__________
Сегодняшний день был, мягко говоря, непростым. Прежде чем Хенджин успевает передумать, он берет проездной на автобус со своего прикроватного столика и делает то, что ему не удавалось сделать последние несколько дней: он выходит из своей комнаты. Кроме поездок со стаффом, подписания документов и разговоров с ‘необходимыми’ людьми, Хенджин не выходил на улицу. Он чувствует себя Джисоном, как бы больно ни было думать о нем в этот момент. Джисон — типичный домосед, и, хотя Хенджин и сам интроверт, он не испытывает такого же отвращения, чтобы вставать с постели. Однако, при нынешних обстоятельствах, Хенджин находит свою комнату самым комфортным местом, прижавшись к Кками или работая над новыми картинами за столом. Но сегодняшний день — сегодняшний день заставил Хенджина выйти из этой зоны комфорта. У него нет определенной цели и места назначения, и уж точно нет человека, которого он хотел бы навестить. Он довольствуется тем, что следующие несколько часов проведет в одиночестве. Хенджин натягивает свою бини, оставляя достаточно места для глаз между шапкой и маской. Даже до того, как все это случилось, Хенджин предпочитал оставаться невидимым на улице. Он почти уверен, что это обычное явление среди айдолов. На каждого доброго и честного фаната, просящего автограф, приходится сасэн, стремящийся узнать их адрес или неожиданно наброситься. Конечно, это не было постоянной заботой Хенджина. Большинство людей предпочитают зацикливаться на себе, не замечая никого вокруг. Они продолжают свой день, слишком поглощенные своими делами, чтобы обращать внимание на незнакомцев, которых встречают на улице. Хенджин редко чувствует угрозу, но все-таки последнее, что ему сейчас нужно, это чтобы кто-нибудь узнал его. Хенджин засовывает руки в карманы куртки, теребя бумажник и проездной. Он периодически поглядывает на свой телефон, пытаясь создать образ непритязательного обычного гражданина. Тем не менее, как бы сильно Хенджину ни хотелось выбраться на улицу и выбросить все из головы на сегодня, он не может просто продолжать бродить по городу. Он неплохо знает местность, но он сойдет с ума, если заблудится или, не дай бог, его будут преследовать. Даже если он знает, что мог бы позвонить Чану в такой ситуации, это было бы неправильно. У Чана сейчас достаточно забот. Хенджин проверяет время на своем экране блокировки и сравнивает его с расписанием автобусов. В его груди вспыхивает опасная искра — желание уехать на окраину города и спрятаться от посторонних глаз, пока ситуация не уляжется. По-детски глупая, безрассудная искра, которую Хенджин спешит потушить. Ты сделаешь себе больно, говорит голос в голове Хенджина, подозрительно похожий на их бесстрашного лидера. Хенджин останавливается у следующей автобусной остановки и снова проверяет свой телефон. Куда он может пойти в такой час, чтобы сбежать от шума и суеты города? Или, скорее, сбежать от собственных мыслей? Вы не можете избавиться от голосов в своей голове, но Хенджин хочет попробовать. Подождите— река Хан. Конечно. ДА. Хенджин идет знакомым маршрутом, добравшись до дорожки, идущей параллельно воде. В этот час на улице не так много людей, но не достаточно мало, чтобы снять шапку или маску. Во всяком случае, снять маску было бы не самым умным решением вообще когда-либо. После недолгих поисков Хенджин находит свободное место на траве с видом на реку и садится без привычного беспокойства об испачканной одежде. Температура упала на несколько градусов с тех пор, как он вышел из дома, но на улице все еще тепло, а приятный ветерок треплет пряди волос, выбивающиеся из-под его шапки. Он на мгновение закрывает глаза, погружаясь в атмосферу вечера. Затихающее стрекотание насекомых вдалеке в сочетании с тихим шумом машин так красиво звучат вместе с плеском воды о берег. Хенджин вдыхает солоноватый аромат реки, перемешанный со свежей травой и его духами. Спокойно. Хенджин не может сказать, когда он последний раз чувствовал себя так. С закрытыми глазами он пытается представить, как бы он нарисовал это. Изгиб висящей в небе луны и гребни крошечных волн, покрывающих рябью поверхность реки. Хенджину больше всего понравилось бы рисовать деревья, а также небо. Хенджин моргает, открывая глаза, и разглядывает звезды над головой. Это не совсем полная луна — убывающая — и яркий свет заливает покрытый травой берег мягкими оттенками белого. Звезды теряют часть своего блеска за тысячи световых лет от нас, даря