Радужный Питер (Шастун, ты пиздец)

– Арс, ну ёпта, не направляй на меня-то! – Я что, по-твоему, косоруко вино открываю? Поганец! Это ты у нас нескладный. – Зато любимый. – Самый-самый! Ну вот, а ты пиздел. – Дай понюхать. Ну вот как ты понимаешь, что вкусное? Пахнет же одинаково! – Для дурачин разве что. – Иди ты! А, нет, это вкусно! Будто ягоды даже. – Это карменер, конечно, вкусно. – Это не в Воронеже с Илюхой «девятку» за гаражами бухать. – Даже не представляю тебя таким, Антош, чес слово. – Ну мне было лет шестнадцать-восемнадцать, что там ещё делать можно? Зато где-то в тех местах в то время я решил свалить в Питер. Точнее, начала зарождаться мысль – Москва или Петербург. Бля, вкусно, Арс, охуенно! – Угуууу... Ты сыр зажал, вытаскивай, а то я не хочу наебениться. – Да куда с полбутылки-то? – Меня вино очень мажет. – Я говорил, давай вискарика! – Да всё, отстань. Отдавай мой сыр. – На, на! Поцелуй меня давай! Как хорошо мы укрылись, хоть трахайся! – Не, давай не будем. – Ну поцеловать-то... Вот так лучше. – Люблю тебя. – О! Ну-ка в честь праздника, давай пять вещей, за что? – Боже, это у вас семейное? Я на днях твоей маме это уже рассказывал – позвони, узнай. – Маме? Хера себе... Вот это у вас диалоги... А теперь давай мне. – Ну ок, ты красивый. – Да какой я... – Тссс, а то на одном и остановлюсь. – Молчу, молчу. Делись сыром! – Да бери пожалуйста. Так, ты знаешь, чего хочешь от жизни. – Тебя, прав и свобод? – Так точно. Ты... Ну, на тебя можно рассчитывать, положиться, ты надёжный, честный и порядочный... Хэй, ну ты разревись тут ещё мне! – Блять, любимый... Я думал услышать: хуй, кудри, глаза, нос и руки, а ты... – Ты не просто хуй и кудри, Антош... – Всё, переставай! – Всё? Тебе хватит трёх? – Нет-нет, дай мне переварить. – Учись принимать комплименты, почему ты такой зашуганный? На следующей беседе с Юль Викторовной подниму этот вопрос. Итак, четвёртое. Ты меня дополняешь. Там, где у меня пробелы или я выдыхаюсь, ты заполняешь собой. – Можешь пятое не говорить, мне неважно уже... – Ты такой трогательный, Шаст, когда смущаешься! – Ну бля... А как иначе, когда твой любимый парень практически заявляет, что вы – две половины... – Ну а так и есть, малыш... Так ведь? – Абсолютно... И ты охуеешь, если я скажу, что понял это практически сразу, как из обезьянника вышел в том июне? – Нет, я охотно верю... Когда люди друг для друга, это сразу и понимается... Фак, Миша. Чего тебе надо, иди в жопу! – Не возьмёшь? Вдруг срочное. – Сегодня у меня одно срочное. Всё остальное – в письменном виде. – Я обожаю тебя вне штаба, я говорил уже? – Я подозревал. Но сейчас я же и там нормальный, ну ты чего! На износ не работаю, ночуем дома, в отпуска ездим. – Я ничего, ты изменился, да. Но в выходные ты всё равно мне нравишься больше. – Я запомню. – Ну подуйся ещё, ага. Давай, за то, чтоб выходных больше было. – Ладно, уговорил. – О, Миха пишет. «Твой еблан не берёт трубку. Поздравляю вас, дурака два. Люблю». Козлина. – Козлина. А кудри, бля, Антон, в пятёрку всё-таки войдут. Прости, хотел только о высоком, но... – У меня мурашки, видишь? Мне раньше никто не говорил ни по поводу пальцев, ни по поводу губ... – А Нинка? Девчонки же этим грешат обычно. – Неа, только ты... – Дураки все и не лечатся. Ты оч красивый, Антох, и не потому, что мой. – Я твой, потому что красивый? – Ты вот ржёшь, но зерно истины тут есть. – И ты пиздец красивый, Арс. Я припёрся тогда правда помогать, без задней мысли. А когда ты меня вышвырнул, то решил доказать тому холодному и недружелюбному, но охуеть какому сексуальному типу́, что я стою чего-то. – Ты умница, даже думать не хочу, что было бы, не затей ты свою ебанину... – Ой, вот только не уходи в печаль, ну, родной! Я же ебанину сделал? Сделал. Я вообще