Тайны дневника Гермионы. Новая жизнь

      24 июля.       Разумеется, мы никого не поставили в известность о том, что произошло в Хогвартсе. Зачем? Честно признаться, уверена, что это всё совершенно несущественно, тем более Макгонагалл упомянула Невилла. Он и сам рассказывал когда-то, что у него магические способности стали проявляться чуть ли не перед самым поступлением. А Эдди совсем ещё крошка, что можно сказать о малыше его возраста? Каким он будет, чего добьётся. Это же просто смешно.       Но к сожалению, Драко относится к отсутствию сына в списках слишком серьёзно. Он проводит вечера в библиотеке, что-то изучает, но пока просит ни о чём не расспрашивать, потому что не нашёл ничего вразумительного. Я могу его понять, ведь в его семье рождались волшебники на протяжении столетий, а в моей…       Я даже не знаю точно, как так вышло. Боюсь даже предположить, что в моей семье когда-то были волшебники или, возможно, сквибы, поделившиеся своей магической кровью, а потом они просто исчезли и никто не знает об их существовании.       Помню, как я радовалась в детстве, когда узнала, что являюсь волшебницей. Это был просто восторг! Пока ты маленький и не понимаешь, откуда что берётся, кажется, что всё правильно и нормально. Но сейчас мне просто приходится мириться с тем, что я не знаю своих корней — происхождения моей магии. И сейчас, когда мы узнали о том, что Эридана нет в списках Хогвартса, я в очередной раз пытаюсь проанализировать ситуацию и вычислить возможные риски того, что у Эдди никогда не разовьются магические способности.       Я — маглорождённая. На сто процентов. Та доля магической крови, что мне досталась, очевидно, очень далека даже от четверти, с точки зрения генетики. Эридан наполовину магл. Генетически он полукровка. Хочу я это признавать или нет, согласны ли с этим родители Драко — неважно. Важно, что он наш ребёнок. На этом всё.       И в семьях чистокровных магов иногда рождаются сквибы. Мне доводилось изучать этот вопрос ещё на втором курсе, когда… Ох, даже вспоминать больно. Когда Драко впервые меня обозвал. Как же это было ужасно! Иногда мне кажется, что это была какая-то параллельная жизнь, то, что случилось не со мной. Но зато сейчас я могу с уверенностью сказать, что — да! И в чистокровных семьях рождаются сквибы. Например Мариус Блэк сын Сигнуса Блэка II и Виолетты Булстроуд. Родители отреклись от него, и его портрет, судя по данным Справочника чистокровных, был выжжен с семейного древа Блэков. Тогда, в свои тринадцать я была просто в ужасе от того, как чистокровные способны относиться к собственным детям. Думать даже не хочу, какова будет реакция на такую новость у Люциуса.       Знаю, рано — слишком рано говорить о том, когда и как проявятся магические способности Эридана. Проявятся ли они вообще. Не знаю. Мне не хочется об этом думать. Разве это как-то повлияет на мою любовь к сыну? Конечно нет.       Я хотела бы раз и навсегда перестать обдумывать этот вопрос. Не то, чтобы меня это беспокоило. На самом деле я тревожусь не за себя, и даже не за Эдди. Меня беспокоит Драко. Будущее детей по-настоящему его заботит. Он уже сейчас задумал начать реформы в Хогвартсе, чтобы по прибытии туда Грейнджи и Эридана они точно были под надёжной защитой. Он буквально болен этой темой — изучает историю Хогвартса в очередной раз, пытается выведать секреты и скрытые уголки школы, чтобы больше никакой василиск или трёхголовый пёс не проживали в сокрытых тоннелях и потайных комнатах. Уму непостижимо, как мы вообще там выжили. Печально, что выжили не все.       Именно поэтому уже сейчас Драко начал действовать. Он действительно выдвинул свою кандидатуру в членство Совета попечителей Хогвартса. Я даже не знаю, как на самом деле отношусь к этому. С одной стороны, меня переполняет восхищение — далеко не каждый родитель настолько печётся о своих детях. Мне вот даже в голову не приходило заниматься этими вопросами. Может быть позже, ведь до момента их взросления ещё так далеко, думать об этом даже не хочется. Поэтому другая сторона медали меня сильно смущает. Куда он так торопится? Наверное, он прав — перемены в Хогвартсе дело не одного дня.       А сейчас наши малыши радуют, огорчают и умиляют нас, и невозможно представить, какими они будут через десять лет.       