Спустя месяц.
Я опустила кружку на стол, ощущая, как хмель растекается по венам, придавая чувство легкости внутри тела. Хотелось петь, смеяться и веселиться, ни о чем не думать. Очистить мозг, полностью отпустить свои мысли в дальний полет. Но они словно шерстяные нити запутывались в плотный клубок, нагоняя самые страшные сомнения, которые до этого покоились лишь на дне души. А от алкоголя становились практически осязаемыми.
Бородатый бармен с темными кругами под глазами старательно натирал стеклянную посуду, как будто ее могло спасти хоть что-то от времени. Стаканы были затертыми, стекло — потемневшим, мутным.
— Девушка, обновить вам бокал? — его низкий хрипловатый голос вывел меня из оцепенения. Я убрала пальцы с уже теплого стакана и переместила их на предплечье, руна слегка чесалась, зудела порывами уже несколько дней. Такого раньше не было. И как не игнорируй это коварное совпадение, зуд не уходил, и ни одна настойка или же мазь не справлялась с невероятно раздражающим симптомом.
Я желала новую порцию эля, но желудок говорил уже о том, что стоило бы остановиться. И тогда лишь мягко улыбнулась, качая головой. Хватит на сегодня.
Прошел месяц, как мы вернулись из Лондона, месяц я не получала вестей от дяди и месяц мы с Теодором Ноттом не виделись. Месяц странной натянутой жизни, когда я одновременно чувствовала и облегчение и напряжение, что постоянно сменяли друг друга. Четыре отчета лежали на моем столе, никем не запрошенные, и порой в голову закрадывалась идея, что наместника просто-напросто нет в городе.
Мысли о поцелуе сводили меня с ума. Сколько не три мочалкой и не смывай водой, не сходили, липли к коже, не давали вдохнуть полными легкими воздух, впустить в голову иную мысль, а не воспоминания о теплых губах на своих. Они приходили во сне, порой в рабочее время, когда я помешивала зелье. Словно завороженная смотрела в аккуратные круги на поверхности, думая о том, что произошло.
В баре было немного людей. Я смотрела на обрывок местной газеты, который мне удалось урвать из рук, и беззастенчиво улыбалась.
«Объявилось сопротивление? Отбит один из северных городков Англии. Шотландия под контролем Ордена Феникса?»
Ежедневный Пророк никогда не печатал подобные новости, подвергаясь жесткой цензуре. Только смелые писали о чем-то подобном, и из-за этого им приходилось либо скрываться, либо же отвечать за написанное впоследствии. Эта газета была малоизвестной, не самой надежной, но все же им не было смысла выпускать настолько откровенную ложь.
Может они отбили Хогвартс?
Призрачная надежда уколола сердце, вызвав странное радостное чувство, а за ним холодный страх. Ведь если замок отбит, то сопротивление действует в открытую, и за этим последует большая битва. Она унесет немало жизней. Как мне помочь сопротивлению будучи под надзором? Когда не обладаешь боевыми навыками, можно предложить лишь целительство или информацию. Но все же было слишком опасно, чтобы действовать без разбора. Я не боялась за свою жизнь, только за своего отца и друзей, за перевал и тот спокойный уголок в Лондоне, где скрывались от власти темных магов.
Дверь за мной распахнулась слишком громко, практически слетела с петель, ударившись о каменную стену. Посетители бара вздрогнули, тут же обернулись к вошедшему. Невысокий мужчина в мешковатой грязной мантии тяжелыми неторопливыми шагами пересекал помещение, оставляя за собой черный следы. Под его ногами скрипели половицы, и этот звук вызывал неприятную дрожь, покрывающую кожу миллиметр за миллиметром. Мужчина сел рядом со мной, и я замерла на месте, стараясь не шевелиться. От него разило алкоголем и табаком, что даже пришлось невольно задержать дыхание, лишь бы этот смрад перестал вызывать головокружение.
С пьяными связываться опасно, и я лихорадочно думала о том, как бы незаметно соскользнуть со стула и пересесть за самый дальний столик бара. Но как только я пошевелилась, мужчина резко хлопнул широкой ладонью по столу, прижимая к нему газету. Ту самую, которую я читала.
Его карие мутные глаза переместились на меня.
— Это правда? — его шершавый голос коснулся ушей, зарождая внутри панику.
