем не хотел. Это было слишком даже для него, да и цели такой он не преследовал. Он хотел видеть улыбку на этом лице, а не слёзы, пусть омега и с ними прекрасен. Именно поэтому Намджун говорит то, что не совсем хочет для себя, но очень хочет для Юнги, потому что понимает, что этот омега ему на самом деле, мог бы принадлежать только телом, но не больше. Его сердце и его душа, навеки будет принадлежать другому, и держит он их слишком крепко, даже после смерти не отпустит. — Намджун, я не понимаю, — тихо произносит Юнги, начав, наконец, как — то функционировать. — Мне нравится, когда ты вот так называешь меня по имени, — улыбается уголком губ и отпивает ещё кофе, снова, ставя Юнги в ступор, — а что касается нашего договора, то я расторгаю его, ты свободен. — Разводит руки в стороны, а Юнги, кажется, что он ослышался, чего не скрывает в своём лице. Он не верит и пытается сейчас найти в словах Нама подвох. Как — то неприятно от этого колется. — Не волнуйся, тебе и твоему папе из-за этого ничего не угрожает. Договор расторгаю я, а не ты. — Но ведь это я, нарушил его, и наш долг… — С самого начала всё шло не так, — снова перебивает, — он не имел настоящей силы и был похож на бред. Что же касается долга, то это уже не входит в мои полномочия, я уезжаю из страны, а этот район останется так же нейтральным, или Чон его теперь заберёт, не знаю. — Но тогда для чего всё это было? — Вдруг спрашивает, совсем не думая о последствиях. — Ты стольких людей, заставил пройти через ад, а теперь просто берёшь и уходишь, — Юнги не понимает, откуда в нём взялась смелость на все эти слова, он даже не задумывается над этим. Он просто поднимается на ноги и злым, перемешанным с искренним непонимаем, взглядом, уставляется на Намджуна. — Это как получается, поигрался, надоело, а у многих людей судьбы разрушены… — Меня же не просто так называют монстром, Юнги, — тоже встав с места, отвечает, не выказывая своих эмоций, — и можешь не пытаться надавить на мою совесть, у меня её нет. Будь она у меня, я бы многих вещей не совершил, но я не жалею, а тебя отпускаю только потому, что для меня это слишком жалко, быть с тем, кому до меня до лампочки. Удачи, — бросив Юнги свою последнюю улыбку, Намджун разворачивается и уходит, пока Юнги пытается понять всё то, что ему сказали. Выходит плохо, а потому, он присаживается за столик и проматывает в голове сказанные Намом слова, но результата по прежнему ноль. — Так, меня он отпустил, это я понял. — Начинает вслух тихо озвучивать свои мысли, не обращая внимания на остальных посетителей, которые изредка бросали на него взгляды и перешёптывались. — Он уезжает из страны, это я тоже понял. Но как он может быть таким, я совсем не понял, — обречённо выдыхает. Кто — то мог бы сказать Юнги, что он дурак, раз думает об этом. Нужно радоваться тому, что его отпустили, что его жизнь, наконец, превратится в жизнь, ему больше не нужно врать, притворяться и волноваться, но почему так не спокойно от этих слов? Почему Юнги как — то паршиво от того, что сделал не он? Почему его до такой степени волнует чужая бессовестность? — Что с тобой произошло? Юнги резко выплывает из своих мыслей, и уставляется на сидящего напротив него, Тэёна. Тот сидит с обыкновенным лицом, и Юнги рад видеть, что он в порядке, но если его отпустили, то какого чёрта он тут забыл? И если с ним было всё хорошо, какого лешего он не отвечал ему? И злится ли сейчас Юнги действительно на Тэёна или просто нашёл того, на кого можно перекинуть своё негодование? — Какого хрена? — Не выдерживает Юнги, горящими от злости глазами, разглядывая альфу. Его явно сегодня решили лишить тех крупиц здравого смысла, который у него имелся. — У тебя кофта мокрая, вот и спросил, — пожав плечами и состроив на лице вселенское недоумение, отвечает, либо, прикидываясь, либо действительно не понимая, чем был вызван такой вопрос Юнги. — Что ты тут делаешь? Почему ты на звонки не отвечал и на смс? Ты хоть знаешь, как я волновался? И Намджун, что это блядь было? — Успокойся, — выставив ладони вперёд, проговаривает, оглядывая посетителей заведения, которые устремили на них взгляды, из-за довольно громких вопросов Юнги. — Мне, конечно, приятен факт того, что ты волнуешься обо мне, но кричать не обязательно. — Юнги шумно выдыхает, продолжая смотреть на альфу недовольным взглядом, но больше не кричит, как и в целом ничего не говорит, молча, ожидая объяснений от альфы. — Я не отвечал, потому что был за рулём, а Намджун действительно улетает из страны, его рейс завтра утром, так же он забирает Тэри с собой. — Оу, — выдыхает Юнги, не зная, что сказать на это. — То есть, он действительно?.. — Да, он оставит тебя и всех в покое, — кивает. — А здесь я потому, что кое — кто хочет тебя увидеть и поговорить. Этот человек попросил меня привезти тебя к нему. — Какой ещё человек? И почему это делаешь ты, если я больше не принадлежу Намджуну? — Официально у меня сегодня выходной, так что могу тратить его туда, куда захочу. Да и помочь старому другу мне никогда не сложно, но он повесит нас обоих, если ты появишься в таком виде перед ним. — Но подожди, с чего ты взял, что я куда — то поеду? — Потому что он сказал привезти тебя хоть в багажнике, но надеюсь, что это не потребуется. Так что поднимайся, у меня в машине есть твоя одежда, переоденешься и поедем. — Вот так просто отвечает, ни капли, не сомневаясь в своих словах, а Юнги только вздыхает. — Этот человек Сокджин, да? — Всё же поднимаясь со стула, спрашивает, наблюдая за тем, как эмоции на лице Тэёна меняются. — Да, — кивает, — вечером у него будет важная встреча, поэтому нужно, поторопится, он очень хочет поговорить с тобой Юнги. Мозги промывать он тебе не будет, но вот перед Хосоком советую, извиниться, — хмыкнув, советует и идёт в сторону выхода, убеждённый, что Юнги пойдёт за ним. В прочем, так всё и вышло. Услышал, к кому хочет отвезти его Тэён, Юнги думает, что это даже не плохо, ведь он и сам хотел бы поговорить с Джином, извинится, но как бы это не звучало, увидеть бы он хотел только Джина, Хосока совсем не хотелось. Не потому, что он сделал что — то плохое Юнги, а потому что Юнги было стыдно за то своё поведение, за ту