совсем малое освещение, и все же Хенджин также глубоко ценит их. В некотором смысле, они напоминают ему толпы людей на их концертах, размахивающие своими лайтстиками в такт музыке. Эта ассоциация вызывает укол боли в груди Хенджина. Он сжимает кулаки, удивляясь, когда мгновением позже у него в руках оказываются пучки травы, вырванные из земли вместе с корнем. Хенджин делает глубокий вдох, надеясь успокоить нервы. Он вспоминает дыхательные упражнения, которым научил его Феликс, и аффирмации, которые Чан умолял запомнить. И вместе с мыслями о Чане и Феликсе неизбежно приходят мысли о Джисоне. Добрый, глупый Хан Джисон. Чем он вообще может заниматься прямо сейчас? Хенджин почти уверен, что он смотрит видео на YouTube. Или, возможно, ему предстоит еще одна долгая ночь в компании с Чаном и Чанбином. Может быть, он работает над лирикой? Будучи романтиком, Хенджин задается вопросом, видит ли Джисон сейчас то же самое небо, что и он. Возможно, он поставил на паузу свое видео или вышел из студии звукозаписи, чтобы полюбоваться звездами. Возможно, он просто случайно смотрел на них в этот самый момент, задаваясь тем же вопросом, что и Хенджин. В конце концов, это одно и то же небо. Агрх. Всякий раз, когда мысли о Джисоне вторгаются Хенджину в голову, он автоиатически лишается возможности расслабиться. Сегодня вечером он не сможет уснуть, размышляя как там Джисон — скучает ли он вообще по Хенджину. Хенджин не вышел из их группового чата, но уже давно отключил уведомления, опасаясь того, что может всплыть. Для его собственного спокойствия, раз уж на то пошло. Это не первый раз, когда Хенджин подумывает о том, чтобы нарушить свое молчание и написать Джисону. Конечно, он хотел бы поговорить со всеми, но к диалогу с Джисоном он испытывает особое влечение. Особенно вспоминая день, когда они расстались. Сдавленные рыдания Хенджина и едва слышные прощания перед тем, как выскользнуть за входную дверь, и зрительный контакт, который он установил с Джисоном с другого конца комнаты, поскольку был слишком большим трусом, чтобы позволить Джисону даже прикоснуться к нему. Потому что Хенджин знал — уйти будет невозможно, как только он позволит себе его обнять. Хенджин открывает чат с Джисоном с грустной улыбкой. Из всех возможных вещей они обсуждали покемонов. Джисони: думаешь, они едят покемонов? типа, во вселенной покемонов не говори мне, что они не жрут каких-нибудь больших жирных меджикарповЯ: разве ты не должен работать над лирикой?
Джисони: очевидно это важнееЯ: хз вряд ли Чанни-хен согласился бы с этим
Джисони: а вот тут ты ОШИБАЕШЬСЯ хен хочет покататься на лапрасе и возмущен мыслью о людях, поедающих эксегкьюты хотя они буквально яйцаЯ: ну типа они живые
Джисони: ОНИ ЯЙЦА Хенджин улыбается выбранному им мему с Пикачу, вспоминая, как Джисон потом позвонил ему, чтобы продолжить разглагольствовать. Его не устроил простой мем в качестве ответа. Черт, Хенджин скучает по нему. Почему он должен так сильно скучать по Джисону? Он скучает по ним по всем. Хорошим, плохим и злым — Хенджину все равно. Черт возьми, он бы смирился с нытьем и воплями Чанбина, лишь бы не постоянная тишина, которая стала его жизнью. Хенджин, спотыкаясь, поднимается на ноги, протирая глаза. Он больше не будет плакать. Он пойдет домой, закончит свой последний скетч и — если повезет — немного поспит.***
Джисон чувствует странную тягу посмотреть на ночное небо, задаваясь вопросом, испытывает ли Хенджин, где бы он ни был, такое же желание.***
Вопреки всему, Хенджин надеется, что его тошнит из-за йогурта, который он съел утром, а не из-за его нынешнего затруднительного положения, в результате которого он стоит на до боли знакомом пороге с бьющимся в горле сердцем. Он не хочет зацикливаться на последних нескольких неделях. Он не хочет мучиться из-за времени, проведенного вдали от группы, от выступлений, от — каким бы хаотичным оно ни было — этого места, которое он называет своим домом. Но теперь это неизбежно, он на расстоянии вытянутой руки от возвращения своей жизни. Встревоженный, Хенджин снова смотрит на свой телефон. Уведомление из группового чата находится в верхней части экрана, подсвеченное и, похоже, пристально смотрит на него. Оно от Чана, и там просто написано: «Готов, если ты готов». Хенджин не уверен, будет ли он когда-нибудь готов. Возвращение сюда не означает, что он вернулся, по крайней мере, не в том смысле, в котором надеются фанаты. Не то чтобы Хенджин был