***
— Которая за сегодня? — дежурный недовольно толкнул в проход корзину для мусора. Пустая пачка с шорохом шлёпнулась в кучу смятых бумаг. Сонхва сунул зажигалку в карман брюк и облокотился на столешницу, оглядывая фойе. В углу на скамейке сопел пьяный бездомный, ожидавший оформления. От созерцания его умиротворённого вида офицеру тоже захотелось опрокинуть пару рюмок. — Всего одну прикончил, не нуди. — Держу пари, ты вылетишь до того, как кончится расследование. После того, как Хонджун грозно зыркнул на него в секционной, Пак уже и сам не был уверен в обратном. — Видел кого-то из ребят? Офицер Юн, не отрывая взгляда от экрана смартфона, ехидно ухмыльнулся: — Носятся туда-сюда. Чудик — с мелким, великаны — сами по себе. А ты за бортом, Бешеный Пёс. Пока травился, они всей братией куда-то утопали. Ключ-то вернёшь или собираешься очередную объяснительную сочинять? — Куда? Из участка? — брелок с номерком приземлился на колени дежурного и покатился под стол. — Да нет же, — грузный полицейский, кряхтя, сложился пополам в кресле и принялся шарить под ногами. — Тут все. Слишком знакомое чувство. Сонхва ярко представил, как позорно уселся в глубокую лужу, наблюдая за тем, как тронулся вагон последнего поезда до его не особо светлого, но не безработного будущего. — Я обязан довести дело до конца, даже без тебя, — Минсу устало склонился над ещё тёплыми распечатками. Его свежевыкрашенные сиреневые пряди рассыпались, скрыв лицо. — Можешь написать заявление и перевестись в другой отдел. Так ты точно будешь в безопасности. Опять. Всё по кругу, стоило сделать хотя бы шаг. Ему вновь красноречиво намекнули, что с его жизненной позицией лучшая роль — стоять в сторонке и не отсвечивать. — Пообещай мне, — его дрожащие пальцы легли на виски, заставив Сонхва поднять голову и попасть в ловушку горящих безумием глаз. — Если со мной что-то случится — не уходи из полиции, не отступай и не скорби обо мне. Я живу только ради того, чтобы покончить со всем этим. «Почему ты не можешь жить ради кого-то вроде меня?» Дотошный, эгоистичный говнюк, ослеплённый амбициями. Вдруг входная дверь впустила внутрь мужчину на вид не младше пятидесяти. Он растерянно поклонился, беспокойно покопавшись в карманах пиджака, который был ему явно велик, но выглядел так, словно этот человек сросся с ним очень давно. Развернув измятый листок, он прочистил горло и забегал глазами по фойе: — Меня пригласил помощник инспектора Пак Сонхва. Где я могу его найти? — голос совсем не соответствовал его внешности — звучал моложе, живее. Мачехи Тэуна с ним не было, и это казалось совсем неудивительным. — Вы рано, — офицер поднялся и поприветствовал главу семьи Хан, мысленно жалея человека, что не сдерживал слёз во время телефонного разговора, ведь теперь ему снова предстояло потревожить свежую рану. — Отпросился, — мужчина снова неловко поклонился. Тащить несчастного в кабинет к деспоту Хонджуну совсем не хотелось, равно как и вести беседу в допросной. — Не против, если поговорим прямо здесь? Это не займёт много времени. Хан-старший растерянно оглянулся на спящего в углу бездомного, но согласно кивнул и опустился на скамейку, нервно поглаживая пальцы. Офицер Юн тут же весь подобрался, отложил в сторону телефон и с любопытством выглянул из-за стойки. — Как он погиб? — пристыженно опустив взгляд, мужчина начал совсем тихо. — Я бы хотел знать перед тем, как заберу его тело. — Мы пока не знаем всех деталей, — Сонхва опустился рядом и чуть наклонился, опасливо покосившись на подслушивающего полицейского, — но, возможно, между злоумышленниками и Тэуном возник конфликт, в результате которого ваш сын… упал с большой высоты в воду. Как думаете, такое возможно? И мог ли он, — голос дрогнул, и помощник инспектора смущённо прокашлялся, — сделать это сам? Отец погибшего тут же словно стал ещё меньше, осунувшись на глазах. — Мне хочется верить, что он не решился бы наложить на себя руки, — почти шёпотом произнёс он, смяв полы пиджака. — Тэун так старался быть сильным после смерти матери. Знаю, ему было тяжело, к тому же отношения с моей новой женой у них не складывались. Но он никогда не говорил о своих проблемах, улыбался, хотел справиться со всем сам, будто оберегал меня от лишних хлопот. Глаза мужчины блеснули влагой, он замер, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. — Я чувствую свою вину в том, что произошло. Если бы я только мог уделять больше времени Тэуну… — Это могло лишь сильнее оттолкнуть его, — чувствуя необходимость утешить человека, утонувшего в собственном горе, Пак осторожно положил ладонь на плечо отца мальчишки. «Иногда верного решения просто не существует». — Вы знали, что он взял документы? — Да, жена рассказала об этом. Неожиданно, но я понимаю, что он так пытался разобраться с трудностями, в которые попал, — тяжело вздохнул Хан-старший и закрыл лицо руками. Его плечи задрожали. — Мы могли бы найти выход вместе, но… я ужасный отец. Прятался на работе, а теперь… ничего не исправить. Если останемся без жилья, то так и быть, а лучше бы вообще мне оказаться на его месте. — Прошу, господин Хан, возьмите себя в руки, — не веря ни капли в собственные слова, Сонхва похлопал мужчину по спине. — Мы всё ещё можем найти людей, что так обошлись с вашим сыном, доказать, что он передал документы под давлением. Для начала необходимо подтвердить, что Тэун не был самоубийцей. — Как? — раскрасневшееся лицо убитого скорбью отца обернулось к офицеру. В глазах мужчины было столько боли, что Пак невольно ощутил, как часть её отразилась в нём самом и беспощадно пробралась холодом в грудную клетку. — Заявление от вашего имени в прокуратуру очень поможет расследованию. «Чёрт, Сонхва, с каких пор ты лезешь во всё это?» Хан-старший судорожно вздохнул, вытирая лицо, и быстро закивал: — Конечно, я согласен. Что угодно, лишь бы он мог упокоиться с миром. Спасибо, офицер Пак. Проводив отца Тэуна, Сонхва никак не мог остыть. Его мёртвые глаза без проблеска надежды напоминали взгляд Ли Гонгсуна в церемониальном зале в день похорон Минсу. Эти же глаза Пак видел в зеркале каждый раз, когда собирался вновь играть роль сотрудника полиции, не подозревающего, какое зло стояло за кулисами ужасных событий. — Ответь мне, как взрослый, адекватный человек, — скучающе протянул шеф Чхве, осматривая листок с пустой объяснительной, — стоит ли жизнь одного сумасшедшего фанатика десятка поломанных судеб? Как много ребят теперь лишились работы? Будут ли в безопасности те, кто тебе дорог, если появится очередной храбрец, возомнивший себя мерилом правосудия? Он молчал, потупив взгляд в пустоту. — Думаю, урок усвоен. Такого больше не повторится? — Никак нет, шеф, — опустошённо произнёс бывший старший инспектор. — Я оставил тебя только потому, что офицер Ли стоял здесь на коленях и слёзно молил дать тебе второй шанс. Его авторитет непререкаем, и если бы он ушёл, я потерял бы ещё минимум половину отдела по борьбе с наркотиками. Понимаешь, какая ответственность лежит на твоих плечах? — Да, шеф. Спасибо, — процедил Пак, в очередной раз представив, как его пальцы сомкнулись на шее собеседника. — Свободен. Будь послушным мальчиком, не бери пример со своего друга. И прими мои соболезнования. «Да подавись ты ими». — Алё! — голос офицера Юна прорвался через шум в ушах. — Ты там оглох? Рефлексируешь над семейной терапией? Сонхва оглянулся на стойку дежурного. Тучная фигура расплывчато качнулась и замахала экраном телефона: — Не знаешь, как эту шнягу пройти? Ты же моложе, мозги должны соображать. — Нет у меня мозгов, отвали, — он угрюмо двинул в сторону кабинета ещё одного потенциального самоубийцы. — Тебя там явно не ждут! — раздалось беспокойное вслед. Ждут, не ждут — какая разница? Даже если Хонджун не видит его частью команды, то он обязан хотя бы попрощаться. — Бордер, блять! — вышло уже привычно и почти без обиды. Сил по-настоящему злиться не нашлось, даже когда Пинчер, покидая кабинет, случайно толкнул его плечом. На лицах младших застыло сожаление, но никто так и словом с ним не обмолвился. — Это неправильно, — послышалось уже далеко в коридоре голосом Минги. Ким расположился за столом, натирая запястья мазью, что напарник подложил с утра в кучу хлама, разбросанного на рабочем месте. Выглядел придурок не менее подавленным. — Что происходит? Снова меня игнорируешь? Хонджун промолчал, принимаясь наводить порядок. Отчаяние и горечь застыли колючим комом в груди. — Кем ты себя возомнил? Думаешь, можешь вертеть мной, как только захочешь, а потом выбрасывать, будто я какой-то мусор? — Пак широкими шагами приблизился к нему, громко ударил ладонями по столешнице и сгрёб в сторону аккуратно сложенные бумаги. — В глаза мне посмотри, будь хоть немного человеком! Ким медленно поднял взгляд и тут же скривился, словно какая-то боль родилась и в нём самом. — Даю тебе шанс прожить долгую и счастливую жизнь, Грей, — во всём виде лидера команды сквозило неприкрытое презрение. — Храбрецы долго не живут, помнишь? Сонхва медленно вздохнул, ощутив, как пламя отчаяния колыхнулось внутри, но не погасло. — Хочешь, чтобы я ушёл? — Переживаю за хрупкое душевное равновесие одного коллеги. — Хонджун, ты, — от возмущения офицер подавился воздухом, смяв листы. — Ты алкоголик, у которого проблемы с гневом, а ещё ты почему-то не можешь рассказать всю свою историю до конца. Интересно, когда ты слетишь с катушек? Ведь только и делаешь, что бесишься из-за Ли-младшего, Чхве-старшего и почему-то меня. Мне нет нужды продолжать бороться с твоими заскоками. Казалось, изначально всё было в точности до наоборот. Каждый новый вздох лишь сильнее распалял его гнев. — Да потому что ты в упор не видишь, — процедил Сонхва. — Я видел достаточно. Что ещё? — уже мягче поинтересовался Ким. — Что перед тобой, блять, живой пример того, что будет, если продолжишь в том же духе! Он так и напрашивался на звонкую оплеуху. Пак едва держался, чтобы не швырнуть в это самодовольное лицо мятой бумажкой. — Сопьюсь и буду на людей бросаться? — сощурился Хонджун, расплываясь в улыбке. Этой мерзкой желчной ухмылке! Сонхва ещё раз громко втянул воздух. Замолчал, взвешивая каждое слово и отмеряя интервалы между вспышками, что могли заставить его сорваться. «Сгоришь на этой работе и сожжёшь всех, кому ты небезразличен, Бордер. Теперь я в этом уверен». — Или буду шариться по чужим кабинетам? — офицер открыл ящик стола и вдруг швырнул к рукам Пака какой-то чёрный моток. — За этим ты вчера приходил, Пинкертон недоделанный? Он так и не понял, стоило ли разозлиться на это странное обзывательство. Нить разговора ускользнула прочь, и связь с действительностью потерялась в помехах, грохотом сердца накрывших слух. Взгляд запутался в переплетении проводов с оборванными клеммами. На одном из концов крепилось нечто вроде микросхемы. — Не узнаёшь? Может, Сонхва был не самым смышлёным, но сейчас ясно понял одно — попал. Причём крупно. Он отшатнулся от стола. — Исполнительный, надёжный, совсем не агрессивный, стрессоустойчивый, офицер Пак Сонхва ставит благополучие команды превыше всего, — голос Кима прозвучал так же монотонно, как в первый день. — Забыли вписать, что ты плохой актёр, а тот, кто сочинил эту белиберду — тот ещё врунишка. Всё происходящее больше походило на дурной сон, идиотский розыгрыш, что угодно, но не реальность. Хонджун осмотрел свои руки и покачал головой. С мгновение поколебавшись, он взял со стола наручники: — Стой на месте, пожалуйста. — Бордер, подожди. — Пол, до этого почти идеально ровный, поплыл волнами, ноги спутались. Взгляд беспомощно заблудился в пространстве, надеясь поймать на лице напарника хотя бы намёк на усмешку. — Это недоразумение. — Лучше бы ты был душевнобольным, — расстёгивая браслеты, Ким обошёл рабочее место и устремился к нему. — Тогда я бы попробовал понять, из-за чего ты постоянно таскаешься за мной, меняешься по щелчку пальцев и ни с того ни с сего нападаешь со спины. С каждым отвоёванным шагом назад, каждым сантиметром расстояния, что неумолимо сокращалось, Сонхва всё чётче осязал страх, что распускался внутри. И он вдруг обрёл физическую форму, уперевшись в лопатки прохладным прикосновением стены. Не время строить из себя крутого, Пак Сонхва окончательно сдулся. — Хонджун, — его собственный голос звучал жалко. — Прошу, давай поговорим. — Ох, ты вдруг захотел поболтать? — он остановился всего в полуметре, напряжённый и готовый к броску. Предчувствие шептало: «Сдвинься хоть на миллиметр, и не сможешь противостоять Киму». Это было похоже на встречу с пустынным гремучником, что застыл, тревожно потряхивая хвостом. Вздохни — и зубы аспида вонзятся в плоть. — Почему же молчал раньше? — Ты должен понимать, что это глупо, — медленно расставив ноги и заняв более устойчивое положение, Пак мотнул головой. — Мне незачем следить за тобой. — Тогда почему? — напарник медленно подался вперёд. Почему? Почему не может рассказать? Почему Сонхва путается под ногами? Почему хочет его остановить? Почему ему не всё равно на то, что этот человек может сделать со своей жизнью? Или почему Бордер должен ему поверить? — Потому что я волнуюсь о тебе. Аргумент, конечно, слабый, но здесь и сейчас он посчитал самым правильным именно такой вариант ответа. — С чего вдруг я удостоился этой чести? Дай-ка угадаю! Потому что напоминаю тебе почившего любимого? — он подошёл вплотную, перехватив браслеты наручников. — Извини, Грей, этого мало. И снова — мимо. Изначально было ясно: случись нечто подобное — Сонхва не отвертится. Слишком много слухов и пробелов в прошлом. Даже попытки восстановить верную последовательность событий звучали бы как жалкие оправдания. Ублюдок Чхве отлично постарался, чтобы сделать из Пака показательного козла отпущения. — Разве что упрямством. В остальном вы совсем разные, не льсти себе, — устало огрызнулся Сонхва в ответ. Он сдался. Возможно, так было проще. Даже пытаться встревать не стоило. Хонджун замер, изучая лицо напарника. Пак же не нашёл воли ни поднять на него взгляд, ни сопротивляться, ни даже попытаться объясниться. Какая разница? Он заходил в кабинет утром, оставил мазь. Кого волновало, что это была единственная его цель? — Опять рычишь, а ведь я хотел тебе помочь, Грей, — прошептал Ким, застёгивая наручники. Он послушно дал себя окольцевать, не особенно веря в правдивость происходящего. Как там приручают своенравных собак? Наливают в пасть кипяток и зажимают челюсть? Что же, шеф Чхве был отличным дрессировщиком — горячего Пак нахлебался сполна. Вот он — готовый пресмыкаться и послушно вилять хвостом, лишь бы последнюю кость не отобрали. — Если я попрошу хотя бы раз поверить мне, это будет слишком нелепо? — он потерянно наблюдал за тем, как замерли чужие пальцы, чуть вздрагивая, на скованных запястьях. — Офицер Пак Сонхва, я вынужден задержать вас за препятствование следствию, до выяснения обстоятельств вам предстоит пробыть в камере предварительного заключения… — Всего