сцену, которую он устроил, и все эти слова, которые вылетали из его рта. Это было ужасно и даже вспоминать не хотелось. И если Чонгук простил его за них, то Юнги не думает, что будет так легко, извинится перед Хосоком, который на самом деле испугал его в тот раз. — Ладно, если увижу его, то просто извинюсь, в конце концов, не убьёт же он меня, — проговаривает сам себе и стучит в окошко авто, давая Тэёну понять, что он переоделся и они могут ехать. Дорога до дома Джина проходила в тишине, но в этот раз она не была напряжённой, Юнги даже радовался ей, ведь мог спокойно обдумать всё то, что было у него в голове. Он провёл прекрасные, самые лучшие дни в своей жизни в объятиях того, кого любит и больше он не собирается даже пытаться подавить эти чувства. Да, они до сих пор бывает, болезненно отдаются в нём, но Юнги в своей голове сравнивал это с прививкой, после которой тоже, по — началу больно, но потом, ты не болеешь. Во всяком случае, так говорят взрослые детям. Юнги от и до принимает свои чувства, и сейчас, у него на самом деле нет такой дикой потребности в том, чтобы куда — то сбежать, что — то искать, как и нет внутри него тревоги, которая бы разрывала его на части, пока альфы нет рядом. Юнги чувствовал, что он, где — то есть, и быть может, состоять только из любви к этому человеку, не так уж и плохо? В смысле, это ведь на самом деле не так. За последние полтора дня, когда желание практически сошло на нет, они очень много говорили. Юнги рассказывал ему о том, какие он любит книги, какие жанры в фильмах и какие прогулки. Рассказывал о своих первых шалостях, и о том, как потом волновался, что родители могут узнать об этом и расстроится. Чонгук тоже делился многими историями из своего детства и подросткого периода, как его раздражали Хосок с Джином, и как он в тайне, но завидовал им, и многое другое. Сейчас, проматывая всё это в своей голове, Юнги думает, что то, что они рассказывали ведь и есть они. Человека определяют его действия, его слова, поведение, даже вопросы которые он задаёт самому себе или же другим людям, его желания и стремления. Так что же хочет найти в себе Юнги? Он хочет найти себя, но ведь вот он, вот такой, который бывает вспыльчивым и неугомонным, который бывает очень нерешительным и пугливым. Юнги не нашёл своего места в этой жизни, своего призвания, но ведь тот факт, что он влюбился, вряд ли помешает ему найти это самое или он не прав? Чонгук ведь не возьмёт и не бросит всё, если Юнги сейчас же к нему вернётся, так и Юнги, просто будет искать то, что ему нужно. Конечно, он по — прежнему, будет бояться потерять его и это нормально, нужно просто контролировать этот страх, чтобы он не переходил в паранойю, которая может всё испортить. И ведь убегать от того, что делает тебя счастливым, что делает тебя собой, это ведь глупо. Юнги задумывается и понимает, что Чонгук единственный человек в его жизни, который видел все его грани. Он видел его злым, расстроенным, дерзким и нервным. Видел его любящим, слышал слова, которые шли из его души, а не изо рта. И ведь во всём этом и заключается Юнги, разве нет? Он ведь на самом деле, почти никогда не притворялся, он просто не показывал остальных своих сторон. И ведь так все люди живут, каждый человек многогранен, просто конкретно в случае Юнги, некоторое его поведение зависело именно от обстоятельств, которые происходили в его жизни, но ведь это не было фальшью. Не будь Юнги на самом деле сильным, то не смог бы пережить всё то, что пережил, просто, как и сказал ему Тэён, далеко не всегда нужно показывать эту свою силу. И не нужно приравнивать такие чувства как: любовь, совесть, доброта, ласка, забота, к слабости. Нужно на самом деле, избавится от этих ярлыков, как и перестать, делить мир на чёрное и белое, тем самым вовсе забывая о том, что в этом мире ещё множество других красок, и множество тонов у каждого цвета. Делить всё вот так, это глупо. Так может, Юнги не стоит уходить от Чонгука? Может, именно с ним он более, настоящий, тот самый, который и есть Мин Юнги? Мин Юнги, который любит Чон Чонгука? Машина останавливается, а дверцу открывает парень, голос которого очень знаком. — Ну, наконец — то, почему так долго? — Возмущается, глядя на Юнги, который пожимает плечами, и на повернувшегося в сторону заднего сидения Тэёна. — Я пришёл за ним сразу, как Намджун из кафе вышел, — разводит руки в стороны, мол, моей вины тут нет. — Ай, ладно, — отмахивается Джин, — Юнги вылезай, — кивает парню на выход и Юнги послушно выходит, не пропустив мимо ушей тихое «спасибо» от Джина, обращённое уже к Тэёну, которое звучало совсем по — другому. Как — то очень тепло, нежно и просто как — то иначе, что заставляло Юнги задуматься и вызывало желание задать пару вопросов Джину. — Идём? — Джин кивает на двухэтажный особняк и только сейчас Юнги замечает, что находится за городом. Сколько же времени он провёл в своих мыслях? Пройдя в дом за Джином, Юнги старается сдерживать охающие вздохи, которые так и вырывались из него, стоило ему оказаться здесь. Казалось, будто он попал в старинный особняк, в какой — нибудь Англии. — Я собирался пить чай, составишь компанию? — Усевшись на маленький диванчик, куда утянул за собой и Юнги, спрашивает, на что тот, просто кивает. Слишком неловко. Джин ведёт себя так, будто они друзья с рождения и совсем не знает о том, что Юнги наговорил Хосоку и Чонгуку в ту ночь, в чём Мин очень сомневается, а потому чувство неловкости поднималось в нём всё выше. — С тобой что? — Задаёт свой вопрос, пристально оглядывая в буквальном смысле зажатого омегу, который и без того выглядит крохотным и хрупким, а сейчас так совсем. — Я, просто мне неловко, — признаётся, — я тогда столько гадостей наговорил, а ты позвал, да ещё и так добр ко мне, я не понимаю этого и чувствую себя странно сейчас. — Перестань, — отмахивается и в этот же момент в гостиную заходит юный омега, с подносом на котором были две чашки горячего чая и вазочка с рахат — лукумом, любимыми сладостями Сокджина. — Давай пить чай, а о том, что тогда произошло, не думай, — взяв в руку чашку с дымящимся чаем, проговаривает. — Я и не за этим тебя позвал. — Сделав пару глотков, Джин отставляет