***
— В мире, с давних времён существует древнее пророчество, ниспосланное семейству Белоснежек. — Приятный голос Кая завораживал своим звучанием, мужчина сидел за столом вместе со всеми. — Звучит оно довольно банально, но стало путеводной звездой, которая однажды приведёт семью к успеху. — Мужчина ухмыльнулся, пригубив чай, а другой рукой, спрятанной под столом, перебирал тонкие пальчики супруги, иногда касаясь тёплого металла замысловатого, обручального кольца. — Настанет час, когда на свет появится дитя, пред силой которого померкнут луна и звёзды. Дитя невиданной красоты, но сломанной воли. Сумрак сгустится над его плечами, пока священная роза не коснётся благословенного тела. И тогда мир воспрянет, пылая в диком пламени, рассыпаясь в пепел, чтобы возродится подобно фениксу или развеяться на веки. — Каждое слово, словно беглый отзвук какого-то заклинания пробегал мурашками по коже присутствующих. — Изначально, неверно истолковав значение, героиней посчитали принцессу. Её потенциал был настолько велик, что даже сама Белоснежка не могла сравниться с этой силой. Хоук сложил руки на груди, всем своим видом показывая безразличное спокойствие, но на самом деле в груди метались самые сложные из чувств. Все глаза в этой комнате обратились к его силуэту, принц тяжело выдохнул. — Хочешь сказать это обо мне? — Губы изогнулись в какой-то издевательской ухмылке. — Вот только вы забыли одну вещь, моих сил едва хватает, чтобы держаться чуть выше дна, не говоря уже о том, чтобы дотянуть хотя бы до отца. Кай улыбнулся, вновь пригубив тёплый напиток. — В этом то и дело. — Молвила Фала. — Только когда ты найдёшь ту самую розу, сила возрастёт. Белоснежный закрыл глаза, всего на мгновенье, погружаясь в эту прохладную темноту, близкую к забвению. Всё это было таким бредом. Вся его жизнь была сплошным спектаклем и всё из-за каких-то слов на жалком клочке пожелтевшей бумаги. Это было даже смешно. Уничтожить его ради величия, которого итак было так много, что оно лилось через край. И почему ему всё ещё было так больно, почему он умел чувствовать, сквозь все эти долгие года, которые обточили его подобно клинку. — Всё это ерунда, давайте больше не будем поднимать эту тему. Я хочу как можно быстрее разобраться с Роуз и уйти отсюда. Нельзя прятаться бесконечно, он найдёт нас, и тогда, сбежать не выйдет. Собственные слова заставили похолодеть что-то в районе солнечного сплетения. — Он неспроста охотится за принцессой. — Произнёс Кай, одним глотом впивая содержимое кружки. — Мы уже знаем о договоре, но неужели его нельзя расторгнуть? — Скрывая дрожь, произнесла китаянка, ощущая, как Тревис рисует узоры на тыльной стороне её ладони, вкладывая в каждый завиток частичку своей любви. — Можно, только если вы его убьёте, но этот способ можно прировнять к невозможному. Наш единственный вариант переубедить его. Золушка совершила непоправимое, и ей пришлось пообещать названную братом цену. Очень мелочный и трусливый поступок. Роуз сжала руки в замок до побеления костяшек пальцев, сапфировые очи метнулись к Каю, задерживаясь на ярких рубинах его омутов. Один вопрос, один ответ. На что её обменяла родная бабушка и что сделала, решив, что этот долг она в состоянии уплатить. — Что произошло? — Внезапная храбрость полыхнула в её глазах, когда вопрос ровным тоном сорвался с розоватых девичьих губ. Кай долго смотрел в её глаза, изучая черты изящного лица, до тех пор, пока сходство с ней, не стало петлей на его шее. Мужчина выдохнул, покачал головой, смыкая веки всего на секунду. — Ты ещё не готова к тому, чтобы раскрыть эту тайну. — Это было единственным способом уберечь юную Золушку, дабы та не сорвалась в тёмную бездну, где её добрая бабуля станет монстром. — Мы должны начать курс тренировок, которые раскроют ваш потенциал, у каждого из вас он свой, пока ещё я не могу говорить наверняка, но. — Задумчивый взгляд кровавых очей остановился на Золушке, и она поняла, что он имел в виду, ту вспышку золотистого света, она исцелила раны Белоснежного, не до конца, но всё же. — У нас есть время раскрыть ваши силы по максимуму, только так вы сможете противостоять моему брату. Время близилось к закату, мужчина тяжело выдохнул, этот день выбил из него слишком много сил, предоставив новую встречу с Кином, после долгих лет разлуки. Охотник снова вернулся к охоте, наконец, дождавшись рождения своей цели. И теперь был готов обрушить этот мир, превратив его в сплошное месиво из оживших кошмаров, но на этот раз помешать ему было практически невозможно. Рубиновые очи зацепились за стройный силуэт супруги, тёплые пальцы сжали её вечно холодные ладони и это простое прикосновение, погрузило его душу в долгожданные воды спокойствия. Теперь не хватало только Адельхайд, которая наверняка будет ждать сказку от папы. — Вы устали, предлагаю на сегодня закончить, вам всем необходим отдых, завтра мы начнём наши тренировки. — Кай поднялся из-за стола, отодвинул стул Фалы, приглашая её присоединится. — Дворецкий уже подготовил четыре комнаты, это самое большее, что может предложить наш скромный дом, надеюсь, вам будет комфортно здесь.***