раз, Бордер, — убогий, никчёмный трус. Плохая, испорченная собака, не способная даже укусить. Кому такая нужна? — Умоляю. Сонхва рухнул на колени, обречённо склонив голову. Хонджун удержал его руки, но отступил на шаг назад. — Дай мне всего один шанс, и я смогу доказать, что ни в чëм не виновен. — Прости, Грей. Ты понимаешь, что сейчас твои слова будут совсем неубедительны? Падать ниже было некуда. Чувство собственного достоинства брезгливо фыркнуло, наблюдая за тем, насколько опустился Пак Сонхва. И ради чего? Ради работы, где его считали пустым местом и героем в одном лице? Своего рода миф — интересный на слуху, но не имевший никакого отношения к действительности. — А если я буду всё время рядом? Чтобы ты глаз с меня не спускал, — короткая цепочка наручников звякнула, когда он попытался ухватиться за брючину. — Можешь меня к себе пристегнуть, если так хочешь. Хонджун отпрянул от него как от прокажённого: — Не унижайся. Смотреть противно. Оторвать взгляд от пола было выше его сил. Стыдно признавать, но Пак всегда был ведомым, а когда пытался что-то решить в своей жизни сам — получал пинок под зад. Жалкий, безмозглый, не способный жить без чьей-либо указки. Весь его образ был слеплен другими. От него самого там значилось лишь имя. Поэтому ему нравился Минсу. Тот сделал себя сам, ему было плевать, что и как подумают на стороне. За ним хотелось тянуться и становиться лучше, смелее — нагло прицепиться к чужой цели и поверить в то, что она, хотя бы отчасти, но принадлежала и самому Сонхва. Даже если и не стоила тех жертв, что были возложены на алтарь. Но у всего есть свой предел. И проверять, где пролегала граница безрассудства Хонджуна, не хотелось бы. Оставалось продолжать унижаться, только бы не дать тому зайти так же далеко. — Продолжишь вытирать полы? Он кивнул. Сверху послышался короткий смешок, с едва различимым «упрямец». Тепло чужих ладоней коснулось запястий, и давление наручников ослабло. Ким опустился перед ним на корточки и мягко погладил по плечу. — От меня — ни на шаг. Выкинешь что-то и сразу отправишься за решётку. Всё ясно? — Да, — Пак медленно поднялся, не зная, как реагировать на внезапный порыв великодушия. Напарник слабо улыбнулся и вернулся к столу, складывая разбросанные бумаги. Молчание затянулось. Хонджун резко потерял интерес к его персоне и увлёкся своими делами. Тишина душила неясностью того, что теперь предстояло Сонхва, будучи на привязи, и он решил первым нарушить повисшую в воздухе неловкость. — По какому поводу было собрание? — Тебя это не касается, — мотнул головой Ким. — Но как тогда я могу быть полезен, если… — Заработаешь доверие — снова станешь частью команды. Пока что ты на испытательном сроке, — он хмурился, постоянно смотря мимо чего-то определённого, будто и сам всё ещё терзался сомнениями. — Как думаешь, кто мог поставить здесь прослушку? — Сонхва устроился на стуле, пытаясь быть как можно тише и неприметнее. — Есть три версии, — Хонджун быстро устал бороться с беспорядком и уселся на столешницу, сложив руки на груди. — Либо она была здесь до нашего появления, либо постарался кто-то из людей шефа Чхве или кто-то из его недругов. Вопрос в том, к какому из вариантов относишься ты? — Ни к одному. — Посмотрим, — сокомандник пожал плечами. Поразительно, как он мог сохранять спокойствие после почти удавшегося ареста своего же товарища. И ещё более удивительным до сих пор оставалось то, насколько легко он отступил. — Я встретился с отцом мальчика, — взгляд выцепил портрет погибшего, небрежно перечеркнутый маркером, — но, раз уж я отстранён от дела… Ким вдруг просиял: — Кто сказал, что ты отстранён? Просто получил некоторые ограничения в виде моего пристального надзора и небольших санкций на участие в следственных мероприятиях. Так о чём болтали? — Он готов сотрудничать с полицией дальше. Хонджун слабо улыбнулся, но тут же помрачнел и отвернулся: — Хоть что-то. Неловкость снова сковала воздух. Сонхва поёрзал на стуле, покачался из стороны в сторону и скучающе побарабанил пальцами по коленям. — Так что…будем теперь делать? — Ждать, — пожал плечами напарник, — у младших есть свои заботы, а ты — теперь моя. Выудив из кармана ключ от кабинета и прихватив заодно стопку бумаг со стола, Ким прошёл к выходу: — Пойдём. И убери уже эту кислую мину со своего лица — мне больше по душе Бешеный Пёс. Понять его логику Паку представлялось невозможным. Его могли бы отправить в камеру, пристегнуть к стулу и допросить с пристрастием, а вместо этого просто отпустили, едва подозреваемый преклонил колени? «Смотреть противно». Знал бы Хонджун, насколько мерзко было самому Сонхва жить с этим. — Куда? — сорвавшись за ним, офицер едва не запнулся о собственные ноги. — На сегодня здесь мы закончили. Можем немного отдохнуть, — свет в кабинете погас. — Не боишься, что сбегу? — наблюдая за тем, как напарник невозмутимо устремился вперёд по коридору, он в подозрительно покосился на чужой затылок. — Хотелось бы поверить в твою честность, — чуть обернувшись, бросил Ким, — или предложишь за ручку ходить? Ну, возможно, так Пак был бы уверен, что этот горе-детектив не натворит бед. Только сейчас их роли немного изменились, так что это уже было чересчур. И от волнения так некстати захотелось немного сменить курс. — Погоди, Бордер, — он крикнул вслед уже почти скрывшемуся за поворотом офицеру и толкнул дверь уборной. — Я догоню! Торопливые шаги тут же сменили направление, и недовольное лицо Хонджуна возникло в проёме: — Ты серьёзно? Намекаешь, что можешь сбежать, и тут же линяешь в туалет? Сонхва так и застыл на месте, сжав пряжку брючного ремня. — Мне и отлить теперь нельзя? — Конечно, делай свои дела, — прикрыв за собой дверь, офицер привалился к стене. — А ты не мог бы выйти? — Пак опасливо отступил к дальнему писсуару. — Вдруг ты в окно вылезешь? Нет уж. Взгляд выхватил под потолком узкую раму, огороженную решёткой. Если бы полицейский был мышью, то подобный план побега можно было считать обречённым на успех. — Если хочешь, забери мой телефон. Куда я без него… — Быстрее, Грей, — оборвал его Ким, — мне тоже нет никакого удовольствия смотреть на твои прелести. Неловкость достигла своего апогея, кровь прилила к ушам. Непослушные пальцы то и дело упускали бегунок молнии, а нужда уже серьёзно поджимала границы терпения. — Отвернись хотя бы, я не могу сосредоточиться. Напарник вдруг и сам заметно порозовел и послушно повернул голову, разглядывая раковину. — Подумаешь. Не в тире же, — продолжил бурчать под нос самопровозглашённый надзиратель. Пак зажмурился, досчитал до десяти про себя, но назойливый бубнёж Хонджуна всё не заканчивался: — Ты же в армии служил. Чего там стесняться? Мы оба мужчины вообще-то, у меня в штанах то же самое. Неужели во всех общественных туалетах ждёшь, пока один останешься? А в кабинке тоже мнёшься? Мы так и до ночи тут можем проторчать. — Бордер, нельзя ли немного помолчать? — Вот профукаем дело, а виноват кто? Писающий мальчик Пак Сонхва. Или это твой коварный план — тянуть резину? Что там, уже выносят наших вперёд ногами, пока ты ширинкой туда-сюда жужжишь? — Чëрт, да ты издеваешься? — сердито шикнул офицер. — Кстати, простатит в нашем возрасте — это серьёзно. Если тебе нужно будет в больницу, мне тоже придётся идти. Да, может, проверишься? Он был готов разрыдаться или бросить в неумолкающего придурка мусорным ведром, но организм всё же взял своё. Угрюмо встряхнув вымытыми руками, Сонхва уже