* * *
– Это – песня! – кричат из зала. Какая нахуй песня, думает Арсений. Он разобран максимально. Мысли не здесь. Тело от нервов и постоянного недосыпа колбасит. Полпузырька новопассита не прибавило ни грамма спокойствия, только ассоциации себя с конём, пожевавшим сено. Почему все успокоительные такие мерзкие? Серёга с Зоханом оттаскивают коллегу за штору и сами допевают какую-то дичь про корюшку. На сегодня выступление окончено, Попов выдыхает и идёт переодеть футболку, взмок. – Долбоёб, чуть не запорол, – влетает за ним следом Матвиенко. – Чё с настроением? – Отвратное, Серёж, я вообще не здесь. – Я заметил. Расслабься, а? Тебе надо хорошенько выпить, потрахаться и выспаться. Первое я обеспечу, – Сергей перехватывает рабочую футболку друга и швыряет в бак для сценической одежды. Девочки-ассистентки заберут. – А я второе, – смеётся Денис, входя в гримёрку следом. Жмёт руку Серёже и обнимает Арсения, утыкаясь тому в загривок. – Ещё бы встал только, – невесело отзывается тот, перехватывая на поясе руки своего парня. – Чё, в трицон уже не стоит? Ну ты, братан, загнался совсем, – Матвиенко шлёпает по задница обоих. – Потопали в бар, педики! Они заваливаются в «Alt velvet», где работники – почти все их друзья. Ну а что, соседи. Одни на выступления постоянно гоняют, другие в бар. – В красный зал хочу, – Арсений как обычно доминирует. Все падают за самый дальний столик. – Мне сразу что-то покрепче, пожалуйста. Градусов шесть есть? И лучше бутылочное. – Светлое? – Желательно. Первая уходит почти залпом, пока Серёже только принесли салат, а Денис успел отпить всего глотка три. Но вопросы никто не задаёт, Матвиенко пытается уводить на далёкие от проблемы темы, но поддержку находит лишь в Дэне, Арсений неразговорчив и даже, по сути, не присутствует за столиком. Когда вторая ополовинена на голодный желудок, тот немного втягивается в беседу. Денис улыбается, и на душе будто немного успокаивается. Он смотрит на чёрные пушистые ресницы своего любимого, которые иногда складываются так красиво в уголках глаз, что создают впечатление подводки. Смотрит на его отросшую чёлку, которую тот без конца убирает направо, чтобы не лезла в глаз. Смотрит на родинки и щетину на щеках и до ломящих рук мечтает прикоснуться, здесь и сейчас, но знает, что его любимый против подобных проявлений, категорически и агрессивно. Поэтому просто любуется, замолкая сам, давая пространство для диалога двух друзей. — Ничё не знаю, мне нравится, ты неромантичное бревно, – спорит Сергей, заступаясь за свою любовь к песне «30.02». – Так и есть, так и есть. Я лучше послушаю «Корн». Или Моби, когда совсем уж нежного захочется. Но это, это вообще что? Тёплый ужин? Скоро про бытовуху начнём петь? – возмущается Арсений, смеясь. Он действительно расслабился, он улыбается, обсуждает что-то, помимо 6.21, морщинка на лбу разгладилась. Приятно смотреть. Денис и смотрит, залипает и тонет просто. Какой же потрясающе красивый и просто потрясающий у него мужчина. – Ты так красиво спишь, а у тебя стекает слюнка? Ты поссал и даже не попал на ободок, люблю тебя, мой пупсик? Оба ржут, Матвиенко давится пивом. – Или такое: пока ты вытирала пыль, я тебя нагнул и трахнул, – пропевает мужчина. – Фуууу, Серёжа! – кривится Арс, выдавливая из кармана вибрирующий айфон. Почти одиннадцать вечера, кто в такое время? – Арсюх, выручай, – в трубке голос Димы. – Меня семья на ночь глядя никуда не пустит, Мишка в баре, а Юля поехала к девочке, которая порезала вены. – Что? Что, блять??? Какая девочка, Диман? – Там всё нормально, просто факт в