Роуз кропотливо перестилала постель, отказав дворецкому предложившему помощь. Это простое, незамысловатое занятие приносило ей покой, аромат кондиционера для белья, был похож на морозную свежесть, и принцессе это напоминало о Хоуке. Возможно, стоило отмахнуться от этих мыслей, но Роуз не хотела. И когда она успела стать настолько бесстыжей? Хотя, наверное, она всегда была такой, но ровно в тот момент, когда они ступили на мост Понте Мадзини, принцесса вдруг поняла нечто очень важное, и смысл скрывать истинную суть вещей, мгновенно стёрся, не в силах устоять на некрепких балках, глупых отговорок. Астория сидела на мягком пуфе в позе лотоса, большие французские двери были распахнуты, принося в комнату осеннюю свежесть, смешанную с влажностью реки. Прозрачная тюль металась по комнате подхватываемая порывами ветра, она была подобна вуали невесты, такая же воздушно прекрасная, заключающая в себе надежды на светлое будущее. Полы ткани окрасились в бледно-фиолетовый оттенок, отбрасываемый бликами нежного заката, над прекрасным «Вечным городом». Китаянка примостилась рядом, держа в руках пиалу с персиковым чаем, рядом с ней, на стеклянном журнальном столике стояли орешки, которые принцесса ела с каким-то ненасытным удовольствием, их тихие голоса едва достигали слуха юной Золушки, что была погружена в глубокую, тёмную пучину собственных мыслей, касаемых этой новой реальности. — Я не помню. — Рапунцель покачала головой, зажмуривая глаза, словно это могло вернуть ей утраченные отголоски памяти. — Сколько бы ни пыталась, ничего. — Девушка опустила голову. Железный Веер улыбнулась, желая хоть как-то подбодрить девушку. Может в этом был какой-то смысл? Если она не могла вспомнить, значит так нужно. В любом случае это самокопание может привести лишь к очередной боли, ведь встреча с Кином не могла обернуться чем-то иным. — Самое страшное то, что Шон делает вид, словно никогда меня не знал. — В изумрудных очах вспыхнул огонёк бессильного гнева. Лин-Лин гулко выдохнула. — А что если это и правда, так? — Девушка задумчиво перемешала орешки в тарелке, вылавливая самый крупный. — Конечно, ты знаешь его дольше меня, но из всего, что я о нём знаю, могу сделать вывод, что он бы не стал так поступать. Астория глухо хмыкнула, слабо качая головой. Зная этого человека наизусть, даже она уже не могла делать никаких выводов. Слишком часто, он ставил её в это положение равное едва ли не полному уничтожению. Наверное, таков был его безумный огонь любви, который с самого начала желал её обжечь, а может и спалить дотла. И, наверное, у него это получилось, тонкие, шёлковые крылышки сгорели, бабочка больше никогда не сможет взлететь. Как же все на самом деле было просто. — Я уже ничего не знаю. — Лин-Лин поставила чай на столик, наклоняясь к принцессе, дабы заключить ту в объятия. Пальцы заскользили по шёлку розоватых, длинных волос, вкладывая в эти движения все свои чувства. От глубокого уважения до крепкой, почти сестринской любви. — Всё будет хорошо, разве стоит он того, чтобы так убиваться? — Рука принцессы замерла на макушке девушки. — Если у него что-то и есть к тебе, то такая жизнь все ещё хуже мук тартара. Рапунцель шмыгнула носом, ощущая, как по лицу скользнула слезинка.***
Девушка зашла в свою комнату, которую по злой иронии судьбы, она вынуждена делить с Шоном, лицо принца превратилось в персональный кошмар, вызывающий противную тошноту. Рапунцель не останавливаясь, прошла на балкон, грубо врезаясь ладонями в металлический поручень, изображающий картины из древних римских мифов. Ясный, свежий воздух отрезвил поток сочащихся ядом мыслей, что отравляли её каждую секунду. Астория закрыла глаза, мрак засветился последними отблесками солнечных лучей, и она утонула в этой темноте, которая очень скоро сменилась сиянием, перемигивающихся звёзд. Изумрудные очи распахнулись, и девушка залюбовалась ярким небосводом, по тьме которого лениво плыл млечный путь. Да, небо здесь и впрямь было очень похоже на то, что она видела изо дня в день, но вот звёзды, они были другими. Изображающими самые причудливые из картин, которые довелось повидать этому миру. Они были похожи на сияющие серебром отпечатки, такие же, что украшали её душу. Это были никогда не заживающие раны, но вопреки законам вселенной, так же красивы, как и звёздное покрывало. Потому что каждая искрящаяся, далёкая точка, была уроком, который сделал её во сто крат сильнее, оставляя ту старую, слабую версию далеко позади. Это та самая ценность, без которой невозможно пойти дальше, и она вовсе не уродлива, а всё так же ослепительно прекрасна. Тело вмиг