не без горечи признал, что, возможно, в камере предварительного заключения было бы не так плохо. Хотя бы потому, что Хонджун был бы где-нибудь подальше и не тарахтел, как заведённый. — А, всë-таки справился! — вдруг опомнился Ким, поймав в зеркале его взгляд. — Скажи честно, ты просто решил поиздеваться? — скомкав бумажное полотенце, Пак выскочил в коридор, не дожидаясь ответа. Это было бы очень в духе Бордера — никакой логической связи, чистая импровизация на чужих нервах. И тогда туалет — только первый круг Ада. — Рад, что ты вернулся в привычное состояние, — довольно протянул лидер, замахнувшись, будто хотел хлопнуть его по спине, но вдруг убрал руку. — Не благодари. И кто здесь ненормальный? Уже в фойе Хонджун радостно распрощался с дежурным. Сонхва сверился с часами: рабочий день и правда подошёл к концу. Пролетел настолько незаметно, что он не мог сложить в голове, куда испарились потерянные мгновения. Пак завистливо взглянул на место в углу, где совсем недавно дремал безымянный пьяница. Маяться от безделья или заливать в себя спиртное — что хуже? Четвёртый день расследования близился к завершению, конец недели уже вертелся на носу, а подвижки наметились разве что у крыши.***
— День коту под хвост, — ворчал напарник, потрясая пачкой от сигарет. — Давай, Бордер, скажи хоть что-то обнадёживающее, и я с чистой совестью с тобой распрощаюсь. Пак был прав. Всё, чего им за сегодня удалось добиться, сводилось лишь к тому, что Хонджун окончательно запутался. Ему хотелось действовать, его буквально рвало от новых идей, но в открытую играть по-прежнему было под запретом. Шеф Чхве точно сам пытался подмешать в колоду краплёные карты, хотя изначально они боролись по одну сторону баррикад. И вдруг выяснилось, что начальник отделения очень недвусмысленно намекнул: в грязи изваляются все, но он обязательно выберется наверх, замарав разве что ботинки. Настроение безнадёжно укатилось под откос вместе с былым куражом. И раз глубокое душевное пожухло у Кима, то несправедливо было бы оставлять хоть какую-то надежду на лучшее Грею. — Вынужден огорчить, но твоей чистой совести этой ночью придётся мириться с моей компанией, — не без удовольствия наблюдая за удивлённо вытянувшимся лицом полицейского, оскалился Хонджун. — Ну нет, Бордер, я тебя на порог не пущу. — Хочешь в камере заночевать? — Можешь хоть на задницу жучок поставить, но ноги твоей в моём доме не будет, — возмущённо вскинулся Сонхва, сломав пополам сигарету и злобно отправив ту в урну. — Тебе всё-таки есть, что скрывать? — Это не твоего ума дело. Может, я вообще живу не один, и ты будешь мешать? Об этом не подумал? — Уже завёл новую пассию? Или с призраком Ли-младшего квартиру делишь? — Знаешь, Бордер, что-то ты слегка охуел в последнее время. — Кажется, ты забыл, что я тебя кое в чём подозреваю? Следовало бы быть посговорчивее, — ехидно пригрозил пальцем Ким. — Чёрт с тобой, — отмахнулся Пак, — делай, что хочешь. Напарник сердито ссутулился и зашагал в сторону парковки. Он так злобно топал ногами, что Хонджуну даже привиделось, что земля в испуге содрогнулась под этим потревоженным Везувием. Заняв пассажирское место, Ким не решился лезть с расспросами, а потому стал воображать, что же ждало его в обители одинокого алкоголика. Ярко представились ароматные горы мусорных мешков, пустых зелёных бутылок, спёртый воздух, пропитавший дымом пожелтевшие обои. Но всего через десять минут Сонхва в очередной раз поразил его фантазию, вдребезги разбив все ожидания. Это место было настолько чистым, что он не смог пересилить себя и пересечь порог в обуви. Разулся перед входной дверью, осторожно ступая на мягкий коврик, и невольно присвистнул: — Хорошая квартирка, ты недавно переехал? — Я живу здесь ещё со времён распределения, — буркнул Пак и скрылся за дверью ванной. — Ничего не трогай, сядь на диван и жди. А трогать буквально было нечего. Помимо мебели, взгляду не за что было зацепиться от слова совсем. Жилище коллеги выглядело совершенно необитаемым, а оттого даже исключительный порядок скорее душил малейшие намёки на уют. В доме Сонхва от самого владельца, пожалуй, присутствовал лишь звук, и если по этому образу можно было судить о личности владельца, то на ум приходило лишь лаконичное «пустой». В какой-то мере совсем не подходящее Грею, в котором что-то постоянно кипело и бурлило. Здесь попросту даже запаха никакого не было, хотя жилец был заядлым курильщиком и ярко обозначал табаком и оружейным маслом пространство вокруг себя. Сонхва ждал гостей? Или эта болезненная чистота являлась результатом военной выправки? Его фигура молчаливо пронеслась мимо, проследовав в другую комнату, а затем обратно — и так ещё несколько раз. Хонджун покорно сложил руки на коленях, наблюдая за нервными перемещениями хозяина квартиры. Закончив таинственный марафон от двери до двери, Пак наконец удостоил гостя своим колючим вниманием: — Вот, — он протянул полотенце, — дальше сам разберёшься. — В твоём пятизвёздочном отеле пижамки не найдётся? Или хотя бы халата. Сонхва непонимающе уставился на него. — Не буду же я пачкать твои стерильные простыни своей грязной одеждой, господин Пак. Каменное лицо истукана не дрогнуло. — Я попробую найти что-нибудь. Вали уже в душ. — А ужин в программу не включён? Не припомню, чтобы ты вообще сегодня хоть что-то ел. — Вот спасибо за заботу! — драматично всплеснул руками напарник. — Я тоже есть хочу, — беззаботно пожал плечами незваный гость. Собеседник лишь недовольно закатил глаза и в очередной раз скрылся в комнате. Приняв его молчание за безоговорочное согласие, Хонджун всё же отправился в ванную. И о… Боже! Здесь тоже всё буквально сияло чистотой! Приятно было обнаружить хотя бы туалетный шкафчик, который Ким, не теряя ни секунды, распахнул. И к своему неудовольствию нашёл даже там безупречный порядок. Рулоны туалетной бумаги выстроились плотными рядами у самой стенки, тюбики и баночки с лосьонами, баллончик пены для бритья и упаковки со сменными кассетами для станка — всё было расставлено строго, ровно, точно по линейке. «Да он реально больной!» — покосился Хонджун на дверь ванной, за которой раздались тихие шаги. Лишь на долю мгновения он допустил мысль о том, что Пак мог бы ворваться в ванную и застать его, шарящего среди средств гигиены в попытке найти что-нибудь интересное. Да что он вообще ожидал здесь увидеть? Кобуру с пистолетом? Склад патронов? Пакеты с расчленёнкой? Женское бельё? Или мужское. У Сонхва даже шампунь и гель для душа пахли совсем невыразительно, банально, апельсином. Зубная щётка в стаканчике на раковине — почти новая, такая же скучная, в одном экземпляре. Это в который раз подтверждало, что сожителей у полицейского на жилплощади не значилось. Почему-то этот факт Хонджуна приятно обрадовал. Мусорное ведро также не удивило интересными находками, оно попросту оказалось пустым. «Твою мать, Хонджун, а, может, это ты тронулся?» Он прислушался к звукам снаружи: в квартире царила гробовая тишина. Напарник вовсе не торопился с поисками сменной одежды, а значит, и застукать пытливого гостя не мог. Но и наглеть сверх меры не хотелось. Освежившись, Хонджун обернулся в полотенце, собрал вещи и выглянул наружу: Пака по-прежнему на горизонте не наблюдалось. — Грей? — осторожно позвал он, шлёпая босиком по гостиной. Откуда-то послышались звуки возни, глухой грохот, и из той же двери, где по предположениям сыщика находилась спальня, наконец появился хозяин