Красная тинктура

      За Викторией де Анджелис числилось очень много грехов, а грешков ещё больше, один из самых раздражающих — ее привычка не расставаться с телефоном ни на минуту, она даже в туалете не всегда выпускала его из рук. Инстаграм — значит Инстаграм, Твиттер, Тамблер, Фейсбук и самое главное — Ютуб. Ютуб она смотрела даже тогда, когда наушники не находились. Так что Томас, к своему великому ужасу, был в курсе каким цветом положено делать контуринг, как правильно крутить утюжком голливудскую волну и какой очередной мюзикл поставили на Бродвее. С мюзиклами вообще была отдельная история.       У Вик в загашниках фильмотеки была переписанная с кассеты подруги, которая тоже у кого-то переписывала, и этот кто-то определенно не был первоисточником, в общем, какая-то сороковая копия записи телевизионного прогона «Блондинки в законе». Мюзикл этот Томас был вынужден посмотреть раз сто, не меньше, но отчётливо ввиду своих скудных знаний английского он запомнил лишь пару фраз. Одна из них была про то, что у влюбленных IQ падает до отметки в сорок, а то и того ниже. Томас считал это огромным преувеличением пока Виктория не открыла ящик Пандоры и не разрешила оставшимся членам группы не скрываться, раз они и так знают про их отношения. По раздельности Итан и Дамиано казались вполне адекватными, но теперь, оказываясь в одной комнате оба тупели, бессовестно дурели и ни музыкой, ни находящимся в разгаре конкурсом не интересовались.       Они липли друг другу, как равиоли с торчащей начинкой, а когда их удавалось разогнать по углам, то начинались бесконечные переглядки, смущенные смешки и залипания друг на друге. А между тем вокруг разворачивались нешуточные страсти. Каждый хотел остаться на шоу подольше, а выиграть было вообще запредельной мечтой, и мелочи вроде пьющих сомнительные коктейли по утрам конкурсантов, и они же, топорно флиртующие друг с другом, выбивали из колеи исключительно слабых духом. Те в первых рядах и отвалились. Но к середине живых выступлений в голову Томаса начали закрадываться смутные подозрения, что нечисто что-то датском королевстве.       Он полагал, что с Габриелем они будут бороться хотя бы до полуфинала, но нет, того слили… Походило на подтасовку голосов. А уж после стоячей овации на Beggin, когда они получили лишь второе место, Томас в этом уже не сомневался. О своих догадках он тут же доложил Виктории, которая, как выяснилось, разделяла его мысли. Но что они могли сделать? Ничего. Контракт на сорок страниц, в котором был пункт, что любого участника могут убрать из шоу вне зависимости от положения дел, они все подмахнули.       — Знаешь, что, Тони, — Вик со всей свойственной ей лёгкостью свернула его в бараний рог, прижала лицом к своей груди и уткнулась носом в макушку, — мое чутье говорит, что мы их всех до единого сделаем. И Мару с Мануэлем тоже. Веришь мне?       Томас, конечно же верил ей, будто она была прорицательницей, ни разу в своей жизни не совершившей ошибку. Но уже вскоре все стало в разы хуже. Их решили разобрать на детальки, нет не так, наживую извлечь из цельного организма их группы внутренние органы.       За семь недель под микроскопом все, что они собой представляли, хотели они того или же нет, повылезало наружу: и то, что аранжировки им всегда подбирает Итан как единственный, кто может читать ноты, а не табы, с листа, и что Дамиано будет ныть, выть и матюгаться, как низкопробная бордельная блядь, когда ее загибают раком, но даже травмированным выкладывается на двести процентов, и что Вик готова идти в шоу-бизнес по головам, и где не может взять талантом — возьмёт измором.       