король ебанины, если ты ещё не понял. Целуй давай! – Вкусный... Вот, что значит дорогое вино. А не когда ты меня целуешь после своих сухариков из ада! – Всё равно же любишь! – Безумно... – И я... Воооот таааак воооот! А помнишь, я на залив помчал, а ты с Юлечкой у адвокатов был? – Угу. Это ты к чему? – Ни к чему, день воспоминаний у меня сегодня. Я тогда написал, что обожаю тебя, а ты меня понял неправильно. Хотя я вложил именно то, что написал. – Всё я понимал, мелкий. Надо было немного подумать и разобраться. Ну не мог я сразу в омут-то... – Да я понимаю. А часто у вас... был секс за всё это время, как я появился? – Однажды. И он был отвратен. А у тебя? Нет, не уверен, что хочу знать, блять... – Да не парься, тоже один раз. Я статью в «Метро» прочитал, вернулся со стояком ну и... Тоже не горжусь собой. Я вообще был мерзким любовником, мне было как-то скучно после собственного оргазма... – Да ты ужасен, Шаст! Бедные девчонки! – Да их было-то две всего. Но да... Мне... Блять, мне же не нравилось женское тело, почему я раньше не понимал? – Меня ждал. – Ну не ржи, это правда... – Но я запомнил, что ты подлый гад! – Тебя-то я готов трахать, и целовать, и ласкать двадцать четыре на семь... – Ладно, прощён. Что было, то было. – А помнишь, как я психанул, когда ты собрался идти целоваться с незнакомыми мужиками для видео? — Что это, кстати, было? – Ревность. Мне орать хотелось. Ты бы правда это сделал? – Будучи с Дэном – да. Но я тогда уже был весь в тебе и не смог бы. Но как ты себя вскрыл при ребятах... Хорошо, что ко мне никто с расспросами не лез. – Так Мила меня потрясла тогда на предмет правды... – Да? То есть она сводничеством занималась? – Да неееет. Тебе же меня никто не навязал? Ты же сам влюбился? – Сам... – Ну вот... Просто поговорили. Я ссал. И мне было важно, чтобы кто-то был на моей стороне. Там второй есть, только с плесенью. Открывать? – Дааа, люблю с плесенью. Гони! – Мой парень ест испорченный сыр за дикие деньги! Куда я попал? Можно мне назад в Воронеж, за гаражи с бутылкой «девятки»? – Попробуй, это же класс. Как раз под вино. Не чесночными сухариками едиными... – Ну норм, блин. Илюха бы охуел! – Но ты уже не там, Антон... – И слава богу, меня ничего хорошего там не ждало... – Я уж было подумал, что ты по родине затосковал. – Нет. Два... Три самых верных решения в моей жизни: выбрать Питер, а не Москву, попереться на свой тупой пикет к Смольному и поцеловать тогда тебя в арке. — Чего раньше-то не поцеловал? Возможностей была уйма! – Попов, ты пиздец! То я торопился, то почему не поцеловал. – Так ты и торопился. Поэтому я и спрашиваю, почему не раньше-то, после Гриши, например? – Хотел. Каждый ебучий день, каждую ебучую секунду сидел в штабе и мечтал только об этом... – А я о тебе... – И когда ты меня на «Кировском заводе» провожал, я так злился на людей в ночи, эх, если бы никого не было... И когда мы на «Фине» поехали кататься по мостам, я еле держал себя в руках на каждом светофоре... И в вольере с собаками, и когда Гриша напал... Всегда, Арс. Дрочил по три раза за утро, представляя твои руки и губы у себя на члене... – Так! Я сейчас расхочу находиться тут и буду ныть, чтоб мы домой ехали. – Это обычно моя роль. – Вот-вот, так что не надо про член. Давай заката хотя бы дождёмся, должно быть красиво. – Как мы любим. – Как мы любим. – А ты чего представлял, когда дрочил на меня? – Антон, блять! – Ну сегодня же день воспоминаний... – И откровений. А знаешь, мне нравится, когда так. Открыто. – Мне тоже. Так чего? – Ты же в курсе, что я в тебе обожаю... Вот весь набор и представлял. Пальцы, руки, губы... Как твои кучеряхи на лоб падают, когда он становится влажным... Как ты стонешь, если провести языком от ямочек на пояснице до загривка... – Пизда... – Нравится