Спорт. Любовь. Секс. Дружба. Кто такая, Анна Щербакова?

      Время медленно подходило к вечеру. Еще несколько дней назад главный врач, проводивший операцию, многозначительно выдохнул, развел руками и покинул коридор. Тот самый коридор, который в эти дни стал чуть ли не родным домом. Она, как и положено лучшей подруге, проводит все свое время в этой палате, рассказывая о том, как прошел ее день. И как-то совсем невзначай спрашивает: «А ты?».              И после виновато прикусывает губу, жмурится, дабы избежать ненужных слез. Ей до спазмов в груди, в области живота больно видеть ее, свою лучшую подругу в таком состоянии. Хуже становится от мысли о том, что она ничем ей уже не может помочь. Еще более совестно становится, когда винит себя в том, что не уберегла, не защитила. Почему именно сейчас, под раздражающий звук аппарата, который подключен к ее подруге, она чувствует себя словно на исповеди. Причем, исповедуется перед собой, просит прощения молча, обещает, что больше не отпустит. Клянется, что спасет, только пусть девушка придет в себя.              Этот несчастный случай — грубая ошибка, ее халатность. Зачем отпустила сотни раз? Зачем позволила поверить той, кто ее не любит, вновь? Зачем они довели себя до этого? Зачем?              В тот вечер, когда произошло ДТП, в тот миг, когда они обе вбежали в больницу, где пытались спасти девушку, которую сбила машина, она без раздумий, на глазах родителей, каких-то незнакомцев, врезала по лицу той самой, кто изводил ее подругу. Легче не стало, лишь ссадины на костяшках, слезы. И никто не посмел задать вопрос: «Ань, ты как?»              Щербакова никак. Она ощущает, что, если им скажут, что все прошло неудачно, то сама откинется. Собственно, Аня сама про себя усмехается, думая о том, что она умирала каждый раз, когда видела размазанную от слез тушь на ее лице, когда подруга невнятно что-то бормотала, а из потока этих воплей она слышала только одно: «Я ее так люблю, Ань, понимаешь?»              Аня понимала, что не всегда любовь — это взаимность.              Очередной раз за последний год — ее плечо превращается в личный «слезосборник» для Алены. Она привыкла быть той, к кому придут, поплачутся, нагрузят личными проблемами, скажут сухо «Спасибо» и уйдут. И самым глупым считала Аня то, что уходили не бороться с проблемами, а вновь с головой погружаться в них, чтобы после опять бежать в объятия Щербковой.              Олимпийская чемпионка настолько привыкла быть той самой, кем пользуются, даже не думая о том, что творилось у нее внутри каждый раз, когда она видела эти взгляды между коллегами, когда видела слезы на лице той, кто без зазора совести шел к ней после каждой ссоры. Аня успокоит, она не задаст лишних вопросов. Она просто примет ее той, какая она есть. Щербакову это бесило, но терпеть — ее суперспособность, которую она ненавидит в себе. Она устала быть меж двух огней, желая сохранить хорошие отношения с каждой. И все же, предел ее терпения достиг точки кипения, когда она ударила Сашу по лицу.              — Проклятая сука!       — Сучка… — шипит Саша, прикладывая к месту удара ладонь, — Чего ты так дергаешься?       — Это все твоя вина, — Аня перевела дух, начав шептать, дабы не привлекать внимание к ним обеим. Она ловко хватает Сашу за локоть и тащит за собой подальше от родителей Косторной, от заинтересованных зевак, — Довольна? Вот до чего доводят твои идиотские игры!       — Я виновата, что она не смотрит по сторонам? Я виновата, что придумали переходить дорогу в специально отведенных местах? Я виновата, что она сама ко мне шла? — Саша прихватывает девушку за ворот футболки, слегка потряхивая, — Я? А ты чего так нервничаешь? Устала быть девочкой для утех?       — Если с ней что-то плохое будет, я придушу тебя собственными руками, — дерзко отвечает Аня, отбрасывая руки Трусовой в сторону, — Я уничтожу тебя.       — Ой, как страшно, — Саша пытается усмехнуться, но это действие дается болезненно из-за полученного удара в скулу, — Тебе все равно ничего не светит. Она любит меня!       — Пусть любит. Лишь бы ты исчезла из ее жизни.              Щербакова помнит каждую минуту, когда Косторная сидела в ее объятиях, жалобно скуля о том, как она устала из-за постоянных перепадов настроения Саши. Она говорила много, иногда усмехалась над своей тупостью, но все равно возвращалась.              Аня начала верить, что Алена больше не наступит на те же грабли, когда Саша и Марк официально дали понять о своих отношениях. Самое ужасное было то, что Косторная, которая верила в то, что она девушка Трусовой, узнала об этих отношениях из социальных сетей. Щербакову душила совесть каждый раз, когда Алена негодовала о том, что такое вообще возможно, в то время, как сама чемпионка Олимпиады видела парочку вместе, закрывающихся на ключ в комнате Саши.              