Я перевела взгляд на заголовок и сглотнула сухой ком, застрявший в горле.
— В-вероятно правда, — ответила, не узнав сперва свой напуганный голос. — А может и ложь, чтобы вычислить предателей.
— Предателей, — он процедил сквозь зубы, сощурившись, его пронзительные глаза смотрели будто бы в душу, выворачивали нутро, а затем человек сплюнул на газету, вызвав у меня волну отвращения.
Он вскочил слишком резко, и барная стойка затряслась, а стул перевернулся, упав на пол и сломав одну из хрупких ножек.
— Предатели те, кто встал на его сторону! Предатели те, кто, как трусы, закопали свои головы в песок.
Истеричный смешок сорвался с его губ.
— Самые настоящие предатели те, кто помогает Пожирателям смерти. На их руках тоже кровь.
Отчаяние смешивалось в груди с мрачной тоской, желанием поддержать незнакомца. Я чувствовала себя так, словно сгорю сейчас от стыда, ведь, святая Моргана, я и была настоящей предательницей. Я готовила смерть человеку своими руками, ведь именно с помощью моего зелья будет найден кто-то важный. Он непременно умрет, его смерть развалит все сопротивление, раскрошит его, оставив на страницах истории лишь жалкие упоминания. Захотелось кричать, что не у всех есть выбор, но разве это было так?
— Уймитесь или уйдите, — сухо проговорил бармен, вкрадчиво всматриваясь в мужчину. — Не стоит поднимать здесь шум, вы привлечете внимание местных властей.
Незнакомец усмехнулся, но затих. Он вернулся за свое место и достал из-за пазухи небольшой пакет с полупрозрачным порошком. Но бармен тут же резко поставил перед ним кружку с пивом, наполненным до краев.
— Не стоит, друг, — он отрицательно покачал головой. — Я против употребления подобной дряни в моем заведении. Выпей хмельного и расслабься, если хочешь продолжить вечер здесь.
Мужчина громко цокнул, но порошок убрал. Он залпом выпил пиво, и белая пена потекла по подбородку на рубашку, оставляя мокрые пятна.
— Будь по твоему, — вернул стакан, с грохотом опустив его на деревянную поверхность, и, бросив монеты на стол, встал из-за стола, направившись к выходу.
Я поспешно оплатила всю свою выпивку и сорвалась с места, следуя за ним по пятам. Вышла из заведения, чувствуя легкое головокружение от алкоголя. Я была либо слишком смелой, либо просто дурной, раз шла за подобным типом по окраине города, покрытой мраком.
Мужчина сгорбился, с громким шарканьем передвигал ноги, и шелест камней с песком под его ступнями заглушали мои тихие аккуратные шаги. Я шла след в след, взгляд приковала к широкой спине, держась на приличном расстоянии, но он заметил. Остановился, даже не повернув на меня голову.
— Зачем тащишься за мной?
— Спросить, — робко ответила, зачем-то добавила в конце, — сэр.
Мужчина усмехнулся.
— И о чем же? Явно не о моей пылкой речи.
Я помотала головой, думая о том, что ту тему лучше не поднимать, если не желаешь попасться пожирателям.
— О порошке, что это? — я подняла вопрос, волновавший меня, с тех пор, как мужчина достал пакетик в баре. Похожее вещество я нашла в кабинете дяди, полупрозрачное, не похожее на порошки-ингредиенты для зелий, которые мне доводилось видеть. Не было сомнений, что оно опасное, но какое имело действие? Продавалось ли на черном рынке, как быстро распространялось? Об увиденном нужно написать Джону или Ханне. Казалось, что это безумно важно.
— Ты вероятно не смышленая девушка, раз спрашиваешь о таком. Проваливай, оно тебе ни к чему.
Я закусила губу, но уходить не собиралась, зацепка лежала перед носом, протяни да возьми, если хватит смелости. А ее благодаря хмельному напитку было хоть отбавляй.
— Оборотней не страшишься? — он обернулся наконец, хитро сощурился, наклонив голову в бок.
— До смерти боюсь, — произнесла на выдохе, неосознанно сделав шаг назад. Кривой, что чуть не споткнулась о собственные ноги.