расслабилось и Астория, расположилась чуть вольготнее. Этот мир был чем-то совершенным, тем чего так давно не хватало, местом спокойствия. Той самой гаванью, которая стремительно покидала её каждый раз, стоило протянуть руку навстречу. Шон долго наблюдал за её одиноким силуэтом, из глубины тёплой комнаты. Что-то внутри болело, когда её подсвечиваемый серебристым ореолом силуэт отражался в лазури его уставших глаз. Что-то под левой ключицей нестерпимо болело и от этого, загадочная дева манила лишь сильнее. Принц ступил ближе, кончики пальцев коснулись прохладного стекла дверей, пальцы коснулись золотистой ручки, похожей на волнующиеся морские волны. Ветер хлынул в комнату, полы голубой рубашки распахнулись, обдувая крепкое, рельефное тело, которое тут же покрылось мурашками. Шон приблизился к ней почти бесшумно, точно так же касаясь холодной, железной перекладины. Так они застыли на долгие минуты, в абсолютной тишине разбавляемыми далёкими отзвуками колесниц и ярких огней, похожих на какую-то далёкую, волшебную страну поражающую воображение, выходя далеко за грань Сказочной страны. Астория развернулась к нему, в изумрудах глаз застыл его статный силуэт, красивый профиль, то же тело, тот же человек, что вопреки законом мироздания не покидал её горячего сердца, снова и снова зажигая звёзды в душе. Оставляя непоправимый ущерб, который Рапунцель всё ещё хотела оправдать, разумом ясно осознавая, что Шон этого не заслуживает. Тяжело выдохнув, она прикусила нижнюю губу, где уже выступили маленькие капельки крови. — Ты и правда… правда, не помнишь меня? — В зелёных очах было столько надежды и обжигающего неверия, что принц невольно задрожал, боль стала почти нестерпимой, но он всё ещё стоял рядом, не желая уходить, даже если это может заглушить эти ощущения. Почему то ничего не имело значения до тех пор, пока он мог стоять с ней рядом. Принц развернулся к ней точно так же, отчего-то желая согреть покрасневшие ладони принцессы, хоть и самому было едва ли теплее. — Я не помню. — В глазах девушки погасли остатки искр, а лицо приобрело какую-то болезненную бледность. — Если я сделал тебе больно, прости, я не помню этого. Мне жаль, но спасибо, что все ещё остаёшься со мной рядом. Шон протянул ей руку, мягко касаясь холодной кисти, и девушка вздрогнула. Не от этого прикосновения, а от взгляда лазурных, сияющих очей. Его слова прогремели в голове, отражаясь эхом. Он не знал ничего, но вдруг спустя плотную завесу этих двух долгих лет он сказал, то, что она хотела бы услышать. Это было похоже на вымученное извинение, безмолвное обещание, которому совсем нельзя доверять, но почему-то так сильно хотелось.***
Оранжевые огоньки зажглись на темных фонарях, что ровным рядом освещали дорогу по одной из сторон улиц. Джой неспеша вышла из дома, спускаясь с высокого крыльца, ветер подхватил волосы, нежно перебирая каждую прядку, и на мгновенье принцесса закрыла глаза, в полной мере наслаждаясь моментом уединения. Ночной город манил своей красотой, и принцесса без раздумий пошла на этот зов. Пускай она заблудится, пускай потеряется. Но разве у неё ещё будет шанс пройтись по этому городу, шанс побыть на Земле. Девушка ухватилась за железную створку, слегка приоткрывая воротину, оставляя столько места, чтобы суметь прошмыгнуть в это пространство. Сбежав из этого места, она оказалась за пределами своеобразной защиты. На улице все ещё сгущались тени, фонари едва могли разогнать их, мерцая максимально приглушённо. Выпрямившись, девушка медленно пошла вперёд, в сторону бурных вод древней реки, с интересом рассматривая дома в этом тихом райончике Рима. Чем ближе она продвигалась к набережной, тем ярче горели огни фонарей, а приглушенные голоса гуляющих людей, были все громче. Она шла совсем тихо, почти незаметно как впрочем, и существовала, оставаясь со своим излюбленным, холодным спутников под названием одиночество. Джой была слишком беспечна, когда решила выйти одна, Рим красивый город, но это не значит, что на отдалённых улицах близ Ватикана, где фонари едва растворяют тьму, не будет опасно. Ведь, как известно, уродство всегда умело скрывается в тени красоты. Девушка шла довольно тихо, утопая в собственных мыслях, чтобы заметить, как двоится отзвук её собственных шагов, а лопатки зудят от чужого взгляда. Принцесса обернулась, изумрудные очи зацепились за край тёмного силуэта, и девушка вдруг вздрогнула и стремительно побледнела. Тёплая рука сжала её предплечье, помогая устоять. — Ты всегда преследуешь людей? — Тяжело дыша, зло спросила она. Принц обворожительно улыбнулся. — Нет, только тебя, какие-то возражения Лягушечка? Джой вывернулась из его крепкой хватки и покачала головой. Густые брови сошлись к переносице, демонстрируя высочайшую степень напускного гнева, за которым прятался страх и хрупкий контроль над ситуацией. Который как только выскользнет из