Красная тинктура

      В тихом омуте водятся черти и чёрт-те что в качестве сожителей чертей, потому что все, что предзнаменовало номер, устроенный Итаном двадцать первого февраля, — это залипание в телефоне. Ну и то, что накануне (то бишь в пятницу, потому что эту субботу они объявили выходным) Виктория брякнула, что его игра не далеко ушла от пятилетки с кастрюлями. Любой другой человек на месте их барабанщика, по скромному мнению, Томаса, уже запустил бы этой взбесившейся фурии палочкой в лоб, но тот как шаолиньский монах на полном серьёзе спросил принести ли ему на следующую репетицию кухонную утварь. Не человек — скала! Иногда так и подмывало подойти к этому утесу спокойствия, приобнять за плечи и, заглянув в глаза, сказать: «Итан, мил человек, отсыпь немного своих грибочков или что ты там потребляешь тем, кто до двух ночи рубятся в Assassin’s Creed, и потом, вспомнив про алгебру, носятся по комнате как пингвины с подпаленной задницей!» Потому что Итан может все.       Томас как-то стал свидетелем того как тот за пятнадцать минут — пока Дамиано и Виктория рванули за булочками с маком — на коленке написал эссе по физике на тему «Каким был бы мир без силы трения» длиной в шесть листов, не прибегая к учебнику и гуглу. И даже не воспользовался черновиком! Поэтому Итану в студии в восемь минут одиннадцатого Томас даже не удивился. Хотя надо было — встретиться они все — отоспавшиеся и сделавшие домашку — должны были в полдень. Спрашивать: «Вот нафига припёрся?» он не стал: очевидно, у барабанщика была своя причина, а может даже они делили ее на двоих, живя в католической стране.       Воскресенье для Томаса всегда начиналось рано — аж с половины восьмого, а все потому, что ему не повезло обитать неподалеку от костела и каждый раз он по утрам волей-неволей просыпался под «святой будильник», то есть под звон колоколов, что скорее похож на тревожный набат. Можно было накрываться подушкой, затыкать уши, даже стонать в полный голос, но пытаться заснуть опять не имело смысла — в восемь тридцать начнут созывать прихожан ко второй мессе. Поэтому, пребывая в состоянии полупереваренного желе, Томас обычно стекал с кровати и топал в ванну, каждый раз напоминая себе, что он идёт мыться, а не топиться.       Итан, читавший что-то с экрана телефона, на приветствие, к нему обращённое, что-то неразборчиво хмыкнул, едва подняв глаза от экрана, а потом вернулся в свой виртуальный мир, из которого он что-то выписывал на страницы книги таинств. Оказывается, этот блокнот открывается и даже что-то содержит! Ведомый любопытством Томас попытался сунуть нос, но Итан тут же захлопнул свои записи.       — Не надо.       Ну не надо, так не надо. Больно хотелось. Шнур гитары, как хвост кобры неизвестной породы, змеился по полу в медленном смертоносном танце пока не нашел гнездо.       — Не против, если я поставлю четверку? — Томас проверил контакты и воткнул усилитель в розетку.       — Можешь даже десятку, мне не мешает. Но нужно будет серьезно поговорить, когда придут остальные.       Тон, с которым Итан озвучил свою просьбу не предвещал ничего хорошего. К тому же, после «нам нужно поговорить» обычно следует «нам нужно расстаться». Неужели им опять предстоит искать барабанщика, потому что Дамиано-таки довел и его до белого каления? Томас почесал затылок. Положа руку на сердце, если придется выбирать кого из этих двоих оставить, он будет голосовать за Итана, а вот Виктория точно будет за Дамиано, и не потому что только слепому не видно, что та в него втрескалась по самые уши, а потому что она думает о группе, а не о своем комфорте. Группа для фанатов, как не прискорбно, это в основном голос, если ты, конечно, не Слэш и не Сантана, а человека с такой харизмой как их нынешний вокалист днем с огнем не сыщешь (не то чтобы прошлая девчонка была снулой рыбой, но чувствовался очевидный контраст), и то ли еще будет, когда они все станут старше. А Итан? Итан был Итаном… и судя по всему единственным свободным барабанщиком их возраста во всем Риме. Это будет тяжелое решение, а тяжелым решениям соответствовала легкая музыка, вроде «I wanna be there», что можно было гонять по кругу, не шибко напрягаясь, но при этом заняв руки.       