Поцелуй тьмы. Взгляд Дмитрия

      Меньше месяца. Меньше месяца потребовалось нам с Розой, чтобы вернуться к неловким, псевдопрофессиональным отношениям, наполненными сексуальным напряжением и невысказанными словами. Конечно, это был медленный разговор, и я позволял себе больше, чем несколько близких моментов наедине между нами. Украденный поцелуй здесь, личный разговор там. Возможно, в этом не было ничего невероятно романтичного, но была определенная интимность в том, чтобы открыться кому-то так, как я никогда раньше не делал.       Однако, как бы я ни старался блокировать их, слова Альберты снова и снова прокручивались у меня в голове, пока я больше не мог их игнорировать. Мы с Розой изменили друг друга, как она и сказала, и люди начали обращать на это внимание. Роуз поняла, когда я заговорил о своем беспокойстве о том, что другие узнают о наших отношениях, но я подумал, что лучше скрыть, что по крайней мере один человек уже раскусил нас. У Розы и так было достаточно забот, я не мог ничего добавить к этому. Как бы то ни было, она не была этому рада — никто из нас не был, — но мы знали, что наши возможности были ограничены, и в конце концов это произошло бы. Возможно, было лучше построить эту стену до того, как она станет еще более трудной.       Это была не Академия. Не совсем. Это была временная проблема, которая будет устранена в течение нескольких месяцев. И дело было не в ее возрасте, о котором следовало позаботиться еще раньше. Нет, настоящая проблема заключалась в том, кем мы были, кто мы есть. Стражами. Как я ни старался, я не мог придумать, как нам наладить отношения, эффективно охраняя Лиссу вместе. Это подвергало нашу подопечную слишком большому риску, и никто из нас не позволил бы ей подвергнуться опасности.       У стражей просто не было роскоши влюбляться и вести нормальную жизнь друг с другом, особенно у партнеров-стражей. Я пытался подавить обиду, которую испытывал по этому поводу, но с каждым днем это становилось все труднее и труднее. Самое большее, на что мы когда-либо могли надеяться, к нашему вечному счастью был роман, который в любой момент мог быть разорван переводом. Мы следовали за нашими мороями. Они на первом месте.       Не помогло и то, что Роуз в кои-то веки отстранилась от меня. Я почти не знал, что делать с этим фактом. Она всегда была постоянной в этих отношениях, ждала, когда я возьму себя в руки и приду в себя, или чаще всего подталкивала меня к преодолению моих собственных ограничений, пока я не поддался безумию между нами. Чтобы она была единственной, кто проявит благоразумие…что ж, это повергло меня в еще большее уныние, чем когда-либо. Я скучал по ней. Часть меня хотела дать ей возможность исцелиться самостоятельно, но другая часть меня чувствовала необходимость попытаться быть сильным ради нее.       Возможно, это было бы одно дело, если бы она просто отстранялась от меня. Я мог бы оправдать это мыслью, что она пыталась создать здоровую и необходимую дистанцию между нами. Я мог бы найти способ смириться с ее внезапной отстраненностью. Но дело было не только во мне; она отдалялась от всех. Казалось даже, что она проводила меньше времени с Лиссой. В те несколько мгновений, когда я видел ее с группой друзей, она всегда была довольно тихой и сдержанной. Это было так на нее не похоже. Она изображала улыбки и смех, но никто не хотел встречаться с ней взглядом.       Я знал, что многое было связано с потерей Мейсона. Это было естественно. Никто не винил ее в том, что она расстроена, но я бы хотел, чтобы она с кем-нибудь поговорила. Не имело значения, был ли это я, ее мать, Альберта, Лисса или кто-то другой, но ей нужно было с кем-то поговорить. Каждый раз, когда я пытался заставить ее открыться, она отгораживалась от меня. Я сделал то же самое после смерти Ивана, и, увидев мои собственные механизмы преодоления, изображенные в ком-то другом, стало ясно, насколько они нездоровы. Возможно, это было бы невероятно лицемерно с моей стороны, но я хотел для нее лучшего.       