Красная тинктура

      — Итан! Итан! Господи, Итан! П-притормози! Я же сейчас… А-ааа!       — Нет, ты только послушай! Ни стыда, ни совести у этих двоих нет! — Виктория оторвала ухо от стакана с помощью которого подслушивала происходящее за стеной, водрузила тот на тумбочку и обиженно со всего своего роста плюхнулась на развороченную кровать. На самом деле рулады, что выводил Дамиано ни в каком дополнительном усилителе не нуждались. Перегородки в отеле были толщиной с папиросную бумагу, так что Томас, методом тыка пытавшийся разобраться в интерфейсе приложения, которое гугл ему подкинул по запросу «альтернатива GarageBand для Android», прекрасно слышал все происходящее в соседнем номере и так. Однако Вик уже которую ночь в котором городе пыталась услышать Итана, потому что его присутствие стабильно выдавало лишь идеальное, похожее на звук часового механизма поскрипывание кроватей, и лишь однажды прозвучал совершенно нечеловеческий стон, — Я, может тоже трахаться хочу, что аж внутри все чешется!       — Если у тебя все внутри чешется, то тебе надо к венерологу, а не трахаться! — не поднимая глаз от экрана ответил Томас.       — Я же образно! Бесят!       — И чем же? Мне казалось ты должна радоваться, что они ебут друг друга, а не рискуют лет через пять обнаружить у себя целый выводок детей от фанаток.       — Да если бы. Я в Палермо — помнишь, пошла охотить еду в пятом часу утра — видела, как из их номера вывалилась девица. Не пьяная, но вид у нее был такой, будто они вдвоем ее всю ночь, — Виктория возмущенно всплеснула руками, изображая секс, — Шла, за стенку придерживаясь. А в другой раз Дамиано, вот не побоюсь этого слова, предложил Итану девчонку из первого ряда. Не знаю, куда ты во время концерта смотрел, но это буквально под нашими носами происходило. Он провел рукой по толпе, но смотрел через плечо, в глубь сцены. И, когда ладонь дошла до той с синими волосами, Итан ему не едва заметно, а вполне отчётливо кивнул. Эти бляди словно телепатически общаются. Неужели ты ничего не видишь?       — На сцене я занят музыкой, а не разглядыванием.       — А ты присмотрись в следующий раз. Неужели ты думаешь, что Дамиано попросил дать ей пропуск за кулисы просто так?       — Ты опять разгоняешься с пустого места, — закатил глаза Томас, откладывая телефон.       — Речь о наших согруппниках… — не унималась Вик, — Они же могут…       — Иди сюда.       — Что?       — Иди сюды.       — Я в трусах.       — Я и сиськи твои видел, и изоленту на них клеил, не напугаешь.       Вик, явно смущенная напоминанием, боязливо перебралась на соседнюю кровать, и почти задубела, когда Томас, вконец поняв, что его воспринимают как существо бесполое или собачку и, посему осмелев, подобрался поближе и обнял ее со спины, по-хозяйски откидывая мешавшие ему волосы, чтобы уткнуться подбородком в изгиб шеи.       — Виктория, послушай меня очень внимательно: перестань вести себя как помешанная на контроле. Так ты только сама себя изводишь. То, что происходит за стенкой — это личное дело тех двоих. Сначала ты психовала по поводу того, что будет, если они сойдутся, потом, о том, что будет если кто-то из них захочет кого-то еще, а теперь ты переживаешь, вдруг кто-то из них не захочет никого больше. Я не буду говорить тебе банальности, что тебе нужно отпустить ситуацию. Ты ее не отпустишь, потому что и Дамиано, и Итан — полноправные члены нашей больной на всю голову музыкальной семьи. То, что группа стала для нас второй семьей, надеюсь, ты сомнению подвергать не будешь. И я тоже не отпущу, потому что я не меньше тебя за этих ебущихся кроликов переживаю. Но давай будем честны, они могут разругаться в пух и прах, но они всегда вернуться друг к другу.       — Ты так думаешь?       — Я, конечно, не профи в отношениях, но они любят друг друга, и мне страшно от того насколько сильно. Все это — заколоть себя на могиле, принять пулю на себя, все, что мы видели только в кино и читали в книжках, смеясь над наивностью, это про них. Они любую свою ссору пережуют и выплюнут, если дать им немного времени. Не видел бы я Дамиано мелким — решил бы что…       Томас оборвал себя на половине предложения. Нет, это не могло быть правдой. Кровь пьют при анемии. Он видел детские фото Дамиано. Итана не видел, но учитывая каким по счету он был ребенком, это было не удивительно. Его согруппники не могли быть вампирами. Вампиры — это персонажи из «Сумерек» — отвратительной сопливой книженции, которая нравится только девчонкам, потому что это история о буквально вечной любви, даже не клюква в сахаре, а сплошная сахарная пудра. В реальном мире вампиры просто физически не могут существовать. Была где-то в интернете не то заметка, не то видео, где кто-то достаточно бойкий наглядно рассказывал, что один-единственный вампир в случае своего существования должен быть жутчайшим серийным маньяком, совершающим по шесть убийств в день. Полиция не дала бы такому остаться незамеченным.       — Решил бы что? — Виктория локтем ткнула под ребра зависшего в своих мыслях Томаса.       — Горца смотрела? — спохватился он, спешно вспомнив, где еще есть бессмертные персонажи.       — Обижаешь… Не похожи наши на тех, кто меч в руках держать умеет.       — Это тебе не похоже. А я таскался с ними на полигон под Салерно этим летом. Итан, если не стремается и надевает очки, то ножом с двенадцати метров в яблоко попадает. Да и Дамиано тоже не лыком шит.        — Очки? — Виктория, как обычно зацепилась за самую несущественную деталь, — Итан носит очки? Почему я не в курсе?       — Потому что Итан упрям, как осел. Он скорее будет врезаться в стены лбом, чем позволит кому-то узнать, что он слеп как летучая мышь в полдень.       Виктория скептически фыркнула, так что Томас поспешил исправиться.        — Ну может я немного преувеличил, но там точно какая-то основательная близорукость. Я тебе про очки не говорил. Сам случайно узнал, когда Дамиано силой на него нацепил. И да, я тебя заклинаю, если они тебе предложат в следующий раз поехать с ними на эти сборища ролевиков — придумай любую причину, чтобы не согласиться. Там скучно до жути. Шатаешься от дерева к дереву и от одной плохо сколоченной тумбочке к другой…       — Зачем они тогда так когти туда рвали, да еще и в канун раунда на Икс-факторе?       — Сие мне неведомо. И сейчас меня, если честно, беспокоят не деревянные мечи и эльфийские уши из пластика, а мужик в очках, я его уже не первый раз в толпе на наших выступлениях вижу.       — Сали?       — Я имя не спрашивал. В очках, полноватый такой почти пенсионер.       — Точно Сали. Он милый, мы поболтали, когда он под отель пришёл и попросил автограф.       — Я не хотел, чтобы наши группи были похожи на Елену. Вселенная меня услышала и пошла дальше. А где наши ровесники? Ну или хотя бы двадцатилетие?       — Тони! — Виктория, вывернувшись из объятий каким-то совершенно невероятным способом, повалила Томаса на спину и сама взгромоздилась на него сверху. Холодные ее руки теперь со всей серьезностью придавливали запястья к матрасу (не то чтобы Томас мог даже помыслить о сопротивлении), а волосы, спадая с плеч, соломенным водопадом образовали целый шатер, отрезавший их обоих от реальности, — Наши ровесники могут штурмовать двери трехзвездочных гостиниц и забрасывать нам в лички по сотне сообщений на дню, но открою тебе страшную тайну: у шестнадцатилеток нет денег и возможности следовать за нами. Мы больше не «пять евро у двери, два, если по спискам» и я безумно рада тому, что это так. Теперь никакой придурок не щипнет меня за зад, посчитав, что раз я вышла на сцену в сетчатых колготках, то ему все дозволено.       — Ну хоть парочку нормальных группи можно? Для порядка и атмосферы? — Томасу один миг от неправильной близости стало душно, он попытался дернуться, но вышло только хуже — это стало понятно в один миг по тому как широко распахнулись глаза Виктории.       — Оу! — пискнула она придавленной мышью, не оставив Томасу ни малейшей надежды, на то, что все обойдется. Воздух, закручиваясь протуберанцами, искрился напряжением. Виктория точно почувствовала и точно поняла. Они переживали за Итана с Дамиано, а про себя забыли. Позорище то какое! Патовую ситуацию — внезапно — спас жуткий порнушный стон из-за стены.       — Заколебали! — прорычал Томас, схватившись за возможность переключить внимание Виктории с того факта, что его полустояк, вызванный кроватной возней, упёрся ей в промежность, — Где там ключ от их номера, что нам дали на случай форс-мажора?       — На тумбе… — поспешно откатившаяся Вик приложила ладони к своим вспыхнувшим пунцовым щекам, — Тебе зачем?       — Пойду им мозги вправлю, второй час ночи… — Томас решительно спустил ноги с кровати, цапнул белый прямоугольник, запихнутый под бутылку с водой и, стратегически прикрывая пах рукой, выскочил пулей наружу. Только когда дверь щелкнула, отрезая его в длинном, едва освещенном коридоре отеля, Томас позволил себе выдохнуть, а вдохнуть обратно уже не получилось, грудь сдавило тисками.       — Господи боже, — пробормотал он себе под нос и привалился спиной к стене, пытаясь унять дико бьющееся сердце. Колючий ковролин под босыми ногами ощущался как зыбучие пески, а мир будто даже подернулся блюром по краям поля зрения. Как-то так Виктория когда-то описывала свои приступы панических атак. Прошло не меньше десяти минут прежде чем Томас смог собрать себя в относительно удобоваримую кучку и сдвинуться с места. Мысленно приготовляясь к следующей психической травме, он приложил ключ-карту к коробке на стене и потянул на себя дверь.       В номере горел свет, по всем поверхностям были разбросаны вещи Дамиано, брюки и свитер Итана лежали ровной стопкой на краю кровати, собранной из двух одноместных сдвинутых друг к другу, в изголовье в странной конструкции, явно предназначенной чтобы усиливать звук лежал телефон Дамиано, который проигрывал запись вот тех самых стонов, что доносились из-за стены. Томас проверил ванную, только чтоб убедиться в и так очевидном — здесь никого не было.       — Блядь, — трясущимися руками он поставил телефон на паузу и поспешил сесть пока ноги его всё ещё держали. Шальная мысль все больше походила на правду… А что в вещах? Томас, быстро бросив Богу молитву, полную извинений за своё будущее совершенно непорядочное поведение и перекрестившись, сунул нос в сначала в раскрытый чемодан Дамиано, валявшийся посреди прохода. Внутри был единый перекрученный комок из одежды концертной и повседневной, пара сапог на шпильке, в которой владелец влезал регулярно на шест, старперский бритвенный станок и пачка комплектных лезвий — в общем вполне нормальный дорожный набор. Содержимое же стоявшего у стены чемодана Итана, заставило Томаса практически шарахнуться и усесться на пятки. Сверху на безупречных хитрых свертках лежал резиновый член, жуткого вида пара наручников, лента презервативов, пачка бинтов и гребанная опасная бритва как у Суини Тодда.       — Так, я этого не видел! — прошипел Томас, вдавливая вытаращенные глаза костяшками обратно в череп, — Вик, коли узнает, вообще на редан выйдет, а меня за укрывательство линчует.       Из отражения в зеркале трюмо на него смотрел какой-то взъерошенный и напуганный, но совершенно незнакомый юноша.       — Я просто хотел играть хорошую музыку… — сообщил Томас ему, а после решительно поднялся, захлопывая тяжёлую крышку чемодана и возвращая все тронутое на свои места, — Зачем мне брачные ритуалы стрижей? Господи, когда мы вообще их так окрестили? Мамуля, забери меня отсюда, я буду учить даже алгебру!       Мама, пребывающая где-то в Риме, и весьма вероятно видевшая десятый сон, ясное дело, просьбу не услышала.       — Я уж было решила, что они тебя к себе затащили! — прыснула Виктория, когда впускала его, забывшего ключ от их номера, внутрь.       — Клятвенно обещали, что постараются быть тише, но я бы им не верил, — соврал Томас. Запись он остановил, но сам факт того, что ни Итана, ни Дамиано не было внутри, но они хотели убедить всех в обратном, выбрав самый смущающий способ, выглядел пугающе. Что именно они пытались скрыть ото всех остальных? — Ты как хочешь, Винни, а я спать… сил больше нет. Спокойной ночи.       Томас рухнул на кровать, заполз под одеяло, желая любым способом урвать себе хоть немного сна, но не тут-то было.       — Как ты меня назвал? Винни? Я что похожа на толстого медведя? Томас! Перевернись и скажи мне в лицо. Я что потолстела?       Ответом Виктории служил поднятый средний палец. Томас слишком хорошо знал, что его подруга затевает эту склоку из-за усталости, из-за глупого состояния нервозности, что не отпускала уже которую неделю и не собиралась отпускать до окончания тура как минимум, но он не мог позволить ей сорваться на себе. Их приправленную неразделенными чувствами дружбу он слишком ценил.       Виктория продолжала громко возмущаться, но приближаться не приближалась, только злобно побулькивала из своего угла номера пока не вырубилась, лишь после этого Томас поднялся и выключил свет и на ее половине. Через окно без занавесок светил яркий уличный фонарь, качавшийся на ветру, но, откровенно говоря, в любой другой день это бы спать не помешало. Томас накрыл голову подушкой и принялся считать. На восемнадцати тысячах он услышал чьи-то шаги, около девятнадцати — в соседнем номере включился душ. Явились. До двадцати Томас не досчитал — провалился в сон.