Словно в подтверждение мыслей о загонах и странностях, что роились в голове у Томаса, минут через двадцать Итан поднялся со своего места и принялся изучать стену, зачем-то прикладывая к ней телефон: прислонит, посмотрит на экран, снова прислонит. Он прошелся вдоль всей несколько раз, но не получил того, что желал, поэтому подтянул к себе тот же стул, на котором еще недавно сидел. Каков вообще смысл этого действия?       — Томас, если не сложно, передай скотч и ножницы, — голос барабанщика был едва слышен между аккордами, но говорить громче тот даже не пытался, пришлось бросить (то есть аккуратно снять с плеча и отложить) гитару и прислушаться, — они в виридоновой коробке.       — Какой — какой?       — Зеленой.       Томас нахмурился, но достал, что требовалось. Вот вечно Итан что-то такое откалывает. Неужели нельзя не сыпать терминами из художественной школы? Зеленый, темно-зеленый, желто-зеленый, ну еще этот блеклый, как у Вик гитара, нужно запомнить, чтоб та не скандалила — нормальному человеку вполне хватает такого количества цветов, но нет — надо грузить всем мозг.       — Что за черная магия? — силок из скотча, приклеенный почти к потолку, выглядел странно.       — С этой точки можно снять всю студию. Перспектива довольно искаженная, но эстетическая ценность не так важна.       — И? — попытался надавить Томас, но без успеха. Итан разочарованно покачал головой, беззвучно спрыгнул со стула и полез в свой рюкзак за влажными салфетками — вытереть сидение.       — Я не буду рассказывать, пока не придут Дамиано и Виктория.       — Это как-то имеет отношение к очень серьезному разговору?       — Определенно.       Это «определённо» несколько раз отразилось от стен (не фактически, но ощущалось как будто в студии внезапно возникло эхо) пока Томас пытался придумать другую причину для серьезного разговора. Его, конечно, пару раз посещала шальная мысль, что им, как группе, было бы неплохо сдвинуться с мёртвой точки и взять следующую высоту, оставив позади эпоху совершенно бессистемных уличных выступлений за энтузиазм и пару евро от щедрот случайных прохожих, но могли ли они это сделать? По мнению Итана, по приходу оставшихся членов группы выложившего им троим свою идею принять участие в конкурсе начинающих групп с видом исповедующего чернокнижника — они должны были хотя попробовать. Единственное, что могло послужить препятствием — заявки принимались до полуночи, а у них не было ни названия группы, ни записей живых выступлений в количестве трех песен, ни разрешения на это безумие от родителей.       Последнее решалось последовательными телефонными звонками прямо из студии… Мама Томаса хихикнула и сказала, что тот мог бы вообще такое не спрашивать, отец Виктории — что та достаточно взрослая, чтобы принимать свои решения, мама Дамиано спросила что-то про баскетбол, но скрипя зубами дала согласие.       — А ты звонить не собираешься? — спросил Дамиано, сумев все же повесить трубку, когда женщина на том конце провода попыталась набрать воздух в легкие.       — В этом нет необходимости, — Итан смущенно отвел глаза в сторону, — Я давно сам по себе.       Со вторым пунктом — записями — тоже удалось разобраться довольно просто. В этом им помог вызванный и подкупленный старший товарищ, у родителей которого была камера, и который облил их трехэтажным матом, пытаясь быть слабым голосом разума, раздававшимся из динамика телефона, поставленного на режим громкой связи, пока они с тачкой, на которой были кое-как закреплены кахон и усилитель, впихивались в автобус, идущий в сторону Виа дель Корсо.       — И как вы это себе представляете?       — У нас есть чуть больше одиннадцати часов и весь Рим. Одну мы уже записали на телефон в студии, а две оставшиеся хотим отснять на улицах. Главное — чтоб в кадр не попадали афиши и витрины, по которым можно вычислить, что снято все одним днем.       — А по одежде они ничего не поймут? — Лео, судя по перезвону домофона, уже смирился и двигался им навстречу.       — Поменяемся, — Виктория дернула ворот своей черной мешковатой кофты, торчавший из расстёгнутой наполовину куртки, — такая запросто могла оказаться в гардеробе любого из них четверых, — Итан так вообще, как торт тысяча слоев. Снимем глазурь и дело с концом.       По ту сторону звонка раздался смех…       — Вы идиоты. Четыре идиота в розовых очках, возомнившие себя новыми битлами, я отрубаюсь.       Лео и вправду повесил трубку.       — Интересно, нас ссадят если мы устроим джем-сейшен прямо тут? — поинтересовался Томас, повисая на двух ремнях сразу и окидывая рассеянным взглядом пустую центральную площадку автобуса.       — Ссадят, — Виктория, что до верхнего поручня не дотянулась, вцепилась в товарища, едва не стянув с него купленные на вырост джинсы — те уже потеряли цвет, а Том все еще болтался в них, как карандаш в стакане. Пожилая женщина — одна из немногих пассажирок — смерила шумную банду беспризорников презрительным взглядом, — Как пить дать ссадят. Но выглядело бы круто, скажи, Итан.       — Наша цель сейчас — получить звук… Со всем этим гулом от мотора… не лучшая идея.       — Зануда! — Дамиано, что каким-то чудом умудрялся ловить равновесие, не держась ни за что и даже сложив руки на груди, показал ему язык.       — Так, на чем мы остановились с поиском названия? — попыталась вернуть их на рабочий лад Виктория.       — На Bloody Monday, — напомнил Томас.       — Занято. Я нашел на Фейсбуке группу с тем же названием, и она итальянская, — подал голос Итан, ввиду своего уникального навыка печатанья одной рукой, он умудрялся проверять каждое более или менее проходящее название на доступность прямо на ходу.       — The Foreskins.       — Дамиано, я тебе врежу! Если эти двое не догоняют, то это не значит… — Виктория попыталась ткнуть того пальцем в живот, но автобус ушел в поворот, и она просто рухнула к нему в объятья. Руку, инстинктивно обвившуюся вокруг фырчащей, как облитый из шланга кот, подруги Дамиано так и не убрал.       — Dragons of Cimorene?       — Я чую подвох, Итан. И дело даже не в том, что каждый первый решит, что мы трибьют-группа Imagine Dragons. Что такое это твое Симорен?       — Это из книги… — начал тот менторским голосом и все присутствующие закатили глаза, — неправильная принцесса, что занималась фехтованием и магией, а потом сбежала от помолвки и ушла к драконам.       — Слишком глубокая отсылка, наш маленький книжный червь.       — А если «Драконы и принцесса»? — предложил Томас.       — Почему сразу не «Сексизм и мизогиния»? — пробурчала в джинсовку Дамиано Виктория, — Мне категорически не нравится все с «и». Мы должны быть единым фронтом, а не лоскутным одеялом.       — Patchwork hearts? — выдали они почти хором.       — Итан?       Тот замотал головой.       — Занято. Последняя активность в тринадцатом.       — Дьявол!       Stripped Guns и Vanilla robots они были вынуждены отвергнуть из-за сексуального подтекста, Dead Doves, предложенное Викторией, отправилось вслед за Dragons of Cimorene, когда Итан разоблачил ее уловку и ткнул их носом в UrbanDictionary. Лео, откровенно офигевший от этой лихорадочной активности, когда прыгающие вокруг него друзья его друга кричали в уши с обоих сторон, грозя лишить слуха, вбросил от себя Blue-eyed believers и поспешил свалить, отдав им сырой материал для монтажа.       