полностью уверен, что они вообще хотят его возвращения. Он избегал социальных сетей, и его отсутствие в Bubble было палкой о двух концах с точки зрения того, что фанаты -СТЭЙ— чувствуют. С тихим вздохом он повертел ключ в руке, изучая засечки и каракули, нарисованные фломастером Чана. При обычных обстоятельствах он бы не стал стучать, но сейчас он чувствует странное побуждение сделать это, будто он простой посетитель. Гость. Я больше не могу тянуть время, иначе Чан надерет мне задницу. Хенджин усмехается при этой мысли. Чанбин убьет Чана, прежде чем тот успеет хотя бы пальцем тронуть Хенджина. Кроме того, не похоже, что Чан когда-нибудь мечтал о том, чтобы тронуть хотя бы волосок на голове кого-либо из мемберов. Окей. Окей. Хенджин осторожно стучит в дверь и съеживается, когда звук оказывается громче, чем он ожидал. Фактически, этого почти достаточно, чтобы отпугнуть его. Дверь открывается через несколько секунд, и показывается помятый, улыбающийся Чан, который — ах да. Ничего не изменилось. На Чане нет футболки. Все уже кажется нормальным. — Хенджинни, — Чан звучит запыхавшимся, будто он только что сошел с беговой дорожки. — Ты здесь. Хенджин теряет дар речи. Как он должен ответить? Спасибо? Думаю да? — Я здесь. — Вот на чем он в конечном итоге останавливается, и, черт возьми, это действительно неловко. Но Чан спокойно отнесся к этому, как и всегда. Его улыбка становится шире, а в глазах появляется огонек, который Хенджин знает по многочисленным долгим дням, проведенным в студии звукозаписи, а также в танцевальной студии. — Ты можешь, эм, — Чан делает паузу, наконец-то в его спокойствии пошла трещина. — Ты можешь зайти. Хенджин одаривает его самой убедительной улыбкой, на которую только способен — и которая, вероятно, совсем не убедительна, — и переступает порог. Он впервые замечает, насколько на самом деле душно в их гостиной. Когда наступает лето, здесь может быть невыносимо жарко, особенно если ломается кондиционер, который, Хенджин уверен, снова сломан. Белый огромный вентилятор стоит в углу, лениво описывая полукруг. У дверей каждой спальни стоит обувь, а вешалки для одежды едва видны в щели между синей занавеской и стеной. Беспорядок тоже кажется естественным, будто Хенджин никогда не уходил. И с ним все в порядке, правда, или, по крайней мере, настолько в порядке, насколько это возможно. Пока он не заходит в комнату и не понимает, что они с Чаном не одни. Хенджин не знает, почему он ожидал чего-то другого. Чан любит широкие жесты. Ему также очень нравится образ «отца», который ему приписали фанаты, как бы сильно он ни отрицал это. Конечно, Чан собрал всех по этому случаю. Большинство участников расположились на диване — Сынмин практически заполз к Чонину на колени, а Феликс устроился между бедер Минхо и Чонина. Чанбин, однако, стоит за диваном, молчаливо наблюдая, а рядом с ним— У Хенджина перехватывает дыхание. Джисон выглядит… помятым, за неимением лучшего слова. Его темные, растрепанные волосы торчат в нескольких местах, будто он только что проснулся. Спортивные штаны и огромная красная толстовка скрывают его фигуру, руки спрятаны в карманах, и он прислоняется к дивану с полуприкрытыми глазами, подтверждая теорию Хенджина про сон. Но когда их взгляд встречается, глаза Джисона расширяется и — Хенджин клянется — сияют. И прежде чем Хенджин успевает сделать еще один вдох, прежде чем он может подумать о том, чтобы спрятаться или выскользнуть из комнаты, его заключают в объятия, достаточно крепкие, чтобы выжать весь кислород из его легких. Что за— — Вау, — тепло выдыхает человек прямо ему в ухо, и, о, черт возьми, это Джисон. — Ты вернулся. И снова Хенджин понятия не имеет, как реагировать, но сейчас причина отличается от той, когда Чан пригласил его войти. Любое представление о том, как оставаться крутым и хладнокровным, ускользает из головы Хенджина, последняя толика самоконтроля висит на волоске. Вообще Хенджин подозревал, что первым на него набросится Чанбин или, может быть, Чонин. Феликс подождал бы, пока эти двое закончат, прежде чем самому обнять его. Сынмин и Минхо, если повезет, могли бы предложить обняться, а за ними последовал бы и Чан. Но в голове Хенджина, в каждом сценарии, который он придумывал до этого момента, Джисон подходил последним. Он выжидал удобного момента, подходил к Хенджину и торопливо обнимал его, прежде чем убежать в свою комнату. Именно так Хенджин всегда это видел. Но более безумной