рук, тут же обратит её в маленькую, скользкую лягушку. — А если серьёзно, то не стоит гулять одной, это опасно. — Сайрус поравнялся с ней, идя в ногу. Девушка обняла себя за обнажённые предплечья, покачала головой. Почему он говорил это так, словно ему важно? Растравливая и без того хрупкий контроль, который она так яро демонстрировала, но держалась из последних сил. — Будто тебе есть дело до моей безопасности. Лазурные очи метнулись к далёкому горизонту, сияющему золотистым светом, где сновали люди. Какая-то необъяснимая дрожь обуяла тело, заставляя его тяжело выдохнуть. Красный кожаный плащ, хранящий тепло его тела опустился на плечи, дрожащей от холода принцессы. Сайрус улыбнулся, подавляя поток до боли знакомых эмоций. — Будь это не так, разве стал бы я спасать твою лягушачью шкурку? Девушка хмыкнула, ей то откуда знать стал бы или нет. — Вот чего ты за мной таскаешься, появляются мысли, словно тебе что-то нужно. — Принцесса резко остановилась, изумрудные очи воззрились в глубину его грустных глаз. — Я же говорил, чтобы не пострадала. — И что с того? — Принц тяжело выдохнул, раздражённо складывая руки на груди. — Может, ты мне нравишься, но в упор ничего не видишь! — Все-таки взорвался он. Голова закружилась, вдруг захотелось истерически рассмеяться. Что за бред он нёс? Она и нравилась, совершенно несовместимые слова, по сути своей являющиеся антонимами, так как тогда, он смел это произносить? — Не нужно играть со мной! — Угрожающе прошептала она, но на самом деле выглядела до ужаса жалко. — Это не игра, Джой. — Он впервые назвал её по имени не «лягушечка», а строго и официально, принцесса вздрогнула от этой перемены. — Я отвратительна, ему мух и гусениц. — Принц приблизился на один шаг, улыбаясь одним уголком губ, так мягко и успокаивающе, что весь запал тут же исчез. — Да хоть тараканов, это не отменяет моих слов. Да, с тобой мы знакомы всего неделю, но я знал тебя все эти долгие двенадцать лет и мне всё равно, что ты ешь, главное то, какая ты внутри. Каждое слово плавило её ледяную гордость, и почему-то уголки глаз защипало в бессильных слезах. Разве могла она поверить в это, даже если очень сильно хотела. — Ну, тише, тише, я же всего лишь сказал, что ты мне нравишься, а не замуж позвал. — Он мягко рассмеялся. — Я подожду Лягушечка и если я тебе не понравлюсь, то так тому и быть. Сайрус приблизился к её лицу, обдавая терпким ароматом своего парфюма. Теплые, сухие губы едва коснулись гладкой щеки принцессы. Джой тут же залилась краской, а контроль выскользнул из рук, тут же уменьшая мир перед глазами. Парень поймал маленькую лягушку, тихо и дымно рассмеявшись. — Кажется, всё должно быть наоборот или ты так напрашиваешься на ещё один поцелуй? — Его губы растянулись в самой искренней улыбке, когда девушка недовольно квакнула. — Видимо и я тебе симпатичен. — Сайрус вновь поцеловал принцессу, возвращая ей истинный облик. — Прогуляемся до набережной. — Только если без этих глупостей. — Отворачиваясь от него, пробормотала Джой. — Как скажешь, Лягушечка.***
В комнате горел приглушенный свет, отбрасываемый двумя торшерами у кровати. Лин-Лин стояла у туалетного столика, оправляя красную ткань полупрозрачной ночнушки, она была до безобразия короткой, единственное, что спасало положение, был красный халатик, чуть длиннее подола ночной рубашки. Принцесса долго всматривалась в своё отражение, ровно до тех пор, пока вода в ванной не затихла, а светлая дверь не распахнулась. Девушка обернулась к супругу, вновь прослеживая каждую мышцу на его фигуре, останавливаясь на резинке новых боксёров, которые купил дворецкий. В золотистых очах вспыхнул приглушенный огонёк обожания, когда он обвёл её силуэт. Принц приблизился подобно хищнику, останавливаясь позади китаянки. Принцесса мягко улыбнулась. Сжимая полы запахнутого лёгкого халата, ладонь Тревиса скользнула по её руке, останавливаясь на крепко сомкнутых пальцах. Кисти ослабели и полы распались, демонстрируя каждый сантиметр её прекрасного тела, заключённого в алую ткань. — Ты такая красивая. — Дымно прошептал он. В который раз, наслаждаясь прекрасным блеском любимых изумрудов. Мягко коснувшись её левого плеча, принц наклонился к лицу супруги оставляя поцелуй на скуле, затем отстранился, одним шагом преодолевая расстояние до кресла, где валялась его грязная одежда. Парень выудил оттуда белый, шёлковый платочек, тут же вернувшись к девушке. — Знаю, что сейчас уже поздно, но я не мог не подарить тебе это. — Тревис мягко раскрыл края ткани, доставая оттуда золотую шпильку цзи. Дыхание перехватило, Лин-Лин почувствовала, как быстро забилось её сердце, а в груди разлилась волна тепла. Пальцы принца мягко расчесали блестящие пряди, которые он собрал в неаккуратный пучок, закрепляя тот шпилькой с цветком жасмина, выполненным из почти прозрачного нефрита, с которого свисало множество маленьких