— Правильно делаешь, ведь хрупкое соглашение между наместником может рухнуть. Люди уже начинают забывать о страхе и шарахаться по ночам там, где не стоит находиться после захода солнца.
Я тяжело сглотнула. Мерлин, изначально плохая затея приобретала скверные повороты. И я уже не видела себя такой смелой.
— Наверное и мне стоит уйти домой? — заплетающимся языком старалась произнести как можно четче, часто моргая, словно это могло придать картинке четкости.
— Стоит, — он ответил отвернувшись.
Я сделала несколько шагов назад, как вспышка ослепила меня. Охнув, я повалилась на землю, и тогда из-за деревьев показались фигуры, закутанные в черные плащи. Я лихорадочно вцепилась в палочку, подняла над собой, приготовившись защищаться. Стиснула зубы до скрипа, стараясь сконцентрироваться, произнося слабым голосом «протего». Отбила яркую вспышку, почувствовав сильную вибрацию в руке, и попыталась встать на ноги.
Воздух разрезало чужое заклинание, его выпалили быстрее, чем я начертила в воздухе узор вновь и закончила свое защитное, меня затрясло, из ниоткуда появились веревки, обвили лодыжки, затем руки и тело, и я выронила палочку в траву. Рука горела огнем, я вдыхала воздух ртом, но силы покидали тело, в глазах темнело.
А когда я их открыла, первым, что увидела, так это человека в железной маске, нависающего надо мной. Керосиновая лампа за ним была слишком яркой, она слепила глаза, заставляя меня часто моргать и жмуриться. Человек был достаточно близко, и я слышала его дыхание.
— Ты знаешь, почему ты здесь? — скрипучим голосом начал он, сложив руки за спину.
Я попыталась ответить, но из горла не вырвалось ни звука. Надзиратель отошел от меня, а через мгновение на мои колени приземлилась та самая газета с высохшим следом от слюны пьянчуги в баре. Я поджала губы.
— Не буду тянуть, — он продолжил, — о чем говорил твой друг?
— Друг? — удивленно уставилась на человека в черном, осознав, за кого он возможно меня принял. — О нет, я видела его впервые.
Он думал, что я из сопротивления, что я заодно с тем мужчиной, который выдал жаркую речь посреди бара. Неудивительно, что его кто-то сдал, вероятно сразу, как он вышел за дверь. А я была рядом в тот момент, когда случилась облава. Вот же по-дурацки вышло.
— Черт, — короткое сорвалось с губ. — Все совсем не так.
Надзиратель приблизился вновь, оперся двумя руками о подлокотники стула, к которому я была привязана.
— А как же тогда? — его колючий голос эхом отскакивал от стен камеры. Деревянные подлокотники хрустели под цепкими длинными пальцами.
— О Мерлин, — я начала говорить, но оправдания никак не приходили на ум. Но, к счастью, за его спиной показалась тень, такая большая, что без труда можно было узнать, кому она принадлежит.
Винс. Пожиратель прислонился к решетке, беззвучно рассматривая происходящее внутри камеры. Мгновение спустя заговорил.
— Ты должен быть не здесь, Амо.
Надзиратель цокнул, но подлокотники отпустил. С явным раздражением повернулся к Винсу, скрещивая руки на груди.
— Я заведую тюрьмой, собственно нахожусь на своем посту, — в его словах сочился холод, будто Амо испытывал неприязнь к собеседнику. Интересно, почему же? Я сконцентрировалась, несмотря на головную боль от похмелья и вслушалась.
— Приказ, тебя переводят в активный состав на север. К тюрьме приставят другого, а пока он не прибыл, я за всем прослежу, — Винс проговорил слова лениво, медленно, растягивая паузы и подбирая слова. А я лишь думала о том, что происходит на севере и там ли наместник?
Пожиратель передал желтоватый конверт Амо, помятый в уголках, будто его хранили в тесном кармане, и тот покорно принял его, с нетерпением разворачивая. Мои руки затекали, глаза блуждали от надзирателя к Винсу, внутри горело любопытство. Амо беглым взглядом обежал письмо, затем ещё раз внимательнее, резко поднял голову и вышел из камеры.