стороне его воображения нравилось представлять, что Джисон будет самым воодушевленным по поводу его возвращения. Никогда — никогда за миллион лет —Хенджин не думал, что Джисон так отреагирует. Следующий вздох Джисона срывается с его губ, руки все еще крепко обнимают Хенджина за талию. К его облегчению, Джисон не настаивает на ответе, кажется, даже не ожидает его. — Я скучал по тебе. Жар разливается по коже Хенджина, особенно там, где руки Джисона обвиваются вокруг его талии, а кончик его носа касается уха Хенджина. Это вошедший гвоздь в крышку гроба, и Хенджин подумывает о том, чтобы вырваться из объятий и убежать в безопасное пространство своей кровати. К счастью, Джисон пощадил его и убрал руки, оставляя между ними достаточное расстояние. — Да, эм. — Джисон проводит пальцами по волосам и откашливается, намеренно избегая взгляда Хенджина. — С возвращением. Это не совсем определение термина ‘быть крутым’, но это ближе всего к тому, когда дело касается Джисона. Хенджин понимает, к чему было это маленькое представление. Ты делаешь из мухи слона, думает Хенджин. Я уверен, что все рады тебя видеть. Следующий человек, подошедший к Хенджину, оказался именно тем, кого он ожидал. Сильные руки обвиваются вокруг Хенджина. Он скучал по этим интимным моментам со своими мемберами, и этого почти достаточно, чтобы слезы навернулись на его глазах. Единственное, останавливает его от нервного срыва посреди их гостиной, это… ну, ничего. Мускулистые бицепсы Чанбина удерживают Хенджина от физического падения, но он все равно может заплакать. — Я так чертовски рад тебя видеть. — говорит Чанбин низким рычанием. — Ты даже не представляешь. И плотина прорывается. Хенджин обмякает, как тряпичная кукла, утыкаясь лицом в изгиб шеи Чанбина. Мгновение спустя он чувствует, как несколько других пар рук обхватывают его, удерживая между Чанбином и кем—то еще — в идеале, не Джисоном, ради психического здоровья Хенджина. Давненько у них не было настоящих ‘групповых слез’. — Я так счастлив, — Хенджину удается выдавить между всхлипами, — быть— быть дома. Каждая пара рук, кажется, напрягается, и Хенджин издает смешок, наслаждаясь теплом их тел. Возможно, он и не самый большой фанат скиншипа, но сейчас это далеко не так. Это утешение. Это спокойствие. Если Хенджину сейчас что-то и нужно, так это спокойствие. Поскольку он планирует снова оказаться в центре внимания, под софитами, планирует вернуться к выступлениям. И, кроме того, он планирует продолжить свои усилия, чтобы избавиться от этой нелепой, возможно-влюбленности в Хан Джисона. ____ Хенджин каждый вечер погружается в рисование. Обсуждается, когда он официально «вернется», как и когда они официально завершат его перерыв, но Хенджин не может сосредоточиться на этом, чувствуя, что сходит с ума. Конечно, он посещает каждую встречу по этому поводу, и вносит свой вклад, когда его просят. Каким бы напуганным он ни был, он все равно рад вернуться на сцену и к фанатам. Выступления у него в крови — это неотъемлемая часть того, кем он является. Первые пару недель он проводит каждый вечер, украдкой поглядывая на приложение Bubble. Крошечная белая иконка с синим шрифтом насмехается над ним. Несмотря ни на что, Хенджин продолжает переговоры с бесчисленным количеством людей, будь то извинения или, иногда, просто прослушивание наставлений. Встречи начинают сливаться воедино. Хенджину кажется, что он заканчивает с одним человеком только для того, чтобы его увезли к другому, следуя всему из чувства долга. Но, если он будет честен с самим собой, это больше, чем чувство долго. Хенджин — эмпатичный человек, это не секрет. Спросите его семью, его мемберов, его друзей. Невозможно отрицать эти эмоции, закручивающиеся в его голове, когда он заканчивает встречу за встречей кажущиеся бесконечными в своем затянутом графике. Поэтому у него редко есть время наедине с самим собой. Хенджин дорожит каждой секундой, когда у него есть возможность расслабиться. Ну, «расслабиться». Он должен восстанавливать силы, но вместо этого нервничает из-за своего расписания. Он не уверен, что именно дает ему последний толчок. Возможно, это жалкое, навязчивое чувство обреченности, когда он слоняется без дела по общежитию. Возможно, это его врожденное желание совершенствоваться и расти. Но что-то толкает его взять художественные принадлежности, которые он принес с собой из дома. В первый вечер Хенджин выбирает простой предмет. Он вытаскивает апельсин из