со стояком ходить? Вот и мне нет. Зараза ты, Шастун. – Затрахай меня ночью. Я уже на грани нахуй. – Сам начал. – Сам, не оправдываюсь даже. Когда там закат? – Мы ещё и не допили даже. Закат обещается через часик. – Ладно, часик выживу. Выживал же по десять часов в штабе, когда тебя другой лапал. – Ты так говоришь, будто годами страдал от безответности, не смеши. – Мне было тяжко. Я, блять, хотел тебя себе, меня бесил твой дредастый, я мечтал трахаться, целоваться, вышвырнуть его, признаться тебе, этот постоянный стояк ещё... А помнишь, я набрал тебя перед интервью «Метро»? – Ага. И подкупил меня этим ещё сильнее. – А ты не договорил тогда что-то. – Не надейся, что признание тебе в любви. Максимум, что ты охуенный. Или один из немногих, кто меня поддерживает. – Зря не сказал. – Ты и так по мне сох у всех на глазах. – А сам-то??? – Я менее явно. – Да иди ты жопу. Целуй давай. Ещё... Ещё... Ещё... Ладно, я и правда палился сильно, наверное. – Сильно. Но я рад, что всё вышло так, как вышло. – Не представляю с собой никого другого. Вообще. Я был для тебя. – То есть я ходил в Омске во второй класс, был уже такой взрослый и серьёзный чувак с чёлкой, а где-то в Воронеже для меня рождался ты? – Именно. – Ты и правда очень романтичный, Антош... – Это же хорошо. А мы когда-нибудь познакомимся с твоими родителями? – Да, можем слетать к ним, если хочешь. – Я думаю, надо. У вас хорошие отношения, открытые? – Да, они знают даже о тебе, малыш. – Серьёзно? Тогда надо хотя бы созвониться, что ли... Познакомишь. – Познакомлю. Очень тебя люблю. И за такое – в том числе. – А помнишь, как перед судом мы в парке сидели, а ты на мои губы залипал? Ещё завис, когда Мишка про мемасы спрашивал. – Конечно. – Я тогда впервые подумал, а вдруг тоже нравлюсь тебе. – Нравился, более чем нравился и уже не первый день. Ты когда этот майонез с губ слизал, пиздец нахуй, даже вспоминать не хочу, какие ассоциации это вызвало. – Я специально. – Я уже догадываюсь. Поганец ты мелкий! – За нас, Арс. Давай доедай свой тухлый сыр и пошли закат ждать, туда поближе. – Разольёшь оставшееся? – Угу. И я не поганец. Просто я полюбил и захотел тебя себе. Разве можно осуждать за чувства? – Мы не в мелодраме, Шаст, переставай так говорить. – Ок, расскажи тогда, как будешь трахать меня ночью? – Я о таком не говорю, я предпочитаю делать. Бесишь меня, Тох! Пошли к парапету поснимаем немного. – Ну, Арс, чего? Когда жениться? И главное – где? Парни отмечают годовщину на крыше «Этажей», солнце стремится к горизонту, скоро будет красота, фотоаппараты и кардиостимуляторы наготове. Шаст уже не теряет сознание, произнося подобное вслух. – Ну смотри, что я думаю, – они чуть в сторонке от парочек и компаний, да и вообще, тут все молодые и адекватные, поэтому Арсений приобнимает парня сзади. Они возле перил, смотрят на многочисленные крыши Лиговки и оранжевое небо. – Мы сейчас поездим немного, изучим, выберем, куда будем переезжать. И очень логично было бы заключить брак там. Ну, чтобы он имел смысл и вес. А не очередной твой символ. – Ты действительно подумал над этим? – Антону хочется вопить, как он любит этого человека. – Ну ты же сказал, что хотел бы. Я не вижу причин не хотеть. Подумал, конечно, – Арсений притирается щекой к гладенькой шастовой, целует в шею и за ухом, видя, что тот растроган запредельно. – Ну ты чего, Антош. Я же не бесчувственная дубина, я вижу всё, что для тебя имеет значение. И значит оно важно и мне. Поэтому составим список из стран и городов, где разрешены браки и где нам было бы комфортно по климату, визуальной составляющей, культурному наполнению. И сгоняем, выберем. Да вот даже за лето-осень, а? – Обожаю... У Антона больше нет слов в ответ. А Арсению больше ничего слышать и не хотелось.