любовь, заглушенная чувством моей вины

Лёша понял, что если он не решится, их с Кириллом отношения затрещат по швам. Они и так уже трещали целую неделю, или так лишь казалось Лёше, который не понимал причину чужого стремительного отдаления, или так лишь казалось ему, но Кирилл всю неделю был какой-то непонятный, они мало виделись из-за работы Лёши, мало общались, мало встречались. Кто-то должен был объяснить Макарову в период взросления, что секс — это не страшно и очень круто, но он слышал о сексе только от друзей и врагов, говоривших об этом не совсем понятно, а после наступления совершеннолетия это случайно выросло в глобальную и неожиданную проблему. Что-то из разряда «боюсь облажаться». Что-то из страха «мне и так ничего». Лёша отсканировал штрих-код и пошёл за товаром. Все мысли его были в Кирилле, и деться от них нельзя было никуда. Кирилл в это время наслаждался салатом с креветками в компании своей школьной подруги, бывшей одноклассницы и без пяти минут не состоявшейся первой любви. На их столе горели свечи, официант доливал даме вино, и дама продолжала делать вид, что это просто дружеская встреча, и ей от Кирилла не нужно ничего. Его телефон всё время лежал на столе экраном вниз, чтобы никто не видел, как он поставил свою фотку на локскрин. Кирилл периодически тянул пальцы к телефону, приподнимал его и заглядывал под экран, не обращая внимания на то, как очевидно и предсказуемо его одноклассница наблюдала за ним. — Ждёшь кого-то? Кирилл поднял глаза и провёл языком по зубам, освобождённым от кап. Если бы она только знала. Его лицо растянуло в лыбе, глаза запутались в чужом лице, в пасте на чужой тарелке, в красном декольте. Кириллу не нравилось такое состояние, в котором он не чувствовал себя свободным, и бесконечные ожидания очень сильно обременяли его беспокойный покой. Кирилл смотрел на одноклассницу и вдруг, запутавшись в собственной тупости, забыл её имя. Она смотрела на него своими четырьмя глазами и по-прежнему не требовала от него ничего. Вдруг зарычал телефон. Сцепивший на губе зубы Гречкин ещё шире улыбнулся и снял трубку. Его нездорово ледяные пальцы коснулись щеки, когда он приложил телефон к уху. — Дааа, малыш? — Он отвёл победный взгляд в сторону и забыл о существовании как-её-там насовсем. Хрустевший звук полуживого андроида Лёши, его вздох, его собранное: «Кирилл, приезжай ко мне». Кирилл поплыл по стулу, размял коленку, убрав ногу с ноги, и попросил счёт, не отнимая телефон от лица. Ему хотелось ответить что-то Лёше, что-то такое уверенное и ядовитое, почти что язвительное в духе «думал, ты никогда не попросишь меня». Досаженный медлительностью официанта Кирилл как можно быстрее кинул перед ним карточку, чтобы тот сам взял её, приложил к аппарату и лишь тогда вернул. Они попереписывались с Лёшей ещё какое-то время в телеге, когда Кирилл узнал нужный адрес и удивился, какой же всё-таки Питер большой, потому что он сам в той части города, о которой писал Лёша, никогда не был. И в таких подъездах, типа, лёшиного, тоже никогда не бывал. Но Кирилла не смутил запах, грязные ступеньки, размагниченный домофон и следы от разлитого пива на втором этаже. Лёша предупредил его, что это совсем не поместье, но главное — хватает денег на съём. Кирилл позвонил в дверь и сунул руки под расстёгнутую весеннюю куртку. Его ноги промокли насквозь за те три метра, что он шёл от такси до входной двери. Лёша открыл почти сразу, не вынуждая Кирилла торчать на мятом коврике, на который всё это время стекала вода с его кроссовок. Они поцеловались сразу по инициативе Лёши, как только закрылась дверь. Кирилл растянул губы в улыбке и начал к Лёше приставать прямо с порога, сначала, правда, повесив куртку, затем стянув с себя здоровые найки. На часах уже было около десяти, и Кириллу было абсолютно на всё плевать. Лёша обвил руками его шею и сделал глубокий вдох, когда рука Кирилла обняла его и задрала сзади кофту. В прихожей было очень мало места, неприбитое зеркало стояло на полу, холодильник занимал угол, на нём валялось всё самое важное, верхушка играла роль тумбочки. Кирилл чуть не вляпался в стол, когда попытался вылезти из прихожей вместе с Лёшей, но тут же наткнулся на препятствие. Он