том, что Юлия Викторовна надолго. А у нас проблема. Помнишь вчерашнего парнишку, который помощь предлагал? – Ну. И? – Он там немного самодеятельностью занялся и уже четыре часа в обезьяннике сидит. Позвонить некому больше, он не местный. – А мы ему, блять, кто? – У него с собой был флаер из бара, вот и набрал Михаила. А тот на нас скинул. – Да ёбаный ты нахуй! – Арсений бьёт себя звучно по лбу под вопросительные взгляды Дениса и Серёги. – Адрес? – В вайбере лови через минуту. И спасибо, – Дмитрий звонок завершает. Арс видит, что Миша названивал и ему аж с семи вечера. Долбоёб, знает же, что в театре сегодня! «28 отдел крылова 3» присылает Дмитрий. – Я отъеду, – сухо сообщает Попов, вставая и набирая такси.* * *
Он входит в участок, не зная ни фамилии своего преступника, ни правонарушения, даже имя с трудом вспоминая. На посту пухлый мужчина, который явно хотел прикорнуть, так как время неуклонно двигалось к полуночи. – Доброй ночи, я к задержанному. – Их трое, к какому? – Если б я сам знал. Зовут Антон, привезли часа четыре назад, длинный такой, – с треском вспоминает Арсений. – Ааа, пидор? Несговорчивый, ужас. – Он подписал протокол? – Подписал. – Натворил что? – Нарушение общественного порядка, сопротивление сотрудникам полиции, скорее всего ещё и по новой гейской пойдёт. – На сорок восемь часов? – На пятнашку, ты чё, парень?! – Увидеть можно? – Вообще, утром, но ладно, раз припёрся. – Он в ИВС? – Да, с утра в спецприёмник отправится, – дежурный машет «за мной» и направляется по длинному гулкому коридору, видимо, в смежное здание. Ступив в изолятор, автоматически зажигается верхний свет, какой-то полубомж недовольно кряхтит, что шумно и ярко. Арсений с содроганием вспоминает того хрупкого мальчика, которого на беду занесло вчера к ним в берлогу, и до ужаса не хочет, чтобы он оставался в этой помойке. – Шастун! – кричит полицейский вглубь изолятора. – К тебе. Парень подходит к решётке, видит Арса и округляет глаза. – Десять минут, – лейтенант брезгливо смотрит на бомжа и удаляется звучным шагом на свой пост. – Я думал, приедет та женщина, психолог. – Хуенщина. Мне уйти? – огрызается Арсений. Но он прекрасно понимает, что никуда не уйдёт – пацан испуган и выглядит очень трогательно. – Нет!!! Пожалуйста! – У Юли без тебя полно работы. А судя по виду, ты не умираешь. Чего натворил? – Одиночный пикет, – парень берётся за прутья решётки и становится ещё более похожим на щенка. Попов посещал дважды приют, но больше не смог, эти собачьи глаза были выше его сил. Антон режет его без ножа: огромные зеленоватые глаза, кучерявая чёлка, взгляд исподлобья. – Еблан? – Нет, хочу справедливости. – Её не в России надо искать, пацан, ты не понял ещё? – сквозь зубы цедит Арс, чтобы соседи не слышали. Но если второй такой же, как и первый, то они оба сейчас в отрубоне и можно не беспокоиться. – Я с этим мириться не буду. Если сидеть, сложа лапки, то они запретят не только геев, но и дышать! Ты же как никто это понимаешь! Внутри Попова ёкает. Не просто ёкает. Будто бешеная птица херачит изнутри жёсткими крыльями, по рёбрам, сердцу, животу. – Почему ты позвонил Мише? Где твои родители? – В Воронеже. Зачем тебе мои родители, я совершеннолетний давно. – Тебе сколько? – Двадцать два. А Мише... Ну, блять, меня задержали с плакатом «Гей – это норма», я ещё и сопротивление оказал, два мента за мной бегали минут пятнадцать, – понижает голос, смеётся. – Мне, скорее всего, теперь и правда понадобится ваша помощь. Хоть я вчера и отказался. – А девчонка твоя чего не пришла спасать? – Я не сказал