чашку на столик и, взяв одну сладость, жуя, начинает говорить. — Я говорил с Тэёном, только не злись на него, но он рассказал мне о твоих смятениях касательно Гука, — начинает, а из Юнги вылетает тяжёлый вздох. — Не волнуйся, я не буду пытаться тебя уговорить быть с ним, — заверяет, что заставляет Юнги удивлённо посмотреть на него, с явным вопросом во взгляде. — Я хотел предложить тебе кое — что, так сказать, чтобы ты попробовал, может тебе понравится. — Что это? — Не смотря, на всё моё желание быть здесь, завтра я возвращаюсь в Китай, примерно на полгода, а мой помощник, омега, через месяц уходит в декрет, я хотел предложить тебе полететь со мной, чтобы ты поучился у этого человека, и если тебе понравится, то остаться там поработать со мной. Как тебе такое предложение? Да, действительно, Юнги, как тебе такое предложение? А Юнги понятия не имеет. Пока он ехал сюда, он почти смирился с мыслями о том, что занимается ерундой, заставляя себя и Чонгука ждать «чего — то», и на самом деле хотел поговорить об этом с Джином, а тут он предлагает вот это и теперь Юнги в полной растерянности. Он бы хотел, не раздумывая сказать «да», потому что ему кажется это занятие интересным и в любом случае, это отличная возможность изучить что — то, возможно, и Юнги это понравится, и взглянуть на мир и есть ещё куча плюсов от такого предложения, от которого не хотелось бы отказываться, но, есть «но». Юнги понимает, что не хочет, так далеко находится от Чонгука, а эти мысли снова переворачивают с ног на голову всё то, о чём он думал в машине. Получается, что Чонгук, сам того не понимая, уже становится якорем для Юнги, который будет держать его там, где он сам. И что же Юнги делать? Переступить через себя и согласиться только для того, чтобы отказаться от этой зависимости, которая как ни крути, но есть в нём, что совсем не похоже на любовь, или же остаться, но потом жалеть об этой упущенной возможности, и радоваться тому, что он с Чоном, ведь любит его и без него не может. Как Юнги следует поступить? — Это неожиданный вопрос, — отвечает, глядя куда — то на дно чашки, — сомневаюсь, что я смогу так быстро принять решение. И это не другой город, а страна, языка которой я даже не знаю, и на обучение всего месяц, тогда как я во всём этом деле абсолютный ноль и… — А ещё Чонгук здесь, — перебивает этот поток оправданий, в котором на самом деле есть смысл, но всё перечисленное не так важно, как настоящая причина, которая держит Юнги здесь. И с одной стороны Сокджина радует то, что Чонгук для Юнги, далеко не безразличен, с другой же, сейчас он как никогда понимает эти метания парня, как и его слова о том, что он не хочет зависеть только от этих чувств. Юнги же, услышав слова Джина, прикрывает глаза и обречённо выдыхает. Что он только что пытался доказать, приводя эти нелепые аргументы, из-за которых он не может уехать? Так глупо. Таким образом он только ещё раз доказал себе то, о чём думал и чего боялся и да, Юнги уже чертовски зависим и только одна мысль о том, что он будет настолько далеко от альфы, уже начинает сводить с ума. Только вот, помогало ещё как — то это понимание, было бы здорово. — Юнги, возможно, это странно для тебя, но ты можешь рассказать мне абсолютно всё, что тебя тревожит и беспокоит. Я не стану осуждать тебя или что — то в этом роде, как и услышанное мной, не уйдёт за пределы этой комнаты. Я просто хочу помочь тебе, — вкладывая в голос всю свою искренность и мягкость, проговаривает, и Юнги теперь точно не знает, куда себя деть после такого жеста старшего. Хочется просто упасть этому человеку в руки и долго плакать, крича о том, как он запутался в собственных мыслях и желаниях. Буквально сегодня утром, он был самым счастливым человеком, не смотря на знание того, что он уходит от Чонгука, а теперь, в его голове снова непонятно что. — Я устал от своей головы, — начинает отвечать с мыслями, будь что будет. — У меня такое чувство, что стать счастливым мне мешает именно она, и эти постоянные мысли, которые жрут меня не переставая. Я всё пытаюсь понять, правильно ли я поступаю, а если нет, то найти другое решение, которое будет правильным, в итоге путаюсь во всём этом, как муха в паутине, да только эту самую паутину сплёл я сам, но понимание этого не помогает из неё выбраться. Я запутался, и думаю, что правильного решения на самом деле нет, но продолжаю тонуть в этом и искать его. — Выдаёт всё на одном духу, толком и не заметив этого. Стало ли ему в этот момент чуть легче? Возможно, но не настолько, чтобы хотя бы почувствовать это. Джин же только смотрит на младшего, не торопится с ответом, потому что как никогда понимает то, что испытывает сейчас Юнги. Когда — то, он точно так же гонялся за ответом, который привёл бы его в правильную сторону и чтобы понять, что той самой, правильной стороны на самом деле нет, ведь сделав шаг, как ты не будешь хотеть, обратно не вернёшься, у него ушло слишком много времени. Он бы хотел сказать Юнги что — то, что послужит для него не только минутным утешением, но и будет убедительным фактом, против которого он не сможет пойти, но сможет принять это. Но вместе с тем Джин понимает то, что любые слова, которые пусть Юнги и примет во внимание, будут казаться ему пустыми, теми, которыми просто утешают. Юнги нужно самому прийти к пониманию этого, но Джин решает попробовать. Может, всё же удастся подтолкнуть Юнги к более быстрому принятию? — Возможно, это прозвучит банально и совсем не искренне, но ты прав, когда думаешь о том, что правильного решения, как такого, нет. Заранее ты никогда не узнаешь, поступаешь ли правильно. — Юнги отворачивает голову, недовольно вздыхая, и тогда Джин забирает из его рук чашку, отставив её на столик, и берёт в свои ладони чужие руки. — И я знаю, о чём ты сейчас думаешь, у тебя в голове что — то вроде — я это всё и сам знаю, но как мне это поможет, я прав? — Юнги поворачивается, и неуверенно, но кивает. — Ответ на самом деле прост, нужно просто, решится и что — то выбрать. На деле это конечно куда сложнее, чем на словах, но сделать это нужно и я не знаю, как ты отнесёшься к тому, что я сейчас скажу, но жалеть ты будешь о любом сделанном выборе, первое