тарелки на их кухонном столе, одинокий цитрус среди бананов и яблок Чонина. — Где… — Хенджин бормочет себе под нос, обыскивая комнату. Ему нужно совсем немного места, по крайней мере, чтобы поставить стул и стол. Думаю, кухонного стола пока достаточно. Хенджин расставляет свои принадлежности для рисования, если их можно так назвать, и подпирает апельсин, используя тарелку, из которой он его взял. Он также поднимает синюю занавеску, чтобы впустить достаточно света, создавая настолько идеальную картину, насколько это возможно. Закончив приготовления, он со вздохом устраивается в кресле, неуверенно переводя взгляд с фрукта на свой альбом для рисования. Нервы поначалу сдерживают Хенджина, не позволяя ему прижимать кончик карандаша к чистой странице. Он втягивает воздух и задерживает дыхание, борясь с жужжанием в голове, как будто внутри заперт пчелиный улей. Он, вероятно, потерял навык, а это значит, что то же самое можно сказать и о танцах— — Сосредоточься, — рычит Хенджин, убирая волосы с лица. Он яростно засовывает в рот резинку для волос и делает низкий хвост. — Окей. Убрав волосы —не говорите Чонину, но может, ему стоит их поскорее подстричь— Хенджин выбирает плейлист — сборник легких, атмосферных песен. Честно говоря, он добавил несколько песен Джисона, но он держит эту информацию при себе. От одной мысли, что Джисон узнает об этом, у него горит лицо. Когда из динамика телефона послышалась первая песня, Хенджин склоняется над альбомом и начинает рисовать. Это происходит не сразу, но к третьей или четвертой песне Хенджин полностью поглощается своей работой. Музыка еще больше погружает его в странное сонное состояние, как будто он парит, окруженный вокалом Джисона и стойким ароматом того, что последним готовил, вероятно, Минхо. Хенджин напевает под нос, пока его карандаш скользит по странице. Он делает паузу, чтобы заштриховать рисунок, наклоняет голову, чтобы увидеть, как линии и изгибы постепенно становятся похожими на апельсин с разных ракурсов, и поворачивает блокнот по мере необходимости. Он настолько поглощен своей работой, что не замечает звука закрывающейся за кем-то входной двери. — Я так рад видеть тебя в своем сне, — поет Хенджин, наслаждаясь эхом собственного голоса в пустой кухне. — В моем сне, надеюсь, ты улыбнешься вместе со мной хотя бы на мгновение… Хенджин послушал ‘HaPpY’ сразу после релиза. И, честно говоря, он слушал эту песню в течение всего дня с момента ее выхода. Голос Джисона всегда оказывал гипнотическое влияние на Хенджина, неважно, читает ли он рэп или нежно подпевает под мягкий бит. Вначале Хенджин завидовал диапазону Джисона, но теперь он понимает, что на самом деле это было лишь восхищение с легким намеком на зависть. Нарисованный апельсин приобретает красивую форму, и Хенджин улыбается про себя, останавливаясь на секунду, чтобы оценить свою работу. Это не Звездная ночь или Герника, но это, безусловно, большой сдвиг по сравнению с его более ранними работами. Хотя перфекционистская сторона Хенджина и критикует любые ошибки, какими бы незначительными они ни были. — Пожалуйста, будьте счастливы там всегда. — Хенджин барабанит пальцами по столу. — Надеюсь, ты всегда сияешь со своей очаровательной улыбкой… — Так что, ты это слушал? Хенджин визжит и чуть не выпрыгивает из кожи вон. Он поворачивается лицом к нападающему, размахивая карандашом, как мечом, но нападающий— нападающий— — Ладно, — Джисон прерывисто выдыхает, — Подкрасться к тебе было, наверное, действительно глупой идеей с моей стороны. Теперь я это понимаю. Хенджин выдыхает и с облегчением опускается на стул, бросая свое ‘оружие’. Джисон, похоже, вышел из студии, одетый в свою обычную оверсайз толстовку и розовые брюки от Adidas в сочетании с массивными кроссовками. Его волосы взъерошены, как будто их только что освободили от шапки, и лохматые каштановые пряди торчат во все стороны. Он выглядит уютным и мягким. — Что ты здесь делаешь? — Хенджин убирает челку с лица. — Я думал, ты работаешь на студии? Джисон застенчиво улыбается знакомой улыбкой в форме сердца, от которой Хенджину хочется отчаянно закричать. — Я был, но… теперь я тут. Хенджин бросает на него недовольный взгляд. — Хорошо, ладно, — фыркает Джисон. — Текст давался мне нелегко сегодня, поэтому Чанни-хен предложил мне вернуться домой и, ну. Знаешь. Постараться придти в себя. У Джисона в прошлом были проблемы с лирикой. Как у любого артиста, у него бывают спады, особенно когда