про КПЗ, она не поймёт. – Она же помогает пёсикам в приюте, а ты сейчас как раз похож на одного из них. – Я понял ещё вчера, что не нравлюсь тебе, но я реально не знаю, что делать и к кому обратиться. Мы с Ниной переехали сюда только в феврале. – Тебе стоит ей сообщить, тебя не будет дома пятнадцать суток, ты в курсе? – Пятнадцать? – Антон прикрывает глаза и несильно херачит лбом о прутья. – Пиздец, ёбаный пиздец. Арсению дурно. Его синдром спасателя просто орёт криком. Да ещё и мальчишка такой милый и активный оказался. Теперь уже не отшвырнуть со словами «ты не наш», потому что наш. Наравне со всеми задержанными за прошедший год пикетчиками, которых он знал поимённо, с кем общался, кому помогал оспаривать наказание и кому собирал в соцсетях деньги на штраф. – А залог? – с надеждой смотрит Антон. – У меня есть на карте пара косарей, этого мало, я понимаю, но я бы отдал чуть позже. – Залог за уголовку, парень. – То есть я мог бы сейчас заплатить бабосы и уйти, если бы кого-то убил, а по сраной административке мне придётся всё отсидеть? Серьёзно? – Тебя покормили тут? – Арсений интересуется только для того, чтобы занять паузу, пока он размышляет, что делать. – Нет. А они что, столовка? – Они обязаны, если задержали более, чем на три часа. – Я не хочу жрать, я хочу выйти. Сука! – Надо было думать до. Бороться ты хочешь или сидеть не хочешь. – Я понял, – парнишка будто бы смиряется, отходит от решётки и падает на койку, вытягивая километровые ноги. – Ты дал показания против себя и подписал? – уточняет Попов. – Да, а не должен был? Я, блять, ничего не знаю. Ну забыл перед выходом почитать схему поведения при задержании, ну извини, – говорит не грубо, но немного раздражённо и устало, сжав опущенную голову ладонями. – Можно было сослаться на статью пятьдесят один и не свидетельствовать против себя. Но там тоже нюансы... – Я запомню, когда в следующий раз загребут. Спасибо. Зовут-то тебя как? – Арсений. – А парня твоего видимо, Вальдемар? – хрюкает Антон, не понятно, что именно и кого именно подстёбывая. – Нет, – Арс задумчиво что-то крутит в башке и выходит из изолятора. – Эй! – заключённый подскакивает и снова впивается в решётку. Он жалеет, что обидел. Хотел попросить забрать его телефон и сообщить хотя бы Нине, хотел ещё немного поболтать. Хотел попрощаться по-человечески, в конце концов. Ну зачем было так-то? – Лейтенант... – Попов подходит к дежурному. – Старцев. – Лейтенант Старцев, я знаю законы и знаю, что за административку не предусмотрен залог, но может, есть шанс договориться? Тот расплывается в улыбке, как жирный кот. Как мерзкий жирный кот, смотрящий на миску с деликатесами, которая сама плывёт к нему в лапы. Арсений сдерживает отвращение, думая только о мальчике, который остался за его спиной. – Двадцать. И я оформлю ему выписку задним числом. – Да он столько не стоит, вы ошалели? – Тихо, тут ночная уборщица ещё моет, – цыкает лейтенант сквозь зубы. – Я знаю, что не стоит. Поэтому я и хочу, чтобы он отсидел пятнадцать суток. – Минуту, ладно? – Арсений выходит из участка на воздух. Ему хочется материться. На безмозглого Антона, на эмпатичного себя, на власть, на ебаных псевдоправославных, на вседозволенность полицейских, которые как ментами были, так и умрут, как их ни переименуй, на жирнощёкого Старцева, на всю свою сраную жизнь. Глубоко дышит несколько раз и набирает Дениса. – Любимый! Наконец-то! Всё хорошо? Куда пропал? – Ты дома уже? – Да, мы с Серёгой недолго сидели. – Дэн, скинь мне на карту десятку, прям сейчас. Пожалуйста. Верну на днях. – Да не надо