Поцелуй тьмы. Взгляд Дмитрия

      Было странное чувство пробуждения, в котором смешались предельная ясность и огромное замешательство. Я мог слышать так много вещей, почти все, еще до того, как открыл глаза.       От звука воды, капающей с камня, до потрескивания угасающих костров и шелеста ветра в листьях. И это были всего лишь тихие звуки. Громче, я также мог слышать незнакомые голоса, разговаривающие поблизости, ожидая, когда я пошевелюсь. Были слышны звуки их передвижения и странный влажный шум, который было нелегко опознать.       Потом появились запахи. Раньше я никогда по-настоящему не обращал внимания на запахи, по крайней мере, всерьез. Конечно, в детстве я ценил запах хорошей еды на кухне моей матери или отворачивался от вони старого белья, оставленного слишком долго соседом по комнате в школе, но я буквально чувствовал запах камня подо мной и травы снаружи. Я чувствовал запах поношенной кожи моей куртки. Но помимо всего прочего, я чувствовал запах крови. И не только один тип крови, но и кровь многих. И мне это было нужно. Сейчас.       Мои глаза резко открылись, и я немедленно повернулся, чтобы защититься от тех, кто был рядом. Я еще не был уверен, кто они такие, но пока не знал, я не мог назвать их друзьями или врагами. Одним быстрым движением я оказался на ногах и потянулся за своим колом, лежавшим неподалеку. — Я бы не стал этого делать…       В тот момент, когда мои пальцы коснулись знакомого серебра, моя кожа загорелась, как будто я сунул руку в открытое пламя. Я взревел от боли, в шоке держась за запястье и спотыкаясь, пытаясь сориентироваться. Мой кол был как бы продолжением меня самого, и это было практически предательством. Это было почти отказом от самого моего существа.       Однако только тогда я по-настоящему начал видеть. Тени пещер почти не давали мне темноты. Я мог видеть каждый бугорок и трещину на поверхностях вокруг меня. Когда фигуры встали в полный рост, я также мог ясно видеть их, начиная от бледного цвета их кожи и заканчивая глазами с красными радужками. — Дмитрий, верно? — я узнал говорившего светловолосого стригоя как того, кто обратил меня, но я отказался отвечать ему. — Так тебя все равно продолжала называть девчонка Хезевей. Как ее звали? Роза? Что-то вроде того. В любом случае, у тебя есть фамилия?       И снова я отказался отвечать ему, решив стоять на своем и молчать. К сожалению, его характер, казалось, был очень вспыльчивым. Через несколько секунд он прижал меня к земле, больно прижав одно колено к моему горлу. Я задыхался, внезапно испугавшись смерти, несмотря на то, что был нежитью. Однако убить меня не было его целью. Проблема была больше в контроле, чем в удушении. — Послушай, Дмитрий Безымянный. Возможно, ты был большим и плохим дампиром, но я разбудил тебя. Я твой отец, и ты ничто без меня, понял? Ты слаб без крови, и ты слаб без меня. Так что пока ты не возьмешь себя в руки и не начнешь понимать, кто здесь главный, у нас будут проблемы. Понял?       Из упрямства или злости я держал рот на замке. Все, что я заработал, это треск о каменный пол. Он был прав в одном… У меня действительно не было много сил. Я даже не смог бы сбросить его с себя, не говоря уже о том, чтобы бороться с ним или другими, если бы мне удалось подняться на ноги. — Понял? — белокурый стригой, мой отец, повторил. — Понял, — наконец согласился я, хотя и неохотно. — Хорошо, — улыбнулся он, полностью обнажив клыки. — А теперь, как насчет этой фамилии? — Беликов.       Он поднял меня и похлопал по спине, как будто мы были старыми друзьями, по-видимому, забыв, что несколько мгновений назад он прижал меня к земле и ударил головой о камень. — Ну, банда, что вы скажете, если мы дадим Беликову его первую кормежку?       Под одобрительные возгласы и крики остальных он обнял меня за плечи. — Кстати, ты можешь называть меня Натан. Натан Тарус, хотя обычно мы здесь не держим королевских имен. «Королевская кровь» приобретает совершенно новое значение с другой стороны. Он маниакально смеялся над какой-то скрытой шуткой, качая головой почти с жалостью, когда я не сразу понял.       