он работает без остановки, как это было в последнее время. Выгорание — это худшее, Хенджин знает о чем речь. Практически каждый в группе сталкивался с этим в какой-то момент. Но у Джисона есть плохая привычка позволять этому съедать его заживо. (У них обоих. У него и у Хенджина.) — Ты… — Хенджин колеблется. — Ты в порядке? Глаза Джисона на мгновение округляются, прежде чем смягчиться, а на его губах появляется ухмылка. — Конечно, блин. Я Хан Джисон. J.One. За кого ты меня принимаешь? Все тот же старый Джисони. Хенджин закатывает глаза, но не может сдержать мягкий смех. — Подожди… — Джисон вытягивает шею, выглядывая из-за плеча Хенджина. — Это что… Это ты нарисовал? Хенджин делает глубокий вдох и рассматривает нарисованный апельсин так, словно видит его впервые. — О, это? Эээ. — Это так чертовски круто. Джисон и Хенджин часто поддразнивают друг друга, это фундаментальная часть их дружбы. Возможно, это перешло из их антагонистических пре-дебютных дней. И все же глаза Джисона мерцают, когда он смотрит на работу Хенджина, искренний и полностью очарованный. — О, я… — Хенджин уже чувствует, как его щеки розовеют. — Это фигня. Я просто— я пытался рисовать по одной работе в день, и этот апельсин выглядел, не знаю, миленько? Джисон поднимает взгляд на Хенджина, и в нем отражается что-то необъяснимое. Он опускает голову, почти застенчиво, и бормочет: — Миленько, хах? Хенджин садится прямее и переводит взгляд с Джисона на свой рисунок. — Выглядит нормально? Я немного подзабыл и все еще учусь, но— — О, безусловно, — прерывает Джисон отрывистым кивком. — Выглядит идентично. Это потрясающе. Ему понравилось. — Думаешь? Мне кажется, я мог бы получше заштриховать внизу, например, там, где апельсин отбрасывает тень на стол. Джисон слишком долго молчит, и Хенджин паникует. Джисон, возможно, похвалил работу Хенджина, просто чтобы заставить его почувствовать себя лучше. Он не из тех, кто разбрасывается фальшивыми комплиментами, но остальные мемберы ходят на цыпочках вокруг Хенджина с тех пор, как он вернулся в общежитие. Кто сказал, что Джисон не такой же? Затем до Хенджина доходит. Он почти забыл, что не поставил свой плейлист на паузу, музыка струится в воздухе с комфортной громкостью. Это приятно заполняет тишину, но не это привлекает внимание Хенджина. «Все вокруг тебя в замедленном режиме. Все тихо. Мои тревоги улетучиваются, оставь все это на ветер…» — Неплохой у тебя плейлист. — Джисон слабо хихикает. — Ты, эм. Нашел его в интернете или? Уши Хенджина, должно быть, полностью покраснели, судя по тому, как они горят. Он хватает свой телефон и так же натянуто смеется, ошеломленный реакцией Джисона. — Нет, нет. На самом деле я… сделал его сам, — говорит Хенджин. И его дурацкий желудок выворачивает, как будто его вот-вот стошнит. — О. Ответ Джисона застывает между ними и ‘Sunshine’ в качестве фонового шума. Бесчисленное количество песен в плейлисте написано Джисоном, и Хенджин никогда еще так не смущался своего предсказуемого вкуса в музыке. — Не знал, что тебе так нравятся мои песни, — бормочет Джисон, но с изрядным хвастовством. Конечно, это прикрытие; Хенджин прекрасно понимает. Хенджин пожимает плечами и теребит корешок своего альбома, (плохо) изображая безразличие. — Да, но ты уже это знал. Мы— — на одной эмоциональной волне, — мягко заканчивает Джисон. Воздух вокруг них сгустился. Хенджин проглатывает комок в горле, пристально вглядываясь в свой набросок. Кое-что изменилось с тех пор, как Хенджин вернулся, и вот яркий пример. Эти моменты напряженности между Хенджином и Джисоном участились. Типа, действительно участились. Если они тянутся к одной тарелке во время еды, если они случайно сталкиваются друг с другом на пороге ванной, если они оба каким-то образом оказываются прижатыми друг к другу на диване — да практически любой момент, когда они оказываются рядом. Черт возьми, они даже не соприкасаются прямо сейчас, и все же слова Джисона ложатся физическим грузом на плечи Хенджина. — Что ж, — говорит Джисон, его голос подозрительно повышается на несколько тонов, — Я лучше оставлю тебя с этим! Пожалуйста, посиди здесь со мной, думает Хенджин, но не говорит. — Куда ты идешь? Джисон неопределенно указывает в сторону своей общей комнаты с Чонином, и Хенджин хмурит брови. — Ты уверен, что не хочешь присесть? Здесь полно места, — настаивает Хенджин. А затем быстро понимает, что делает, краснеет и отступает. — Я имею в виду, только если ты