время точно. — Со знанием дела говорит и, выпустив ладони Юнги из своих, возвращает себе чашку, — если ты согласишься и улетишь со мной, то тебя на части будет рвать от того, как сильно тебе будет хотеться к нему, ты захочешь всё бросить и будешь готов на коленях ползти обратно даже через бурю. А если ты останешься, то будешь очень много думать о своей нереализованности, о том, что эти чувства тебе ничего не дают и всё в таком духе, эти мысли будут разрушать тебя. — Так как же мне тогда поступить? — Совсем тихо выдыхает, веря в каждое слово старшего, Юнги тоже уверен в том, что именно так всё и будет. — Тебе нужно решить, что ты хочешь попробовать пережить, — облизывая пальцы, которые были в сахарной пудре от рахат — лукума, отвечает, — хочешь ли ты пережить разлуку длинною в каких –то полгода, или упущенную возможность найти то, чему ты можешь посвятить себя. Скажу сразу, реальность может во много раз отличаться от твоих представлений. — Эти слова совсем не утешают, — недовольно бурчит, скрестив руки на груди, а Джин только обыкновенно пожимает плечами и делает новый глоток чая. — Я и не пытаюсь утешить тебя. Мне хочется помочь тебе, очень, но я понимаю, что пустые утешения тут не помогут, а кроме меня тебе вряд ли кто — то это скажет. Поэтому запиши мой номер, и завтра я буду ждать твоего решения, вылет в половину второго ночи. Я понимаю, что этого времени может быть слишком мало для решения такого вопроса, тебе ещё и папу нужно будет подготовить, если согласишься полететь, но на самом деле времени никогда не бывает достаточно, а потому, надеюсь, что ты примешь какое — то решение. Но принимая любое из этих решений, не думай о том, какое всё — таки правильное, а думай о том, чего хочется, хорошо? — Хорошо, — кивает Юнги, доставая из кармана телефон. — Тогда, я позвоню тебе завтра, чтобы сказать ответ.

***

— Я позвоню тебе завтра, чтобы сказать ответ… ничего лучше просто не придумаешь Юнги, — выдыхает в потолок, лёжа в своей постели, — день на раздумья и нужно не заморачиватся о том, что будет правильным… да мне и года не хватит, — скулит и стучит ногами по матрасу, вертясь по нему волчком. Юнги вернулся домой часа три назад, папы дома не было, и всё это время Юнги не покидают мысли о предложении Джина и разговора с ним. За окном уже ночь, времени для принятия решения остаётся не так много, а ему кажется, что принять настолько серьёзное решение, он просто не способен. Юнги даже, кажется, что проще будет не выбирать ничего, но слишком быстро понимает, что если он останется здесь, то не пройдёт и недели, как он придёт к Чонгуку и уже не уйдёт от него, не сможет, не захочет, да и Чонгук вряд ли отпустит, ему тоже, наверняка, надоели метания парня. Перед уходом, Джин сказал Юнги, что он не будет рассказывать Чонгуку об их разговоре, как и об этой встрече и предложении, но сейчас Юнги думает, что было бы проще, если бы Чонгук знал. Может, именно он помог бы ему принять решение? Он ведь говорил, что любит его, а значит, поможет найти то, что сделало бы его счастливым и не заставило бы позже жалеть настолько, что он не смог бы выдержать. — Отлично, теперь я пытаюсь скинуть на него всю ответственность касательно выбора, — уткнувшись лицом в подушку, бурчит и не слышит, как дверь в его комнату, с лёгким скрипом открывается, и к кровати подходит папа. — Малыш, что тебя так тревожит? — Мягко поглаживая сына по волосам, спрашивает Ёнсан, вынуждая Юнги поднять голову от подушки, и уставится на родителя. Юнги смотрит на лицо родного человека, видит в нём переживание, а в глазах невероятное тепло и любовь, как и желание, поддержать, а ведь Юнги ещё даже ничего не сказал. От этого становится так хорошо и плохо одновременно. Бывают моменты, когда ты ну очень нуждаешься в чьей — то поддержке, когда понимаешь, что один ты просто ну уже ни как, и это именно тот момент. Юнги забывает о всей своей силе, обо всех масках, мыслях и ненавистно - избитом, «я в порядке». Омега превращается в того, кто может показать свою слабость, наконец — то, не называя её таковой, Юнги принимает эту молчаливую поддержку папы в виде объятий, не прячет своих слёз, утыкаясь мокрым лицом в грудь папы, и просто плачет, впервые не виня себя за эти слёзы. Нуждаться в ком — то, когда тебе плохо, это нормально. Это не значит, что ты слабый или не справился, каждый человек нуждается в поддержке, человеку нужен, человек. — Сынок, я не знаю, что именно сейчас происходит в твоей жизни, но я вижу твою боль, неопределённость и дикое, невыполнимое желание тащить это всё в себе, не показывать, и я не прошу, если ты не хочешь. — Тихим шёпотом, начинает Ёнсан, покачиваясь из стороны в сторону на кровати, прижимая к себе омегу, — но я поддержу тебя абсолютно во всём, Юнги. Любое решение, какое бы ты не принял, я буду на твоей стороне, всегда. — Я не смог папа, — сквозь слёзы, тихо хрипит, — я не смог остановить это чувство, оно меня засосало. — Вспоминает о том, как говорил папе, что он сильнее, сможет это перебороть и готов смеяться со своей наивности и глупости. — Я люблю его, — поднимает голову на родителя и смотрит в его лицо, ищет в нём что — то, а что именно не знает. Не готов к осуждению, а в понимание верить слишком тяжело. У Юнги какое — то странное желание, чтобы его сейчас не обнимали, а наоборот, отшвырнули, отругали, но ничего из этого не происходит. Ёнсан лишь улыбается, заправляя локоны парня ему за ухо. — Конечно, не смог, если бы смог, то перестал бы быть человеком, — с простотой проговаривает. — Но как мне быть, папа? Я с ума схожу просто. Я хочу быть с ним каждую секунду своей жизни, а если его нет, мне так невыносимо становится. И Джин, он предложил мне полететь с ним в Китай, чтобы научится и помогать ему, и я хочу, очень хочу, мне кажется это таким интересным, но я… Я просто не знаю… — Ты уже познакомится с Сокджином? — С улыбкой спрашивает, на что Юнги, шмыгнув, кивает. — Это здорово, что он предложил тебе это. Сокджини всегда был хорошим парнем, и он молодец, не смотря на многое в его жизни, он нашёл свою мечту, исполнил её, ещё и браке счастлив. А твои переживания, на самом деле не вижу в них смысла, — пожимает плечами, пока