На часах было уже одиннадцать, даже видео на максимуме их скромных способностей слепленные в бесплатной программе отрендерились и были загружены на Гугл диск, но названия группы у них все ещё не было. Мама Томаса, чьим гостеприимством они бессовестно воспользовались, ввалившись гурьбой без предупреждения, под предлогом попыток их накормить уже несколько раз проверяла не устроили ли они прямо у нее под носом оргию — из-за прикрытой двери то и дело раздавались стоны и другие подозрительные звуки, но пока не пыталась выпроводить гостей сына за дверь.       — For helvede! Я уже сейчас соглашусь на «резиновые сапоги» — прохрипела Виктория, устроившаяся в позе летучей мыши: поперек полутороспальной кровати Тома, ступни закинуты на стену, голова, свесившая с краю. Сам Том сидел в изголовье, свернувшись как йог, Итан пристроился прямо на полу, вытянув ноги в узкий проход так, что обойти его было совершенно невозможно, а Дамиано оккупировал вращающееся рабочее кресло и катался на нем, как на карусели, балуясь с собранным из ручки и линейки самолетиком и изображая вселенскую скуку.       — Повтори, что ты сейчас сказала, — оживился он на незнакомое слово.       — Резиновые сапоги.       — Нет, вот это непонятное в начале.       — For helvede? — Виктория перевернулась на живот, чтобы перестать наблюдать опрокинутый мир, — Это черт побери на датском.       — А это мысль!       — Назваться ругательством?       — Нет. Выудить что-то из датского. Накидай нам слов.       — А в глаз тебе не дать?       — Меня искренне беспокоит объем агрессии в этой комнате, — попытался успокоить их Итан.       — И тебе дать по жопе тоже могу.       — Вик, пожалуйста, — подал голос Том из своего угла, в котором Виктория его почти зажала, — У нас осталось пятьдесят минут.       — Сорок восемь, если быть точным.       — Ну смотрите у меня! Et øjeblik. Slagsmål. Lufthavn. Æbler, — Вик перечисляла все подряд и все, что могла вспомнить: от носков до люстры, а взгляд ее лениво скользил по комнате, пока не зацепился за том «Хоббита» на столе, — Bøger, kæmpen, trold, elvernes tempel, drage, skatte, sol, solskin, måneskin, kalkmalerier…       — Переведи последнее.       — Kalkmalerier?       — До него.       — Måneskin?       — Да.       — Лунный свет. Точнее даже, пожалуй, лунное сияние.       — А к нам это каким макаром? Ну кроме того, что мы тут не спим, гадая на кофейной гуще? — обиженно поинтересовался Томас, они все предлагали куда более подходящие названия за этот день.       — Шесть минут, — донеслось с пола.       — К черту, пишем Моне … Мане, — Дамиано крутанулся в кресле, едва не скинув кружку с чаем со стола, и пихнул мышку.       — Это художники импрессионисты. Оба.       — Итан! — Виктория перепрыгнула через препятствие из чужих ног. Кое-кому, принявшемуся печатать, доверять было нельзя — с него сдалось бы написать свое название и так отправить.       — Компьютер завис!       — Мы не успеем!       — Это ты тянула!       — Я вас покусаю, если весь труд полетит псу под хвост!       — Ну… Ну же.       Выключенная с кнопки техника включалась как назло крайне медленно, а загрузка браузера вообще заняла по ощущениям целый час, прежде чем им удалось развернуть черновик письма и начать вносить в него изменения.       — Там не «a», а другая буква, такая с кружочком сверху!       — Ты ее на клавиатуре видишь?       — Где, блин, Гугл переводчик? Набери лунный свет, скопируй и пихай. Да датский, а не норвежский! Вторую букву в конце убери!       — Шрифт письма поехал! — попытался вмешаться вставший Итан.       — Плевать на шрифт, — прошипел ему над ухом подоспевший Том.       — Да отсылай уже.       Дамиано принялся лихорадочно щелкать мышью.       — Ушло…       — Вроде да.       Время отправки рядом с письмом числилось как двадцать три часа пятьдесят девять минут.       — Золушка успела, — едва различимо в гробовой тишине прошептал Итан, утыкаясь носом в чужую макушку. Дамиано даже не сопротивлялся.       — Эй, вы там живы? — раздалось по ту сторону двери.       — Нет, ма! Здесь четыре трупа!       — Тогда трупы остаются ночевать. Я уже всем позвонила и сказала, что не отпущу вас шататься по городу…       — Мам, тебе дали номера на случай ЧП!       — Это ЧП. У меня трое гостей и никто ничего не ест! Да вас же ветер посильнее унесет такими темпами. Вы вообще что-то ели за день?       — Да, мам.       — И у меня все еще нет номера родителей вашего нового мальчика. Я сама договорюсь, но мне нужно знать кому звонить.       — В этом нет необходимости, синьора, — Итан отцепился от Дамиано и закинул на плечо свой рюкзак, — я пойду домой.       — Уже полночь. Даже автобусы не ходят.       — Дойду пешком, — попытался он просочиться мимо женщины к входной двери.       — Куда?       — Здесь недалеко.       Недалеко Итана было где-то километров восемь по прямой, но знать это никому не было положено.       — Вы, молодой человек, никуда не пойдете! А если что-то случится?       — Если вы считаете приемлемым, чтобы я остался, тогда я останусь, но можно мне хотя бы спуститься вниз и покурить?       От неожиданности синьора Раджи даже клацнула зубами, а Итан как ни в чем не бывало вытащил из рюкзака пачку сигарет и показал ее женщине вместе с зажигалкой (слава богу, эта была просто белой, а не той, с пин-ап изображением мужчины-пожарника, что была у него в прошлый раз).       — Вещи оставляю здесь, даже куртку брать не буду.       — Я проконтролирую, чтоб он не смылся! — понимая абсурдность ситуации и степень шока, в которую все были повергнуты, влез Дамиано, и только после этого мама Томаса отмерла.       — Хорошо, мальчики. Только быстро.       По лестнице вниз они спустились, не говоря ни слова. В тишине Итан прикурил, и только после того как он раз в пятый выпустил дым к черному, как смоль, ночному небу Дамиано набрался смелости открыть рот.       — Спасибо тебе.       — За что?       — За Викторию… ей это было нужно.       — Не понимаю, о чем ты.       — Не строй дурака, тебе не идет…       — Я…       Дамиано смерил его злобным взглядом.       — Каждому нужна причина жить, иначе… Как свеча на ветру.       — У меня от тебя иногда мороз по коже.       — Это из-за эффекта зловещей долины.       Еще одно кольцо дыма устремилось к небу.       — То, что выглядит и действует примерно, как человек, но не совсем как настоящий, вызывает неприязнь и отвращение у людей-наблюдателей.       — Так значит, ты не человек.       — Родился я определенно человеком.       — Это не ответ на вопрос.       — Я просто не от мира сего.       Бесполезно, вытянуть из него ничего не удастся. Итан закрылся. Спрятался за завесой своих спутанных волос, слоев одежды и молчания.       — Дай затянуться.       — Это же вредно.       — Не опасней, чем чипсы в тех количествах, что эти двое, — Дамиано ткнул пальцем в сторону окон — потребляют на постоянной основе.       Удивительно, но сигаретный дым не обжег горло, как пары кислоты. Отравленная им кровь не ударила в голову, а полуголодный желудок не свернулся в трубочку, грозясь извергнуть желчь. В голове, наоборот, стало чуточку яснее, даже страх перед таким потусторонним Итаном, что иногда мелькал через прорехи его человеческого костюма, улегся.       — Ты столетний вампир, да? — бросил Дамиано в качестве шутки, но Итан дернулся так, будто его ударили в пах.       — Идем… а то свалимся с пневмонией. Оба.       — Я прав?       — Дамиано… — ни стали в голосе, ни злости — одна усталость. Немного додавить бы.       — Я прав?       — Идем…       Итан бережно вытащил из его пальцев сигарету, смял ее подошвой кроссовки и в полной тишине, обвив холодной ладонью чужое запястье, потащил Дамиано, как агнца на веревочке назад, в квартиру. Иногда молчание значило куда больше слов.