На пространство до прутьев налегло заглушающее заклинание, и с моих губ слетел нервный смешок. Пускай так. Двое разговаривали о чем-то, холодно глядя друг на друга. Минуту, две, затем Амо уничтожил конверт с помощью инсендио, вдумчиво глядя на то, как пепел медленно опускается на каменный сырой пол тюрьмы. Он кивнул, вручил ключи Винсу, а затем заглушка спала.
Мужчина молча вставил ключ в замок, со скрипом провернув механизм. Затем освободил руки от кандалов, бережно, стараясь не передавить хрупкие запястья. Шаги Винса были тяжелыми, из под обуви поднималась в воздух пыль.
— Держись отсюда подальше, — помедлив произнес. — Тюрьму отдадут в распоряжение Монкли.
Я резко выдохнула, растирая руки. Ну уж точно буду осторожнее, чтобы не угодить ей в лапы. Отчего-то мне казалось, что будь сейчас надзирателем Агнес, я бы выползала из камеры.
— Упаси Мерлин мне оказаться с этой женщиной один на один, — я взглянула на Винса. — Что с ней вообще не так?
Но Винс уже замолчал, будто выдал весь свой сегодняшний лимит на разговоры. И даже легкий толчок в плечо был проигнорирован, словно я была лишь мошкой. Вкрадчиво взглянула на него, пытаясь уловить хоть какую эмоцию, но его лицо было непроницаемым. Мне было интересно, насколько Монкли приближена к Теодору, к самому Темному Лорду, что их связывало в прошлом. Стоило бы обо всем подумать и поразмышлять, но мысли отчаянно уплывали в сторону порошка и вчерашнего мужчины. То ли это вещество, которое я нашла у дяди в кабинете? О нем ли было письмо от некого «В»? А вчерашний мужчина, что принимал его, и его предупреждение об оборотнях.
— Винс, — я протянула задумчиво, еле поспевая за его широким шагом. — Когда полнолуние?
— Завтра.
Вот как. Что-то смутное поселилось внутри, не давало мне покоя, словно все события вокруг были связаны единой тонкой нитью, но для меня это выглядело лишь как рваная паутина без цельного узора. Я хотела сражаться с тьмой, которая накрыла нашу страну, проникла в наш город, и хотела разгадать все те загадки, от которых болела голова и не шел сон по ночам, но, честно говоря, я уже не знала, за что сражаюсь и за кем иду в этот бой. Тайн от ордена было не меньше, сопротивление казалось таким хрупким, словно вот-вот раскрошится, рассыпется на мелкие песчинки.
От Ханны не было вестей так долго, и лишь случайная встреча с Джоном тогда на пирсе помогла мне получить хоть крупицу информации о том, где сейчас подруга. Злости на Орден было меньше, чем на Пожирателей, но все же она клубилась внутри, вызванная полнейшим бессилием. Да, Джон был прав, когда говорил о том, что я не разведчица, но ведь я сделала так много, и знала, что готова сделать больше. Слушать, наблюдать, подобраться к наместнику и выведать его тайны, вести двойную игру, опасную, возможно смертельную. Но это было гораздо лучше, чем сидеть в стороне и оставаться той беспомощной девочкой, которой она и так была всю жизнь.
В молчании и размышлениях мы шли домой, точнее дошла я одна, пока Винс растворился где-то по дороге, оставив меня одну, а я того даже не заметила. Мелкие камушки шуршали под ногами, успокаивая, в нос ударил терпкий запах специй и коры, тогда я подняла голову, всматриваясь в родной дом. Папа что-то варил, и по запаху это что-то было похоже на укрепляющий бальзам. Наверное, для нашего соседа, который к осени всегда заболевал. Подумать только, сентябрь накрыл городок так быстро, что я даже не успела заметить, как прошло десять недель с того момента, когда я начала варить зелье поиска.
Дверь под моими ладонями скрипнула, с тихим шелестом отворилась. В прихожую тут же вышел отец, осматривая свою дочь с головы до пят. На лице его смешивались страх, тревога, при этом на губах подрагивала едва уловимая улыбка, словно тот искренне желал злиться, но не мог прогнать нахлынувшую радость.
— Где ты была? — он спросил совсем негромко, так и оставаясь в проходе. И я тут же бросилась обнимать его.
Святая Моргана, я безумно не хотела говорить про тюрьму, про вчерашний бар и облаву.