ничего возвращать... Щас скину... С кем беда? – С одним из наших. – Без вопросов, через минуту лови. Целую и жду дома, – Денис вешает трубку. Приложение сообщает о поступлении средств. – На карту, – сухо озвучивает Арс, заходя обратно в слабо освещаемый холл. – С удовольствием приму. – Шастун! На выход, – Старцев включает в изоляторе свет своим появлением, бомж снова ворчит, уже с матом, Антон в ахуе. – Чего? Ему отдают телефон, несколько килограммов браслетов и пачку документов в файлике. – Жди повестку в суд и копи деньги, твоя гейщина нынче дорого стоит. Парень ничего не понимает, но благодарит и выскакивает на улицу, в надежде догнать спасителя. Но тот и не убегает, ждёт его в арке. – Как ты это сделал? – У всего, Антон, есть цена. Увы. – Спасибо. Жду чек, я верну. – Ты хотел помочь. Можешь вернуть так. – Ты... Блять... Я не знаю, что сказать, Арсений, – он мнётся, будто обнять хочет, но не решается. Да и не нужны Попову сейчас ничьи объятия, его жизнь трахает уже третий день. – Давай просто Арс, ок? Домой доберёшься? – Да, но... Я не хочу. Сейчас позвоню Нине, что всё в порядке, и прогуляюсь. Меня колбасит после обезьянника, – будто оправдывается Антон. – Хорошо, доброй ночи, – Арсений вытаскивает телефон, чтобы вызвать такси. – Пошли со мной? – парень произносит это так тихо, что можно было бы и не расслышать, если бы не хотелось. – Я ещё развод мостов не видел, Нина жаворонок, а я сова жёсткая. Но одному неприкольно. Тут же недалеко, да? Минут сорок? – Да, но можно зайти в Екатерининский сад, чего просто идти? Тут на каждом шагу такая красота. А Дворцовый разводится только... – он смотрит на время. – Через час десять. – Ещё и пожрать успеем, тут вроде рядом был «Макавто»! – Ты говорил, что не голодный. – Там был нет, а сейчас – да. Пошли. И... Спасибо! – Пожалуйста, – Арс хочет было по инерции сказать «не за что», но нихуя себе не за что, очень даже есть за что. Но этот мальчишка такой яркий, напористый, необычный какой-то, прямо швыряет в собеседника своей харизмой, поэтому Попов сворачивает на Невский, вышагивая параллельно новому знакомому, а его губы, не спрашивая их обладателя, сами растягиваются в улыбке. Ему хорошо. Вот прям ХОРОШО, как не было хуеву тучу лет, наверное, с февраля прошлого года, когда беда пришла в любимый Питер. Он дышит летними сумерками, белые ночи в самом своём соку, небо розоватое, наверняка с набережной будет просто умопомрачительный вид. А ведь он сам мечтал буквально два дня назад сходить туда и повтыкать в Неву и мосты. А тут и компания не самая ужасная вдруг подвернулась. «Вернусь поздно, не жди. Спокойной ночи😘» пишет он в вайбер и ставит телефон на беззвучный, убирая в карман джинсов. – Бля, – Шастун тоже опоминается и набирает девушку. – Привет, не спишь? Завтра расскажу всё. Жив-здоров, ага. Не переживай, ложись. Пока. Вот это романтик с большой буквы, ржёт про себя Арсений. Они заруливают на Перинную линию к «Макдоналдсу». – Чего тебе взять? – Ничего, ты меня дёрнул прямиком из бара, я не голоден. Антону становится ещё более неудобно. Его дерзкая выходка заставила незнакомого человека сорваться либо с отдыха, либо с празднования чего-то, затронула и тех людей, от которых он свалил, тоже. – Ну пожалуйста, я не заставляю бургер в ночи есть, но давай хоть что-то. В знак маленькой благодарности. Мороженое? – Капучино, – сдаётся Попов и улыбается вслед уже несущемуся к автоокну парню. – За это мы сделаем небольшой крюк, – принимая самый громадный стакан кофе, ставит условие Арс. Шастун ловит себя на том, что хочет в шутку