жасминовых бутонов. — Ты не принесла её из своего дома, поэтому я заказал для тебя новую, потому что знаю как это важно. — Почему жасмин? — Едва выговаривая слова, молвила принцесса. Руки задрожали, и Тревис сжал её пальцы, обжигая своим теплом. — Потому что жасмин — это сладость, — парень прикрыл глаза, оставляя на макушке поцелуй, — грация, — Он поднёс тонкие пальцы, к губам целуя костяшку каждого, — и привлекательность. Ты мой жасмин, Лин-Лин. Пальцы невольно сжались в его руке, а уголки глаз покраснели, отражаясь в свете торшеров особенно красиво, она развернулась к его лицу, заглядывая в расплавленное золото очей. — Я люблю тебя, Тревис. — Принцесса привстала на цыпочки, мягко касаясь его губ, распаляя яркое пламя желания. Принцесса вторглась в его пространство, чувствуя, как руки Чудовища сжались крепче, прижимая её к себе. Их поцелуй в один момент стал неспешной магмой, медленно ползущей по венам, раскаляя последние остатки самообладания. В тот момент, когда она отстранилась от его губ, очи принца превратились в глубокий чёрный омут, в котором отражался её разгорячённый силуэт. Чудовище рывком развернул девушку к зеркалу, снимая верхнее одеяние, оставляя ту лишь в полупрозрачной ткани ночной рубашки, которая не оставляла места воображению. Влажные губы опустились на шею, лаская каждый сантиметр этого нефритово белого пространства. Принц скользнул чуть выше, прикусывая мочку уха, срывая с её губ громкий, протяжный выдох. Пальцы девушки сжали его предплечье, и она утонула в этом море сладострастного, почти позорного наслаждения, не отрывая изумрудов глаз от их общего, бесстыжего отражения. Он опустился ниже, отстранившись лишь на мгновенье, дабы заглянуть в любимые глаза, которые были такими же черными как его собственные. Язык скользнул по ярёмной впадине, приятная боль расцвела в районе ключиц, когда зубы принца вонзились в нежную плоть, оставляя овальную отметину. Пальцы взъерошили его волосы, девушка откинула голову назад, прикрывая глаза. Он держал её так крепко, одной рукой скользя по позвоночнику, а второй по рёбрам, словно они танцевали какой-то изощрённый танец, музыкой которого стал общий ритм их сердец. Первый стон сорвался с губ, когда Тревис застыл напротив возбуждённых ореолов сосков. Горячее дыхание обожгло грудь, принц мягко коснулся языком, прежде чем его губы сомкнулись на возбуждённой, сладкой плоти. С губ сорвался какой-то хрип, а пальцы зарылись глубже в его волосы. Чудовище ласкал неспешно, обводя каждый миллиметр груди, прикусывая и облизывая до тех пор, пока ночная рубашка не прилипла к коже, а принцесса окончательно не потерялась в этой сладкой пытке. Ткань ночной рубашки, соскользнула с её тела, оставляя китаянку в одних кружевных трусиках. Изумруды глаз сверкнули хищным отблеском, когда она статно распрямилась, не позволяя принцу вновь коснуться желанного тела. Одним движением принцесса, наклонилась вниз, вытаскивая прозрачный пояс из шлёвок халата. С грацией присущей ей одной, она обошла парня, повязывая пояс ему на глаза, окрашивая его обзор в алую мутность. Золотистые очи сосредоточились на зеркале, в котором угадывались их мутные силуэты. Кровь бешено побежала по венам, подобно раскалённой лаве. Лин-Лин негромко хмыкнула, вновь обходя супруга, обнажённое тело прильнуло к его крепким мышцам, ногти скользнули по челюсти, поворачивая его голову в сторону. Мягкие губы, коснулись его в бешённом, неукротимом танце какой-то животной страсти граничащей с грехом, она целовала его так словно, больше никогда не сможет этого сделать, терзая уста принца до крови, и только когда его губы приобрели металлический привкус, он стал неотвратимо правильным, приносящим неспешное наслаждение. Тёплые, почти обжигающие пальцы обвели мышцы пресса, губы сместились ниже, мягко целуя подбородок и перекатывающийся от напряжённого возбуждения кадык, уделяя этому место особое внимание и все также, не позволяя рукам супруга коснуться её кожи. Всё что у него сейчас было, это издевательские ласки и едва видимое отражение в зеркале. Лин-Лин сжигала его своим языком и губами, оставляющими багровые пятна на шее и ключицах, издевательски сползая вниз туда, где алым пламенем пульсировало неудовлетворённое желание, так сильно жаждущее любимого тела. Пальцы скользнули под резинку боксёров, с особой дерзостью скидывая их вниз. Изумрудные очи задумчиво оглядели бедра принца, прежде чем девушка коснулась твёрдого члена, проведя рукой вверх-вниз. Тревис тяжело выдохнул, окончательно срываясь. Руки обхватили тело принцессы, сквозь густую почти невидимую пелену он уложил её на кровать, нависая сверху. Пальцы прошлись по соблазнительным изгибам, сжимая мягкую кожу груди, прежде чем он вошёл в неё, каким-то резким отрывистым движением, срывая с красных губ громкий вскрик. Тут же мягко целуя, словно принося извинения за эту оплошность. Повязка соскользнула с глаз, наконец, фокусируясь на её прекрасном лице. Которое пылало ярким румянцем смущения и низменного желания. Такой она ему особенно нравилась. Мир утонул в неконтролируемых толчках и густом, дымном пламени разврата, заставляя их утонуть в своём бурном течении.***
