Красная тинктура

      Дамиано сидел в ванной на стиральной машинке, ожидая, когда та, наконец, закончит цикл, и он сможет достать из барабана свои вещи, ещё мокрыми побросать их в полиэтиленовый пакет и сбежать. Это все требовалось проделать прежде чем обитатели квартиры, что когда-то звалась домом, вернутся. Нынче это место ощущалось как слепая елань — внешне благополучно, но наступишь — и демоны, в нем живущие, затянут на глубину.       Демонами своих родных Дамиано, конечно же, не считал, но сталкиваться с матерью, которая ходила, как беременная грозовая туча, в любой момент готовая пролиться потоком брани и беспочвенных обвинений из-за усталости, вызванной затянувшимся бракоразводным процессом, у него не было никакого желания. С Якопо, который так в итоге и не съехал, хотя клялся и божился, что присмотрел кучу годных вариантов квартир, — тоже. Старший брат всегда был родительским любимчиком, его хвалили по любому поводу, и даже когда повода не было, а вот ему — младшему — приходилось выгрызать с боем право на одобрительный кивок.       Телефон, ленту новостей на котором Дамиано пролистывал от скуки, разразился трелью. Номер был незнакомый, но брать трубку при любых обстоятельствах он научился крайне быстро. Не поднимешь — потеряешь деньги. Женщины существа импульсивные: если им хочется помаду вот сейчас, то надо дать им эту помаду и еще карандаш в тон посоветовать, потому что через час они уже передумают. Дамиано бросил беглый взгляд на себя в зеркале и выдал отражению лучшую фальшивую улыбку из своего арсенала прежде чем смахнуть вправо индикатор с зелёной кнопкой.       — Привет. Чем могу помочь?       На том конце провода раздался нервный смешок.       — Привет, Вы, должно быть, меня не помните, это Карла, подруга Виолетты, вы пару дней назад оставили нам каталог.       Дамиано прикрыл глаза — стиральная машинка включила отжим и сидеть на ней становилось все… интересней, но из-за разговора к великому разочарованию пришлось спрыгнуть. Карла эта припоминалась очень смутно, пытаясь действительно заработать, он за день мог пройти километров двадцать, и это исключая лестницы. Дамиано пользовался всем своим обаянием, чтобы заполучить очередной номер в свою записную книгу, иногда пуская в ход даже откровенный флирт. Главное — метод работал, а деньги, что он получал от продаж, успешно покрывали моральные издержки проживания с Итаном под одной крышей, включая оплату половины аренды и покупку продуктов вскладчину. Ради этой свободы от кивка синьоры Розы и от ощущения, что он пользуется добротой друга, стоило помнить всех этих Карл, Виолетт, Лий и остальных.       — Конечно же помню, — бессовестно почти соврал Дамиано, — очаровательная молодая девушка с ямочкой на левой щеке.       Ямочка была единственным, что он смог добыть из бардака памяти полного сотен лиц, что он видел за последние два месяца, прочесывая Рим квартал за кварталом, но дополнительно сообщать об этом не собирался.       — Я бы хотела кое-что заказать.       — Да, конечно. Диктуйте.       Дамиано развернул пустую заметку на экран, переставил вызов на громкую связь и приготовился печатать. Три лака для ногтей, пудра, палетка теней, тональный крем оттенка тёплый песочный.       — Можно интимный вопрос? — Дамиано поспешно набрал сказанное, но все же не мог не вмешаться, — Вы себе крем берете?       — Да.       — Если планируете начать пользоваться на днях, то я бы все же предложил взять не его, а нейтральный беж. Летом кожа мало того, что загорает, она от жары ещё и розовеет, и с теплым подтоном будет эффект… как бы это сказать покорректнее.       — Говорите всё как есть.       — Будто вы с кем-то только что потрахались в подсобке.       В уши ударил резкий хохот. Дамиано цокнул языком. И эта тоже попалась на его крючок. Сюзанна очень долго объясняла ему про индивидуальный подход, но подходов в его случае было два: или намекни, что сам голубее, чем небо, а дальше сыпь пошлостями, или покажи профессионализм. Первый безотказно работал с продвинутыми женщинами до тридцати, а второй — с дамами постарше. Они буквально умилялись, когда он по памяти записывал номера артикулов и демонстрировал понимание того чем тинт отличается от блеска для губ. К работе, пускай совершено не мужской, если верить стереотипам, Дамиано подошел со всей ответственностью: у него была целая тетрадь-конспект с терминами и таблицами и стопка фейс-чартов, лицо-шаблон для которых ему за пять минут на коленке нарисовал Итан, и которые он, совершенно не стесняясь, вытряхивал на офисные столы, журнальные столики квартир и барные стойки кофеен. Произведенный эффект, конечно, немного портило то, что на обложке конспекта красовалась зебра из «Мадагаскара», но ему было на момент начала конспектирования не до размышлений, а потом просто стало лень заводить другую.       