хочешь, конечно. — Но вдруг если ты будешь меня отвлекать? — Джисон прижимает ладонь к сердцу в притворном страхе. — Или украдешь мои тексты? Хенджин выдыхает с облегчением. Такое ощущение, что они могут говорить только в такой манере. Это безопасная территория. — О? Тогда, что, если ты будешь отвлекать меня? Что, если ты украдешь мои рисунки? Джисон усмехается. — Ты гораздо больше отвлекаешь, Хенджинни. — Я буквально сижу и рисую апельсин. Как это может ‘больше’ отвлекать? — Музыка— — Твоя музыка— — выбивает меня из колеи. — Джисон складывает пальцы в пистолет и говорит на английском с оттенком австралийского акцента. — Ты понимаешь, о чем я, чувак? Хихиканье вырывается из груди Хенджина; он ничего не может с этим поделать. Он бессилен перед глупым чувством юмора Джисона. Как бы ему ни нравилась компания Джисона, как бы ему — агрх — ни нравился сам Джисон, его реакция не наигранна. Джисон действительно обладает сверхспособностью доводить Хенджина до смеха со слезами. — Ну же, чувак, — растягивает слова Джисон, — Это серьезное дело. — Тогда займись своим серьезным делом где-то еще, — удается выдать Хенджину между смешками. — Я соврал, что здесь достаточно места. — Прекрасно. — Прекрасно! — Прекрасно! — Джисон расправляет плечи и надувает губы. — Я собираюсь сотворить немного волшебства, не покидая собственную постель. — Окей, гений текстов, — высмеивает Хенджин, но эффект теряется из-за музыки Джисона, тихо играющей на фоне. К тому времени, как Джисон действительно ускользает в свою комнату, Хенджин почти забывает о своем рисунке. Он обращает свое внимание на простой апельсин и нервно покусывает нижнюю губу. «Это так чертовски круто». Хенджин громко стонет и падает вперед, ударяясь лбом о стол. — Это отстой. ____ Джисон не пропадает на эти дни, предшествующие ‘Kingdom Week’. Они снимают короткое видео для ‘STAY Week’, сидя за столом переговоров в здании компании. Хенджин выбирает место рядом с Чонином, а Джисон занимает соседний стул, как будто это самая естественная вещь в мире. На протяжении всей записи мемберы шутят о том и об этом, медленно, но верно проводя, своего рода, мозговой штурм, чтобы порадовать фанатов, в то время как Хенджин не спускает глаз с Джисона. Он пытается быть как можно более незаметным, бросая быстрые, периферийные взгляды всякий раз, когда Джисон чем-то занят. К счастью, никто, кажется, не замечает или, по крайней мере, тактично не упоминает об этом. В какой-то момент Джисону даже хватает наглости наклониться и притвориться, что он целует Хенджина. У Хенджина достаточно самообладания остаться неподвижным, пристально глядя вперед и улыбаясь мемебрам через стол. Джисон, кажется, не расстроен отказом, но Хенджин зол на себя за то, что хотел, чтобы Джисон сделал это. Просто поцелуй в щеку, вот и все. Они могли бы вырезать это потом. И когда «встреча» подходит к концу, Джисон и Хенджин начинают утрированную любовную ссору. — Это потому, что я с вами, ребята, — надувает губы Хенджин. — Это потому, что я с тобой тоже! Что— Кровь стучит у Хенджина в ушах. Он не ожидал, что Джисон клюнет на приманку. К счастью, пишущие камеры немного успокаивает нервы Хенджина. Возможно, он не лучший актер в мире, но он, по крайней мере, может сыграть на уровне, необходимом для ‘ссоры’ с Джисоном. Хенджин хватает Джисона за плечо, которое— да, он действительно подкачался. — Это твоя вина! — Чагия, мы действительно пошли на это? — Чагияя, — хнычет Хенджин, выкладываясь по полной. — Милый! — Джисон полностью увлечен этим сейчас. — Помнишь прошлый раз? Нам было так хорошо вместе! Хенджин пользуется возможностью, чтобы убраться отсюда к чертовой матери, надеясь, что никто не заметил, как он заерзал на своем стуле, когда Джисон сказал, что им был «так хорошо». — Снаружи! Они с Джисоном уходят, притворяясь, что препираются, пока не оказываются вне кадра. Как только за ними захлопывается дверь, они разражаются общим смехом, падая друг на друга, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. — Их! лица! , — хрипит Джисон, — Боже, это было потрясающе. — Я не могу поверить, что ты просто… — Хенджин фыркает. — Не можешь поверить, что я просто что? Создал бесконечное развлечение для Стэй? Хенджин закатывает глаза. — На этот раз я соглашусь с тобой, потому что это было на самом деле весело. Заразительно улыбаясь, Джисон сжимает предплечье Хенджина. — Черт, я скучал по этому. Итак, Хенджин заслуживает Оскар не за свое выступление