сказать «с тобой – хоть большой». Или не в шутку. Но просто кивает, разворачивая биг-мак. – Спорю, ты нихера не назовёшь персонажей, – обходя памятник и рассматривая в сотый раз, как в первый, все детали, смеётся Попов. – Екатерина вторая, бля буду! – ржёт Антон, дожёвывая бургер и звучно допивая с донышка фанту, а скорее даже – подтаявший лёд. – Я про мужиков. – Да понял я, что тебе бы всё про мужиков. Расскажи. – Безбородко, – кивает Арс на первого, – и Бецкой. – А они не того? Чего прилипли друг к другу? – Шастун смеётся, как-то искренне, заливисто и по-детски открыто, уже не стесняясь нового товарища. – Не знаю о такой их стороне. – А не снесут? В новых реалиях-то? – Кто ж знает, до чего дойдёт безумие, – Арсению и весело с этим дураком, и грустно, что ситуация-то, даже несмотря на то, что лично ему сейчас пиздец как здорово, не изменилась и не изменится. Разве что в худшую сторону. – Это Чичагов и Орлов. Ты обращай внимание на их положение рук, потом расскажу городскую легенду. – Ты же не хочешь сказать, что?... – Шаст тянется к одному из мужиков, прикидывает размер и отрицательно мотает головой. – Не-не-не, таких не бывает. – Это легенда, но ты в точку. Говорят, что они демонстрируют размер своего члена. – Так, это Державин и Дашкова, – быстро съезжает он с темы хуёв, потому что в паху внезапно стягивается узел предательского возбуждения. И нет, это не из-за Антона, не из-за его очаровательного острого, но немного вздёрнутого носика с родинкой, не из-за его кудрях, постоянно лезущих в глаз, которые он поправляет абсолютно дурацким, но таким завораживающим жестом. Нет, это совершенно не из-за него. – Она и с женщинами??? Ну точно снесут, – Антон продолжает хихикать, а у Арсения всё туже и туже скручивается узел возбуждения внизу живота. И снятию этого совершенно не способствует то, что Шастун легонько подталкивает его вперёд вокруг памятника, то за локоть, то вообще тычком в бедро. Раскрепощённый мальчик. – Нет, это тоже легенда. Это не её любовники, только один им был – Потёмкин. Как раз он и есть. Слева – Румянцев, справа – Суворов. – Офигеть! Там, в КПЗ, я решил, что ты юрист. А сейчас даже предположить не знаю что, – Антон останавливается прямо напротив мужчины. Близковато, думает тот и делает полшага назад. Вокруг ходят люди, толпы туристов и местных романтиков, на газоне валяются парочки, кто-то спешит к Дворцовой набережной, так же как и они сами, желая посмотреть на разведённые мосты. Но Арсений ловит себя на том, что по ощущениям на нём сейчас шоры и он смотрит только на один объект впереди. – Угадай, – отпивая кофе, говорит он неожиданно низко, отчего Шаст чуть расширяет глаза. Но это всё на каких-то получувствах, этого не увидеть и не услышать со стороны, но каждый из них заметил. И от этого только страшнее. – Историк, я не знаю? – Вообще не близко, Антон, и пошли уже, – Попов хочет разорвать эту странную сцепку и спешит обратно на Невский. Шастун по дороге достаёт из вакуумного пакета свои цацки и возвращает всё на место. Скорее всего, начнётся развод без них, они уже не успевают, но спешить даже не думают. Идут тихонечко, рассматривая шпили, сандрики, горельефы, пилястры и ризалиты. Всеми этими словами Арсений сдабривает небольшую экскурсию, отчего Антон просто в охуении замолкает. – У тебя в башке ебучая Википедия! – прямо посреди моста через Мойку восклицает он, за что ловит недовольный взгляд женщины и приветливые улыбки азиатских туристов. – Этот вариант прикольнее, чем Серёжин. Это мой коллега. И он уверен, что у меня там – шизофренийка. Шастун