квартиры. Сонхва выглядел растерянным, избегал его взгляда, не поднимая головы. Его нос заметно покраснел. — Должно подойти, — чуть слышно прошептал Пак и бросил стопку одежды на диван, не оглядываясь, следуя прямиком в ванную комнату. Шум воды почти перекрыл его сдавленный кашель. Аллергия? Бронхит курильщика? Почему тогда он так старательно прятал лицо? Возможно, всего-навсего пытался скрыть смущение при виде другого мужчины, к слову, почти голого. Осознание неловкости ситуации запоздало окатило жаром щёки Хонджуна. Стоило бы прикрыть наготу до того, как гостеприимный хозяин закончит водные процедуры. «Что-нибудь» со слов напарника скупо описывало вполне щедрый набор из едва ли ношенных вещей. Футболка из плотного хлопка хранила приятный аромат стирального порошка с нотами лаванды, пусть и с чуть залежалым оттенком. Спортивные шорты пахли так же. Если они и принадлежали Сонхва, то уже какое-то время точно не использовались. Неожиданная догадка посетила Кима как раз в тот самый момент, когда аккуратный узелок затянулся на поясном шнурке. Чтобы проверить её, необходимо было проникнуть в спальню Пака. Настороженно прислушиваясь, офицер прокрался к двери спальни и заглянул внутрь. Наскучивший порядок здесь был нарушен наспех сдвинутыми вместе коробками у постели. На покрывале лежала аккуратно расправленная бирюзовая форменная рубашка — возможно, запасная. Пары минут хватило, чтобы разворошить содержимое одного картонного ящика. Все вещи, небрежно распиханные хозяином квартиры по прежним местам, тому не принадлежали — стиль был иным. Среди смятой одежды пальцы нащупали твёрдый прямоугольный предмет. Боясь лишний раз слишком громко вздохнуть, Хонджун оглянулся на раскрытую дверь и поднял со дна коробки фоторамку. Три офицера в полном обмундировании радостно смотрели в объектив и щурились от солнца. Суперинтендант Ли Гонгсун обнимал молодых полицейских, в одном из которых угадать напарника оказалось нелёгкой задачей. Хотя бы потому, что Ким ни разу не видел Грея с подобным выражением лица. Улыбка Сонхва, искренняя, яркая, без тени горечи или усмешки, была совсем иной. Старший инспектор Пак сиял беззаботным счастьем, что было обречено вскоре рассыпаться на песчинки и развеяться по ветру с прахом человека, незнакомцем взиравшего на самозванца, что посмел запустить пальцы в чужое прошлое. Он был прав, Ли Минсу и Ким Хонджун не имели внешне ничего общего. Первый был явно выше и куда претенциознее. Осветлённые волнистые пряди офицера непослушно выбивались из-под форменной фуражки, обрамляя высокие выразительные скулы, скрывая линию бровей и пряча в тени острый, пронзительный взгляд. Сын Ли Гонгсуна ничего не взял от отца. Неприятное чувство разлилось жаром в груди и обожгло горло. Резкий звук заставил вторженца вздрогнуть. Экран телефона, оставленного напарником на постели, зажегся строкой уведомлений мессенджера. Спрятав находку обратно, Хонджун поднялся и намеревался покинуть место преступления, как следующее сообщение вновь засветилось с коротким «дзынь». Он не был бы собой, если бы не попытался выяснить, кто написывал одиночке Паку в столь поздний час. «Не знаю, что ты там сейчас носишь, но не смогла пройти мимо», — от контакта Чо Инхе. «Ты уже закончил с работой?» И следом ещё одно: «Надеюсь, размер М тебе ещё впору?» «Булочки-то наверное совсем тощие уже. Почаще приезжай обедать». — Булочки? — скривился Хонджун и попятился прочь. Беспрепятственно вернувшись в гостиную, он страдальчески плюхнулся на диван, не зная, чем объяснить ту мешанину, что образовалась внутри. Напарник прятал в спальне вещи покойного возлюбленного, в то время как какой-то номер с женским именем строчил ему о размерах его же филейной части. Эта Чо Инхе ему бельишко прикупила? Да уж, Пак Сонхва тот ещё казанова, раз успевал крутить романы на два фронта. И Кима пустил к себе, ворча лишь для приличия, когда сам ещё вчера заливался краской и весьма неоднозначно реагировал на… некоторые действия напарника. Это не могло не злить. Такое вопиющее лицемерие было достойно лишь презрения. — Извращенец, — фыркнул гость, завидев хозяина квартиры, что вышел из ванной комнаты с полотенцем на обнажённом плече. Тот непонимающе поднял брови, безучастно отвёл взгляд и подтянул брюки, направляясь в спальню. Розовый рубец на ребре вновь приковал к себе внимание. Ким прикусил язык от досады — следовало получше следить за словами, чтобы не выдать себя. Только чувство неприятное никуда не пропало, разгораясь всё ярче. Может кто-то другой, обнаружив подобные трогательные находки, умилился бы, проникся тоской и искренностью трепетно хранимых Сонхва воспоминаний. А вот Хонджуна данная ситуация скорее выводила из себя. «Нельзя судить человека за то, что он пытается жить так, как умеет, верно?» Он прикрыл глаза и потянулся, стараясь вернуть самообладание. Быть последовательным, выяснить всё, что возможно, про Грея, Марса или Бешеного Пса и его связь с Чхве-старшим — было приоритетной задачей. Прикрыв лицо диванной подушкой, Ким медленно выдохнул, и тьма накрыла веки. Всё-таки этот опустевший дом можно было назвать по-своему уютным. Нечто мягкое окутало ноги, и время тут же ускользнуло в тишину, разлившуюся вокруг. Только счастье, как известно, имеет тенденцию быть коротким. — Будешь спать голодным? — свет прорвался через пелену дремоты с недовольным голосом Сонхва. Медленно моргая, Хонджун разглядел в невнятном пятне черноту одежды и распушившихся после сушки волос. В нос ударил запах еды и чего-то ещё — Пак навис над ним, опалив лицо теплом с оттенком хмеля. — Уже налакался? — сонно ворочая языком, поморщился гость. — Можешь присоединиться, если хочешь. Ударим по банке пива перед сном? «Или паре банок, для более продуктивного разговора», — пронеслось в голове. — Долго я спал? — скинув с колен магическим образом материализовавшийся плед, Ким поднялся и поплёлся вслед за гостеприимным хозяином. — Не переживай, ничего подозрительного я за эти десять минут не делал, — отмахнулся тот и занял место у плиты, где шумно кипела небольшая кастрюлька. — Извини, шведский стол организовать не могу, но нашёл пару пачек лапши. Ожидающе устроившись за столом, Ким окинул взглядом небольшую кухню. Здесь было куда более оживлённо — следы деятельности Сонхва были повсюду. Наполненные банки специй, аккуратно сложенные полотенца, магниты на двери холодильника, удерживающие список покупок и какой-то неразборчиво записанный рецепт. Пара едва заметных пятен, въевшихся в древесину столешницы, разделочные доски, испещрённые царапинами, свежевымытые кружки и тарелки на сушилке для посуды. Но главное — запах еды, самой жизни. Пак застучал ножом, нарезая зелень. Его плечо ритмично задвигалось, колыша ткань футболки, что широким воротом открывала взгляду выразительный бугорок шейного позвонка. Одна непослушная прядь, нелепо упавшая на затылок, то и дело забавно покачивалась в такт звукам готовки. — Возьми подставку и тарелки у раковины, — не оборачиваясь, буркнул напарник, и снял с огня посудину. — Создаётся впечатление, что ты живёшь на кухне, — выполнив указание, Хонджун по-хозяйски распахнул холодильник, осматривая содержимое на предмет обещанной банки пива. Одну Сонхва уже явно прикончил и убрал от греха подальше, судя по подозрительно образовавшейся в стройных рядах продуктов пустоте. Ассортимент полок в целом радовал и чем-то напоминал обычный холодильник среднестатистической пенсионерки — куча заготовок, закусок, соусов