Я сочувствовал ей, действительно сочувствовал. После смерти Ивана было странное ощущение желания забыть боль и необходимости помнить, потому что никто другой этого не сделает. По крайней мере, они не будут помнить так, как ты помнишь. Без хорошего способа уладить конфликт вы в конечном итоге будете чувствовать себя ужасно, что бы вы ни выбрали. Не было никакой победы, только выживание.       Для Розы даже выживание в данный момент казалось борьбой. Не было никакого способа избежать смерти Мейсона. Никакого облегчения или шанса для нее забыться, даже на мгновение. Не с этими татуировками. По крайней мере, среди стражей они не считались новинкой. Поскольку она была новичком, то другие студенты постоянно просили показать их, что неизбежно приводило к вопросам о той ночи. Она всегда давала одни и те же стоические ответы, никогда не вдаваясь в подробности и не давая больше информации, чем необходимо. Можно было бы подумать, что остальные в конце концов подхватят ее настроение, но если и подхватили, то им было все равно. Я старался предлагать ей передышку так часто, как только мог, что включало прерывание случайных разговоров всякий раз, когда у меня была такая возможность, но я не мог быть рядом с ней каждую минуту дня.       Становилось все хуже. Ее гнев, казалось, разгорался все больше и больше, даже при небольшой провокации. На прошлой неделе она набросилась на сокурсника за то, что он без ее разрешения отвел ее волосы в сторону, чтобы он мог увидеть отметины. Очевидно, Эмилю пришлось прервать последовавшую после этого перебранку, но, по крайней мере, до драки дело не дошло. Однако это был лишь вопрос времени, когда все изменится. Я рано заметил, что у Розы вошло в привычку изо дня в день скрывать свои следы от молнии. Она поднимала волосы наверх для тренировки, но если в этом не было крайней необходимости, она предпочитала оставлять их распущенными, чтобы скрыть затылок. Я даже позволял распускать их во время наших тренировок, если это не причиняло ей никакого вреда. Я отрастил волосы по той же причине, так что не мог винить ее за это.       Еще одно сходство между нами заключалось в том, что она с головой ушла в свое обучение, чтобы как-то выжить. В спортзале она, казалось, полностью теряла себя. Теперь она редко опаздывала, и иногда по утрам даже опережала меня в спортзале. Я держал ее в основном на тяжелых весах, кардиотренажерах или силовых тренажерах. Я подумал, что еще слишком рано подталкивать ее к большему количеству спаррингов, чем необходимо, и в любом случае ее занятия обеспечивали большую часть этого. Это было именно то, что привело к сегодняшнему утру.       Я наблюдал за старшим классом новичков по просьбе Альберты. Очевидно, после смерти Мейсона возникли некоторые проблемы, и несколько студентов теперь отказывались спарринговать с Розой. Единственным, кто все еще был готов драться с ней, был Эдди Кастиль. Не просто желая, он, казалось, почти жаждал сразиться с ней. Он по-своему переживал потерю Мейсона, и было вполне естественно, что они искали поддержки друг у друга. Это не вызвало бы особого беспокойства, если бы он не попал в клинику с легким сотрясением мозга на их последнем совместном занятии. Один из инструкторов, который был свидетелем драки, беспокоился, что это не был несчастный случай, и с таким отчетом нам нужно было убедиться, что она в здравом уме. Я не заметил ничего необычного в ее поведении — по крайней мере… ничего такого, что было бы необычным, учитывая обстоятельства, — но я избегал физического боя, насколько это было возможно, после несчастного случая. Студентов попросили разбиться на пары, как обычно, и на этот раз Эдди направился прямо к Розе.       Его лицо было пустым, как у смирившегося человека, идущего навстречу своей судьбе в камере смертников. Когда море студентов расступилось, чтобы дать ему дорогу, Роуз даже не колеблясь заняла свою наступательную позицию. Как будто она ждала его. Она была палачом. Она ни в коей мере не казалась злобной, просто сосредоточенной. Насколько я мог судить, она смотрела на Эдди не иначе, как на любого другого спарринг-партнера. Другие студенты разбились на пары вокруг них, давая Розе и Эдди немного больше места и больше, чем несколько нерешительных взглядов.       