В комнате, предназначенной для Роуз, всё ещё горел яркий свет винтажной люстры. Девушка уже устроилась на кровати, укрывшись тёплым, синтипоновым одеялом. Сапфировые очи наблюдали за хаотичными передвижениями Белоснежного, который всё ещё не мог решить, где ему лучше лечь. Слишком много событий навалилось на их плечи, и она не знала, как помочь ему успокоиться. Принц застыл посреди комнаты. Боже, что вообще происходит с его жизнью? Всё это было похоже на бредовый сон в лихорадку, но вопреки этому низменному желанию всё ещё оставалось реальностью, от которой нельзя убежать. Почему в погоне за безопасностью для той кого он хотел ненавидеть, принц снова оказался на этой развилке пересекающей его с Фалой. Человеком, что одним своим решением, растоптал его идеальную жизнь, которая сразу превратилась в полную противоположность этого понятия. И почему смотря сквозь пелену этих суждений, он её понимал? Хоук закрыл глаза, всего на мгновенье, пребывая в неясном омуте, так похожем на забвение. — Роуз, покатаемся? — С какой-то глупой надеждой в голосе пробормотал он. Блондинка ясно улыбнулась, до сладких ямочек на щеках. Она бы сделала всё, чтобы этот тяжкий груз, наконец, покинул его сердце. — Конечно. Свет в комнате погас, французские двери распахнулись, и они вышли под звёздное покрывало, в осеннюю, ночную прохладу. Они подошли к металлической перекладине, Хоук коснулся исторических узоров, лёд затрещал, обводя каждую фигурку, с балкона искрясь снежинками, спустилась резная лестница, украшенная цветами роз. Брюнет подал девушке руку, помогая взобраться на конструкцию, затем поднялся сам. Как только ноги коснулись твёрдой земли, принц сотворил совсем маленький кусочек льда. Магия на Земле была ограничена, и ему стоило её поберечь. Привычный, почти тёплый лёд окутал ноги принцессы, вырисовывая коньки с замысловатым лезвием. Прохладные пальцы принца сжали её тёплую руку, едва дёрнулись в молчаливом приглашении ступить, на девственную поверхность, отражающую звёзды подобно зеркалу. Лезвия с приятным звуком полоснуло по льду, оставляя на нём бледную полосу. Ветер зашумел в ушах, ероша волосы, когда они двинулись, крепко держась за руки. Почти синхронные движения разрезали ночную тишину, рисуя какой-то узор на недавно кристально чистой глади ледяного покрова. Хоук любил такие моменты этот холод на коже, румянящий щеки и вызывающий мурашки, ветер, звенящий в ушах и играющий в густоте волос, а ещё кисло-сладкий аромат Роуз Золушки. Это было его секретной формулой счастья, которое освещало собой темноту подобно утреннему солнцу, рассеивая даже самые мелкие крупицы. Он так редко звал Роуз с собой, но она уже успела стать частью этого сокровенного, излюбленного ритуала, к которому он прибегал в самые мрачные времена своей жизни. И к своему удивлению она сумела стать частью этого света. Видимо принцесса никогда не была жертвой, всё было с точностью наоборот. Вот только ей в помощь ловушку расставила сама судьба, соединяя их своей волей. И Хоук мог убежать, вот только уже не хотел. Ногу повело, принц потерял равновесие, утягивая Золушку за собой. Спина больно ударилась о твёрдость льда, так, что из лёгких выбило воздух, раны на спине обожгло болью, Хоук зашипел. Роуз упала на него, заставив принца закашляться. Девушка тут же задрожала, пытаясь принять сидячее положение, но Хоук мягко сжал её руку. — Ты в порядке? Хоук тяжело вздохнул, прежде чем ответить. — Да, давай просто полежим вот так. — Глядя на темно-синее покрывало, почти идентичное тому, что стелилось по небосводу дома, но одновременно совершенно другому, хрипло произнёс принц. Роуз мягко прижалась к груди принца, ощущая, как бешено, бьётся его сердце. — А как же твои раны? — Конечно, это волновало принца в последнюю очередь. — Да и лёд холодный. Принц тихонько усмехнулся, большим пальцем обводя нежную кожу её руки. — Он волшебный и совсем не холодный. Блондинка ощутила, как розовеют её щеки, конечно и зачем она задавала такие глупые вопросы? Все звуки стихли, осталось только их дыхание и далёкий гул «Вечного города», жизнь в котором кипела даже ночью, утопая в золотистом отблеске далёких огней. Взор застыл на млечном пути, вдоль которого рассыпалась звёздная, сияющая пыль, в который раз напоминая, насколько вселенная огромна. Белоснежный прикрыл глаза, согреваясь в этом шёлковом тепле, что дарила ему Золушка. Тут было так хорошо и, пожалуй, бы он мог бы застыть так навечно, рядом с ней, в этом дурманящем аромате её духов, которые теперь стали его личной мантрой для спасения. В погоне, за которой, он