так ничего и не сказал, между прочим, слишком занятый своими потребностями. Лёша смотрел на него, тоже ничего не говоря, пока они наконец-то не встретились взглядами. Глаза Лёши расширились, потому что Кирилл смотрел на него так, будто в этом мире для него нет ничего важнее Лёши, как будто Лёша — это самый желанный для него на свете человек. Кирилл сам этого не заметил. Кирилл был занят и собой, и Лёшей, и поисками места, куда было бы неплохо упасть, потому что они могли сделать это где угодно и как угодно, так было бы даже интереснее. У длинной стены стоял диван без бортиков, больше похожий на серый надувной матрас на колёсиках. Кирилл отпустил Лёшу и почесал у себя под носом, затем вытер рот ладонью. — Где ты был? Лёша почти что крякнул. — Работал. Кирилл прижал его к себе и поцеловал в лоб. Его ледяные пальцы так и не согрелись, а теперь давили Лёше на шею, который даже пискнул от такого холода. Давно пора было привыкнуть. Они были примерно одного роста, потому что Лёха случайно вымахал летом в десятом классе и уже перегонял Кирилла на целых два несправедливых сантиметра. — Как ты это хочешь сделать? — Кирилл знал, что он первый, и это ему льстило, и это ему нравилось, и об этом он уже успел триста раз подколоться. Если бы кто-то дал Кириллу возможность, он бы об этом всем распиздел. Его губы прижались к щеке Лёши, к носу, к его губам, язык коснулся языка, и пока Кирилл наслаждался своим превосходством и значимостью, Лёша таял от его ледяных рук, умолял себя самого мысленно перестать зажиматься и целовал Кирилла в ответ. Когда дело дошло до дивана, Лёша залез на Кирилла и сел ему на ноги. Кирилл сказал: — Давай ты мне отсосёшь. — И он говорил об этом так просто и прямо, что у Лёши не осталось в голове никаких сомнений по поводу происходящего и по поводу того, что он сам всего этого очень хочет. В конце концов это же он сам позвонил и попросил Кирилла приехать. Потому что хотел его увидеть. И для чего-то ещё. Лёша согласился и стащил с себя кофту, потому что знал, что быть раздетым — это часть секса. Хотя бы наполовину, потому что сейчас он уже готов наполовину. Лёша не заметил за своей вознёй, как Кирилл засмотрелся на него, как Кирилл опустил глаза и как приоткрыл рот от того, что Лёха был худым и очень притягательным, его ракурс (Лёха искал, куда бросить кофту) был таким отвлечённым и горбатым, плечи сжались, затем снова расслабились, и когда Лёша посмотрел на Кирилла, взгляд влюблённого исчез, а сам Кирилл продолжил строить из себя абсолютную суку. — Кто ещё кого трахнет? Блять, а я без презиков, — Кирилл полапал себя по бокам и сел нормально, потянувшись вперёд, чтобы Лёша тоже потянулся вперёд, и тогда они бы снова могли поцеловаться горячо и с языком. Лёша целовал Кирилла так, что у него тут же начинало стучать сердце, а кровь отливала в уши, в виски и куда только ещё не отливала, Боже мой! Кирилл постоянно искал губы Лёши своими и всё время трогал его за талию и поясницу, прижимал к себе и целовал в шею, целовал в ухо, отчего у Лёши всё внутри вздрагивало, и он не знал, как ему справляться с этим со всем. — Дай штаны снять, — надоевшему целоваться Кириллу срочно понадобилось перейти к самому острому, и он вынудил Лёху слезть, стянул с себя штаны ни без его помощи, затянулся собачьим оскалом и прикусил свой рот. Неудивительно, что Лёха пялился на его хер, уложенный за серыми трусами так ловко, что и не скажешь, что он у него уже потихоньку стоит. Лёша не думал ни о чём нормальном. Только о том, что это должно быть приятно, и что он делает это для Кирилла, к которому у него, между прочим, очень и самые что ни на есть настоящие чувства. На — забирай, бери. Лёше совсем было не жалко засунуть его член в свой рот. Кирилл лежал на его убранном сером диване во всю длину, ткнувшись плечами в тонкие подушки, и смотрел с ожиданием. Лёша вытянул руку и накрыл бугор ладонью, расправив пальцы. Ему самому очень хотелось это сделать, потому что он перешёл черту ещё на этапе поцелуев, когда понял, что Кирилл помог ему обуздать дискомфорт. Теперь Кирилл спрашивал, чё он так уставился. — Ты будешь его или нет? — Его вдруг прорвало на смех от своих же слов, и он задрал башку, выпятив