ржёт, за ним ржёт и Арсений. Ебическая сила, когда же ему было так хорошо-то в последний раз? Ещё и возбуждение вернулось, а то в последние месяцы он как-то уже начал сомневаться в себе... Над Невой розовое небо, Дворцовый разведён, поэтому большая толпа глазеющих и фотографирующих схлынула, в руках ещё полстакана приторного кофе с карамельным топпингом, а рядом – оказавшийся вполне удобоваримым спутник. Арсений не первый раз за ночь ловит в себе ощущение полнейшего счастья, пусть и на несколько секунд. Он отпивает глоток за глотком, облокотившись руками на неостывший после дневной жары гранитный парапет и втыкает в поднятые крылья моста. Замечая вспышку прямо на своём лице, поворачивается не очень добро. – Ты зачем это сделал? – Красиво, такая атмосфера, я перешлю, если дашь номер, – Антон на всё отвечает так искренне, что даже желание ударить его пропадает. – Сфоткай меня тоже, – протягивает телефон. – Я на свой. Будешь тоже у меня в заложниках. – Да пожалуйста, – парень отдаёт файл с документами, чтобы не попали в кадр и пытается кривляться на камеру. Арсения ведёт с его чёлки, он даже разрешает себе чуть прикоснуться к завиткам, чтобы уложить так, как ему видится. – Повернись, Антон. Я имею в виду, жопой на парапет, ага-ага, руки назад и чуть вверх подбородок. Так, – делает снимок. – А теперь, не поворачивая головы, одним взглядом, на меня. Шастун послушно выполняет, немного скашивает глаза, отчего Арсу делается совсем дурно. – Я всё, отомри. Тот улыбается, просто улыбается, перехватывая взгляд на себя и, зараза, будто понимает, какие нехорошие мысли пробуждает своей внешностью. А такая ли классная идея была пригласить его в команду? – Так ты фотограф? – вставая вплотную, какого хера, практически касаясь бедром задницы, хихикает Шастун, прекрасно понимая, что снова ошибается. – Да какой из меня фотограф? – Ну ты меня прям выставил по-особому. – У тебя очень красивый профиль, хотел поймать его, – Попов решает действовать в точности, как этот мальчишка, говорить правду. Нет, ну а чё? – Оу... – тот впервые прямо смущается и больше не лезет с расспросами. – У нас большой ЛГБТ-проект, – допив кофе и вертя в руках уже пустой стаканчик, внезапно начинает сам делиться Арсений. – Который под угрозой полететь в пизду. – А что он из себя представляет? – Практически все сферы жизни. Есть бар, где ты был. Там проводятся тематические вечеринки. Есть дни для всех, есть только для девчонок, есть для геев. Есть БДСМ-сессии, бывают дневные игры в мафию или быстрые свидания. – То есть это твоё заведение? – челюсть Шаста падает ему на грудь. – Я совладелец, с Михаилом, которого ты там собственно и застал. – БДСМ-сессии, значит... – Я же не участвую, я устраиваю, – Попов, с одной стороны, будто оправдывается, что сам не по этой части, а с другой – произносит всё таким тоном, что пиздец. По крайней мере Антону, кажется, точно. – Это ещё хуже, – он не знает, что делать, убегать отсюда нахрен или слушать, пока рассказывают. – Пошли назад на Невский, тут прохладно. – Угу, давай. Мы приглашаем пару, уже много лет одних и тех же, они устраивают огнище, судя по отзывам. Но я, честно, не присутствовал. Ещё у нас центр помощи подросткам, которые столкнулись с кризисом ориентации. Дима и Юля, ты их тоже видел. Юля сегодня вечером рванула к девочке, которую давно ведёт, она там вены порезала или что-то вроде... – Жива, я надеюсь? – Да, всё в порядке. – Что-то ещё? Вы захватили весь Питер? – Остальное в сети. Та же анонимная помощь, знакомства, мы действительно со многими тесно дружим и через