чуть не спалил девушку. — Роуз, почему я тебе нравлюсь? Этот вопрос висел над ним дамокловым мечом с того самого момента, когда он впервые увидел девушку, которая так рьяно хотела с ним общаться. Эти события стали так далеки, словно произошли в прошлой жизни, но на самом деле прошло всего несколько месяцев. Блондинка бесшумно рассмеялась, не отрывая сапфировых очей от созерцания звёзд. — Ты мне нравишься, за то, что ты есть. — Тихо произнесла она, не думая ни секунды. В изумрудных омутах залегла глубокая печаль. Так не бывает, все люди любят по какой-то причине, будь то внешность, деньги, слава. Хоук не знал иных вещей, ведь только это и привлекало к нему внимание. — А если серьёзно? — Голос огрубел, но принц не почувствовал этой перемены, вцепившись в тепло её тела, как утопающий. Будто эти объятия у него могли отнять. — Ну что за глупости? Разве для этого чувства нужна причина? — Может слишком рано и даже безрассудно глупо, но Роуз говорила далеко не о симпатии, осмелившись поставить сюда слово «любовь». — Ты мне нравишься за то, какой ты есть. — Блондинка закрыла глаза, невольно поёжившись. — Ты меня совсем не знаешь. — Движение пальца замедлилось, вскоре и вовсе остановившись. — Нет Хоук, я знаю достаточно, ты замечательный, ты видишь во мне меня и это, то единственное, что я могу привести тебе в пример. Любовь, чувство, не требующее причин, оно просто существует не в зависимости от тебя и твоих желаний. «Чувство, не требующее причин», то самое что он так долго искал в фальшивых взглядах родных и тысячи безликих людей, но каждый раз падать было всё больнее, в конце концов, он почти отчаялся. И сейчас это говорила она, та, что он так отчаянно желал сломать, но вместо этого посмел влюбиться. Грязный, недостойный, но почему-то любимый одним единственным человеком. Эти чувства расцвели удушающей болью вперемешку с тёплым облегчением. И, кажется, сейчас он готов был сделать что угодно, чтобы слушать сладкий голос Золушки вновь и вновь, лишь бы она не прекращала говорить, что любит его. Только не она. — Ты, любишь меня? — Его голос звучал почти с отчаянной надеждой на утвердительный ответ, снова унижение, но для неё он мог бы проделать это тысячи раз. — Д...да — Щеки раскраснелись, Роуз захотелось спрятаться и с тем же рвением поцеловать его, дабы заглушить это глупое желание трепещущего сердца. Девушка приподнялась с его груди, заглянула в глаза всего на мгновенье, прежде чем тишину нарушил его дрожащий голос. — Можно я поцелую тебя? Пожар незнакомых чувств ярко вспыхнул в груди, это больше не было жаждой обладания рождённой из ненависти, всё было совсем иначе. Роуз сама прильнула к его губам, даря эту сахарную сладость, в которой он так давно нуждался. В этом ощущении близком к эйфории, когда её нежное тело дрожит в холодных руках, а губы так целомудренно властвуют над ним. Эти невинные прикосновения очень быстро превратились в грязное, порочное желание, что так тесно идёт с любовью, рука об руку. Волшебный лёд похолодел, становясь совершенно обычным, лестница рассыпалась, а Хоук собрав частицы своей жалкой силы, перенёс их в комнату. Девушка рухнула на кровать, Хоук ни на секунду не отрывался от её губ, пальцы скользнули ниже, цепляя подол голубой сорочки, медленно поднимая ткань, холодные пальцы скользнули вверх по нежной коже похожей на шёлк и Белоснежный невольно простонал. Отстраняясь от её губ на жалкое мгновенье, дабы окончательно стянуть одежду. Золушка задрожала, кожа покрылась мурашками. Желание затмило разум, Хоук опустился ниже, лаская ярёмную впадину, продвигаясь выше, к нежным мочкам ушей, и линии челюсти. Роуз дрожала от неизвестности и чужеродного удовольствия, не в силах остановить принца, что так умело, выводил их на грань греха, горячо касаясь её обнажённого тела. Холодные губы нашли ключицы, мягко выводя на них замысловатые узоры, тут же обжигая поцелуем, пока в темноте ночи, освещаемой отблесками луны, не отвлёкся на цепочку с кулоном в форме снежинки. Того самого, что она должна была давно забыть, но всё ещё носила, словно он был величайшим сокровищем в мире. Тепло разлилось где-то в груди, согревая организм принца. Она любила его, правда любила, хоть он и стремился сделать совершенно другое. Прохладные пальцы опустили кулон обратно, а затуманенные очи посмотрели в её ясные сапфиры, только сейчас замечая дрожь, которая била тело Золушки. Хоук отшатнулся от неё, стремительно бледнее. — Прости меня. — С сожалением прошептал он. Очевидно, она не хотела этого. Возможно, даже не знала, что он делает, до чёртиков испугавшись. Но порочный огонь настиг и принцессу, она хотела, чтобы он продолжал. — Все в порядке. — Едва борясь с дрожью в голосе, пробормотала Золушка, ощущая, как горят щеки, а вместе с ними и всё тело, так словно кровь в её венах стала горячей лавой, в горле пересохло, словно она в жизни