кадык. Воспользовавшись моментом, Лёша стянул трусы вниз и дотащил их до конца, в сотый раз убравшись с дивана. Кирилл наблюдал за ним всё время с ехидной ухмылкой, с наигранным удивлённым взглядом или даже с наигранно распахнутыми глазами, пародируя чужую невинность и наивность. Лёша точно знал, что он не выглядит так кукольно и по-идиотски, когда смотрит на Кирилла. Он нагнулся, всё ещё оставаясь в штанах, и провёл языком по всей длине, но никакого эффекта вау за этим не последовало. В голову Лёши полезли мысли, которых в этот момент в голове быть не должно, он думал о том, что Кирилл достаточно натрахался за свои двадцать один, и его таким не удивишь. Ещё Лёша знал, что он не должен никого удивлять. Он как никто другой вообще никому в этой жизни не должен. — Не напрягайся ты так, — обласкал Лёшу Кирилл. — Посмотри на меня. Лёша провёл языком по члену, не отрывая от лица Кирилла своих глаз. Это не произвело никакого эффекта на самого Лёшу, но почему-то понравилось Кириллу. — Вот так. Затем язык сменили пальцы, и Лёша вытер губы, так и не коснувшись ими головки. — Тебе надо раскрепоститься. Походить голым. Кирилл лежал на диване абсолютно уверенный в себе и не прикрывался ни на сантиметр. Его руки были раскинуты и согнуты в локтях, ему тоже очень хотелось посмотреть на Лёху, если честно, но Лёха мешкал, а время шло, не давая принимать долгих решений. Под весёлым взглядом наглого Кирилла Лёша сделался сговорчивым и встал рядом с диваном, снял штаны, затем трусы отвернувшись. Когда Лёша снова стоял к Кириллу лицом, но уже полностью раздетым и всё таким же наивным, Кирилл рассматривал его с жадностью и любопытством, потому что всё это принадлежало ему одному. Он уже точно знал, что Лёха никуда от него не денется, и что он будет с ним, потому что так хочет Кирилл и потому что этого хочет сам Лёша. Руки прикрывали член, головка которого всё равно торчала. Весь загар слез ещё зимой, но кожа не стала бледной. Волосы оказались прижаты к макушке под свободной рукой. — Руку, — заныл Кирилл, не отрывая глаз от чужого тела. Лёша убрал руку и начал придерживать себя за ляжку зачем-то. Другая рука упала с другой стороны. Кирилл замер. Он смотрел на длинный член Лёши, представив, что бы Лёша мог сделать с ним, будь он посмелее. С лица мигом сползла улыбка, самодовольству наступил конец. Когда Кирилл ожил, то тут же потянул к Лёше свои руки и снова принял его в свои объятия, надрачивая ему правой рукой, чтобы стало очень классно им двоим. Кирилл видел, как они хотят друг друга, видел страсть и ощущал жар. Всё, что видел Лёша, это стенку перед собой. Он обхватил руками Кирилла, лишь бы снова не брать ничего в рот, потому что ему не понравилось. Он не был уверен, нравится ли ему то, что сейчас происходит, потому что он заметил взгляд Кирилла некоторое время назад, заметил то, как Кирилл смотрел на его член, как будто что-то было не так. Может, он был некрасивым, или это не имело значения. Казалось, что для Кирилла вообще мало что имеет значение. Он ослеп и обезумел, поцеловал Лёшу и задышал у него над ухом так горячо, что Лёша тут же потерял правильное агрегатное состояние. — Сука, Гречкин. Он одной рукой держался за плечо Кирилла, сидя перед ним с поджатыми коленями, другой дрочил ему, и для первого раза на этом вполне можно было остановиться, но Кириллу это быстро наскучило, и он, если честно, подумав, что Лёха кончит гораздо быстрее, попытался провернуть что-то ещё, когда терпение Лёши лопнуло, и он резко отпрянул, тут же убрал руку, поджал заметно губы. Они не смотрели друг на друга. Просто молчали. У соседей, кстати, заорал телек. Лёша попытался сказать что-то первым, но Кирилл собрался за резинкой в аптеку. Кирилл слез, наспех поцеловал Лёшу, чтобы успокоить, и оделся. Он оделся так быстро, что Лёша не успел его остановить (он и не хотел). — Тебе понравится. Говорю же, кто кого ещё поимеет, — продолжил веселиться Кирилл, но смысл этих слов до Лёхи так и не дошёл. Хлопнула дверь в прихожей, и Лёша развалился в ожидании на постели, тут же прикрывшись одеялом. Спустя двадцать минут одинокого молчания до него дошло, какой он дурак, потому что Кирилл в аптеку даже не собирался. Он просто ушёл.