и овощей. — Раньше я не любил готовить, — рука Пака протянулась над его плечом и ухватила жестянку, задев прохладным металлом щёку. — Но семейная жизнь сделала тебя другим человеком? — поёжился Ким, внаглую завладев не только напитком для себя, но и контейнером с маринованным дайконом. Обернувшись, он налетел на напарника, что смотрел будто сквозь него, совершенно не придав значения этому неловкому столкновению. — Вроде того, — растерянно кивнул Пак и щёлкнул кольцом-открывашкой, скользнув взглядом по фигуре, что испуганно отшатнулась в сторону. Его глаза на мгновение задержались на границе шорт, открывающей обнажённую кожу, и тут же вернулись к созерцанию стола. Поздний ужин выглядел настолько аппетитно, что желудок сковало голодной судорогой. Наваристый бульон с мелкими золотистыми пузырьками окутывал сочные ломтики ветчины, присыпанные мелко нарезанной зеленью. — Как с картинки, — проткнув палочками желток, Хонджун принялся накладывать в тарелку упругую лапшу. — Спасибо. Сонхва сдержанно хмыкнул и принялся за еду. Молчание вовсе не давило незримым грузом, а скорее навевало Киму воспоминания о беззаботном детстве, когда они с матерью так же собирались на маленькой кухне их тесной квартирки. Тогда она ещё не звалась сестрой Анджелой и между походами в церковь до и после работы выбирала общество замкнутого сына, что едва справлялся даже с математикой. Мама готовила из рук вон плохо, но как могла старалась разнообразить скудный рацион забавными экспериментами — нарезала сосиски в форме осьминогов, делала яблочных зайцев или рисовала кетчупом улыбку глазунье. И сейчас такой простой ужин зажигал что-то трепетно тёплое в груди, несмотря на странную компанию вовсе не близкого Хонджуну человека. — За нас? — неожиданно для себя предложил тост Ким, подняв над столом жестяную банку. Молчаливый напарник недоверчиво покосился на него, но на предложение выпить всё же ответил. Сделав небольшой глоток, он шумно вздохнул и вмиг изменился в лице, резко поднялся из-за стола, отставив прочь тарелку, и двинул в сторону балкона: — Я ненадолго. — Оставишь меня есть в одиночестве? — распечатав заветный контейнер с закуской, удивился гость. — Разве ты к этому не привык? — холодно бросил Пак, хлопнув дверью. Хонджун продолжил жевать, задумчиво ковыряя палочками кусок ветчины. Эта недолгая идиллия была не более чем иллюзией. Всё же он сам навязался присматривать за проблемным коллегой, доставил немало хлопот, так ещё и без спроса вторгся в подробности личной жизни, продолжая препарировать чужую душу. Не удивительно, что Сонхва время от времени требовался перекур. Взболтав остатки бульона, Ким в сомнении бросил взгляд на другую почти нетронутую порцию. Секундное сомнение развеялось, ножки стула коротко скрипнули по полу, и он сорвался вслед за человеком, что также успешно без спроса занял все его мысли. Пора было расставить недостающие точки над «и». — Мы больше не на работе, так можешь наконец рассказать, что произошло на самом деле? — ёжась от прохлады, Хонджун опёрся на перила. Напарник щёлкнул зажигалкой, поджигая некстати потухшую сигарету. Короткий всполох осветил его утонувшие в ночной тьме беспокойные глаза. Пак затянулся, крепко зажмурился и порывисто выдохнул, вглядываясь в густую пелену дыма. — И тогда ты оставишь меня в покое? — он устало облокотился на металлическое ограждение. Эти слова точно острый шип болезненно ужалили Кима. Тревога, зародившаяся в тот миг, когда он увидел беззаботную улыбку полицейского на фото, с новой силой зашевелилась внутри. — Не могу обещать, — самый честный ответ, на который он был способен. А уж если на чистоту — такого исхода совсем не хотелось, хоть и воротило от одной только мысли о том, что постоянные перепалки с коллегой могли никогда не закончиться. Тлеющий табак вновь вспыхнул, и с губ Сонхва сорвалось очередное сизое облако. — Однажды во время облавы на банду наркоторговцев из Мёндона в подвальных помещениях нашли небольшую лабораторию, где преступники бросили ничего не подозревавших рабочих. Помимо мигрантов там был мальчик лет десяти, которого использовали в качестве курьера. Следствие посчитало, что пацан мог знать в лицо кого-то из ключевых фигур группировки, но он отказывался разговаривать. Ли Гонгсун долгое время работал с этим ребёнком, пытался найти его родственников, но безымянный мальчишка оказался никому не нужен. Догадаешься, кто это был? — Ли Минсу? — в попытке согреть озябшие ступни, Хонджун потоптался на месте. По фото было ясно, что Ли Гонгсун и Ли Минсу — такие же родственники, как священник Ким Джихун и его однофамилец помладше. Пак кивнул: — Бездетная семья Ли взяла отстающего в развитии найдёныша под опеку. Он в свои десять не умел писать, ухаживать за собой и есть при помощи столовых приборов, но как только догнал сверстников — сполна отплатил за заботу, решив пойти по стопам приёмного отца. А ещё поймать всех говнюков мира. Он вдруг зашипел и, отбросив окурок, осмотрел пальцы. — Очень романтично, — фыркнул Ким. — И глупо, — поправил его Сонхва. — Когда Минсу выяснил, что его биологическая мать была обычной наркоманкой, продавшей сына в картель за дозу хмурого, то слетел с катушек. Я наблюдал, как рушится его мир, построенный на собственной исключительности, но ничего не мог исправить. Думал, что если помогу осознать масштабы дыры в системе, которой мы служим, то он угомонится. Но офицера Ли не насторожило даже то, что руководство полиции получало жирный процент с крышевания подобного бизнеса. Таким образом в попытке найти корень проблемы мы были вынуждены копать под собственное начальство. Конечно же, шефу Чхве эта самодеятельность не пришлась по вкусу. Он предлагал решить всё мирно — повышением, переводом или в денежном эквиваленте, но получил отказ и перешёл к более жёстким мерам. — Получается, та операция, из-за которой тебя понизили… — Была удобным прикрытием, чтобы устранить неугодных. Минсу удалось внедриться в преступную сеть и что-то накопать. Если бы эту информацию обнародовали, то управление полиции могло потерять много голов. В ОБН были те, кто трудился честно, и нам помогали, как могли. Ли Гонгсун и я, как самые близкие, подверглись давлению. Мы все знали, что операция по задержанию наркобарона — липа, и осознанно пошли на риск, чтобы разоблачить действия коррумпированной верхушки. Ли рассчитывал, что так он сможет получить стопроцентное доказательство участия шефа Чхве в сокрытии столичного наркотрафика, поймав за руку на попытке покушения. Доверенное лицо из картеля в тот день должно было передать Минсу конверт с компроматом, но всё, как ты знаешь, пошло наперекосяк. Это была показательная казнь. — Сонхва обернулся к собеседнику и скрестил руки на груди, потирая плечи. — Но тогда ты сказал, что его застрелил преступник, — протянул Хонджун. — Официально — да. Только всем, кто связан с этим делом, известно, что выстрелы были произведены из табельного оружия офицера полиции. Кто-то из наших продался и прикончил Минсу, разрядил его пистолет и обставил всё таким образом, будто один из лучших легавых профукал своё оружие, из которого и был убит. — Символично, — Ким покивал, поймав на себе чужой взгляд. — Замысел офицера Ли обернули против него самого. Ты не пытался найти убийцу? — Чтобы его найти, нужно просто постучать в кабинет главного генерального суперинтенданта. Но что это изменит? Отдел по борьбе с наркотиками был реструктурирован, крыс и