Себя Томас, как он понял, совершенно не проявил, потому что, когда его товарищам предложили работу на стороне — ему в подобном искушении было отказано. Узнав про то, что лейбл пытался их развалить, открыв остальным двери для того, о чем, возможно, они по-настоящему мечтали или могли мечтать, он конечно соскочил с темы, так и не сказав, что его пустили боком, но было обидно. Очень. Это заставляло задумываться о том, что он не лучше всех этих балагуров с гитарами, выучивших одну балладу и теперь тренькающих ее каждой новой девчонке. Но девчонка всегда была одна и та же. Та, что регулярно размахивала нагретыми щипцами для завивки волос, продолжая говорить, пела настолько мимо нот, что хотелось повеситься на проводе от гитары и совершенно его не замечала.       И песня эта, что они пытались привести из стадии «Дамиано начиркал текст на коленке, Итан на ходу намурчал ему что-то похожее на мелодию» в стадию «это можно показать людям», совершенно не ладилась. Да и с какой стати ей было ладиться, если текст был не то о ком-то, страдающем ханахаки, не то об утопившейся идиотке Офелии из Гамлета? Томас не чувствовал себя способным что-то сказать от лица лирического персонажа, и все соло, что он более или менее мог извлечь из своей красотки Альвы были или слабыми, или механическими или и вовсе вторичными. О чем ему раз за разом сообщали.       — Ты чрезмерно стараешься, Томми, — Итан, заставивший его отложить гитару, теперь, опустившись на колени, колдовал с пластырями над стертыми вдрызг руками, — пойдём перекурим?       — Я не… — Томас попытался напомнить, что он то не курит постоянно, лишь балуется одной-двумя в неделю, но Итан склонил голову на бок и сделал то совершенно невероятное с точки зрения логики выражение лица, сочетающее в себе жалобные глаза и осуждающую полуулыбку, — хотя пойдем, мне тоже надо проветриться. Дамиано?       Дамиано лишь отмахнулся от них, сказав, что ему сейчас не нужна очередная доза никотина. На крыше, что облюбовали все страдающие пагубной привычкой, было промозгло и зябко, но Итан, взмокший и раздетый до пояса, будто и не замечал ни мороси, срывающейся с неба, ни ветра. Он вытряс сигарету из упаковки и пристроился у вылезшей, словно гнилая кость из неглубокой могилы, антенны и неспешно прикурил.       — Что ты хотел? — встав с подветренной стороны и обхватив себя руками чтобы хоть как-то согреться, спросил Томас.       — Я? Ничего.       — Ну зачем-то ты меня сюда потащил.       — Хотел спросить, что не так… Без остальных. Ты прямо на грани балансируешь.       Итан загнал едва тлеющую сигарету в угол рта, не столько куря, сколько мусоля фильтр.       — Я? — Томас издал нервный смешок, когда его заставили выпрямить ладонь. Пальцы до конца не разгибались и мелко подрагивали от усталости, так что он поспешно выдернул руку и запихнул ее в задний карман брюк, — Я в полном порядке.       — Хорошо, — тихо ответил ему Итан и замолчал… Томаса не хватило даже на десять секунд полной тишины, нарушаемой лишь шумом города.       — Нахрена нам самих себя закапывать? Если мы не получим этот контракт, мы вообще можем не получить никакой. Никогда. И что мы будем делать? Нет, не так: что я буду делать?       — Назови хотя бы одного победителя подобного проекта, который остался в шоу-бизнесе.       — One direction.       — Третьи, — Итан по своей идиотской привычке принялся изучать серые низкие облака у них над головами, избегая зрительного контакта. Нервничал.       — Крис Дотри.       — Четвертый.       — Адам Ламберт, — попробовал Томас еще одно имя.       — Второй.       — Дженнифер Хадсон.       — Седьмая.       — Что ты пытаешься сказать? Ну кроме того, что ты выучил наизусть всю Википедию.       — Мы не Кэрри Андервуд и не Келли Кларксон, — начал в почти в менторском тоне Итан, — Мы неформат, взятый в проект, чтобы разбавить взрослых людей своей непосредственностью. Все что они желали получить от нас, они получат с окончанием шоу. Если хотим остаться на сцене, то нам нужно настоящее предложение. Мы сейчас идём ва-банк в надежде на то, что если кто-то увидел нас по частям, то найдется и кто-то, кто увидит целиком. Поэтому песня должна быть такой, чтобы мы запомнились.       — Кто бы говорил, ты сидишь в глубине сцены и не отсвечиваешь!       — Я и не собирался никогда под софиты. Если честно, мы уже гораздо дальше, чем я планировал когда-либо зайти.       — Но ты же искал группу! — возмутился Томас.       — Я искал способ максимально безопасно убивать время…       — Мне не нравится, куда уходит этот разговор.       — Он никуда не уходит, — Итан перегнал сигарету в другой угол рта, — И я тоже.       — Приятно слышать. Но я все еще не догоняю: зачем нам дисквалификация.       — Она развяжет руки. Если выиграем — будем обязаны играть по их правилам. Если нет — то сможем выбить себе условия получше.       — Или не выбить никаких, потому что всем будет плевать на нас, — Томас пнул подвернувшийся ему осколок стекла, — Дай закурить.       Итан без лишних вопросов протянул ему и пачку, и зажигалку.       — Всем и так на нас плевать. They don't really care about us, — конец фразы он скорее промурлыкал себе под нос.       — Ты мне сейчас что, Майкла Джексона загоняешь?       — Возможно.       Томас с добрую минуту безуспешно боролся с отказывающейся работать зажигалкой. Итан в итоге отобрал ее назад, крутанул колесико, высекая пламя с первой же попытки, и поднес огонек к сигарете. Вкус табака оказался жутко едким и по меньшей мере отвратительным. Как можно было истязать себя этим на постоянной основе? В качестве пинка под зад годилось, но в качестве привычки? Нет, увольте.       — Ты ведь собирался сбежать?       — Да, — Итан перестал жевать фильтр и все же сам нормально затянулся.       — Почему?       — Я считал себя лишним.       — Тогда почему передумал и остался?       — Дамиано.       Томас закашлялся, давясь дымом.       — Мда. Жопа группе. Это не мое собачье дело, конечно, но насколько запущено то, что между вами?       Лицо Итана осталось невозмутимым, но в глазах мелькнула странная тень. Он ничего не ответил, лишь неопределенно пожал плечами.       — Итан?       Томас был совершенно не готов к тому, что в ответ Итан дернется, будто снятый снайпером, и сделав полтора неустойчивых шага сожмет его в тисках объятий с такой силой, что захрустят ребра. Так можно было и задохнуться.       — Ебушки-воробушки и триста головешек, — прохрипел Томас, чувствуя, что еще немного и искры перед глазами начнут лопаться вместе с сосудами, но попытка отстранить Итана от себя не принесла никакого результата — тот вцепился намертво и отпускать не собирался. Ни одна из сомнительных книжек по саморазвитию вроде «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» не давала инструкций для ситуации, когда двое из троих твоих самых близких людей вытрахали друг из друга остатки мозгов.       — Шшш! Все будет хорошо, — свободной от сигареты рукой Томас неловко погладил уткнувшегося ему носом в плечо Итана по волосам, чувствуя, как под пальцами хрустнули посеченные кончики. За почти два месяца он здорово похудел, но на Дамиано и вовсе было страшно смотреть. Итан в ответ на прикосновение издал звук умирающего кита, но не разревелся, а лишь замер в неудобной для обоих позе, — Давай, продышись. Сделаю я этот проигрыш…       Руки на ребрах сжались еще крепче. Итан вдохнул раз, другой и наконец, к великому облегчению почти умершего от асфиксии Томаса, отпустил его. Но обрадовался тот слишком рано — не успел он даже хлебнуть ледяного воздуха, как Итан притянул его к себе еще раз, придержав за затылок.       Томас осознать ничего толком не успел — только рот приоткрыть в немом удивлении, как в голове загрохотало уроненное пустое от мыслей ведро. Итан. Его. Поцеловал. Он не мазнул губами по щеке в знаке молчаливой признательности, не прижался губами ко лбу или к макушке, пытаясь передать так свою уверенность — в их основательно поправшей нормы приличия группе случалось всякое — Итан его поцеловал. Поцелуй был кратким и скомканным, но несмотря на почти насильственность и односторонность не показался Томасу чем-то совсем уж мерзким. Не отводя от него, офигевшего до невозможности двигаться, взгляда, Итан очертил пальцем контур своей нижней губы, будто проверяя было ли все это реальностью.       — Спасибо. Мне это было нужно.       — Всегда пожалуйста, — неловко улыбнулся Томас.       — Я зайду, что-то подмерзаю.       — Я догоню… Прикончу свою и догоню.       Итан затушил остаток сигареты об ограждение крыши и вместе с окурком поплелся к пожарному выходу. Тяжелая дверь хлопнула у него за спиной. Томас отсчитал до двадцати прежде чем позволить себе пробормотать под нос тихое: «Блядь». Курить совершенно не хотелось, так что он бессовестно скинул остаток сигареты с крыши и просто выждал еще минуты три, прежде чем вернуться. Самое смешное — вот то возмущенное побулькивание смеси мстительного желания выдать Дамиано всю подногодную его полюбовничка и почти братской солидарности где-то в области желудка, оказалась хорошим топливом для творчества — несчастное соло сдвинулось с мертвой точки… Жалко, что не пригодилось.       В то, что они добрались до финала, не верилось. От объявления итогов отделяли какие минуты — даже не час, но видимо их план демонстративного самосожжения на глазах огромного концертного комплекса и сотен тысяч телезрителей в надежде на то, что они как феникс возродятся из пепла, был шит белыми нитками. По крайней мере Аньелли разгадал их как простой ребус. И он вроде как ничего не сказал им — уж точно не нарушил молчание, но по одной его интонации стало понятно, что Итан был почти что прав — им нельзя выиграть, но им и не дадут выиграть. Они неформат, их заметили… и, возможно, если они будут себя прилично вести, предложат им настоящую проходку в мир шоу-бизнеса. Если нет — они готовы были прогрызть дыру в стене, как крысы-камикадзе. Это суицидальная мечта была написана на лице и у бледной как смерть Виктории, и у Дамиано, губы которого опухли от того как сильно он их кусал, и даже у Итана, бесяче постукивавшего себе по бедру барабанными палочками.       — Играем грязно или будем фаталистами? — Томас никогда в жизни не слышал у Дамиано такого голоса. Тот звучал как перетянутая струна: тронешь и лопнет, рассечет руку до крови.       — Будем фаталистами, — ответил за всех Итан. Если честно, то Томас уже просто хотел, чтобы все закончилось хоть как-то, чтобы уже вернуться домой и ни о чем не думать. «Chosen» — так пускай будет «Chosen». Он поправил ремень гитары на плече, втянул носом воздух, пахнущий жженым маслом генератора дыма, и по отмашке пересек линию отделяющую сцену от кулис. Дальше была пустота.       Следующее, что Томас помнил — то как они садились в поезд до Рима с твердым решением любым способом выпустить альбом, проблема заключалась в том, что для этого им нужны были деньги, а за Икс-фактор они не получили ни евроцента.       — … Навык стриптиза у меня есть, моська — ну не самая поганая, будем честны, — продолжался тем временем разговор о возможных способах быстрого заработка.       — Просто твоей внутренней красоте природа подобрала соответствующую оправу, — с совершенно каменным лицом поддакнул Итан, что-то методично выискивавший в своем телефоне. Томас почти слышал, как в голове Дамиано, которому предназначался этот комплимент, выбило пробки — он в секунду потерял связь с реальностью и теперь, как выброшенная на берег рыба, открывал и закрывал рот, стремительно краснея. Так что Виктория решила и вовсе его добить — видимо из жалости.       — Мы, конечно всё в курсе, что ты у нас лучшая шлюха портового лупанария. Но ты вообще думаешь о последствиях?       — Ну тебя, Вик. Есть одна такая маленькая вещь — это нельзя будет превратить в скандал лет так через десять. Мой зад видела вся Италия! В прямом эфире!       