Другой

— Типа того, — ухмыляется Граф. Злость. Я должен испытывать злость. Я хмурюсь, глядя на свои руки. В чём бы ни заключалась стратегия Графа, она основана на представлении, что я слабее других неофитов. Во рту появляется горький привкус. Они выбирают по очереди. Таким образом Граф выбирает себе ещё Поза, Надю и Тима. А Славу выбирает Скруджи. Интересно то, что Пётр, Саня и Мила в команде Скруджи. А значит, мы снова друг против друга. Я перестаю слушать, как только с нами покончено. Если Граф не пытается ничего доказать, выбирая слабейших, что же он делает? Я смотрю на тех, кого он выбирает. Что между нами общего? Примерно на середине списка неофитов-лихачей мне приходит в голову идея. За исключением Поза и ещё пары человек, у нас у всех одинаковое телосложение: узкие плечи, хрупкий костяк. Все члены команды Скруджи наоборот широкоплечие и сильные. Граф как-то говорил, что я быстрый. Мы все будем быстрее, чем команда Скруджи, что, вероятно, хорошо для захвата флага — я прежде не играл, но знаю, что это в большей степени игра скорости, чем грубой силы. Я прикрываю улыбку ладонью. Скруджи более жестокий, чем Граф, зато Граф умнее. Они заканчивают выбирать команды, и Скруджи ухмыляется. — Твоя команда может сойти второй, — предлагает лидер лихости. — Обойдусь без одолжений, — отвечает Граф и чуть улыбается. — Ты же знаешь, я выиграю и без них. — Нет, я знаю, что ты проиграешь, когда бы ни сошёл. Что ж, забирай свою хилую команду и слезай первым. Мы разбираем оружие, наш цвет синий. У противника красный. Поезд готовится к спуску. Я полон решимости приземлиться на ноги. Я прыгаю. На этот раз я готов к импульсу, который придаёт поезд, и пробегаю несколько шагов, чтобы рассеять его, но удерживаюсь на ногах. Меня окатывает жаркая волна удовольствия, и я улыбаюсь. Это скромное достижение, но оно позволяет мне чувствовать себя лихачом. Мы идём на восток, к болоту, которое когда-то давно было озером. — Кажется, мы рядом со штаб-квартирой Эрудиции? — Поз спрашивает у Нади. — Да. Она к югу отсюда, — отвечает она. На мгновение её лицо грустнее. Я недалеко от своей сестры. Прошло больше недели, когда я видел её в последний раз. Я стараюсь отмахнуться от этих мыслей. Мне нельзя думать о чём-то, кроме того, как преодолеть первую ступень инициации. Мы подходим к карусели. Некоторые лошадки поцарапаны и потрёпаны непогодой, хвосты отломаны, сёдла потрескались. Граф достаёт флаг из кармана. — Через десять минут вторая команда выберет место, — говорит он. — Советую потратить это время на разработку стратегии. Может, мы и не эрудиты, но интеллектуальная подготовка — один из аспектов вашего обучения. Возможно, самый важный аспект. Он прав. Что толку в натренированном теле, если в голове — полная каша? — Я думаю, что часть людей должна остаться здесь и охранять флаг, часть — отправиться на разведку и найти укрытие другой команды, — предлагает Поз, забирая флаг из рук тренера. — Да ну? Ты уверен? — говорит девушка-лихачка и забирает флаг у друга. — Тебя назначили командовать, переходник? — Нет, — признаёт Дима. — Но кто-то же должен. — Возможно, нам стоит разработать оборонительную стратегию. Дождаться их и уничтожить, — предлагает Надя. — Так поступают только слабаки, — возражает неофит-лихач. — Я предлагаю уйти всем, спрятав флаг как следует, чтобы его не нашли. Все говорят одновременно, голоса становятся громче с каждой секундой. Из-за этого сложно сконцентрироваться. Кто-то поддерживает Поза; неофиты-лихачи голосуют за нападение; все спорят, кто должен принять решение. Граф же отходит и садится на край карусели, прислонившись к копыту пластмассовой лошади. Он поднимает глаза к небу, где нет звёзд и только круглая луна проглядывает сквозь тонкий слой облаков. Мышцы его рук расслаблены, ладонь лежит на затылке. Его профиль выглядит почти умиротворённым, несмотря на автомат за плечом. Я на мгновение закрываю глаза, понимая, что долго гляжу на него. Почему он так легко меня отвлекает? Или привлекает? Как я должен к этому относиться, ведь мы оба — парни? Так, я должен сосредоточиться. Начинаю думать, и пробегаю глазами по местности. Точно. Лучший способ найти их — забраться как можно выше, а не спорить о том, как это сделать. Мой взгляд зацепляется за колесо обозрения. Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что за мной не наблюдают. Никто на меня не смотрит, так что я иду к чёртову колесу лёгкими, неслышными шагами. Когда я смотрю на чёртово колесо с земли, у меня кружится голова. Оно выше, чем я думал, такое высокое, что кабинок на самом верху почти не видно. Я не отступаю лишь потому, что считаю конструкцию довольно крепкой и солидной. Если я заберусь наверх, оно не обрушится под моим весом. Сердце бьётся быстрее. Неужели я действительно рискну жизнью ради этого — ради победы в любимой лихачами игре? Передо мной огромные ржавые опоры, еле различаю перекладины лестницы в темноте вечера. Лестница железная и узкая, перил нет. Но она хотя бы есть, это радует. Я хватаюсь за перекладину. Она ржавая, тонкая и разве только не крошится в руках. Я уже было сомневаюсь в надёжности конструкции, но решаю проверить. Я повисаю на перекладине, затем подпрыгиваю, чтобы проверить, выдержит ли она мой вес. Движение пронзает рёбра болью, и я морщусь. Я уже и забыл про синяки. — Шаст, — произносит низкий голос за спиной. Оглядываюсь, Граф стоит и внимательно на меня смотрит. — Да? — откликаюсь я. — Решил узнать, что ты уже надумал. — Ищу место повыше, — отвечаю я. — Не то чтобы я много думал. Я вижу в темноте его улыбку. — Хорошо. Я сейчас. — Не нужно. Я справлюсь, — отвечаю я. — Разумеется, — соглашается он. Я не слышу в его голосе иронии, но знаю, что она там есть. Должна быть. Я лезу по лестнице, и через несколько перекладин он присоединяется ко мне. — Скажи мне вот что… — тихо, чуть задыхаясь, произносит он, пока мы поднимаемся. — Как по-твоему, в чём цель этой игры? Я опускаю взгляд на мостовую. Кажется, она уже очень далеко, но мы не поднялись и на треть. Надо мной платформа, под самым центром колеса. Именно туда я стремлюсь. — Научиться стратегии, — отвечаю я. — Возможно, командной работе. — Командной работе, — повторяет он. Смешок застревает в его горле. Похоже на испуганный вздох. — А может, и нет, — продолжаю я. — Вряд ли командная работа в почёте у лихачей. По крайней мере, я её не заметил. Чем выше, тем сильнее дует ветер. Я прижимаюсь к опоре, чтобы не упасть, но так сложнее взбираться. Карусель подо мной кажется маленькой. Я с трудом различаю свою команду. — Должна быть в почёте, — отвечает Граф. — Была когда-то. От высоты немного кружится голова. Руки болят от перекладин, ноги дрожат, сам не знаю почему. Меня не пугает высота. От высоты, как не странно, меня переполняет энергия. Затем я понимаю, в чём дело. В Графе. В нём есть что-то, отчего мне кажется, что я вот-вот упаду. Или растаю. Или вспыхну ярким пламенем. Это не нормально. Я слышу, как он дышит за спиной, громко и часто. — Всё в порядке, Граф? — Ты вообще человек, Шаст? Так высоко… — Он ловит ртом воздух. — Тебе совсем не страшно? Я оглядываюсь на землю. Вид захватывающий, но мне не страшно. Порыв ветра ударяет мне в левый бок, снося вправо. Я ахаю и цепляюсь за перекладины, едва не потеряв равновесие. Рука Графа ложится на моё бедро так, что палец касается полоски голой кожи под краем футболки. Он сжимает пальцы, чтобы я не упал, и осторожно подталкивает меня влево, помогая восстановить равновесие. Теперь я не могу дышать. Я останавливаюсь, глядя на свои руки, во рту пересохло. На бедре словно остался призрачный след его ладони, длинных пальцев. — Всё в порядке? — тихо спрашивает он. — Да, — сдавленным голосом отвечаю я. — Ты мог бы не говорить под руку? — со смешком говорю я, пытаясь отвлечься. Я продолжаю молча карабкаться, пока не достигаю платформы. Я сажусь и сдвигаюсь к краю, чтобы освободить место для Графа. Не раздумывая я свешиваю ноги