нас можно найти любого работника любой сферы, гея или лесбиянку. – Это зачем? – уточняет Антон. Они переходят дорогу, впереди урна, но Арсений так увлечён, что продолжает крутить и мять пустой стакан. Шаст забирает его и выбрасывает. – А, да, спасибо. Ну, смотри, допустим, мой парень, у него неприятие, когда к его волосам прикасаются парикмахеры девушки, а что у него на башке – ты сам видел. Поэтому он пользуется услугами нашего знакомого парикмахера гея. У нас есть почти все: массажисты, риелторы, таксисты, мастера маникюра, преподаватели йоги, спортивные тренеры. Мне всех и не перечислить. Мы принимаем запрос и сводим заказчика с исполнителем нетрадиционной ориентации. Так яснее? – Более чем. Офигеть. Целый параллельный мир. Мир в мире, да? – задумчиво произносит Шастун, а Арсу кажется, что этот парень просто какой-то невероятный. – А для души я играю в театре импровизаций пару раз в неделю. – Так ты актёр? – Актёр, комик, кому как удобно. Универсал, – смеётся. – О, универсал... Не уверен, что хотел знать про вашу с Вальдемаром интимную жизнь, – смеётся Антон. – Он Денис. И я говорил исключительно о театральной раскладке, не в постели, – опять этот поганый тянущий узел в джинсах. Блять, начинает уже нестерпимо хотеться домой, хоть компания и вправду хороша, как никогда Они потихоньку добираются до Литейного. – Может, я схоронюсь тут, а? Мне ехать далеко, а я завтра намерен уже начать помогать, есть пара мыслей, – робко просит Шастун, когда они тормозят на перекрёстке. – Нет, спать надо дома, Антох, и мы оба сейчас туда поедем. Тем более, наши половины, должно быть, сходят с ума. – Моя спит. – Ну а моя вряд ли. Ты где живёшь? – Гражданка. – А ещё дальше не мог уехать? – кривит губы Попов, набирая такси. – Нам две машинки, будьте добры, желательно одновременно. Пересечение Литейного и Невского, возле суши-бара. Первую на Стачек 78, вторую... Какой у тебя адрес? – Ушинского 33. – На Ушинского 33. Хорошо, ждём, спасибо. Рено до Гражданки приезжает всё-таки первым. На часах 4:06, пацан ляжет спать только к пяти, Арса начинает мучить совесть, что он не пустил его в штаб. Но он гонит эти мысли, кидает водителю пятихатку и сдержанно улыбается машущему в окошко Шастуну. Сам он в 4.30 дома. Беззвучно проходит в душ, на удивление, Денис вроде бы действительно спит. Включает воду, скидывает одежду, встаёт под струю и, наконец, со вздохом облегчения обхватывает тянущий ствол. Он пульсирует и сочится смазкой. Живой. И член, и Арс. Перевёрнутый по привычке экраном вниз, рядом на стиралке лежит айфон. Открывает последнюю фотку, приближает лицо. Нос, губы, глаза, локоны... Несколько нервных движений – и он спускает на стенку кабинки. Антона завезли не туда, он в темноте плохо ориентируется в новом для себя районе. Злится, вылезает на Просвещения и топает, уже визуально вспоминая свой дом. Поднимается в квартиру действительно к пяти утра. Кидает ключи, документы из полиции, шумно раздевается – Нину ничем не разбудить. Берёт телефон и направляется в ванную. Скидывает потную и пованивающую ИВС футболку, штаны, трусы. Член стоит и только что не бьётся о живот. Парень немного подвывает от собственного бессилия, непонимания и злости на тело. Кладёт телефон на стиральную машину, открывает фотографию Арсения на фоне розового неба белой ночи и крыла Дворцового моста, закусывает губу, смиряясь, и сжимает член, начиная ритмичные чавкающие движения. Буквально три минуты – и он стреляет в ванную, стараясь попасть сразу в сток. Так, ладно, я подумаю об этом завтра. Сейчас спать, нахуй, спать!