Позволив Карле отсмеяться, Дамиано вкрадчиво поинтересовался собираются ли прислушаться к совету и может ли он ещё чем-то помочь. Немного любезностей, да подпущенных в голос рокочущих ноток, и в список покупок девушки добавился ещё и крем. Итого косметики евро на сорок, восемь из которых отправятся к нему в качестве комиссионных. Очень неплохо для дня, когда он работать вообще не планировал, но крайне мало, если он хотел прожить и этот месяц, не обращаясь к родителям за деньгами. Дамиано проверил итоговый список за неделю — завтра сползает на склад, заберет пакет и пробежится ближе к вечеру по клиенткам, чтобы раздать заказы. Если не будет внезапных отказов или форс-мажоров, то его улов очень даже удачен.       К сожалению, на этом удача закончилось, потому что хлопнула входная дверь.       — Якопо, ты дома?       Дамиано отчетливо захотелось стечь в канализацию вместе с мыльной водой из стиральной машинки. Какие-то десять минут — и он бы благополучно разминулся с матерью, оставив ей лишь записку: «Опять никого не застал. У меня все окей».       — Это всего лишь я… Еще не забыла, что у тебя двое сыновей?       Женщина, появившаяся в дверях, выглядела осунувшейся и даже постаревшей лет на пять по сравнению с тем, какой она была еще совсем недавно. Где-то в самой глубине груди у Дамиано зашевелилась совесть, но тут же затихла. Не дали ей проснуться и поднять голову.       — Да забудешь… восемнадцать часов схваток и эпизиотомия. Возвращаешься?       Дамиано даже слишком поспешно отрицательно замотал головой. Возвращаться к этому? Слушать каждое утро про то, что он проебывает спортивную карьеру или про то, что старший брат нормальный вышел, а он ни рыба, ни мясо, возомнил себе музыкантишкой, а ведь на пении сыт не будешь? Увольте и скажите спасибо, что он Якопо не ненавидит после стольких лет сравнений. Дамиано, положив руку на сердце, мог с лёгкостью признаться, что он лучше будет исподтишка наблюдать за курящим Итаном, делая вид, что решает очередное судоку и жевать подгорелую яичницу, чем есть мамину божественную стряпню, но страдать морально.       — Нет, мне ещё рано.       — А когда планируешь?       — Не знаю.       Роза окончательно заблокировала собой дверной проем.       — Дамиано, ты четыре месяца шатаешься бог знает где, врешь, да ещё и ставишь родителей Итана в неудобное положение. Я им звонила, хотела хоть деньги предложить, а Кандидо сказал, что понятия не имел обо всем этом, и что ты вообще у них никогда даже в гостях не появлялся. Что, чёрт побери, происходит?       — Тебе не понравится ответ.       — А ты скажи, а решать буду уже я.       Рассказать правду — это подставить Итана, одно дело, если он живёт один в студии и другое — истинное положение вещей. Дамиано зажмурился. Ему нужно срочно было придумать что-то. Что-то, что запросто приведет любого родителя в ярость, но по сути безобидно, как одуванчик. Образ громко смеющейся Елены, вдобавок пускающей кольца едкого табачного дыма и звенящей непонятно из чего сделанной бижутерией, всплыл в голове во мгновение ока.       — Я живу у своей девушки, — пытаясь скопировать интонации, с которыми Итан обычно отшивал прицепившихся к нему из-за длинных волос придурков, процедил сквозь зубы Дамиано. Короткие, спокойные ответы, за которые невозможно зацепиться.       — Я ее знаю?       — Нет.       — Познакомить не хочешь?       — Не вижу необходимости.       — А что ее родители думают по этому поводу? — попытка зайти с другой стороны. Дамиано мысленно взвился к потолку от желания телепортироваться к Итану и немедленно его расцеловать. Метод действительно работал. Не оправдываться, не объяснять — все равно вывернут все наизнанку, а просто стоять, будто между тобой и собеседником стена из бронебойного стекла. Давалось с огромным трудом, потому что все нутро требовало съязвить.       — Ничего не думают, ей тридцать три.       Раздался громкий щелчок, ознаменовавший, что уже можно забирать мокрые футболки и трусы и делать с ними то, что планировалось делать дальше. Звучал тот почти как пистолетный выстрел.       — Дами… — лицо у Розы вытянулось и побагровело. Дамиано открыл дверцу и выгреб весь перекрученный ком вещей, но бросил его в таз вместо того чтобы как обычно пытаться спрятаться за делом, встал и окинул женщину почти сочувственным взглядом.       — Мам, давай будем взрослыми людьми. Я же не лезу к тебе с папой, хотя больше всего в жизни мне хочется схватить вас за плечи и хорошенько встряхнуть, потому что я не понимаю, как вы пришли к этому решению и едва ли пойму, потому что такая любовь, что была у вас двоих — это благословение, о котором я даже мечтать не смею. А вы даже бороться не пытаетесь. Просто дай мне набить свои шишки и получить свои шрамы.       — Но…       — Свои шишки и свои шрамы, — настойчиво повторил Дамиано, — Я же кошак, помнишь? Девять жизней. Увернулся в три года от кастрюли с кипятком, которую на себя навернул, потянув за скатерть, увернусь, я надеюсь, и от остального.       — Ты сам на себя сейчас не похож.       — Некоторые люди взрослеют быстро, особенно, если дать им правильный пинок. Меня нехило сейчас приложило. Ты, кстати, не видела ту старую рубашку в полоску?       — А вот теперь я тебя узнаю. Какую?       — Ну такую белую, с белой полоской. Я точно ее не забирал.       Женщина непонимающе нахмурилась.       — Парадную?       — Угу…       — А с чего вдруг понадобилась?       — Меня пригласили на юбилей. Точнее, не меня, но я потащусь как плюс один.       — Пригласили ее?       Дамиано промолчал, принявшись перекладывать свои вещи в пакет, надеясь, что от него отстанут. Но то ли внезапно появившееся у него умение трезво мыслить разозлило его мать, то ли ее захватил азарт преследования, но она продолжила давить, надеясь добраться до сути.       — Пригласили ее, Дамиано?       Дамиано очень хотелось сказать, что да, пригласили эту несуществующую подружку, которая таскает его за собой не только на важные юбилеи, но еще и по всем злачным местам Рима, а ещё каждую ночь обвязывает шибари и… Образ Елены мгновенно испарился, ее место в мыслях заняло что-то андрогинное, но с темными длинными волосами, как у Итана, который вот буквально на днях брал его с собой на квартирник к Массимо. То сборище сомнительных богемных элементов, непонятно чем занимающих по жизни, явно переросло в оргию, после того как все подростки (там был ещё пяток относительно взрослых детей присутствующих) были отправлены по домам. Но завираться не стоило.       — Нет.       Роза издала одобрительное хмыканье и отправилась на поиски пропавшей рубашки. На самом деле та совершенно не сдалась Дамиано, но, поразмыслив, тот пришел к выводу, что лучше перебдеть, чем оказаться посмешищем, пускай Итан и сказал, что к Франческе можно хоть в трусах заявиться. Больше об этом человеке было ничего не известно. Ни фамилии, ни возраста. Юбилей мог быть двадцатилетием, но, судя по всему, речь шла о куда более солидной дате.       Уже выйдя на улицу и щурясь от яркого солнца, Дамиано понял, что его знобит и знобит явно на нервной почве, но причину он не мог понять. Все же прошло даже лучше, чем он мог предположить, но зубы стучали друг о друга, руки мелко подрагивали, а в животе словно открылась бездна. Дамиано сел на ближайший бордюр, что не просматривался из окон квартиры, и поспешно набрал Итана.       — Да, Дамиа. Ты закончил?       На заднем плане был слышен гул голосов, визгливые стоны волынки и какой-то лязг — как Итан услышал входящий вызов посреди этой вакханалии гиков, точно будет одной из нераскрытых никогда тайн.       — Да, еду домой. В смысле к тебе, в том смысле, что не к тебе-тебе в этот палаточный Мордор, а в студию. Господи, меня трясет. Я соврал маме такое…       — Хочешь рассказать сейчас или потом? Или вообще не рассказывать?       Тихий, спокойный голос будто обволакивал изнутри. Жалкая парочка слов, а эффект словно успокоительного полпачки заглотил.       — Я… — Дамиано замер на полуслове, внезапно поняв, что он может себя не исправлять, потому что чувствует именно это, — Я дома расскажу. Это не к спеху.       — Хорошо. Я вернусь вечером, когда здесь все закончится. Не знаю во сколько, так что ложись спать без меня.       — Я дождусь, или по крайней мере постараюсь. Часом ждать не как Пенелопе Одиссея.       — Только не кусочничай, заклинаю, — в этой простой просьбе сквозила какая-то невероятная забота, не та агрессивная, где добро причиняют, что была в сварливом тоне и неприятных вопросах, что Дамиано наслушался вот только что.       — Эльфийского принца я ослушаться не могу и без магии. А ты там постарайся не свариться живьем.       — Попробую, но получается хреново. Полигон в этот раз отвратный, все по уши в пыли, и тени мало.       — Уже разделся?       — Возможно.       — А мне фоточку?       — Обойдешься, — отрезал Итан, но тон был шутливый, — В Средиземье нет фотоаппаратов.       — Телефонов тоже нет, но ты то со мной говоришь. Ладно, не буду больше отвлекать, удачно повоевать или чем вы там занимаетесь.       — Хорошего вечера.       — И тебе.       Дамиано повесил трубку и как-то на автомате приложил экран телефона к груди, закрывая глаза и испытывая полное облегчение от той тяжести, что пыталась придавить его к земле. Разберется, со всем разберется, если Итан останется хотя бы номером в списке контактов, на который можно позвонить, чтобы просто услышать голос.