вниз. Граф, однако, садится на корточки и прижимается спиной к металлической опоре, тяжело дыша. — Ты боишься высоты, — доходит до меня. — Зачем тогда пошёл за мной? — Я не обращаю внимания на страх, — отвечает он. — Притворяюсь, будто его не существует, когда принимаю решения. Я мгновение смотрю на него. Ничего не могу с собой поделать. Для меня есть разница между тем, чтобы не бояться, и тем, чтобы преодолевать свой страх, как поступает он. Я смотрю на него слишком долго. — Что? — тихо спрашивает он. — Ничего. Я отворачиваюсь от него и смотрю на город. Надо сосредоточиться. Я забрался сюда не просто так. Смотрю на чёрный город. Обзор закрывает здание. — Мы недостаточно высоко, — говорю я и смотрю вверх. Надо мной путаница белых прутьев, несущие конструкции колеса. Если забираться осторожно, можно ставить ноги между опорами и поперечинами и оставаться в безопасности. Насколько это возможно. — Я лезу дальше. Я встаю, хватаюсь за одну из перекладин над головой и подтягиваюсь. Мои покрытые синяками бока раз за разом пронзает боль, но я не обращаю внимания. — Бога ради, Сухарь! — молит он. — Ты не должен идти за мной. Я изучаю лабиринт прутьев над головой. Ставлю ногу на перекрёст двух прутьев и подтягиваюсь, одновременно хватаясь за третий прут. Мгновение я покачиваюсь; сердце бьётся так сильно, что я почти ничего больше не чувствую. Все мысли сжались в точку и пульсируют в едином ритме. — Нет, должен, — отвечает он. Это безумие, и я это знаю. Малейшая ошибка, и моя жизнь оборвётся. Жар раздирает мне грудь, и я улыбаюсь, хватая следующий прут. Как бы сумасшедше это не было, но мне это нравится. Этот огонь, ощущение свободы. Я подтягиваюсь, мои руки дрожат, я упираюсь ногой и встаю на очередную перекладину. Обретя равновесие, я смотрю вниз на Графа. Но вижу не его, а землю. У меня перехватывает дыхание. Граф хватается за перекладины обеими руками и с лёгкостью подтягивается, как будто садится в кровати. Но каждый мускул на его руках напряжён. Я хватаюсь за очередную перекладину, нахожу, куда поставить ногу. Когда я снова смотрю на город, здание мне не мешает. Наконец-то достаточно высоко, чтобы видеть горизонт. На верхушке «Втулки» горят красные огни. Улицы под зданиями похожи на тоннели. Несколько мгновений я вижу лишь темную пелену на земле подо мной, лишь смутные различия между зданиями, небом, улицами и землёй. Затем я вижу внизу крошечный пульсирующий огонек. — Видишь? — Я указываю на него. Граф перестаёт карабкаться, оказавшись за моей спиной, и смотрит мне через плечо; его подбородок совсем рядом с моей головой. Его дыхание касается моего уха, и я снова дрожу, как тогда, когда поднимался по лестнице. — Ага. — Его лицо расплывается в улыбке. — Это в парке на конце пирса, — говорит он. — Я так и думал. Вокруг открытое пространство, но деревья немного его скрывают. Явно недостаточно. — Отлично. Я смотрю на него через плечо. Мы так близко, что я забываю, где нахожусь. — Гм. — Я прочищаю горло. — Спускайся. Я следом. Граф кивает и начинает спускаться. Я спускаю одну ногу, опираюсь на поперечину. Она трескается под моим весом и отламывается, со звоном ударяясь по пути о другие прутья и подпрыгивая на мостовой. Я вишу на перекладине, мои ноги болтаются в воздухе. Из груди вырывается сдавленный вздох. — Граф! Я пытаюсь найти, куда поставить ногу, но ближайшая опора достаточно далеко, даже с моим ростом до неё не дотянуться. Мои ладони вспотели. Перед глазами буквально пролетает жизнь. Я соскользну. Соскользну. — Держись! — кричит он. — Просто держись. У меня есть идея. Он продолжает спускаться. Он движется в направлении обратном от меня. Я смотрю на свои руки, обхватившие узкий прут так сильно, что костяшки пальцев побелели. Я долго не протяну. Я зажмуриваюсь. Лучше не смотреть. Лучше притвориться, что всего этого не существует. Я слышу, как кроссовки Графа скрипят по металлу, как он быстро перебирает перекладины лестницы. — Граф! — кричу я. Возможно, он ушёл. Возможно, он меня бросил. Возможно, это проверка моей силы, моей храбрости. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Считаю вдохи, чтобы успокоиться. Давай, Граф, помоги мне. Затем я слышу, как что-то скрипит. Перекладина, за которую я держусь, содрогается, и я кричу сквозь сжатые зубы, пытаясь не разжать пальцев. Колесо начинает двигаться. Я открываю глаза. Я двигаюсь к земле. Начинаю истерически смеяться, голова идёт кругом, а земля всё ближе и ближе. Если я не спрыгну в нужный момент, движущиеся кабинки и металлическая арматура потащат моё тело за собой, обратно вверх. Каждая мышца в моем теле напрягается, когда я бросаюсь к земле. Моё тело камнем падает вниз. Ноги подламываются, и я прижимаю руки к телу, стараясь как можно скорее перекатиться на бок. Бетон царапает лицо, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как кабинка мчится на меня, словно гигантский ботинок, готовый раздавить. Я снова перекатываюсь, и дно кабинки задевает моё плечо. Я в безопасности. Выдыхаю. Прижимаю ладони к лицу и даже не пробую встать. Я слышу шаги, и Граф хватает меня за запястья. Я позволяю ему отвести мои руки от глаз. Меня снова пробирает дрожь. — Всё в порядке? — спрашивает он, сжимая мою ладонь. — Ага. — Сухарь, сухарь, — мотает он головой, как-будто тоже только сейчас его отпускает. — С тобой не соскучишься. Он начинает смеяться. Через мгновение я присоединяюсь к нему. Свободной рукой я помогаю себе сесть. Мы снова непозволительно близко. Он встаёт, одновременно поднимая меня. Колесо продолжает крутиться. — Мог бы и сказать, что чёртово колесо до сих пор работает. — возмущаюсь я. — Не пришлось бы на него карабкаться. — Знал бы — сказал бы, — отвечает он. — Не мог оставить тебя просто болтаться, вот и рискнул. Идём, пора добыть флаг соперников. Мы встаём и направляемся обратно к своим. Я начинаю хромать. Граф немного медлит, а потом берёт меня под локоть. Кончики его пальцев касаются внутренней стороны руки. Всё ещё чувствую слабость, но меня странно бодрит то, что лихач держит меня за руку. — Где остальные? — спрашивает Граф, когда мы подходим к карусели. Здесь присутствует всего пять человек. — Вы что, повернули колесо? — накидывается девушка-лихачка. — О чём вы думали?! С тем же успехом могли крикнуть: «Мы здесь!» — Забудь о колесе, — говорит Граф, видимо нервничаю от того, что он не подумал об этом. В груди разливается тепло, ведь Граф спас меня, совершенно забыв о противнике, который может нас вычислить. — Мы знаем, где они. — Мы? — Да. Пока вы тут спорили, Шаст забрался на колесо, чтобы поискать команду соперников. — И что нам теперь делать? Граф смотрит на меня. Как и остальные. Я уже хочу пожать плечами, но неожиданно идея сама появляется в моей голове. — Разделимся, — предлагаю я. — Противник находится в парке на конце пирса. Так что одна группа может атаковать, прикрывая, а вторая прокрадётся и добудет флаг. — Поз смотрит на меня, как будто больше не узнаёт. Да я и сам от себя в шоке. — Звучит неплохо! В итоге, мы втроём (я, Поз и девушка-лихачка) идём по левой стороне пирса, а остальные по правой. Мы перехватываем оружие, чтобы быть наготове. Вижу мигающий свет флага, и указываю на него остальным. В это время наши начинают нападение. Начинается перестрелка, и то и дело слышны крики и хрипы. Нам надо поторопиться. Все соперники пускаются к месту боя, облегчая нам задачу — флаг почти не охраняется. Он висит высоко на ветке. Рядом с ним стоят Мила и парень-лихач. Мы подбираемся ближе, когда неоткуда появляется Пётр. Мы с Позом успеваем спрятаться, я осторожно обхожу куст, когда Пётр стреляет в девушку-лихачку. Стреляю в него, чувствуя хоть какое-то облегчение. Он получил по заслугам. Поз берёт охранников на себя, так как он всё равно не достанет до флага из-за роста. Он подстреливает охранников, я бегу к флагу. Издаю победный клич, доставая флаг. Ко мне присоединяется Поз, и мы вместе держим красный флаг соперника, махая им. Мы победили.