Она тихо хранила эту тайну, надеясь на то, что у Саши хватит ума закончить отношения. И этого тоже не случилось. А Трусова продолжала вести игру на два фронта: Марк, Алена, Марк, Алена.              Обиднее всего было в тот момент, когда буквально несколько дней назад она приехала к ней в гости с ночевкой, узнав о том, что они опять поругались с Сашей. Они снова были вместе. Она снова страдает из-за того, что ее отвергли.              — Она не стоит твоих слез, — Аня крепко прижимает к себе подрагивающее тело подруги, поглаживая спину, — Никто не достоин того, чтобы ты лила слезы из-за них. Ты прекрасна, понимаешь? Ты должна плакать только от счастья.       — Я ее люблю, Аня.              Удар ниже пояса. Щербакова сжимает ткань на спине девушки, проклиная весь мир вместе с Сашей.              — Это не любовь. Она не должна делать больно.       — А что тогда любовь? — Косторная чуть отстраняется. У нее вновь размазана по лицу косметика, а ее следы остались на белой футболке Ани. Все как и раньше. Алена заглядывает в глаза девушки, ожидая ответа, — Ты же, если тебе верить, никогда никого не любила. Откуда ты знаешь про любовь.       — Любила и люблю, — Чемпионка поджимает губы и отводит взгляд, — Понимаешь, я просто люблю и не жду ничего взамен. Я бы все отдала, чтобы человек, которого я люблю, был счастлив. Смеялся звонко, улыбался искренне, чтобы из его глаз искрила жизнь.              Они обе затихают на несколько минут. Аня боится посмотреть на Алену, чтобы не выдать и без того очевидный факт. Глубоко в душе она чувствует, что это не лучший момент для признания. В ответ Алена также отводит взгляд куда-то в пол, перебирая в голове все моменты их близости. Почему за всей этой чередой своих истерик, которые она яростно глушила на плече Щербаковой, она не видела реальных чувств подруги.              — Теперь мне стыдно… — Алена стирает с лица слезы, после дотрагиваясь до лица Ани, поворачивая ее к себе, — Я тебе столько боли принесла, а ты… Ты явно не заслуживаешь того, чтобы с тобой были такие люди как я.       — Не говори глупости, — Аня созерцает огонек в глазах подруги и благодарную улыбку. Затем Алена совсем тихо наклоняется, оставляя на губах соленый поцелуй.       — Я хочу видеть Сашу счастливой, понимаешь?       — Понимаю.       — А еще хочу, чтобы ты улыбалась всегда такой теплой улыбкой, которая есть только у тебя. Обещаешь, что будешь улыбаться? — Аня, у которой вдруг потекли слезы, истерично махнула головой, — Побудешь немного одна? Хочу подышать свежим воздухом, заодно зайду в магазин. Хочу сделать тебе приятно.       — Не стоит.       — Я быстро, обещаю.              Когда Аня узнала о том, что Алену сбила машина, она готова была лезть на стены, рвать на себе волосы, обвиняя себя в том, что позволила той пойти одной. Она зарылась в кучу подушек на кровати девушки, крича в них что-то нескладное, обвиняя мир в несправедливости. Она царапала руки, тело ногтями, желая себя хотя бы на долю приблизить к той боли, которую ощутила девушка, когда машина в нее врезалась.              Не помогло ничего. Даже удар по сашкиной физиономии не спас от боли.              Аня робко заходит в палату, получив предварительно известие о том, что Алена пришла в себя, но из-за удара и последовавшего после него сотрясения есть некоторые проблемы с узнаванием лиц. Она видит Сашу, которая поглаживает кисть девушки, получая легкий ответ в виде сжимающихся пальчиков.              Косторная мычит, невнятно жалуется на неприятный писк аппарата, и будто улыбается куда-то в пустоту.              — Ален? — Трусова первой прекращает молчание, привлекая внимание девушки, — Ты меня помнишь?              Алена приоткрывает рот, поднимает глаза в потолок, очевидно, о чем-то размышляя. Она не спешит выдать хоть какой-то звук, медленно двигая руку к кислородной маске.              — Мешает? — трепетно, аж тошно становится Ане смотреть на это, спрашивает Саша, а Алена слегка кивает. Квадистка моментально реагирует, помогая приспустить маску, на что Аня, прежде стоявшая молча, будто бы никем и не замеченная, порываетя ее остановить, но замирает, когда Алена начинает говорить.       — Я хотела приготовить Ане ужин.       — Ане? — ошарашенно Саша заглядывает в глаза своей девушке, — Ален, ты помнишь меня?       — Аня, наверное… — Косторная морщится, сглатывая слюну, — Пить хочу.       — Причем тут Аня?       — Она, наверное, ждет меня. Мне надо к ней.       — Ален, ты ударилась сильно головой, — Саша заботливо поправляет подушку, берет девушку за руку, — Тебе надо отдохнуть.       — Ты не понимаешь. Аня меня спасла. Мне надо к ней.       — Ален, успокойся, — Саша все же применяет силу, чтобы не дать фигуристке шевелиться, — Тебе нельзя вставать. Лежи.       — Она спасла меня. Аня и есть любовь.