Чем глубже он вел меня в пещеры, тем сильнее становился запах крови. Это стало ошеломляющим. В прошлом я помнил, что этот запах был чем-то таким, что заставляло мой желудок скручиваться от отвращения, но теперь мое тело жаждало его. Я чувствовал, как мой язык пробегает по моим клыкам, новым и острым. Мои мышцы практически подергивались от возбуждения. Я чувствовал себя почти животным в своем желании найти и съесть свою добычу.       Чем больше я видел, тем больше у меня мутилось в голове. Это было почти так, как если бы моя голова не могла обрабатывать все достаточно быстро. Было так много новых зрелищ, запахов, всевозможных ощущений.       Все было таким же, как я видел не так давно, когда сражался здесь с другими, но и совершенно другим. Раньше я бы никогда не заметил тонкую жилку пирита вдоль стены пещеры, едва заметную, но сияющую в мерцании углей. Это было золото дураков, то, с чем я был знаком в России, и то, что, как я знал, существовало и здесь, по крайней мере, в теории, но это, конечно, было не то, что вы ищете, борясь за свою жизнь. Это тоже было не то, на что я обращал внимание, но все же…       Я видел это. Я слышал, как животные начали выходить из того места, где они прятались, хотя было очевидно, что они держались от нас на приличном расстоянии. Поверх запаха крови, каким бы дразнящим он ни был, я также почувствовал, как начинает ощущаться зловоние смерти и разложения. Моим единственным утешением во всем этом было то, что мой сверхчувственный опыт, казалось, был симптомом моего недавно «пробудившегося» состояния, и, похоже, это не беспокоило других почти так же сильно, как повлияло на меня.       Я все еще мог слышать звуки других людей — стригоев — говорящих и смеющихся. Было почти странно видеть, как эти существа, те, кого я всегда считал монстрами, ведут себя так… по-человечески. Или почти по-человечески.       Некоторые питались недавно умершими. Я даже мог опознать тела большинства их жертв, но я также не мог отрицать своего очарования и даже желания попробовать кровь моих бывших сверстников. Однако мое дыхание участилось, когда я услышал тихий стон поверх звуков еды остальных. Я также мог слышать слабое, но все же довольно ровное сердцебиение, необычное для этой массы людей.       Фигуру тащили между двумя людьми, с его виска капала кровь, и его бросили, как жертвенного агнца, перед алтарем передо мной. — Вот так, Дмитрий. Мы нашли его без сознания и едва дышащим, но мы спасли его для тебя. Свежая кровь всегда лучше всего. Не могу сказать, что он будет сильно сопротивляться, но, эй, по крайней мере, он не схватит тебя, пока ты пытаешься вонзить в него свои зубы.       Несколько мужчин и женщин начали смеяться над тем, что казалось внутренней шуткой, но все, на чем я мог сосредоточиться, это кровь, капающая со лба мужчины. Это было похоже на зов сирены, перекрывающий почти все остальное. Это было почти опьяняюще просто видеть это, чувствовать его запах, а я еще даже не попробовал его на вкус… — Дмитрий?       Звук моего имени вырвал меня из бреда, отвлекая мой взгляд от кровавого следа к глазам человека прямо рядом с ним. Я узнал эти глаза. Они принадлежали Юрию. Нет, он был мертв. Я видел его. Он умер. — Что… Что они с тобой сделали, Ди…       Натан пнул Юрия ногой на землю, что побудило меня в отместку прижать его к стене. Натан лишь раздраженно закатил глаза, прежде чем с болезненным стуком перевернуть меня на спину. Я мгновенно вернулся в свое раннее детство в Академии и в годы, предшествовавшие моему резкому росту, когда я, казалось, проигрывал каждый матч своим сверстникам. — Поверь мне, Дмитрий, ты не хочешь играть со своей едой. Вообще-то, вычеркни это. Играй со своей едой сколько хочешь, особенно с красивыми. Просто не привязывайся к своей еде, понял? — он снова поднял меня, немного более грубо, чем раньше, и подтолкнул к Юрию. — Давай попробуем снова, хорошо?       Оказавшись лицом к лицу с Юрием, я увидел мольбу в его глазах. Он не хотел умирать, и я не хотел его убивать. По крайней мере, не на первый взгляд. Тем не менее, мои глаза продолжали метаться к медленной струйке крови, которая все еще текла из его раны на голове. То, как бешено колотилось его сердце, только усиливало этот голод. — Черт возьми, Дмитрий. Мы здесь не для долбаного соревнования в гляделки!       