Томас из чувства самосохранения предпочел притвориться спящим. Лучше было прослыть соней, нежели участвовать в очередной перепалке, целью которой перепалка и являлась. Все и так прекрасно понимали, что, если Дамиано надумает встать к шесту — он встанет и никого из них не спросит.       — А ты подумал, что скажет твоя мама?       — Мама на мне уже крест поставила. Пускай террорит теперь Якопо.       Однако стоило им увидеть встречающий отряд — Дамиано уже не казался таким дерзким. Первыми в толпе на платформе Томас углядел своих родителей. Отец Вик вместе с Никой нашлись болтающими рядом, и только мама Роза стояла в отдалении, напоминая нахохлившуюся гарпию — вся закутанная в черное и с траурным лицом. То, что Итана никто не ждал было настолько же обыденным, насколько и ужасающим. Этот факт и спас их всех от скандала. Все были слишком заняты осуждением людей, решившим не встречать сына после двух месяцев разлуки.       Первым делом, оказавшись дома, Томас рухнул на кровать и проспал сутки кряду. Все как говорила Виктория. Отдохнуть, собраться с силами, перегруппироваться и приступить к новой битве.       То, что мастадонты индустрии их решили не отпускать, стало понятно уже через пару дней. Томас с трудом понимал, что происходит, так как всей организационной частью руководила Виктория. Она, кажется, могла заключить контракт с самим дьяволом и оставить того с носом. В любом случае в наступающем году у них уже висели несколько автограф-сессий и еще одно появление по телевидению, а также, если он правильно понял, Вик удалось выбить им какое-то подобие настоящего турне, что начнется в феврале — о десятке концертов для особо сумасшедших.       С трудом верилось, что речь шла о первых фанатах, для которых они не будут фоновой музыкой в очередной пиццерии или на чьей-нибудь свадьбе. О том, что они отыграли шесть свадеб в качестве группы у желавших крупно сэкономить на музыке пар, Томас старался вообще не думать. Как они выяснили в какой-то момент — получить их четверку на все воскресенье было дешевле, чем ди-джея на пару часов, так что их номер (номер Виктории) пошел по рукам. О какой школе могла идти сейчас речь? Так что зрелище сидящего нога на ногу на столе Итана и методично вдалбливающего Дамиано в голову тригонометрию, которую он сам-то еще не проходил, заставило Томаса на автомате перекреститься прямо в дверях репетиционной студии.       За время их отсутствия их старую нору уже сдали другой группе, но в новой они хотя бы могли двигаться, не боясь друг друга поубивать и главное — за аренду платили не они. Это был лучший бонус к гомеопатической дозе славы, которую они получили.       — С сочельником.       — И тебя, — не отрывая глаза от толстенной тетради, буркнул себе под нос Дамиано, Итан на автомате лишь кивнул вместо приветствия.       — Я принес телефонодемку проигрыша для птичьей песни… Будет бомба. Может, еще успеем допилить до первого концерта.       — Угу.       — Стоп… Не верно, — Итан указал пальцем видную только ему строчку, — О чем ты думаешь?       — Э-ээ? — Дамиано сконфуженно опустил глаза в разворот, а потом, словно собравшись с духом, нагло вскинул голову и ткнул зашипевшего Итана обратной стороной ручки в бедро, — О том, что у тебя вот здесь по моей вине огроменный такой синячище.       — Котангенс угла в тридцать градусов чему равен?       — Да сдался тебе этот котангенс…       — Чему равен котангенс? — с нажимом повторил свой вопрос Итан.       — Ну, корню из трех.       — Тогда почему ты пишешь корень из двух?       — Я?       — Дамиано, в твоих интересах прорешать весь задачник. Я с тебя не слезу.       — Я бы предпочел, чтобы это была не фигура речи…       Томас закатил глаза. Невозможно же работать в такой атмосфере.       — Брачный сезон отменяется! Господи, где Вик?       — Звонила. Сушит ногти. Будет минут через двадцать.       Двадцать минут? Да за двадцать минут эти друг на друга влезут! Из вредности Томас раскрыл окно нараспашку.