King of the butterfly collectors

Кацуки тонет. Он с разбегу ныряет в янтарное море и стрелой проплывает вниз, сквозь алкогольное марево, оставляя за собой пузырьки воздуха, до тех пор, пока не приходит в себя на дне пустой бутылки, которая оборачивается разгромленной в очередной раз квартирой. Он теряет счет тому, сколько раз просыпался вот так – среди разбитого стекла, перевернутой мебели, запаха алкоголя и следов взрывов на полу, стенах или даже потолке, лежа в луже какой-то сомнительно пахнущей жидкости, и с головой, раскалывающейся так, будто у него только что было сотрясение. К счастью, у него достаточно денег, чтобы быстро привести всё в порядок и заткнуть рот тем, кто это делает, но это дерьмо не работает с его друзьями. Весь его отряд идиотов доблестно пытается "спасти" его, тогда как Кацуки ничего не хочет, кроме как чтобы его оставили в покое. Первый ранг давит на него так, как он не мог себе представить раньше. Всё внимание приковано к его персоне, каждый его промах, каждое неосторожное слово, каждый проёб в прошлом и настоящем, каждый случайный статист, с которым он проводит ночь – всё выставляется на потеху публике. У него больше нет ничего личного, и остается только скрипеть зубами, когда всё его грязное бельё вытряхивает едва ли не в прямом эфире. Надо ли говорить, что подобного "добра" у него навалом. Работа по-прежнему остается отдушиной, но вопреки его ожиданиям с первым местом её не прибавляется – Кацуки теперь отчаянно не хватает действия. Его PR-агенты говорят о том, что он должен "приберечь себя для настоящих дел", "серьезных происшествий" и "по-настоящему крупных злодеев". Но глядя на то, как его коллеги, особенно бывшие одноклассники и друзья, особенно Деку, работают на износ, Кацуки чувствует себя гребаным лицемером, который только притворяется героем, пока снимается для обложек журналов и разъезжает по благотворительным вечеринкам больше, пока все остальные занимаются делом. Он чувствует себя скорее поп-зведой, а не про-героем. Кацуки чувствует, что его обманули. Первый ранг должен был стать его триумфом, а он в итоге оборачивается цветастой мишурой, которая отдаляет его от всего, что он любил и ценил на протяжении этого долгого изнуряющего пути. Как получилось, что он был намного счастливее, пока двигался к своей мечте, чем сейчас, когда он достиг всё, чего он так хотел? Хотел ли он вообще всего этого на самом деле?! Хуже всего? Как бы он не ненавидел своё положение, как бы его не тошнило от лицемерных папарацци и назойливого внимания публики, Кацуки уже не может от всего этого отказаться. Он отбросил слишком много важных вещей, чтобы добраться сюда. Признать, что всё это было впустую – значит признать, что вся его жизнь была гребаной шуткой. …значит признать, что то, ради чего он отказался от единственного человека, с которым хотел быть на протяжении всей своей жизни, оказалось красивой позолоченной оберткой, под которой не было ничего ценного. Кацуки сам себе напоминает эту пустую позолоченную обертку. …Было бы проще, если бы Деку был рядом, нет-нет да думает он. Было бы не так страшно, уступить это место ему. Было бы восхитительно соревноваться с ним, обгоняя друг друга на первых и вторых местах – так, как они делали это всю свою жизнь. Было бы здорово попробовать начать с задротом что-то новое, неизведанное, чарующее – ступить наконец на территорию, которая так долго была запретной. Было бы интригующе узнать, какие на вкус его губы – какой Деку в принципе на вкус. Кацуки не сомневался, что в один прекрасный день он наконец-то попробует его. Деку как всегда заставил его понять, что он был не прав. В этом даже нет ничего нового: Изуку всегда имел тенденцию ломать и превращать в прах все его планы, пускать их пылью по ветру. Ребенком Кацуки решил, что они вместе станут героями. Деку оказался беспричудным. Кацуки был зол, но адаптировался. Подростком Кацуки думал о том, чтобы стать героем в одиночку, а потом забрать Деку как своего беспричудного трофейного мужа. Изуку получил причуду и поступил в ЮЭЙ. Кацуки был растерян, но он вырос из этого. В юности Кацуки решил, что сначала он доберется до первого ранга, а потом решит всё, что накопилось между ними и Деку. Изуку заслуживал быть на первом месте, но Кацуки просто не мог обеспечить ему это до тех пор, пока не добьётся всего, чего он хотел. Изуку оставил его одного на их общем пути и подарил своё сердце кому-то другому. И Кацуки… чувствует, как всё летит к чертям. …Он начинает пить постепенно и не слишком много думает об этом. Алкоголь просто слишком хороший способ снять стресс – простой и относительно безопасный. В конце концов, короткие интрижки с каждым разом приносят всё меньше удовольствия: Кацуки кажется, что он отдает статистам в постели больше, чем забирает, после каждой ночи чувствуя себя всё более опустошенным. Его любовники и любовницы используют его также, как он использует их и, даже если поначалу это кажется незначительным, постепенно каждая такая ночь заставляет Кацуки чувствовать себя грязным и запачканным – и с каждой ночью ему становится всё сложнее отмыться. Кроме того в каждом его партнере есть что-то неуловимо неправильное. У одного волосы недостаточно кудрявы, у другой на лице не хватает веснушек, у третьего слишком мало шрамов, у четвертого глаза недостаточно зеленые… Проходит какое-то время, прежде чем Кацуки находит