не пила. — Просто, просто не делай мне больно. — Уголки глаз девушки покраснели, она выглядела так соблазнительно, начиная от кончиков разметавшихся светлых волос, заканчивая кончиками пальцев на ногах. — Обещаю. — На этот раз по-настоящему. Принц провёл пальцем от кулона вниз, до резинки кружевных, влажных трусиков, медленно стягивая и их. Колени коснулись твёрдого пола, одним движением он подтянул её ближе к краю кровати. Склоняясь к внутренней стороне бедра, обжигая кожу горячим дыханием. Прохладные губы коснулись бедра, Роуз вздрогнула тяжело выдохнув. Её реакция была лучше любых слов. Он очень долго ласкал это место, с другой стороны рисуя узоры холодными кончиками пальцев, ровно до тех пор, пока с её уст не сорвался неровный писк. Только тогда Белоснежный зашёл дальше, пробуя её на вкус, с особым наслаждением слизывая каждую каплю, задерживаясь на клиторе, покусывая и посасывая средоточие низменного, первого удовольствия принцессы. Густые звуки, срывались с губ неискушённой Золушки, которые она всеми силами желала поглотить, но очень быстро сдалась, зарываясь пальцами в чёрную густоту его волос, за мгновенье до того как дрожа достигла пика удовольствия, приглушённо вскрикнув. Хоук всё ещё не спешил, выпивая её до последней капли.***
Лин-Лин спустилась на кухню, с раннего утра её ужасно мутило. Внизу стоял дивный аромат сладкой, свежей выпечки. Девушка запахнула халат, перевязывая его поясом. За столом уже сидел Кай, держа на руках маленькую девочку, похожую на мужчину как капля воды, за исключением ярко зелёных глаз, очевидно доставшихся ей от матери. — Доброе утро. — Пробормотала принцесса, застывая в дверном проёме. Ей было неудобно тревожить семейную идиллию хозяев дома. — Доброе утро. — Кивнул мужчина, не отводя взгляда от девочки, что с особым интересом сжимала его пальцы на руке. — Проходи. — Фала улыбнулась ей, ставя поднос с готовой выпечкой на столешницу. Румяные круассаны выглядели просто восхитительно и на вкус наверняка были ещё лучше. Девушка стремительно побледнела, ощущая, как тошнота подкатывает к горлу. Лин-Лин едва сумела выдавить из себя вежливую улыбку и покачать головой, прежде чем сорвалась с места, судорожно ища глазами ближайшую уборную. Лин-Лин дёрнула ручку, распахивая дорогую дверь. Руки затряслись, когда она склонилась над унитазом и её стошнило. Как же давно с ней такого не происходило, в голове возникли тысячи вариантов. Вода зашумела, когда принцесса открыла кран, холодные капли окропили лицо, смывая остатки сна и тошноты. Ладони оперлись о керамическую раковину, Лин-Лин застыла, рассматривая себя в отражении зеркала. Промокнув лицо белым махровым полотенцем, девушка покинула уборную, натыкаясь на ждущую её Фалу. — Что-то случилось? — Мягко поинтересовалась женщина. Железный Веер покачала головой. — Наверное, съела что-то не то, все в порядке. Фала мягко улыбнулась. — Глядя на тебя я бы сделала другой вывод. Может, ты беременна? Глаза китаянки расширились, голова закружилась, а тошнота вновь подступила к горлу. Она судорожно отмахнулась. — Нет, нет, не думаю. — Проверить не помешает. — Женщина вручила ей картонную упаковку с тестом. — Это тест на беременность, — заметив растерянность в изумрудных очах, пояснила Фала, — на обороте есть инструкция. Спустя время, бледная девушка вышла из туалета, держа в руках белую пластмассу, на которой яркими голубыми линиями красовался плюсик, а в ячейке черными буквами было написано одно слово «беременна». Белоснежная просияла, тут же рассыпаясь в поздравлениях. У Лин-Лин не хватило сил, чтобы хоть что-то ответить. Она судорожно замотала головой, ощущая, как горят уголки глаз, от собирающихся слёз. — Может это ошибка? — Пробормотала девушка в пустоту. Улыбка померкла, Фала сжала плечо китаянки, что-то говоря, Лин-Лин почти не слышала. — Я позвоню, и мы поедем…, все будет хорошо. Слова то всплывали, то терялись, становясь совсем беззвучными, девушка почувствовала что плачет. Спустя полчаса они ехали в причудливой штуковине похожей на карету, минуя великолепные пейзажи Рима, Лин-Лин не смотрела в окно, она вообще никуда не смотрела. Смиренно следуя за Белоснежной, кажется, она очнулась только тогда, когда они остановились перед кабинетом врача, густой стерильный аромат ударил в нос и её снова замутило. Фала вежливо постучалась, заглядывая за дверь, после чего подтолкнула девушку внутрь. — Здравствуйте. — Послышался мягкий мелодичный голос, женщина в белом халате приветливо ей улыбнулась, поднимаясь из-за стола. — Проходите, присаживайтесь. Сейчас мы заведём вам карточку и посмотрим. Лин-Лин прошла вглубь кабинета на негнущихся ногах, упала на твёрдый стул. Всё внутри похолодело, когда врач обернулся к ней спиной и в густых иссиня-черных волосах, торчала семейная шпилька цзи, увенчанная золотым пионом «королём цветов» передающаяся от матери к дочери.