— Прости, у меня были проблемы, но теперь все хорошо, — соврала, чувствуя, как что-то тяжелое опускается в груди, а горький привкус оседает на языке.
— Мне стоит спросить, что случилось?
— Нет, — мотнула головой, отводя взгляд. — Все разрешилось крайне удачно.
Отец помедлил минуту, внимательно всматриваясь в лицо. Затем кивнул.
— Тогда отдохни пару часов, потом помоги мне в мастерской. Сегодня сова принесла почту, там слишком много конвертов, распечатай да посмотри, что же в них. И в то зелье для наместника пора добавлять настой на клещевине. И не забудь…
— Хорошенько прогреть, чтобы разрушить ядовитые соединения, — я улыбнулась, закачивая фразу. — Все сделаю, не переживай.
Теплая ванна с маслами расслабляла, вода смывала переживания, давая место новым размышлениям. Вымывая грязь из волос, я наконец осознала, что давно не видела Мэттью. Он словно испарился на эти несколько недель после того, как я вернулась из Лондона. Нахмурилась, ополаскивая пряди ромашковым отваром. Надо же было так увлечься мыслями о поцелуе, что я не заметила, как пропал друг.
Оставив ванную и мысли о Мэттью на потом, я оделась и спустилась в мастерскую, вдыхая запах имбиря и коры дуба. Письма стопкой лежали на столе, и у меня чесались руки вскрыть каждый конверт. Как же было бы здорово получить столько заказов.
Один за другим я просматривала адреса и имена отправителей, почему-то надеясь, что увижу одно знакомое, написанное аккуратным ровным почерком, какому можно позавидовать. Но помимо заказчиков, меня заинтересовали только два письма. Первое от дяди Освадьда и второе от месье Вебера.
Я вскрыла первый и нетерпеливо вчиталась в содержимое, закусив от волнения нижнюю губу.
Джейн,
наш разговор меня огорчил. Я чувствую вину перед тобой и твоим отцом. Мы все еще семья по крови, поэтому я с радостью помогу ему в лечении и оплачу все расходы.
Господин Уайт.
Не веря своим глазам, я читала текст снова и снова, поворачивала пергамент, заглядывала в конверт, чтобы убедиться, что это все. Что он ничего не просит взамен, не спорит со мной, как тогда на приеме, что просто соглашается оплатить в-с-е расходы.
Я спрятала конверт, покосившись на работающего отца. Он аккуратно нарезал сушеный корень мандрагоры, медленно, борясь с тремором в руках. Зелье, кипящее в котле, едва не выливалось из него, и тогда я приубавила огонь, прошепча нужное заклинание и взмахнув палочкой в изящном жесте. Папа поднял голову, улыбнувшись мне, затем вернулся к несчастной мандрагоре.
Второй конверт разорвался тяжелее.
Милая Джейн,
надеюсь, что с Вами и мистером Уайтом все хорошо. Странствуя по Европе, я посетил лес, так похожий на тот, что у Эсенби, и сразу вспомнил о Вас. Как жаль, что наши разговоры кратки как миг. Но судьба вновь забрасывает меня в ваш уютный и чудесный городок. Я прибуду уже во вторник, и хотел бы увидеть Вас, Джейн. Если и Вы хотите меня увидеть, то приходите к центру вечером. К часам 6.
Маркус Вебер.
Я поежилась, сбрасывая липкое неприятное ощущение. Но под этой неприязнью появилось странное любопытство. Оба письма я спрятала в нагрудный карман сарафана, решив, что сперва разберусь с Вебером, а позже начну уговаривать отца принять помощь родственников. На второе должно уйти прилично времени, но я решила, что так или иначе, папа уедет в больницу.
В мастерской было душно, пар от моего котла поднимался к потолку, закручиваясь в причудливые узоры зеленоватого цвета. Я аккуратно влила настой в варево, помешала ровно девять раз по часовой стрелке, медленно и аккуратно, как того требовала инструкция. Тут же усилила огонь, чтобы яды испарились, и зелье начало активно бурлить и меняться с мутного на полупрозрачное. Обежав глазами инструкцию, я вычеркнула этот пункт чернилами и вздохнула.
— Остались яйца огневицы, затем настаивать в темном месте трое лунных циклов.
Отец повернулся ко мне, отвлекаясь от своего котла.
— Оно практически готово.