исполнителей раскидали по другим отделениям, а виновником выставили удобно подвернувшегося под руку наркоторговца. Дело закрыто, Бордер, — голос Пака задрожал, и он опустился на корточки, соскользнув ладонями по перилам. — Но почему ты не продолжил дело того, кто был тебе дорог? — В груди защемило, жалкий вид отчаявшегося человека до безумия злил Хонджуна, но не сам по себе, а скорее невозможностью одним словом или действием отстроить чужой мир заново. — Одна жизнь не стоит десятка поломанных судеб, Бордер. Эти слова из его уст прозвучали совсем неуверенно. Зачем было врать и обманывать себя самого? — Верно, но разве Пак Сонхва с этим согласен? — повинуясь какому-то глупому импульсу, Ким придвинулся ближе к собеседнику и ласково потрепал того по макушке. — Или ему эту истину вдолбили против воли? Напарник недовольно фыркнул, но не отстранился: — Иногда проще прикинуться тупым и следовать системе. Тогда и за ошибки не придётся платить втридорога. — Тебя шантажировали? — Недвусмысленно намекнули, — вздохнул Пак и устало опустился задом на бетонный пол. Хонджун устроился рядом, подтянув колени к груди. Прохладный вечерний ветер морозил босые ступни, пробираясь всё выше. Свежесть успокаивала, слегка потушив былое недовольство. — Можно я задам ещё один вопрос? Сонхва утвердительно хмыкнул, устраиваясь поудобнее и скрещивая ноги по-турецки. — Почему Минсу был там… в таком виде? — Даже не пытайся. Сказал как отрезал. — Я просто вдруг подумал… — Хонджун, ты хоть раз хоть кого-то любил? — Пак потянулся за сигаретной пачкой. Ким страдальчески закатил глаза. Не к тому он намеревался подвести этот мрачный разговор. Тем более — точно не собирался делиться с напарником подробностями личной жизни. — В детстве у меня была черепашка. Я её любил, — он попытался съехать с неудобной темы. И получил в ответ хмурый взгляд с огоньком зажигалки в отражении, что сам за себя говорил: «Ты издеваешься?» — Человека. По-настоящему, — не отступал от своего собеседник. — А её я что, понарошку любил? Знаешь, мне было грустно, когда она умерла. Но это нормально — рано или поздно все мы умираем. Это естественный процесс. — Вряд ли черепаха могла ответить на твою любовь. Я про другое, — продолжал занудствовать Сонхва. Хонджун брезгливо скривился и уткнулся в колени. Не сказать, было чего стыдиться в его любовных похождениях или нет, но рядом с легендарным романом Пака мелкие интрижки помощника инспектора глупо трясли погремушками. — Не знаю. Я встречался с разными людьми в старшей школе и академии, но недолго. Свидания, секс — как у всех. Просто не сходились характерами. «Не сходились характерами» в данном контексте обычно значило: «Я их ранил, потому что я тупой мудак, который не разбирает человеческих чувств». — Неужели совсем никого нет на всём земном шаре, кто смог бы вытерпеть твой идиотизм? — горько усмехнулся собеседник и затянулся едким дымом. — Или слишком не похожи на рептилий… — То, что испытывал я, отличалось от того, чего от меня хотели, — абсолютно серьёзно перебил его пристыженный офицер. В глубине души он даже был рад, что в темноте невозможно было разглядеть, как неловкость разлилась маковым цветом по его щекам. — Говорили, что задаю слишком много вопросов, что я параноик и фрик. Так понятнее? Тепло привалилось к плечу. Хриплый голос Сонхва раздался над самым ухом: — Человеческие отношения строятся на доверии. Иногда не нужно задавать лишних вопросов, а всего лишь поверить, Бордер. У Минсу не было никого на стороне, такого невыносимого засранца порой не переваривал даже Ли Гонгсун, а у него терпения столько, что сам Будда бы от зависти удавился. От него веяло дымом и алкоголем. Хонджун вдруг засомневался, что напарник выпил всего одну банку пива, едва пригубив вторую. Мурашки стянули кожу ознобом. Какая-то дурацкая злость шарахнула жаром по груди, и он порывисто отпихнул от себя зануду, что уже в который раз выставил его дураком. — А он знал про Чо Инхе? — сердито наблюдая за тем, как напарник едва не завалился набок, фыркнул Ким. — Откуда ты знаешь мою бабушку? — искренне удивился Пак, стряхнув пепел за перила. — И при чëм тут она? — Справки навёл, — ощутив себя уже просто законченным идиотом, машинально соврал горе-сыщик. Он был готов от стыда десантироваться с балкона, лишь бы только больше не сморозить очередную глупость. — И вообще, достаточно расспросов. Забудь. — Я думал, ты за этим и припёрся, — сигарета в его руках тихо зашипела, смявшись под давлением о пепельницу. — Получается, мой кредит доверия восстановлен? Получил, что хотел, и теперь можешь искать крысу в другом месте? — Её и не было, — предчувствуя очередную порцию негодования от трогательно размякшего напарника, Хонджун предусмотрительно отодвинулся подальше. И его реакция была достойна как минимум фотографии, чтобы добавить ту в общий чат в качестве стикера. — А прослушка? — наивно похлопав глазами, Сонхва нервно закашлялся. Такой себе из Грея получился конспиратор, если он не смог отличить обычные провода наушников с оторванными динамиками от хитрого шпионского приспособления. Как и сам сыщик явно теперь не дотягивал до Холмса, раз не догадался, что задница напарника интересовала только сердобольную бабулю. Партия вничью, конечно, не имела права быть засчитанной в качестве удовлетворительного результата, но маленькая месть приятно грела самолюбие Хонджуна, задетое не только чрезмерной опекой, но и наглым вторжением в глубоко личные проблемы. — Скажем так, я немного схитрил, — довольная улыбка поползла по лицу злобного гения. Пак подозрительно притих, зашуршав где-то рядом в попытке встать. — Ради чего? — совсем тихо послышалось позади. — Чтобы понять, что ты обычный трус, — озябшие пальцы сдавили колени. Пора было возвращаться обратно, иначе команда рисковала лишиться двух незаменимых единиц, рисковавших слечь с простудой посреди лета. — Какой же ты мудак. Голос напарника надломился, и Ким обернулся, обнаружив перед собой то, что уж никак не ожидал узреть в исполнении вечно ворчащего офицера. Его губы мелко дрожали, точно у ребёнка, а глаза, наполненные искренней обидой, истекали слезами. Каменный истукан, холодный айсберг, обиженный на весь свет побитый пёс беззвучно рыдал, привалившись спиной к балконной двери. Отказываясь верить в происходящее, Хонджун медленно поднялся, не в силах оторваться от беспомощно сминавшего футболку мужчины, что испепелял его полным боли взглядом. Нет, всё должно было пойти по другому сценарию. Сонхва мог ударить его, продолжить осыпать ругательствами, выставить за дверь или наоборот — оставить на растерзание комарам. Они продолжили бы препираться, спорить, соревноваться в колкостях и в итоге вернулись бы к распиванию пива, щедро одаривая друг друга полными соперничества ехидными ухмылками. Неужели настолько ненадёжной была вагонетка, что несла их по взаимно изматывающим и одновременно завораживающим американским горкам? Почему Пак оказался настолько слаб, что сорвался? — Ты не мог бы уйти? — прошептал он, утирая мокрое лицо. Ещё несколько дней назад Ким именно так и поступил бы, презрительно фыркнув на очередного бесполезного размазню, путавшегося под ногами. А теперь его вдруг затошнило, наполнило едкой желчью отвращения к самому себе. — Прости, — тяжёлое, неподъёмное и непривычное слово придавило язык. Он сделал шаг навстречу и с ужасом заметил, как человек напротив настороженно вжался в преградившую путь к отступлению дверь. Ещё никогда чужие