Как только прозвучал сигнал к началу, Роуз стала совершенно другой. Она бросилась к Эдди, яростно атакуя и не давая места слабости. Она сражалась не для того, чтобы практиковать технику или стратегию, она сражалась так, как будто сама ее жизнь была под угрозой. К сожалению, Эдди не делал того же самого. Я мог видеть, как некоторые другие стражи были обеспокоены, потому что он сильно пострадал от рук Розы. Но это было не потому, что она хотела причинить ему вред. Нет, Эдди позволял Розе нападать на него. Он даже не пытался блокировать или нанести ответный удар, несмотря на редкую возможность сделать это.       Я позволил драке продолжаться всего около 30 секунд или около того, ровно столько, чтобы и я, и Альберта на другой стороне спортзала увидели, что здесь происходит гораздо больше, чем просто спарринг. Я встал между Розой и ее целью — потому что в этот момент Эдди был единственным — и схватил ее за руку. Альберта двигалась в сторону Кастиля.       В тот момент, когда я схватил ее, она попыталась вырваться, резко закричав, как будто я был ее следующим нападавшим. Когда я удивленно посмотрел на нее, то увидел дикую искру в ее глазах. Она не видела меня, она не видела Эдди, все, что она видела, это врага и угрозу. Я видел этот взгляд только однажды: в маленьком доме, далеко отсюда, когда она защищала безжизненное тело одного из своих старейших друзей.       Ради ее же безопасности я решил убрать ее. Одним быстрым движением я поднял ее и перекинул через плечо, вынося из главного спортзала в одну из частных тренировочных комнат. Когда я уронил ее бьющееся тело, она упала навзничь на маты, сильно ударившись о землю и глядя на меня в ошеломленном замешательстве. — Какого черта, Дмитрий! — Сражайся со мной. Она не ответила. — Сражайся со мной, Роуз. Тебе, очевидно, нужно с чем-то разобраться, так что используй меня. Эдди больше не выдержит. Ударь меня вместо этого. — Я не хочу причинять боль Эдди, — Роза поднялась на ноги. — Я знаю, что ты этого не делаешь, но ты это делаешь, и он позволяет тебе. Я не знаю, что с тобой происходит, но если это то, что тебе нужно сделать, тогда сражайся со мной. — Нет, — она настороженно посмотрела на меня, как будто ожидая, что я наброшусь на нее. Если бы это было то, на что она надеялась, я бы дал ей прямо противоположное: спокойное и сдержанное молчание. — Знаешь что? Прекрасно! — она внезапно пришла в ярость по причинам, которые я не совсем понимал. Какова бы ни была причина, мгновение спустя она бросилась на меня.       Я блокировал большинство ее ударов, хотя она стала намного лучше благодаря нашим тренировкам, и изрядная доля ее атак пробивалась сквозь мою защиту. За ними стояла сила. Она не сдерживалась. Она практически рычала, когда боролась со мной. Я никогда не отступал, но мне было интересно, имело ли бы это вообще значение для нее. Она была неумолима в своем продвижении, даже застав меня врасплох.       Хотя некоторые люди могли бы похвалить ее за то, что она вложила в свою атаку все, что у нее было, она была обучена и должна была знать лучше. Роза изматывала себя, и у нее все получалось так быстро. Постепенно ее удары становились все менее контролируемыми, и ее дыхание начало прерываться. Прошло совсем немного времени, прежде чем я понял, что она запыхалась не из-за драки, а потому, что рыдала.       Я поднялся из своей позиции, поймав ее слабую попытку нанести удар и притянув ее ближе, в то время как ее кулаки продолжали нерешительно наносить удары по моей груди. В конце концов, те же самые кулаки вцепились в мою рубашку, когда она уткнулась в меня лицом. Она больше не сопротивлялась. На самом деле, когда ее ноги подкосились от усталости, я был единственным, что удерживало ее в вертикальном положении. Я опустился на колени, прижимая ее к себе, пока она плакала. Я не дотягивал до того, в чем она нуждалась и чего заслуживала по многим пунктам, но прямо сейчас я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить ее боль и поддержать ее. — Я вижу их каждый раз, когда закрываю глаза. Я вижу его глаза. Я вижу, как Мейсон смотрит на меня снизу вверх. Я потерпела неудачу. Я не смогла спасти его, — она повторяла, каясь, как будто этого было достаточно, чтобы освободить себя.       