во всех этих "недостатках" одну общую закономерность – никто из них не является Изуку, будь он проклят, Мидорией! Наркотики кажутся ему слишком опасными, к тому же комиссия довольно строго следит за их анализами, курение – в принципе вызывает у него отвращение, зато алкоголь и так уже какое-то время присутствует в жизни его и его друзей. Он то и дело собирается со своим отрядом идиотов, когда они расслабляются за кружечкой в каком-нибудь баре, периодически выпивает бокал-другой на различных вечеринках, черт, он даже пьёт хорошее вино каждый раз, когда появляется на ужине с родителями. Так что распить бутылочку-другую в собственном пустом доме время от времени не кажется таким уж большим преступлением, особенно если он не станет превращать это в привычку. Кацуки не кажется, что он делает это слишком часто: он занятой мужчина, хорошо? У него всё равно нет времени напиваться. …с другой стороны, если это начинает происходить чуть чаще, то что с того? Кацуки никому не вредит, кроме себя. Да, иногда от него пахнет так, будто кто-то забрался к нему в рот и умер, да, порой он пропускает встречи и рабочие брифинги, потому что очередная ночь прошла в алкогольном кутеже, будильник подвел, а похмелье просто убивает его с утра, но что с того? Он по-прежнему хорош, он справляется со своей работой, как профессионал! – Когда ты вообще в последний раз мылся? – ворчит Киришима однажды, который почему-то торчит, как бельмо на глазу, пока Кацуки сидит, развалившись на диване в собственной квартире. – Кому, блять, какая разница? Я всё равно живу один. – При чем тут вообще это? Я… Кацуки, в последний раз, когда мы с тобой были в патруле твои руки тряслись! Я… не верю, что говорю это, но ты едва не снес голову гражданскому! – Так, блять, не снес же! Я, черт возьми, в порядке, прекрати вести себя как старая бабка и выпей уже со мной или проваливай к своей женушке! Их взгляды встречаются через комнату. Киришима кажется враждебным, раздраженным, злым, и Кацуки чувствует желание послать его куда подальше. Друг, тоже мне. Если Дерьмовые Волосы действительно считает его своим другом, то какого черта отказывается от выпивки? Но хуже даже не это. Хуже всего то, что за всеми самыми очевидными эмоциями, которые проскальзывают во взгляде этого ублюдка, Кацуки читает жалость и презрение к тому, как он выглядит и ведет себя. И это доводит его до точки кипения. – Знаешь что, Дерьмовые Волосы? Пошел ты! Хватит пялиться на меня, как на какого-то урода! Проваливай! Глаза Киришимы слегка сужаются. – Я звоню Мидории, – говорит он внезапно – и у Кацуки перехватывает дыхание, потому что – это? Это уже звучит как предательство. – Только, блять, попробуй! – Ты не оставляешь мне выбора. Либо приведи себя в порядок, либо я связываюсь с ним и твоими родителями. – Ты гребаный предатель! Слова ранят – Киришима не так хорош в том, чтобы скрывать эмоции, и внезапно это заставляет Кацуки чувствовать себя действительно жалким и презренным. Однако голос его друга звучит холодно и спокойно, когда он говорит: – А ты загонишь себя в могилу. Я отказываюсь на это смотреть. Кацуки ругается последними словами, но поднимается на ноги плетется в ванну. Иногда ему кажется, что всё приходит в норму. Он выкидывает весь алкоголь из своего домашнего бара, посещает общество АА (тщательно замаскированный и под причудой, которая меняет его внешность), возвращается на службу, работает как вол и выбивает себе всё больше патрулей, начинает вновь видеться и общаться с "своими" людьми, впускать их обратно в свою жизнь и вновь становится частью их жизней. …а потом какая-то мелочь, чаще всего связанная с Деку и его чертовым мужем, выбивает его из колеи, одно цепляется за другое, воспоминания в какой-то момент оказываются овеяны туманом, пока в один прекрасный день Кацуки не находит себя кричащим на Киришиму за то, что он отказывает отдавать ему его телефон. – Дай сюда, – рычит он, взрывы уже щелкают на поверхности его ладоней – предупреждение о том, что он уже на грани и вот-вот готов наброситься. Лицо Эйдзиро принимает страдающее выражение. Это не первый их такой разговор, и оба знают, что в ближайшее время он не станет последним. – Проклятье, бро… Кацуки, не надо. Я не могу этого сделать! Нельзя! – почти умоляет он, но Бакуго плевать. – Причем тут вообще ты?! Просто отдай мне мой гребаный телефон! Я только хочу позвонить этому предателю и спросить, за что он делает это со мной?! – Потому что ты сам меня об этом попросил! – срывается Эйдзиро, и Кацуки не помнит, кричал ли его друг на него когда-нибудь прежде. Но Эйджи делает больше: его глаза горят пылающе-красным, когда он хватает Кацуки за воротник и уже практически кричит ему в лицо: – Я не могу позволить тебе это! Это ты заставил меня поклясться, что я не дам тебе звонить ему, когда ты в таком состоянии! Ты взял с меня слово, что я не позволю тебе мешать его жизни! И я согласился, как последний дурак, и теперь я не знаю, что делать, потому что он, вероятно, единственный, кто мог бы вытащить тебя из этого! Он выпускает ткань из рук, позволяя Кацуки неуклюже завалиться на пол, но даже болезненное падение, ни пьяный туман в голове – ничто не позволяет ему упустить из внимание то, что бьёт его с такой же силой, словно удар в солнечное сплетение: Киришиму трясет и на глазах у него блестят слезы. И то что его слова имеют слишком много смысла.