Секунду спустя Нейтан провел пальцем по ране Юрия и засунул его мне в рот, чуть не заткнув мне рот в процессе. Я в гневе оттолкнул его, и он попятился, подняв руки в знак капитуляции и облизывая то, что осталось на его окровавленном пальце, но, когда мой разум зарегистрировал вкус крови Юрия, все остальное не имело значения. Только кормление.       Это было такое естественное движение, что мне даже не нужно было думать, только действовать. Только что я стоял на коленях перед Юрием, а в следующее мгновение я был у его шеи, мои клыки глубоко вонзились в его горло, пока его кровь выкачивалась в такт ударам сердца. Все, что мне нужно было сделать, это выпить его до дна. С каждой унцией, которая изливалась из него, я чувствовал, как крепну, ощущал абсолютную силу в каждой клеточке своего существа.       В какой-то момент я отстранился, внезапно осознав, что именно я делаю. Я не был уверен, было ли это отвращением или благоговением, но в любом случае это был шок.       Юрий, каким-то образом, все еще держался, даже если это было едва-едва. Я все еще мог видеть какой-то свет в его глазах, когда он посмотрел на меня.       Я не знаю, смог бы я что-нибудь сказать ему в тот момент, даже если бы захотел. Я чувствовал себя животным в агонии дикости, и я уверен, что любой звук, который я издал, прозвучал бы как дикое рычание.       Но Юрий все-таки заговорил. Полоская горло, задыхаясь и с кровью, капающей с его губ, он произнес свои последние слова. Фактические слова, возможно, были потеряны в притяжении смерти, но намерение было ясным.       Это были слова прощения. И извинения за то, что не смог спасти меня. В ответ я только снова нырнул с большей энергией, пока его сердце больше не перестало качать кровь, и мне пришлось высосать его досуха.       Теперь я мог идентифицировать влажный сосущий звук, который я слышал ранее, когда впервые проснулся у входа в пещеру; это были другие, питающиеся, пирующие кровью тех, кто был недавно мертв. Я пошевелился, прижимая труп к себе, пытаясь утешить себя, утолив свой голод.       Жажда крови усилила мою боль, контроль подавил чувства, и, в конце концов, сила победила мою слабость.       Я действительно насытился, кто знает надолго ли. К тому времени, как я закончил, тело было почему-то более бледным, чем мое, но все это было ничто по сравнению с резней, которую я устроил. Я в ужасе отбросил его в сторону, как пустую бутылку.       Я видел много тел, убитых стригоями, и они никогда не выглядели так, как мое первое убийство. Я даже не мог винить Натана за то, что он смеялся надо мной, когда увидел, что произошло, несмотря на жгучий гнев, который это вызвало во мне.       Я бы тоже пристыдил кого-нибудь за то, что он устроил такой беспорядок. Его шея была разрушена, почти разорвана на части. Он больше походил на жертву нападения дикой собаки, а не на стригоя. И особенно не от кого-то, обученного нападать и убивать с изяществом, каким был я. — Не волнуйся, Новичок, твое первое убийство — самое грязное. Говорят, голод — лучший соус. Ты будешь больше практиковаться, когда станешь старше, — он бросил мне носовой платок с монограммой NT, позволив мне привести себя в порядок, прежде чем заговорить снова. Моя рубашка была испорчена, но, возможно, это было до того, как я поел. Сражение само по себе оставило довольно много повреждений. — Мы уезжаем сегодня. За нами приедут несколько фургонов, и мы немедленно отправимся в аэропорт. Если у тебя есть какие-то дела, о которых нужно позаботиться, я предлагаю тебе сделать это сейчас. После этого мы уйдем отсюда и больше не вернемся.       Я не стал спрашивать, куда мы направляемся или что он планирует делать дальше. Это не имело значения. Сейчас я был сосредоточен только на одном. Когда я посмотрел в сторону выхода из пещеры, я понял, что мне нужно заняться последним делом… Был один человек, которого я не планировал оставлять позади.