После того дня, что мы провели в Хогвартсе, многое изменилось. Эридан больше не остаётся один, совсем. Он снова спит в нашей с Драко спальне, просыпаясь по несколько раз за ночь, и я ужасно не высыпаюсь.       Но зато нас бесконечно радует и восхищает Грейнджи. Раньше она не так обращала внимание на плач Эдди, чаще всего игнорировала или сама начинала капризничать, чтобы привлечь внимание к себе. Но после того происшествия, каждый раз, когда Эридан начинает плакать, она бросает все свои дела и бежит к нему. Она просовывает ручку в колыбельку или в переносную люльку и начинает гладить его каштановые кудряшки, приговаривая:       — Эдди, не плачь, мама сейчас пидёт. Я тебя люблю, не плачь.       Я в первый раз чуть не прослезилась, когда она так поступила. Видела, как Грейнджи переживала. Такая крошечка, а стало жаль младшего брата. И Эдди, хоть и не сразу, но успокоился. Это было такое завораживающее зрелище, что я застыла как вкопанная, ожидая, чем же всё закончится.       Она гладила его по голове, пока он не перестал плакать, и всё разговаривала с ним:       — Хочешь сказку? Деда Юцис почитает сказку. Я сама почитаю.       Это было так мило, просто невозможно! Я наконец решилась подойти и нарушить эту чудесную идиллию, присела рядом с дочкой на корточки, обняла её и сказала:       — Спасибо, моя звёздочка! Ты такая умница. Эдди тебя тоже очень любит.       Она была так рада! Крепко обняла меня за шею и улыбалась. Кажется, у меня подросла помощница.       Когда я рассказала обо всём Драко, он с гордостью заявил:       — Всегда знал, что наша дочь самая лучшая сестра на свете. Увидишь, она ещё не то сможет. Она будет лучшей во всём. Как её мама. — Он широко улыбнулся, как будто подтрунивал.       — Вот это уже было лишнее утверждение, — иронично усмехнулась я. — Сам знаешь, что я далека от совершенства.       — Ещё и скромная, м-м-м… — протянул он, и я, не удержавшись, хлопнула его по плечу, за что получила в ответ крепкие объятия и головокружительный поцелуй.       Я любуюсь моей маленькой принцессой. Она как-то неожиданно повзрослела. Возможно, мне так кажется в сравнении с Эриданом.       Она практически на равных общается с двойняшками, вторгается в их мальчишеские игры, и сколько дедушка Люциус её не одёргивает, это ровным счётом ничего не даёт. Надо видеть его досаду, когда она забирается в их крепость и начинает кидаться игрушками. Он просто бессильно хлопает себя по бёдрам ладонями, закатывает глаза и ворчит:       — Ну как же так можно, сердце моё, вы же леди! Немедленно оставьте это скверное занятие.       А она в ответ смеялась и кричала:       — Деда, иди игай!       Дедушка беспомощно разводил руками и садился в кресло, наблюдая это сумасшествие со скорбью на лице. Но зато он очень одобряет, когда Грейнджи заботится о брате. Я даже могу покинуть детскую ненадолго, если Грейнджи сидит рядом с Эдди и он смотрит на неё. Люциус всегда хвалит её за внимание к брату. И надо сказать, что хоть и редко, но мальчики бывают не в ладу друг с другом. Недавно они подрались и оба рыдали потом, и пока Нарцисса пыталась сдержанно их успокоить, Грейнджи без церемоний обняла Лео и гладила его по голове так же, как Эдди. И когда он перестал рыдать, пошла успокаивать Ориона. И дедушка не посмел даже слова сказать, хотя Нарциссе не разрешает особо разнеживать мальчиков.       — Сами пусть разбираются, — каждый раз требует он.       — У них же должен быть хоть какой-то образец, понимание, — начинала разъяснять Нарцисса, но он только раздражался, выражая опасения, что она «вырастит из мальчиков неженок и нытиков». Драко каждый раз посмеивается, а я всё думала, почему?       — Меня не разрешалось жалеть, — с какой-то детской обидой усмехался он. — Та же история была. Но мама приходила ко мне перед сном и всегда обнимала, говорила со мной, объясняла поведение отца и своё. Но маленькому ребёнку это трудно понять. Я, наверное, только во время войны в полной мере осознал, что они любили меня, что защищали как могли.       Я обняла его, сожалея об этом разговоре. Драко не любит вспоминать прошлое. И он рад, что хотя бы с внучкой Люциус бывает ласковым и добрым. Сыновьям, конечно, достаётся меньше отцовской ласки, но всё же её намного больше, чем доставалось самому Драко.       — Отец с возрастом стал менее сдержанным, — заметил он. — Старость подкралась незаметно, притащив с собой сентиментальность.       — Грубовато, — усмехнулась я.       — Зато правда, — подмигнул мне Драко.       В общем дети потихоньку растут, с ними становится с одной стороны всё сложнее, а с другой интереснее. Времени на записи катастрофически не хватает, и я всё чаще думаю о том, что однажды наступит момент, когда я перестану вести дневник. Особенно сейчас, когда даже на сон времени мало. Но всё равно, это восхитительно — наблюдать перемены в жизни и представлять, что же будет дальше.       31 июля.       День рождения Гарри.       Он хотел отметить его тихо и скромно. После празднования первого года Джеймса, Гарри до сих пор под впечатлением и счёл излишним устраивать большой праздник. Поэтому они с Джинни пригласили только друзей. Количество гостей было стандартным: Рон с Лавандой, я и Драко с детьми. Молли и Артур настаивали на большом празднике в их доме, но это гарантировало просто огромную и шумную компанию. А так, кроме нас, Гарри ждал только своего кузена с дочкой. Ему пришлось встречать их на улице, чтобы провести сквозь маглоотталкивающие чары.       Честно говоря, мы все до сих пор в большом недоумении от того, насколько иронична бывает жизнь. Гарри редко говорил о своих родственниках в детстве, но мы знали, насколько негативно они относились к его способностям волшебника, а кузен просто не давал ему нормально жить. Вероятно то, что произошло с Даддли, можно было бы назвать карой небесной. Он ненавидел Гарри в детстве, а теперь его дочка сама такая же. Помню, как непросто было моим родителям, потому представляю, каково сейчас Даддли Дурслю — немагу, воспитывающему практически в одиночку маленькую волшебницу.       Я не хотела затрагивать эту тему, честно. Я уже закрыла её для себя, решив, что всё равно не докопаюсь до своих корней. Даже не представляю, с какой стороны они были — с маминой или папиной. Гектор Дагворт-Грейнджер, которого однажды упомянул ещё в Хогвартсе профессор Слизнорт, насколько я знаю, не является папиным родственником, по крайней мере, папа ничего об этом не помнит. Я могу лишь предполагать, что когда-то волшебник мог иметь связь с моими предками. Возможно! Но ведь информация об этом может быть засекречена, я имею в виду, что моим родным могли стереть память об этом и никто из них — бабушек или дедушек — не смог бы передать эту информацию по наследству. В общем, история моего происхождения какая-то тёмная и немного неприятная.       И теперь, глядя на этого огромного, но растерянного мужчину — Даддли Дурсля — мне казалось, что между нами есть что-то общее. Он, как и мои родители, немного побаивается собственного ребёнка и не знает, что будет делать дальше.       Мы вообще старались не трогать тему магии в течение, наверное, пары часов. Поздравили Гарри, поужинали, обсуждая в основном его семью, Джеймса, дела Джинни. Но Дадли всё время привлекал моё внимание этим своим растерянным видом. И я думала об Эридане. Он лежал рядом в своей переносной люльке, Грейнджи, Джеймс и дочь Даддли Камелия играли поблизости на ковре, когда мы пили чай со сладостями в гостиной.       Лаванда, как и прежде, продолжает с тоской смотреть на детей. Совершенно очевидно, что и ей этого хочется, но видимо, пока не удаётся. Рон был как всегда безмерно внимателен и заботлив. Я вообще наслаждаюсь, наблюдая за ними. Мне кажется, Рон со временем стал более чутким, наверное, Лаванда действительно вызывает эти чувства — желание заботиться, поддерживать. Они с такой нежностью смотрят друг на друга, будто понимают без слов — это просто прекрасно!       Джинни продолжает писать и вести бурную журналистскую деятельность.       — Скитер меня просто ненавидит, — с горящими глазами весело рассказывала она. — Каждый раз, когда я появляюсь в редакции «Пророка», у неё глаза становятся похожи на две щели. Я уже два раза опровергала её дурацкие выдумки, и теперь она точит на меня зуб.       — Меня просто поражает, что ты этим довольна, — усмехнулся Гарри. — Как бы она не вышла на тропу войны. Опять начнёт лезть в мою жизнь, чтобы тебе насолить.       — А тебе есть что скрывать, дорогой?! — хищно улыбнулась Джинни.       — Мне? — удивлённо округлил он глаза. — Конечно нет! Но ты же знаешь Скитер, ей ничего не стоит вывернуть всё шиворот-навыворот. Никогда не знаешь, чего от неё ждать.       — Это правда, — заметил Драко. — Ей не нужен повод, чтобы создать сенсацию, и пока все вокруг галдят — она питается собственным ядом. Поразительная женщина.       — Ничего. Это только начало. Ещё посмотрим, кто кого, — усмехнулась Джинни.       — Ну а вы, мистер Дурсль, как обустраиваетесь в магическом мире? — вдруг спросил Драко, и воцарилась тишина, даже дети будто притихли, но потом снова начали возиться на ковре, и все мы немного расслабились, когда Даддли ответил:       — Да так себе, если честно.       — Всё будет хорошо, — тут же улыбнулась Лаванда.       — Должно быть, — подтвердил Гарри. — Просто нужно принять это. Наверное, тётя этому не способствует.       — Маме сложно, — опустил глаза Даддли. — Она старается, жалеет меня, — с грустью усмехнулся он, — но почему-то утверждает, что это моя бывшая ведьма, или её предки, будто не хочет признать свою причастность. Отец всё время ворчит…       — В смысле, не признаёт причастность? — Гарри уставился на кузена полными недоумения глазами. — Но ведь… её сестра — моя мать — была волшебницей. Как можно это не признавать?       — Но я же «нормальный», — с досадой воскликнул Даддли. — Ей трудно, я понимаю. Она всю жизнь ненавидела волшебство, всю эту магию, и хотела жить нормально. Не оправдал я её надежд, она разочарована…       И тут я уже не выдержала:       — Знаете, мистер Дурсль, вы должны понять для себя, что вашей вины тут нет. Ни капли. Это то же самое, что родиться с цветом волос вашей прабабушки. Ну как вы можете нести за это ответственность? Никак! И Камелия ни в коем случае не должна чувствовать ваши беспочвенные сомнения, понимаете? Да, в вашей семье дела с магией обстояли не лучшим образом, но в моей её не было вовсе! От родителей зависит, будет ли ребёнок чувствовать себя «нормальным». Вы нормальны, и Камелия тоже. И неважно, есть ли у вас магический дар.       Дадли устало улыбнулся.       — Спасибо. Я умом понимаю всё это, но когда тебе каждый день говорят…       — О, да! — усмехнулся Гарри. — Тётя Петуния умеет найти повод обвинить тебя во всех смертных грехах, даже если ты вообще ничего не сделал. Она сама хотела бы быть волшебницей, вот в чём проблема. Дар обошёл её стороной — вот и всё.       — Любопытно, какова вероятность, что у маглорождённых родится ребёнок с магическим даром, — будто сам себе задал вопрос Драко, и все посмотрели на него. — Теоретически, — продолжал он, — ты, Поттер, мог бы родиться и обычным маглом, так ведь? Ведь твоя мать маглорождённая, хоть и волшебница. Теоретически.       У меня внутри всё сжалось. Как же я не хотела ворошить эту тему! В этот момент убедилась в очередной раз, что для Драко случившееся в Хогвартсе стало настоящим стрессом, который его не оставляет.       — Ну, конечно, — кивнул Гарри. — Уверен, что это так. Ведь у родителей моей матери и тёти Петунии, насколько мне известно, не было предков волшебников. А если и были — никто об этом не знает.       Джинни отчего-то сильно напряглась и внимательно посмотрела на Гарри, опустила глаза, и мне показалось, что она начала нервничать.       — Выходит, продолжал Драко, что и у тебя могут быть дети без магии. Вот у Уизли вряд ли — они оба чистокровные, — кивнул он на Рона и Лаванду, и они с опаской переглянулись.       — Малфой, откуда такие вопросы? — усмехнулся Гарри. — Пока что у всех нас наоборот рождаются волшебники, несмотря на наше различное происхождение. Тебя это волнует?       — Нет, — совершенно спокойно повёл он плечом. — С чего бы. Просто в нашем кругу становится больше маглорождённых, это любопытно.       Почему-то ощутила неприятный укол внутри. Нет, Драко вовсе не был груб и не пытался меня задеть, но сам факт, что он затронул эту тему был неприятен.       — Серьёзно, я бы лучше выбрал остаться там, где я был, — начал Даддли. — Меня всё устраивало, а теперь всё сложно. Камелия будет расти иначе, должна расти иначе, не так, как… Гарри, — он виновато взглянул на брата. — Но я чувствую, что с моей матерью это слишком сложно. Она продолжает делать вид, что ничего не происходит, и каждый раз впадает в шок, когда Камелия… чудит. Мне не нравится, что она её ругает за это. Так не должно быть!       — Рад, что ты это понял, — иронично усмехнулся Гарри.       — Короче, я подумываю съехать от них, — заключил Даддли, и я даже порадовалась его решительности. — Но я же обычный человек. Кто поможет мне с ребёнком? Нужна няня-волшебница, верно ведь? Иначе… я не смогу нас прокормить, сидя с ней дома.       — Об этом надо серьёзно подумать, — заметила Джинни. — Нельзя калечить ребёнка, оставляя его с такой тронутой бабушкой — уж извини за прямоту.       И вот тут я подумала о Майлзе. Даже в нашем магическом мире есть вещи, которые решить очень сложно. Он окончательно собрался усыновить Ромео, потому что по-настоящему осознал неизбежность ужасного будущего для мальчика со способностями легилимента, который может попасть под влияние скверных людей, а они станут использовать его в своих целях. Никто не хочет брать такого ребёнка ни на воспитание, ни в сиротский приют — ему точно уготована судьба Тёмного Лорда с таким даром.       Майлзу повезло, у него была чудесная мама и самый лучший на свете наставник — Северус Снейп. А у Ромео нет никого, ни единой близкой души. Даже родственники не смогли с ним совладать. Каково же маглу оказаться в такой ситуации? Я смотрела на Даддли и представляла, что пришлось пережить моим бедным родителям. Ведь я не только была чудны́м ребёнком, но и страшно гордой и заносчивой, считая всегда во всём правой только себя. Помню, я ещё до поступления в Хогвартс с ними конфликтовала, пытаясь доказать, что со мной всё в порядке. Конечно, по их меркам, я не была в порядке, и я так благодарна этой жизни за то, что всему нашлось объяснение и выход.       — Если ты окончательно примешь решение, — голос Гарри вырвал меня из собственных мыслей, — мы обязательно попробуем помочь. Я согласен, ребёнок не должен расти в такой атмосфере.       Драко был молчаливым на протяжении всего оставшегося вечера. Его задумчивость привлекала всеобщее внимание — я видела, как на него поглядывала Лаванда, будто встревоженно, а Джинни и вовсе, кажется, была немного сердита. Благо Гарри и Рон не обращали на него никакого внимания, думаю, они достаточно много общаются на службе, чтобы ещё и дома затрагивать темы штаба мракоборцев.       И всё же, пока мы с Джинни сидели на ковре в окружении детей, а Лаванда не отлипала от Рональда во время общения мужчин, подруга шёпотом задала мне пугающий вопрос:       — Гермиона, что у вас случилось?       Я удивлённо взглянула на неё, не сразу поняв, о чём она.       — Ничего.       — Так уж и ничего. Твой Малфой явно не в себе.       — Просто устал немного, — пожала я плечами, забирая Эридана из люльки и устраивая на руках, но разговор этот мне нравился всё меньше.       — Нет, он что, нарочно хотел испортить нам настроение? Что за предположения вообще? С чего вдруг у нас должен родиться ребёнок без магии? Что за нелепость?       — Джинни, я не знаю, — вздохнула я, понимая, что не готова кого-либо посвящать в наши проблемы и опасения. — Просто ситуация с Дурслем, очевидно, его заинтересовала. Он не хотел обидеть ни Гарри, ни тебя — просто размышлял.       — Да? И тебя не обижает, что он затрагивает тему маглорождённых в таком ключе? У вас есть разногласия? Ссоры?       — Нет! — со смехом воскликнула я. — Ничего подобного! Мы вообще не ссоримся, давно уже не случалось. И что такого страшного в его теориях? — понимая, что выкрутилась, обрадовалась я. — Разве для тебя важно, будет у твоего ребёнка магия или нет?       Джинни смотрела на меня растерянно, потом задумалась. В итоге заключила:       — Нет конечно. Это же мой ребёнок, но твой Малфой и впрямь меня напугал. — Она снова задумалась, а потом выдохнула: — Мерлин… Так не должно быть.       Она даже немного огорчилась, и я очень хорошо это понимаю.       — Не думай об этом, — примирительно улыбнулась я. — Пожалуйста, не принимай слова Драко на ваш счёт. Знаешь, я раньше была уверена, что все эти вопросы крови и происхождения настоящая блажь. Но понимаю, почему и откуда возникают вопросы и сомнения. Надеюсь, нас это не коснётся.       Кажется, Джинни это успокоило.       