на «встрече», с которой они сбежали, а за то, как ему удается сохранять безразличное выражение лица. Это опасный ход мыслей — ‘Джисон скучал по этому’. Скучал по их динамике, скучал по Хенджину. И, кажется, с этого момента все только набирает обороты. Во время съемок второй части ‘SKZ Family’ Хенджин понимает, что ему придется страдать. Чего он, однако, не ожидает, так это всплеска ревности, когда Джисон притворяется, что флиртует с Минхо. Во время первой записи пару лет назад Хенджина не слишком беспокоили выходки Джисона, тем более шоу было задумано так, чтобы подчеркнуть их семейные узы и безумное чувство юмора. Но теперь, учитывая все, что произошло за последние несколько месяцев… Хенджин пускает все на самотек. Он вообще-то чертовски хорош в этом, если вы его спросите. Он и глазом не моргнет, когда Джисон бросает красивые слова в адрес не менее красивого Минхо, приводя Сынмина в замешательство так сильно, что даже Хенджину хочется смеяться. Он почти не вздрагивает, когда Джисон называет Минхо «бейби» или загоняет его в угол возле холодильника, создавая веселый скандальный кадр для эпизода. Хенджину даже удается сдерживать свои эмоции, когда Джисон также цепляется за него. Почти каждое второе слово из его уст — это милое прозвище — по крайней мере, когда он обращается к Хенджину. И, что еще хуже, тема шоу предоставляет Джисону любую возможность быть сентиментальным и романтичным. С Хенджином. С его ‘женой’. После записи Хенджин чувствует себя более раздраженным, чем когда они начинали. Разве это не то, чего он хотел? Чтобы Джисон отступил, потому что его присутствие только смущало и расстраивало Хенджина? Хотя, он должен признать, наблюдать, как Джисон флиртует с Минхо, было намного хуже. И, хей, что, черт возьми, это значит? Хенджин не хочет думать об этом. Он прилагает все усилия, чтобы не думать об этом, вместо этого сосредотачиваясь на подготовке к камбэку. Смертельного удара не наступает до прямой трансляции, которую они снимают для ‘STAY Week’. И снова Джисон выбирает сесть рядом с Хенджином, зажатый между ним и —из всех людей— Минхо. Сама прямая трансляция проходит без происшествий. Они такие же, как всегда, сумасшедшие, добавляющие свое очарование в каждую игру, в которую они играют, и в каждый ответ, который они дают на вопросы фанатов. Хенджин правда находит это успокаивающим, ему приятно опять снимать что-то непринужденное со своими мемберами. Джисон появляется в нужное время всякий раз, когда тревожность Хенджина начинает проявляться. И это—это основная проблема прямой трансляции. Джисон всегда рядом с ним, и, хотя его шутки не смущают Хенджина, прикосновения, к которым привык этот чертов авантюрист, когда они находятся в пределах досягаемости друг друга, — это уже другая история. Не то чтобы Хенджин лучше. Возможно, это влияние Джисона, но, похоже, он тоже не может держать свои руки при себе. Сидят ли они на диване, стоят, танцуют —Хенджин и Джисон находят способ прикоснуться друг к другу. А потом они поют ‘Mixtape: OH’. Джисон исполняет свою часть песни, остальные мемберы раскачиваются на месте в такт мелодии. Они поют в самодельные микрофоны, хватая ближайшую бутылку с водой или что-то другое похожей формы. Хенджин поет каждую из своих частей и наслаждается тем фактом, что выучил текст наизусть. Что ему комфортно петь свои реплики. Это тяжело, учитывая перерыв, который он взял в вокале. Однако, когда они доходят до части песни Джисона и Хенджина, Джисон набрасывается на него. Хенджину следовало чего-то ожидать, но по ходу съемок он потерял бдительность. Теперь он смотрит на Джисона сверху вниз, а Джисон— Ну, Джисон — такой же как всегда. Хенджин открывает рот, чтобы спеть свою партию, и Джисон тянется к нему, нежно кладя руки Хенджину на шею. Он едва касается Хенджина, и все же прикосновение его пальцев к горлу Хенджина, к чувствительной коже на затылке посылает электрический разряд по всему телу. Даже когда его разум наполняется бессвязным воем сирен и криками, Хенджин улыбается сквозь панику. Он хотел бы поцеловать Чанбина, когда тот их прерывает, физически вставая между ними и отталкивая Джисона, прижимая пальцы ко его лбу. Именно после прямой трансляции Хенджин всерьез начинает задумываться обо всем. Возможно, из-за этого теряет сон. Возможно. Он может только надеяться, что быстро приближающиеся съемки ‘Kingdom Week’ дадут ему отсрочку от Джисона— от своих чувств, — в которой он ужасно нуждается.