Юнги не понимает, чего не скрывает в своём взгляде. — Ты можешь спокойно полететь и ни о чём не волноваться, а Чонгук, думаю, он был бы рад за тебя. К тому же, он ведь сможет прилетать к тебе, и я уверен он будет это делать даже чаще, чем тебе того хотелось бы, — со смешком выговаривает и ерошит волосы сына. — Так что вытри слёзы и если ты действительно этого хочешь, то лети. Если переживаешь обо мне, то просто звони мне почаще, и я уже буду рад, не хочу, чтобы из-за меня ты лишал себя своих желаний, мы и с отцом тебе много раз говорили об этом. Юнги смотрит на Ёнсана, слушает его слова и сейчас ему кажется, что все его переживания на самом деле беспочвенны, он сам себя накрутил и запутал в том, в чём на самом деле всё было так просто. Столько времени и нервных клеток убил в пустую. — Но папа, почему ты так спокойно на это реагируешь? — Не понимает Юнги, — я думал, ты будешь против того, чтобы я был с Чонгуком, вы же в ссоре и… — Наша с ним ссора, обыкновенное непонимание, которое из-за отсутствия правильного разговора, переросло вот в это. — Со вздохом отвечает, — но тебя это ни как не касается, и я не имею ни права, ни желания, как — то препятствовать вашим отношениям. Я думаю, что мой маленький братишка, наконец, понял, что такое любовь. — С теплотой проговаривает, а Юнги вспоминает о том, как Джин и даже сам Чонгук рассказывал о себе в юном возрасте, каким он был, что он не понимал этого раньше. — Знаешь, когда он был совсем маленьким, он очень любил малину, — с той же тёплой улыбкой рассказывает, — и когда я со своими родителями приезжал к нему в гости, всегда приносил ему её. Вам суждено было встретится, во всяком случае, я не верю в подобные совпадения. — Я люблю тебя, папа, — проговаривает Юнги и снова обнимает Ёнсана, — спасибо тебе. В две эти фразы, Юнги вкладывает всё. Все свои чувства и эмоции, всю свою любовь и благодарность к родителю. Он верит в его слова о не случайности произошедшего, и теперь он точно знает, какое решение ему следует принять. То, о котором он не пожалеет. И как по щелчку, его телефон начинает вибрировать, а на дисплее отображается любимое имя, что не укрывается и от Ёнсана, ведь телефон лежал прямо перед ними. — Поговори с ним, — поднимается с постели старший омега, — и ничего не бойся, а он, я уверен, поймёт тебя. — Оставляет тёплое напутствие и выходит из комнаты, а Юнги, взяв в руки телефон, выдыхает и отвечает на звонок, начиная говорить первым: — Я хочу увидеть тебя и поговорить. — Твоя прямолинейность, одна из причин, по которой я люблю тебя, — отзывается любимый голос, вызывая на лице омеги улыбку. — Я недалеко от твоего дома, и я тоже хочу увидеть тебя. — Тогда, я скоро выйду, — отвечает. — Нет, я хочу зайти, если ты не против, — не очень решительно отзывается в динамике, — я хочу поговорить и с ним тоже, пожалуйста. Был ли Юнги удивлён подобной просьбой? Очень, и это мягко сказано. Первые полминуты он молчал, слыша, как двигатель автомобиля по ту сторону звонка затих, значит, Чонгук остановился, он уже здесь и Юнги нужно только ответить. Он хочет ответить положительно, но ведь это зависит не только от него. Может, стоит спросить сначала папу, хочет ли он говорить с Чонгуком? Но, папа только что так тепло отзывался о нём и сказал, что их конфликт, обыкновенное непонимание, так может, не будет ничего плохого в том, что Юнги позволит Чонгуку прийти сюда? За всеми этими размышлениями проходит добрых, пара минут, которые Чонгук молчит, не прерывает мыслительный процесс Юнги, который и благодарен ему за это, и готов накричать за то, что он позволил ему уйти во все эти мысли. Юнги, кажется, правда, слишком много думает там, где не нужно, так же и с силой. Ему нужно просто расслабиться, открыть свой рот и сказать, что альфа может зайти, да, именно так он и сделает. Наверно. Нет. Да. Нет. — Хорошо, — слетает с губ прежде, чем цепочка в его голове из «да» и «нет», станет удлиняться, — я выйду к тебе, а потом мы вместе зайдём, договорились? — Я жду тебя, — тихо отвечает альфа и Юнги, угукнув, поднимается с постели и идёт к выходу из комнаты, продолжая прижимать телефон к уху. Чонгук ничего не говорит, но Юнги слышит его дыхание в динамике и ему становится спокойнее. Так он доходит до комнаты папы, осторожно стучит по ней, и когда тот отзывается, приоткрывает дверь и сразу видит улыбающееся лицо родителя с постели. — Что такое сынок? — Я, ты не будешь против гостя? — Не дыша, спрашивает, ожидая папиного ответа, а ещё, Юнги кажется, что и Чонгук в этот момент дышать перестал. Он всё слышит и, возможно, делать так, было слишком жестоко со стороны Юнги, но он уверен, что Чонгуку нужно будет это подтверждение. Юнги уверен, что папа согласится, но тоже волнуется, особенно потому, что не знает причину их размолвки. — Я буду очень рад, если он зайдёт, — отвечает Ёнсан и Юнги, выдыхает одновременно с Чонгуком. — Пойду, приготовлю пока чай. — Поднимается с постели и, потрепав плечо сына, проходит мимо него. Юнги стоит ещё какое — то время на месте, от чего — то не решается сдвинутся с него, хотя папа уже давно скрылся из вида. Он до сих пор слышит, как дышит по ту сторону динамика Чонгук, и в этом дыхании слышит, что альфа ждёт его. Он понимает, что ему нужно собраться, взять себя в руки и, наконец, сделать этот шаг, но отчего — то страшно. В голове сложилась чёткое предчувствие того, что этот шаг, очень изменит его жизнь и не только его. Чонгук, судя по тону его голоса, хочет помирится с Ёнсаном, папа совсем не против этого и уверен, что Чонгук не будет против, если Юнги согласится уехать на какое — то время. И всё это так здорово, именно в этом нуждался Юнги, но почему же так страшно стало принять эту реальность? Ту реальность, где он делает то, чего хочется, где нет места маскам и глупым разделениям этого мира на чёрное и белое. Почему то, чего Юнги так долго хотел, мечтал об этом, боится сейчас принять это? Может, это всё, все эти дни, просто очень длинный сон, от которого он проснётся в слезах? А может, нужно просто решится и вылезти из гадкой, на самом деле, зоны комфорта, сделать этот чёртов шаг и наконец, начать жить свою жизнь, самим собой? — Я иду к тебе, — тихо