Не коснётся. Как бы я хотела, чтобы нас это не коснулось. Чтобы всё это было просто ошибкой.       Я наблюдала за мальчиками. Они вполне спокойно общаются и, честно говоря, мне даже не верилось, что когда-то Гарри, Рон и Драко были врагами. Что мы с ним были врагами. Я воспринимаю это как чудо, как дар свыше. Видела, с каким любопытством Драко относится к Дурслю, даже с сочувствием. Кажется, он анализирует каждый его шаг, каждое действие и слово, будто пытается разобраться в чём-то. Магл. Наверное в этом дело. Драко неплохо общается с моими родителями, и мне даже кажется, что он забыл о том, что они маглы. А теперь этот парень и его дочка.       Камелия и Грейнджи отлично ладили, играли вместе, и мужчины с интересом за ними наблюдали, а я, соответственно, за ними. Дурсль говорил довольно тихо, но я слышала.       — Кажется, что она обычная, и все они сейчас кажутся обычными детьми. Но никогда не знаешь, в какой момент может что-нибудь случиться, а я совершенно не готов.       — Не бойся, — усмехнулся Драко, — знаешь эту леди? — и он кивнул в мою сторону. Это было так неожиданно, что у меня сердце ёкнуло, а Драко широко улыбнулся, явно довольный своей проделкой. — Как видишь, ей в жизни нисколько не помешало происхождение. Родители Гермионы такие же маглы, как твои, как родители Камелии. Так что у твоей дочери есть все шансы потеснить самую умную ведьму нашего времени.       Драко сиял. Его взгляд буквально прожигал, и мне казалось, что я не видела его таким с нашей поездки. Я так была рада, ведь мне показалось, что Драко немного пришёл в себя, пообщавшись с Дурслем, как будто у него появилась надежда, которую он утратил. Это было болезненно и одновременно обнадёживающе — очень странная смесь чувств.       — Значит, — очень заинтересовался Даддли, — вы из такой же семьи? Вы — волшебница, а родители нет?       — Именно так, — кивнула я. — Это, конечно, было непросто для всех нас, ведь мы не знали о существовании магического мира, но у вас больше возможностей вырастить дочку в хорошей, благоприятной среде.       Он активно закивал и поблагодарил за поддержку.       Гарри был доволен. Это поразительно, что сейчас у него с кузеном установились такие добрые и доверительные отношения. За что я особенно ценю Гарри, так это за его сердце. За то, что он способен прощать, сочувствовать и помогать другим. Для него это дело всей жизни — творить добро. И даже в свой день рождения он посвящал всего себя родным и друзьям, совершенно забывая о себе.       Дети возились на полу в куче игрушек и подушек, и мне казалось, что это самое идеальное время. Девочки уже во всю болтают, хоть и не всегда разборчиво, Джеймс, конечно, ещё мал для общения, но тоже лез во все события, а Эридан наблюдал за действом, явно желая что-нибудь схватить, но ему ещё далеко до самостоятельности.       В доме Гарри с каждым годом становится всё уютнее. Джинни обновляет мебель, обстановку. Она обожает тратить прибыль со статей на убранство дома, пусть это мелочи, по сравнению с возможностями Гарри, но она особенно радуется этим мелочам, а он в свою очередь безмерно доволен её отличным настроением.       Лаванда была молчаливой и даже какой-то загадочной. Она задумывалась, словно размышляя о чём-то своём, а Рон не выпускал её из рук. Так приятно было смотреть на эту парочку.       И всё же нотки горечи остались неприятным осадком на душе, как я ни старалась подавить это чувство.       Конечно же, Драко это заметил. Он наблюдал за мной всё время, пока мы не вернулись домой, и позже, когда дедушка забирал Грейнджи, чтобы почитать ей и уложить в кроватку.       — Камелия! Я дружу с Камелией! — радостно сообщила она, на что Люциус слегка нахмурился, осознавая, что это что-то новое в её лексиконе.       — Правда? — с интересом спросил он. — И кто же это, позвольте узнать?       — Мы игали в куклы и домик. Камелия — девочка.       — О, как интересно, — и он перевёл на нас вопросительный взгляд, ведь дедушка должен быть в курсе всех дел «своего сердца».       — У твоей внучки новая маглорождённая подружка, — улыбнулся Драко. — Маленькая волшебница. Скорее всего, вместе отправятся в Хогвартс.       — В самом деле? — с интересом взглянул дедушка на внучку. — Я вас поздравляю, дорогая моя. Но уверен, что вы точно попадёте на разные факультеты.       Он натянул самодовольную улыбочку.       Я промолчала. Да, я промолчала, потому что сил не было бороться с этой идиотской предвзятостью, но я заметила, как напрягся Драко. А потом он сделал то, чего я от него вообще не ожидала.       — Отчего же? — усмехнулся он. — Грейнджи вполне может попасть на Гриффиндор, не стоит забывать, что её мама отважная львица.       Наверное, если бы Люциус мог побледнеть ещё больше, это бы случилось, но он только с трудом сдержал кривящуюся физиономию.       — Очень остроумно, сын, — бросил он, и тут же вернул себе благожелательный вид. — Что ж, моя дорогая, вам пора отдыхать.       Мы расцеловали Грейнджи в щёчки, она помахала нам ручкой, многозначительно зевнула и Люциус понёс её наверх.       А меня переполняло чувство глубокой благодарности. Драко вечно пытается мне доказать, что Грейнджи уготован Слизерин — и только Слизерин. Ничего не хочет слышать об ином. Мой герой! В тот момент я вдруг ощутила такую сильную поддержку! Я осторожно взяла его под руку, прижалась головой к его плечу и шепнула:       — Спасибо! Ты — мой рыцарь. Знаю, ты на самом деле так не думаешь…       — Я думаю, — прошептал он, — что люблю тебя. Прости, я вёл себя ужасно глупо, там — у Поттеров.       — Не говори так, — вздохнула я, и мы медленно стали подниматься наверх. Эридан уже давно спал в переносной люльке, которую нёс Драко.       — Нет, это было глупо. Я выдал нас с потрохами.       — А вот и нет, — усмехнулась я. — Ты скорее напугал Джинни. Вот за это я буду тебя ругать.       — Молю о пощаде, — тихо смеялся он. — Но знаешь, меня иногда выводит из себя самоуверенность твоей подружки.       Мы не спеша дошли до нашей спальни. Из детской мальчиков вышла Нарцисса и подошла к нам, чтобы поприветствовать и сразу попрощаться. Она, как всегда, с большой нежностью взглянула на Эдди, осторожно тронула пальцами его редкие кудряшки. Осведомилась, хорошо ли мы провели время, после чего поцеловала Драко в щёку, попрощалась и отправилась в свои покои.       Я переложила Эридана в кроватку, замечая, что Драко продолжает безотрывно наблюдать за мной.       — Всё в порядке, — ответила я на его немой вопрос, на что он прикрыл глаза и покачал головой.       — Я видел — ты обиделась. Поверь, для меня не имеет значения твоё происхождение…       — Но ты прав, Драко, — вздохнула я, обессиленно опускаясь на кровать. — Я вполне могу быть причиной того, что у нашего сына… никогда не будет магии. И дело именно в моём происхождении, глупо это отрицать.       Он опустил глаза, подошёл и сел рядом, осторожно взяв меня за руку. И мы молчали некоторое время, будто сказать было больше нечего.       — Ты не права, — неожиданно произнёс он. — Есть и другие причины, помимо этого.       — Не выдумывай! — закатила я глаза.       — Да, это так. — Его уверенность заставила меня внутренне сжаться, а потом он шепнул: — Я могу быть причиной.       — Драко… — вздохнула я.       — Нет, подожди. Я, наверное, готов сказать тебе кое-что. Я почти уверен, что это проклятье, и может быть, даже не одно. Беллатриса…       — Нет.       Я резко поднялась, вырываясь из его рук.       — Мы не можем отрицать… — настойчиво начал он.       — Это всё какие-то бабкины сказки! — возмутилась я. — Слова твоей сумасшедшей тётки ничего не значат. Она вещала откуда-то из преисподней, а ты веришь в это? Не было ни ритуала, ни…       — Она — сильная колдунья, Гермиона. Её сло́ва достаточно, чтобы проклясть весь род. Ты — маглорождённая и не понимаешь…       — Вот! Я маглорождённая! Это элементарное объяснение, Драко! — простонала я. — Не надо приплетать сюда проклятия! Наш сын вполне может быть сквибом или даже маглом. И Беллатриса тут ни при чём.       Он молчал, со всеобъемлющим отчаянием глядя мне в глаза.       — Это не всё, — шепнул он.       Я села с ним рядом, он потупился, и теперь я взяла его за руку.       — Умоляю, только не говори, что ты успел провести какой-нибудь ритуал, — со страхом прошипела я.       — Нет. Я не успел. — У него был такой виноватый вид, что мне было ужасно его жаль. — Я собирался, искал, но… ты меня переубедила. Ещё тогда. Но дело не в этом.       