слёзы не вызывали в душе непробиваемого циника настолько сильного желания переломать собственные кости, вывернуться наизнанку и разлететься на части. Зачем он вообще таким эмоциональным инвалидом родился? Бессилие сковало тело, заставляя безвольно опустить руки. Он не знал, что следовало делать в подобной ситуации, а потому просто продолжал заворожённо смотреть, как Сонхва, задыхаясь, согнулся и закрылся, стыдясь непрошенных слёз. Его рот широко распахнулся в немом вопле, рвущем на части, оглушающим величиной тех страданий, что рвались наружу. Страх — настоящий, неподдельный, леденящий кровь, камнем застыл в жилах. — Я не хотел тебя обидеть, — выискивая в уме хоть одно достойное оправдание, Хонджун с трудом сделал ещё один несмелый шаг навстречу. — То есть хотел, честно, но не настолько. Пак рычал, кусался, выпускал колючки, но терпеливо заботился о других, невзирая на то зло, что пожирало его день за днём. Он принял в свой круг сына убийцы, был готов поступиться своим мнением, унижаться, пресмыкаться ради доверия того, кто лишь из праздного интереса решил поковыряться в его сокровенном и наболевшем. Доверия человека совершенно недостойного. — Сонхва? — Хонджун осторожно приподнял его волосы, открывая напряжённый лоб. — Прошу, посмотри на меня. Рука упёрлась в грудь. Дежавю пронзило память — так же Ким пытался оттолкнуть напарника в первый день знакомства. Это был предупредительный выстрел в воздух. Холостых патронов — всего два в стандартном табельном револьвере, и три — боевых, не предназначенных для огня на поражение. Словесным предостережениям уже давно был утерян всякий счёт. Барабан полицейского Смит-Вессона провернулся. Хонджун провёл по взмокшей от слёз коже и попался на мушку — пара тёмных глаз пригвоздила его ноги к ледяному бетонному полу. В животе тревожно свернулся ком запоздало пробудившейся вины. Пальцы, негнущиеся, застывшие, ускользнули прочь, замерев на тыльной стороне ладони, в которую надрывно колотилось его сердце. Непонимающий взгляд упал на глубокий ворот домашней футболки, оголяющий ярёмную впадину и продолговатые бугры ключиц. Смуглая шея напряглась, уводя взор вверх по вертикалям жил, линии челюсти, дуге треснувшей нижней губы, излучине верхней — чуть менее объёмной. Дальше он не запомнил — утренний сон был слишком сумбурным. Только теперь всё было настоящим: тоска, смятение в лице напротив, сопротивление тела и пустота внутри, что напрочь стёрла радость победы над другим человеком. Не зная, как обратить в слова болезненное раскаяние, он сжал чужие пальцы и потянулся вперёд, столкнувшись онемевшими губами с другими — горькими, солёными и грубыми. Почувствовав очередной несильный толчок в грудь, Хонджун принял на свой счёт ещё один холостой выстрел и смиренно закрыл глаза. «Дальше будет больно», — вспыхнуло на периферии. Глухое возмущённое мычание царапнуло слух. Сопротивление ослабло, и тепло напряжённого тела неожиданно приняло его в свои объятия. Руки слепо следовали пути из видения, очертили твёрдые предплечья, упомянув шероховатость ссадины на локте, и забрались под рукава, согреваясь неожиданной мягкостью кожи. Пак оказался удивительно податливым, уступив инициативу и лишь ненавязчиво изучая осторожными прикосновениями через одежду чужую спину. Он не напирал, позволяя неторопливо, набираясь уверенности, сминать губы, робко, бережно собирать с их поверхности соль высыхающих слёз. Ким даже усомнился в том, собирался ли тот ответить и хотя бы слегка обозначить своё отношение к его нелепому порыву. Но уже на грани того, чтобы прервать поцелуй и стыдливо отстраниться, он ощутил мягкое усилие, что крепче прижало его к груди напарника. Чужие руки обвили его талию, и колкость мелких мурашек прохладой прокатилась по коже. Сонхва вздрогнул, углубив поцелуй. Язык с нажимом толкнулся внутрь, смело проникая во влажную полость рта. Таким был его ответ — нерешительным, осторожным, но вмиг заполнившим собой всё существо Хонджуна. Вкус хмеля и табака распустился на языке, разделяя одно дыхание на двоих — беспокойное, прерывистое, полное неозвученных фраз, что прятались между строк. «Иногда не нужно задавать лишних вопросов, а всего лишь поверить». Верить словам или действиям? И то, и другое, безусловно, в зависимости от ситуации перевешивало своей ценностью. Хонджун искренне надеялся, что напарник поймёт его отчаянный порыв, поверит в искреннее признание ошибки. Но Пак, едва усилив напор, вдруг отстранился, лишая прикосновений и лишь напоследок не грубо, но требовательно оттолкнув чужие руки от себя. — Ты замёрз, — шепнул он, возвращаясь в квартиру. — Я постелю в гостиной. Мгновение назад Ким чувствовал себя наполненным до краёв, но теперь пустота внутри стала только шире, точно кто-то оторвал от его сущности огромный и неровный кусок. Пока он пытался прийти в себя, до его слуха донёсся хлопок двери. Одинокое место в пустой комнате — всё, что гость заслужил этой ночью. Смелости винить в чём бы то ни было хозяина квартиры не хватало. Долго ворочаясь под одеялом и пледом в попытке согреть озябшие ноги, Хонджун не мог сомкнуть глаз, бесполезно отсчитывая долгие часы до восхода. И всё же он не вытерпел, поднялся, зажёг свет и принялся перебирать захваченные из участка заметки по делу. Вновь загнав себя в тупик, он выводил пальцем контур трёхлапого хорька, когда телефон под подушкой требовательно зажужжал. За окном только начинало светлеть. Цифры на экране были Хонджуну не знакомы. — Помощник инспектора Ким Хонджун? — поинтересовался сонный голос по ту сторону. Он утвердительно промычал. — Офицер Чхве Чонхо попросил набрать вам. Меня зовут Ян Чонин, я тут всю ночь напролёт с пробами из вашего покойничка возился. Полицейский устало провёл по лицу, ожидая, когда же судмед-энтузиаст продолжит. — Конечно, мне понадобится ещё немного времени, чтобы восстановить всю картину, — задумчиво протянул тот, — но обнаружилась одна забавная деталь… — Ближе к делу, — шёпотом возмутился Ким, опасливо оглядываясь на закрытую дверь спальни. — У нас тут нефтяная проба положительная… нет, не то, — собеседник зашуршал бумагой над самым микрофоном, а затем громко зевнул. — Река Хан, конечно, судоходная, но явно не солёная. Диатомеи, что успели попасть в организм при первичном заглатывании воды, осели в желудке и полости клиновидной кости. — Водоросли? — уточнил Хонджун, выискивая взглядом уличную одежду. — Да, морские среди пресноводных есть. Их мало, но… Он сбросил вызов, не собираясь продолжать вникать в занудную лекцию, и, скинув с себя чужие шорты, быстро натянул на ноги форменные брюки. Уже на пороге Ким вдруг остановился, тоскливо осмотрелся, впитывая тишину, в которой хотел бы расслышать хотя бы сонное сопение. Или голос, вопрос о том, почему гость вдруг без объяснений должен был сорваться в занимающийся рассвет. Почему? Незнание ответа пробуждало уже знакомый физически ощутимый дискомфорт. Из-за одного-единственного человека Хонджун уже некоторое время чувствовал себя больным, как никогда убогим, глупым, пустым. Не зная ни пароля замка, ни места хранения запасных комплектов ключей в таком же "пустом" доме напарника, он с тяжестью в груди смирился с тем, что это место не будет ожидать его возвращения. Ким принёс сюда новую боль, ложь и хаос, но справедливо получил в награду муки неожиданно проснувшейся совести (ведь за не утихающей на протяжении ночи тошнотой стояла именно она?) и непонимание мотивов собственных поступков.