шепчет, делая, наконец, этот шаг, который с виду только казался крошечным, совсем незначительным, но таким важным для него самого, который был шагом не на несколько сантиметров, а в новую жизнь. — А я по — прежнему жду, — отзывается в динамике и Юнги, улыбнувшись на эти слова, подходит к лестнице, ведущей на первый этаж. Стирает из памяти травмирующие воспоминания, принимает ту правду, где его отец всегда желал ему счастья и не стал бы винить его за произошедшее. Юнги спускается по ступеням, и с каждой новой, он всё больше в это верит, а эта вера, помогает ему, разрешить самому себе, прийти к своему счастью, которое он, несомненно, заслуживает, как и каждый, живущий на этой земле, человек. Юнги выходит на улице, так и не завершив вызов, продолжает держать телефон возле уха, и не убирает его даже тогда, когда встречается со взглядом Чонгука, который точно так же, как и Юнги, до сих пор стоит с телефоном. Юнги выпускает лёгкий смешок, когда останавливается напротив альфы, думая, что они сейчас похожи на глупых школьников, которые так и не смогли договорится, кто положит трубку первым. — Почему ты не отключился? — Спрашивает, улыбаясь уголком губ, так и не убирая телефон, а Чонгук, лишь копирует его улыбку и ведёт плечами, отвечая тем же вопросом. — Я уже соскучился, — проговаривает, после того, как Юнги перестал смеяться. — Я тоже, но с завтрашней ночи, я буду скучать ещё сильнее. — Юнги принял решение, когда спускался по лестнице и решает, сразу озвучить его альфе. Не стоит тянуть с этим, как и чего — то не договаривать. Хватило им уже этого сполна. — Джин предложил полететь с ним в Китай, — видя вопрос, в сияющих сейчас, в темноте ночи, глазах альфы, говорит. — Мне страшно, я не хочу быть настолько далеко от тебя, я волнуюсь за папу, но ещё больше я хочу это сделать. — В этот раз, говорит увереннее и по взгляду Чонгука, понимает, что принял, как никогда верное решение. Верное, потому что желанное, потому что не идёт против своего желания и понимает, что ничего от этого не потеряет. — Ты сможешь, подождать меня ещё немного? — Юнги знает ответ на этот вопрос, видит его в этих глазах, чувствует его в воздухе, но всё равно спрашивает, желая услышать его из уст альфы. — Я всегда жду тебя, Юнги, даже сейчас, — тихо, и так мягко, отвечает, — и как — то иначе, я уже не смогу. — Ведёт плечами, — но даже не смей ругать меня, когда я буду прилетать к тебе, потому что если Джин сказал, что поездка на полгода, можешь сразу умножать на два, а год без тебя, я точно не выдержу. — С улыбкой, рассказывает о шалости старшего приуменьшать, на что Юнги кивает и, наконец, убирает телефон от уха и делает ещё шаг к альфе, подходя почти вплотную. — Я буду ждать, каждого твоего приезда, — тихо выдыхает и тянет свои руки к альфе, мягко обнимая его, тоже делает и Чонгук. Он заключает своего крошечного, милого, порой невыносимо вредного, но такого любимого мальчика в объятия и в этот момент он готов со всей уверенностью и серьёзностью, что он уже получил от этой жизни всё, что хотел и большего, ему не нужно. Потому что всё, что ему нужно для жизни, это его любимый человечек, который запустил его сердце по — новому, который заключает в себе, всё счастье Чонгука. — Идём в дом, — подняв голову на лицо альфы, спрашивает и тот кивает. Юнги разобрался в себе, а теперь, он должен позволить двум, невероятно дорогим для себя людям, тоже разобраться со своим недопониманием. — Спасибо, Юнги, — вдруг проговаривает, когда Юнги тянет его за собой к дому, удивляя этим омегу, — не спрашивай, — говорит прежде, чем парень успел бы что — то сказать. — Это было нужно мне, — пытается объяснить, не говоря точных причин своей благодарности, на что Юнги, только понимающе кивает. Он не будет требовать от Чонгука объяснений, не только потому, что догадывается по этому взгляду о причине этой благодарности, но и просто потому, что потом, когда Чонгук будет готов, он сам расскажет ему, а пока, Юнги достаточно уверенности в его любви к нему. Именно любви, не зависимости и что он не станет удерживать его и загонять в какие — то рамки и только что, он это подтвердил. Встреча глазами, от которой неловко, но больше стыдно. Чонгук смотрит на брата, которого не желал видеть несколько лет, которого не поддержал в самый тяжёлый период его жизни, а только гадостей наговорил. Сейчас, альфа желает лишь пасть на колени перед ним и молить о прощении, как и позволении, быть с его ребёнком, заверяя, что не причинит ему боли. Ёнсан же, смотрит на брата, которого не смотря на всё произошедшее, не переставал любить, как и надеется на то, что когда — то, но он поймёт его, растягивает губы в мягкой улыбке и тянет руки к нему. — Прости меня, — тихо проговаривает Чонгук, когда оказывается в тёплых объятиях брата, по которым, невыносимо скучал. — Я был таким придурком. Я должен был выслушать тебя, поверить тебе, и поддержать тебя, а я вместо этого… — Не надо, не вини себя, я же не виню, — отстранив от себя Чонгука, оглядывает альфу, вспоминая, что когда — то он был ниже его, а сейчас, как минимум на полторы головы выше. — Оставим прошлое в прошлом, но если обидишь Юнги, этого я тебе не прощу никогда, — строго проговаривает. — Я сам себе этого не прощу, — отвечает и теперь сам, обнимает брата, чувствуя, как многолетний груз, упал с его плеч, будто он только сейчас, по настоящему стал, полноценным человеком. Юнги не только научил Чонгука любить, но и вернул ему семью. — Ну ладно, идёмте пить чай, Юнги ещё, я так понимаю, нужно будет вещи собирать? — Косится на сына, который с улыбкой кивает и приглашает всех сесть за стол. Ёнсану грустно от того, что этого момента не застал его любимый, ведь он был тем, кто не переставая говорил о том, что когда — то, но Чонгук поймёт его, и снова примет, как и говорил о своём представлении будущего мужа Юнги, но омега не показывает этого. Он по — прежнему скучает по нему, как и боль от потери ещё сильна и вряд ли, пройдёт, но сейчас, глядя на счастливо улыбающегося сына и глядящего на него, Чонгука, глаза которого наполнены любовью, ему становится легче. Он не остался один, у него есть семья, а с мужем, он ещё непременно встретится.