Я крепче обнял ее, надеясь, что смогу стать щитом против демонов в ее сознании. Мы с Розой уже говорили о чувстве вины раньше и о том, как Мейсон сделал свой выбор, и она не могла считать себя ответственной за это. Однако я знал, что это не остановило шепот в коридорах или пристальные взгляды в классе. Это не остановило мысли о том, «что, если?», и это происходило изо дня в день. Я знал, что она все еще несла на себе тяжесть его смерти. В каком-то смысле она всегда так поступала. Даже если бы он не представлял для нее романтического интереса, как я когда-то думал, он все равно был одним из ее ближайших друзей. — Дыши, Роза, вдыхай и выдыхай, — я прошептал команду ей на ухо, поглаживая ее волосы, пока не почувствовал, что ее дыхание становится немного более ровным. — Я знаю, тебе больно. Мне так жаль. Я бы забрал твою боль, если бы мог. Я прямо здесь. Просто дыши. Когда я наконец смог успокоить ее настолько, чтобы отправить в общежитие на остаток дня, одним махом отменив занятия и вечернюю тренировку, я отправился навестить Альберту. Страж Петрова, казалось, почти ждала меня и моих новостей. — Как она? — Я думаю, у нее стресс. Она и так достаточно строга к себе, но я знаю, что ее обсуждают и осуждают за ее спиной. Альберта вздохнула, выглядя так, как будто это не было для нее новостью, но в любом случае она сожалела, что услышала подтверждение. — Если не считать того, что за ней следят каждый день, я не знаю, что мы можем сделать со слухами. Как правило, ее не волнует, что люди говорят о ней. — Это другое дело, — к счастью, мне не пришлось ничего объяснять дальше. Страж Петрова просто кивнула в знак согласия. Повисло короткое молчание, и меня осенила идея. — Возможно, короткая прогулка помогла бы ей снова сосредоточиться. Через несколько дней я уезжаю в резиденцию Вода, чтобы обсудить возможные улучшения безопасности в палатах, и я был бы рад взять ее с собой. Это немного, всего лишь однодневная поездка, но этого могло бы быть достаточно, чтобы снова направить ее на правильный путь. Может быть, все, что ей нужно, это ненадолго уехать.       Я видел, как глаза Альберты слегка сузились. Это было бы незаметно без моей подготовки, но я мог сказать, что она проверяла меня на предмет любого обмана. Я не мог ее винить. Она знала, что между мной и Розой было нечто большее, и разрешение ей покинуть кампус со мной звучало как план со скрытым мотивом. Хотя у меня их не было. Как бы мне ни хотелось провести с ней еще немного личного времени, я не собирался пользоваться возможностью для Розы сбежать из Академии и вздохнуть свободно в течение нескольких часов. Честно говоря, как бы мне ни хотелось быть тем, кто позаботится о ней, я бы с радостью позволил другому стражу занять мое место, если бы это означало, что Роза сможет уйти и очистить свой разум от всех проблем, с которыми она сталкивается. Несмотря на то, что я ничего этого не сказал, Альберта, казалось, почувствовала это. — Хорошо, Дмитрий. Я почувствовал, как по мне разлилось облегчение от ее разрешения. Я уже собирался уходить, когда увидел, что Альберта колеблется, прежде чем добавить последний комментарий. — Я доверяю тебе.       Альберта, возможно, сама и не была матерью, но она была вполне заботливой, особенно когда дело касалось детей. Тон ее голоса был так похож на тот, который использовала бы моя собственная мать, чтобы внушить чувство личной ответственности. Точно так же, как «разочарование» матери было гораздо более сокрушительным ударом, чем гнев матери, Альберта обеспечивала мое лучшее поведение своим доверием больше, чем любой угрозой.