Он не решался сказать. Видела, как его это мучило, боялась торопить.       — Мне кажется, — нерешительно начал он, — я сам создал это проклятье, когда… — Он зажмурился, словно от боли. Как же мне было не по себе! — Когда… делал всё, чтобы ты снова забеременела. Я был словно одержим и так боялся тебя потерять, что буквально заставил сына появиться на свет… Так рано! — Драко снова зажмурился. — Ты мучилась, тебе было так тяжело. И я всё время жалел…       — Остановись, — выдохнула я. — Не говори, что ты жалел о появлении Эдди. Не смей это говорить. Это неправда.       — Я очень его люблю, — тише шопота произнёс Драко. — И это моя вина. Потому что я недостаточно его хотел. Я лишь хотел, чтобы ты никуда не делась, не видел другого выхода.       — Да, я помню.       Положила голову ему на плечо. Мне было так жаль — так жаль! Это был, наверное, один из самых вопиюще ненормальных случаев в нашей семейной жизни, когда его ревность перешла все границы. Когда мы оба изводились от недопонимания. Он покаялся давно, но похоже, теперь это станет навязчивой идеей, которая завладела им полностью. Откуда это у него — во всём винить себя? Почему?       — Всё это не имеет значения, слышишь? — с нежностью говорила я, пытаясь его успокоить. — Посмотри, наш сын здоров, он прекрасно развивается. Да, он немного капризный, что наверняка очень раздражает твоего отца, но мне это, если честно, совершенно безразлично. Но он растёт и при достаточном внимании очень весёлый и милый мальчик. Ты же слышал, что сказала Макгонагалл — с Невиллом было нечто похожее, но со временем его магия дала о себе знать. Ведь Эдди не перестанет быть нашим сыном верно? — с надеждой спросила я.       — Конечно, — вздохнул Драко, укладывая свою голову на мою. — Но боюсь, если у него не будет магии, я буду чувствовать себя виноватым всю оставшуюся жизнь.       Я развернулась к нему резко, поймав в ладони его понурую голову, повернула к себе лицом. Ох, какая же это мука! Знаю, каждый человек может иногда проявить слабость, но не так же! Его скорбь меня просто убивает!       — Драко, опомнись! Посмотри! Наш сын в полном порядке, ясно? Я, по-твоему, должна скорбеть, что мои родители не волшебники? Они, по-твоему, должны себя в этом винить? Может Дурсль должен винить себя? Не говори глупости, умоляю! Приди в себя! Быть маглом — это нормально, ясно?! Или ты считаешь так же, как Тёмный Лорд? Отвечай!       Драко был так ошарашен моим высказыванием, что, кажется, застыл и не дышал. Устало улыбнулся, его лицо расслабилось, а потом он зажмурился и даже тихо засмеялся.       — Ты совершенно права. Иногда твои пощёчины действуют отрезвляюще. Конечно, ты права. Это такое дурное чувство, если бы ты знала. — Он тяжело вздохнул, снова взглянул мне в глаза. — Если я когда-нибудь снова захочу, чтобы все дети вокруг стали маглами — дай мне по физиономии.       — Драко! — с досадой закатила я глаза, уронив руки на колени.       — Ну прости! Да, ты права, я нарочно напугал твою подружку. Браун вообще, похоже, впала в панику.       — Молодец! — хмыкнула я. — Именно так и надо себя вести в обществе — трепать людям нервы размышлениями. Давай договоримся, хорошо? Если на тебя снова найдёт вот эта хандра, подозрения и сомнения, ты прежде всего будешь обсуждать это со мной, ладно? Не надо привлекать к нам внимание подобным образом. Эридан маленький! Ему всего-то четыре месяца. Почти. О чём тут говорить?       — Хорошо. Каждые пять минут я буду связываться с тобой через портал и обсуждать свои душевные травмы, — съязвил он.       — А вот возьми и свяжись! — воскликнула я, тут же закрывая рот ладонью и бросая взгляд в кроватку Эдди. Он крепко спал. Я снова взглянула на Драко и зашептала: — Я — твоя жена, забыл? Мы всегда можем поговорить, что бы ни было. Уверена, я найду время, чтобы…       Его губы ласково тронули мои. Невесомо. Так легко и робко, что стайка нежных мурашек пронеслась вдоль позвоночника. Не прерывая этого трепетного касания, он прошептал еле слышно, у самых моих губ, будто это самая настоящая тайна:       — Я люблю вас, Гермиона. Люблю больше жизни и так хочу уберечь, что иногда теряю голову. Прости!       Я оставила ответный поцелуй на его губах, почувствовала его улыбку и шепнула:       — Мы любим тебя.