***

Сердце радостно стучит, а ноги так и хотят унестись вперёд, совсем не слушая команды идти спокойно, но Юнги всё же пытается сдерживать этот порыв. Он очень скучал по Чонгуку, не смотря на то, что в последний раз, они виделись всего меньше двух недель назад. Омега оправдывает себя тем, что ему было недостаточно этой короткой встречи, которая и произошла только потому, что у альфы были дела в Шанхае, и провести вместе, они смогли только около двух часов, потому что потом, Юнги нужно было с Джином в Пекин. Собственно, все эти пять месяцев, в основном так и проходили их встречи. Они были слишком короткими и порой, они даже не могли по телефону поговорить. Либо оба были заняты, либо, уставший Юнги, просто засыпал с телефоном в руках или же прямо во время разговора. Только один раз, им удалось провести пару полноценных дней вместе, в которые они не вылезали из квартиры, а Джин, благо, смог справится со всем сам. Всё это, по началу заставляло Юнги очень тосковать и грустить, но он быстро привык. Ему действительно было интересно то, чем он занимался, и ни капли не жалел о сделанном выборе. Он знал, что скучает не только он, как и то, что когда он вернётся, альфа будет так же счастлив, как и сам Юнги. Сейчас, у них, наконец, будет по настоящему, большой перерыв, в который они вернулись в Корею. Сокджин по окончанию первого месяца, узнал, что прилетел в Китай не только с Юнги, но и с не рождённым сыном, поэтому, изо всех сил старался закончить всё как можно быстрее, стараясь не поддаваться уговорам Хосока, бросить всю работу и сразу вернуться. Он хотел лично закончить этот проект и тогда, взять продолжительный отпуск, который полностью посвятит сыну, которого очень сильно хотел, а так же Хосоку, который теперь тоже, будет стараться как можно больше времени посвящать семье. Юнги, глядя на этих двоих, очень радовался, как и тому, что смог подружится с Хосоком. А сейчас, глядя на счастливо улыбающегося и воркующего с круглым животиком, Джина, пытался представить, как Чонгук отреагирует, на новость от Юнги. Те пару дней, что паре удалось провести наедине, были не только наполнены страстью и любовью, но так же, они буквально вселили новую жизнь в Юнги. Когда он узнал, он испугался и долгое время не выходил из туалета, пока Джин продолжал стучать к нему. Юнги открыл тогда дверь только потому, что Джин пригрозил позвонить Чонгуку, если тот не выйдет, и это сработало. Юнги вышел к старшему и рассказал о своей беременности, как и о том, что он не знает, как на это отреагирует Чонгук, и готов ли к такому серьёзному шагу Юнги. Джин на неуверенность Юнги только рукой махнул, сказав, что Юнги не о чем волноваться и Чонгук будет счастлив, иметь собственного сына. А когда Юнги начал причитать о своей неуверенности в том, что из него получится хороший папа, старший сказал, что хороший родитель это тот, который любит своего ребёнка. Тогда все страхи отступили, он успокоился, но сейчас, выходя из аэропорта, всё же немного трусил, заводить этот разговор с альфой. Они никогда не говорили о детях, и Юнги не думал об этом. Чонгук только постоянно спрашивал, как Юнги представляет свадьбу, но сам о детях, не заговаривал даже, хоть и показывал невероятную радость от известий, что станет дядей. Альфы даже и не знают, что омеги вернулись, это было задумано, как сюрприз, и Юнги переживает, что этот, приятный сюрприз, он омрачит, своей новостью, но вот они подходят к стеклянным дверям аэропорта, где Джин, остановившись, треплет его за плечо, и кивает куда — то в бок, заставляя Юнги посмотреть в указанную сторону. Ну конечно, разве могли они скрыть от альф своё возвращение? Они под руку выходят на улицу, озарённую ярким солнцем и Юнги, глядя на Чонгука, облокотившегося на капот своего авто, понимает, что все его страхи, бессмысленны. Не может тот, кто смотрит на него с такой любовью, не принять плод их общей и такой огромной любви. Наверно. — Я даже не знаю, ругать мне тебя или зацеловать за такой сюрприз, — подойдя к омеге, проговаривает Чонгук, любуясь любимым личиком и, наклонившись, мягко целует малиновые губы, по которым скучал не меньше, чем по самому омеге. — Если так ты ругаешь, то я готов к продолжению, — улыбается в поцелуй, обвивая руками шею Чона. — Разве ты не рад? — Когда альфа отстраняется от чужих губ, спрашивает, не переставая улыбаться, и погладывает в сторону щебечущих Хосока и Сокджина, которые, кажется, забыли об их присутствии. — Разве я могу? — Пожимает плечами? — Ну, у меня для тебя есть новость, которой, не знаю, обрадуешься ли ты, — скрестив свои пальцы с чужими, начинает, решая, что лучше сказать сразу, чем тянуть и в итоге, снова начать накручивать себя. — Что же это за новость такая? — Подняв свою руку, Чонгук уже как по традиции, оставляет мягкий поцелуй на запястье омеги, прослеживая в этот момент, за изменениями в лице омеги. Чонгук видит, как тот волнуется и не хочет торопить его или давить, но так же видит и желание, по скорее поделится этой новостью. — Я очень внимательно тебя слушаю, Юнги. — Ты очень рад, что станешь дядей? — Кивает в сторону, мгновенно повернувшихся к ним, Хосока с Джином. — Конечно, — не задумываясь, отвечает, — но как это относится к твоей новости? — Чуть нахмурив лоб, спрашивает. Поворачивается к рядом стоящей парочке и по их улыбочкам, понимает, что эти двое, точно понимают, что хочет сказать Юнги. Это и радует, ведь они улыбаются, а значит, ничего плохого не должно было случится, но тот факт, что Юнги сначала рассказал им, и только теперь Чонгуку, всё же, самую малость, но печалит. — А как бы ты отнёсся, если бы у нас с тобой, — Юнги замолкает, его пугает взгляд Чонгука, в котором сейчас больше какой — то грусти и непонимания. Мнётся, пытается язык от нёба отлипить и произнести уже заветные слова, но под этим взглядом, получается плохо. Набирает в грудь больше воздуха, просит себя успокоится, и даже начинает немного злится на альфу, за его тугодумность. Ну можно ведь было уже догадаться о том, что за новость. — Если бы у нас с тобой, что? — Чонгук действительно не понимает, хочет, но не может, а уставший вздох Хосока, который смотрит на него, как на умственно отсталого человека, не помогает от слова совсем. — Что ты ещё и отцом будешь. — Прилетает из-за спины знакомым голосом, заставляя повернутся всех, кроме Чонгука, он от услышанных слов, просто столбенеет, пока Минхо, даёт подзатыльник Йену, а Хосок смеётся и фотографирует лицо Чонгука. — Ну можно же было промолчать! — Негодует Минхо, сложив руки на груди. — Пока до него бы дошло, Юнги бы развернулся и ушёл, — отвечает, ни капли не сомневаясь в правильности своего поступка. — Не правда, не ушёл бы, — Юнги, наконец, отмирает, и смотрит на лицо, по прежнему растерянного Чонгука, — но я хочу знать, рад ли ты? Может, ты не хочешь детей, и никогда не планировал их, а тут всё так получилось. Я и сам, честно говоря ещё не могу полностью свыкнуться с этой мыслью и боюсь, что не смогу стать хорошим папой, и только мой любви будет недостаточно для этого, но я хочу попытаться и Джин сказал, что у меня всё получится, а он никогда не ошибается. Поэтому, если ты не против, то я буду очень счастлив и… — Юнги, — Чонгук останавливает этот взволнованный поток речи, и укладывает свои ладони на чужих плечиках. — Как ты можешь спрашивать меня о подобном? Разве по — твоему, могу я быть не рад такой новости? — Искренне не понимая, спрашивает. Он, конечно, удивлён, но больше переживаниям и таким мыслям Юнги. — Ну, мы совсем не много времени вместе и о детях никогда не говорили, — снова начинает, пока Чон мягко не перебивает его. — Я не говорил об этом, потому что стоило мне сказать о свадьбе, так ты недовольно фыркал, поэтому о детях я и не заикался. Думал, что ты пока ещё слишком молод для этого, и не хотел, чтобы ты думал, что я пытаюсь таким образом дома тебя запереть рядом со мной. Поэтому решил, что дождусь, когда ты сам заведёшь этот разговор. — Так ты, не против? — Неуверенно спрашивает, не смотря на всю ту радость, которую чувствует от сказанного альфой. — Я против того, чтобы ты так думал и говорил, — отвечает, обнимая Юнги — А я непозволительно счастлив. — Улыбаясь, добавляет и чувствует, как Юнги крепче сжал его в своих объятиях. — Почему непозволительно? — Спрашивает Юнги, не разжимая своих объятий. Он чувствует, как быстро бьётся сейчас сердце альфы и, пусть он рад тому, что Чонгук не против пополнения, его беспокоят, сказанное им слово, на которое, он ждёт ответ. Хосок с Джином, как и Йен с Минхо, удостоверившись, что у пары, всё хорошо, отходят на расстояние, чтобы не мешать им в такой момент, и разговаривают уже только между собой, но каждый из них, мельком, поглядывает в их сторону, потому что, переживают. — До встречи с тобой, я никогда не думал о своём, именно, счастье, а сейчас, мне кажется, что я не заслуживаю его. Я делал и продолжаю делать, не самые хорошие вещи, я тоже разрушил многие жизни и в некоторых вещах, я не лучше того же Намджуна, поэтому, порой и спрашиваю себя, а заслуживаю ли я вообще того счастья, которое обрёл с тобой? — Знаешь, о чём я думал, когда только встретил тебя? — Чуть отстранившись от альфы, спрашивает, понимая теперь, почему Чонгук так сказал и сейчас, наблюдает за тем, как Чон отрицательно мотает головой на его вопрос. — Я говорил себе, что ты не принц, не герой и что ты такой же монстр, как и тот, что пытается разрушить мой дом, но защиты я ждал, именно от тебя. — Проговаривает, громко сглатывая. — Я знаю, какой ты, чем занимаешься, и на это я могу сказать лишь то, что я принял это. А ещё, ты сказал, что твоя любовь ко мне будет, пока не звёзды не погаснут, и я верю в это, как и в то, что они не погаснут. — От первых лучей солнца, — шёпот, с лёгкой улыбкой, произносит, снова притягивая к губам запястье любимого. — И пока не погаснут звёзды. — Отвечает, так же беря чужую руку в свою и притягивает к своим губам, зная, что и на этом запястье, теперь красуется тату, с этими же словами. — А они не погаснут, — завершает. Юнги улыбается и отвечает на поцелуй альфы, которым они и скрепляют своё обещание в вечной любви, под восторженные аплодисменты, наблюдающих снова, за ними ребят и в этот момент, мысленно благодарит себя за то, что позволил себе любить, как и отказаться от той силы, которая только погубила бы его. Сейчас, Юнги как никогда счастлив, и он уверен, что они с Чонгуком, извлекли важные уроки из произошедшего с ними, а значит, со всем справятся и больше, их ни что не разлучит. Больше, им не будет больно, только бы одна из вселенных, не оказалась слишком жестока к ним.