Красная тинктура

      Все началось с креветок темпура в невыносимо остром кляре — они все ели в той псевдо-японской забегаловке, ибо сил химичить что-то на кухне в преддверии выхода альбома и грядущего за ним промо не было ни у кого. Даже Дамиано, который у плиты превращался в языческого бога какого-то древнего племени, отказывался тратить свои драгоценные силы на что-то сложнее яичницы и пустых макарон. Так что, проснувшись утром с болью в желудке, Итан не удивился — то, что он прожил все эти годы вовсе не говорило о том, что у него по-настоящему крепкое здоровье. Организм с огромным «пробегом» регулярно ловил простуды и прочие прелести.       На завтрак ввиду обстоятельств были стакан чая с шиповником и банановый йогурт, удачно затесавшийся на полки холодильника. Дамиано, привыкший к тому, что утром они всегда пытались наесться на день вперед, посмотрел на этот разгрузочный завтрак скептически и почти обиделся, когда предложение утащить у него с тарелки хотя бы жареную колбасу было проигнорировано.       За день репетиций боль сначала притухла, а к вечеру расползлась как будто по всему животу, так что от ужина Итан принципиально отказался, а потом, когда Дамиано уже уснул, тихо поднялся, распотрошил домашнюю аптечку, и выпил даже не одну таблетку обезболивающего, а целых три, в надежде, что удастся хоть так пристроиться. Не вышло. Таблетки даже не успели рассосаться — приступ рвоты отправил их плавать по трубам канализации, а Итан долго и мучительно обнимал унитаз, пытаясь найти в себе силы, чтобы подняться и умыться.       В таком виде — упершимся ладонью в зеркало над раковиной, с красными слезящимися от натуги глазами и всклокоченной до состояния громовой метлы шевелюрой, — Дамиано, проснувшийся на характерный неприятный звук, его и обнаружил.       — Что с тобой? — спросил он, стоя в темном дверном проеме. Итан отвлекся от сосредоточенного полоскания рта и, сплюнув, пожал плечами.       — Не знаю… Обычно после рвоты легчает.       — Это если ты хотя бы ел что-то, а не пытался питаться солнцем. Может свести тебя к врачу?       Итан уставился на него, как на идиота.       — Ты с кафелем одного цвета, а он салатовый, — попытался вразумить его Дамиано, но он лишь устало замотал головой.       — Очень смешно. Все в порядке будет. Просто отравился.       Своим словам Итан совершенно не верил. Его знания в медицине, быть может, и остались на уровне сельского лекаря конца века девятнадцатого, но он отнюдь не смутно догадывался, что «отравился» — ответ неверный хотя бы потому что тогда кое-кого евшего с ним буквально из одной тарелки тоже бы сейчас выворачивало, но позволил уложить себя калачиком на левый бок и обнять со спины. Дамиано накинул на них обоих толстое одеяло и так настойчиво сопел в ухо, что Итан тоже оказался утянут в пусть и в зыбкий, но сон.       Утром, конечно же, не полегчало. Вместо этого почти силой поставленный градусник показал тридцать девять. К боли, сконцентрировавшейся в боку, прибавилась боль в правой ноге, а рот наполнился кислой слюной, которую никак не удавалось сглотнуть. Итан остался лежать, но к обеду резь стало невозможно игнорировать. Аппендицит — сомнений никаких не оставалось. Дамиано, услышав вердикт, заквохал над Итаном как курица- наседка, так что, стиснув зубы, тот старался не сгибаться пополам и не стонать, пока описывал план действий.       — Новокаин. Стерильные перчатки. Скальпели. Из другой аптеки, слышишь. Пеницилин, но вообще что угодно, что продадут из антибиотиков без рецепта. Если пройдешь три-четыре места и не добудешь — просто возвращайся.       — Ты серьезно решил сам себя оперировать?       — В больницу я не поеду, кто его знает какие изменения в теле вызвала тинктура, — уперто повторил Итан, — а других людей я прооперировал достаточно, чтобы быть уверенным в своем навыке.       — Зато я не уверен в нем, когда ты вообще инструменты последний раз держал?       — В сорок четвертом, до контузии.       — То есть семьдесят с лишним лет назад.       — Дамиано…       Дамиано схватился за голову, а потом порывисто встал, заключил лицо Итана в свои горячие и липкие от пота ладони и коротко чмокнул в нос.       — Ты меня без ножа режешь. Я быстро.       Стоило лишь Дамиано хлопнуть входной дверью, Итан обессиленно рухнул на кровать. Боль была настолько невыносимой, что казалось, что тело изнутри пожирают черви.       — Господи, — он устремил свои глаза к потолку, мир по краю поля видимости подергивался мутью, а язык путался даже на громкости шепота, — я знаю, что мы с тобой не в ладах. Я дал тебе так много обетов, чтобы забрать их обратно. И я по-прежнему в тебя не верю. Но если ты действительно там, то ты меня слышишь. Я не стану просить тебя о прощении, я знаю, что я ближе к дьяволу, чем любой человек, ходившей по земле, но, решив запоздало наказать меня, не наказывай его.       Итан закрыл глаза, чтобы собраться и договорить. Когда он открыл их — что-то настойчиво пищало под ухом, а комната совершенно не напоминала их с Дамиано спальню, и «спальню любовницы» — как они называли вторую в квартире, призванную своим наличием и всегда закрытым дверным проемом (на деле в комнате был лишь стенной шкаф, куда свалили все вещи за неимением другого места хранения) создавать видимость, что в квартире живет парочка друзей, тоже. Зато атмосфера точно напоминала больницу и в ее стенах Итан в итоге провел десять дней, два из которых пришлось отлежать в реанимации.       — Трехсуточный аппендицит с периаппендикулярным абсцессом, — между проверкой швов и общими вопросами о состоянии выдал пожилой сухой, как вобла к пиву, и такой же печеночно-желтокожий лечащий врач, когда они познакомились лицом в лицо, — Оперировали больше двух часов. И скажите спасибо брату, он притащил Вас сюда на руках, наорал на весь приемный покой, наплевав на все возможные нормы приличия, и тем самым Вам жизнь спас. Еще час-другой и тю-тю ушли бы с другом-перитонитом на радугу.       — Брату? — с трудом переспросил Итан, а потом сообразил, что Дамиано, наверняка, соврал, чтобы ему дали хоть какую-то информацию о его состоянии, — Волосы по плечи, нос с горбинкой?       — Да.       — Я не удивлен. С него и землю перевернуть сбудется, если нужно.       — Ваш брат, — врач голосом выделил это слово, явно давая понять, что будет играть в то, что будет держаться за эту легенду, но прекрасно знает истинное положение вещей. Если бы стало известно действительно истинное, то Итан бы ужаснулся, но их явно всего лишь узнали — на посту медицинских сестер двадцать четыре на семь гудел старенький телевизор с лучевой трубкой, наверняка и Икс-фактор попадал в поле зрения всех представителей касты белых халатов, — все рвался спать на полу под дверьми. Мы едва его выгнали. Так что позвоните.       Дамиано появился в первый же день как разрешили посещения. В своей обычной манере он ругался и, причитая, целовал руки, тем самым смущая еще нескольких обитателей мужской палаты, попавших на хирургическое отделение кто с панкреатитом, кто с дуоденитом.        — Нам придется отыграть пару раз без тебя, все это будет не то и не так, но выбора нет — дату релиза альбома физически уже не перенести. Как же мне хочется надрать все эти плоские от офисных кресел задницы. Операторы машин по выдаиванию денег, — шипел он рассерженным змеем, будто заговор читал. Итан лишь гладил его руку все еще слабой своей.       Томас и Виктория, заявившиеся через каких-то полчаса, избавили их от необходимости обсуждать произошедшее. Ведь, если не обсуждать, можно сделать вид что ничего не было. Пожалуй, стоило обновить завещание.       Итан стоял под душем, позволяя воде просто литься по его телу. Это была одна из тех маленьких радостей, о которых он мечтал все дни заключения. Дамиано, правда, сначала ни в какую не хотел отпускать его в ванную одного — мало ли от слабости закружится голова или рану намочишь — но на повязку они приладили пакеты в несколько слоев и закрепили все скотчем. Дамиано демонстративно закатывавшему глаза пришлось уступить, но он наверняка сидел сейчас на полу у двери и прислушивался к звукам.       От этой мысли на душе у Итана сразу стало тепло: Дамиано хоть и проклинал его за едва не состоявшийся поцелуй со смертью, на самом деле заботился о нем, переживал за состояние… любил в конечном итоге. Итан усилием воли заставил себя закрыть кран — от жара воды он стремительно слабел.       Обмотав волосы полотенцем на манер чалмы, Итан завернулся в мягкий махровый халат и вышел. Дамиано поджидал в коридоре, притворяясь что кракелюры давно не крашенных стен требуют пристального изучения.       Жилище, что удалось найти взамен студии, пользовалось дурной славой. Риелтор без утайки говорила, что угловая квартира с целыми тремя французскими окнами в кухне-гостиной, где без проблем мог поместиться целый табор гостей, появляется в объявлениях не реже, чем раз в полгода, а все арендаторы съезжают при плохих обстоятельствах — только поэтому она попадает в их скромный бюджет. Они женщине конечно же не поверили, но теперь стоило задуматься — не вовремя ли обращённая к Богу молитва спасла от неминуемой смерти? Конечно же нет, это была случайность. Дамиано, не добежав и до первого аптечного киоска, обнаружил, что забыл кошелек. Пришлось возвращаться. Остальное помещалось в три слова: запаниковал, рискнул и отвёз. Спасли уже врачи, к великому удивлению Итана сказавшие, что с его анализов можно писать учебник.       — Утопился? — поинтересовался Дамиано максимально небрежно, но при этом окинул Итана придирчивым взглядом, — Идём, покормлю тебя завтраком.       На столе сиротливо стояла одинокая глубокая тарелка еще дымящейся овсянки.       — Это что? — инстинктивно сморщившись, спросил Итан, он-то ожидал хоть чего-то привычно вкусного, но нет, его ждало то же уныние, что и все предыдущие дни после операции.       — Твоя диета на ближайшие дни.       — Можно хотя бы омлет?       Дамиано отрицательно замотал головой.       — Врач не велел. Ничего жирного, жаренного, острого.       — Просто отлично, — буркнул Итан, принимаясь за еду. Значит, каша, а он, между прочим, мечтал о бутербродах с чоризо или салями всё то время, пока скорчившись от голода лежал на больничной койке. Но в исполнении Дамиано даже геркулес на воде оказался вполне себе ничего. Вкусным. Разваренным. Дамиано молча поставил на стол большую кружку с чаем.       — Доедаешь и возвращайся в кровать.       — Я вроде выспался.       — Не капризничай.       — Я не… — начал было Итан и осекся. Он действительно капризничал. Он не болел по-настоящему серьезно так долго, что сейчас малодушно жаловался на каждое неудобство.       — Все будет отлично, если будешь есть паровые овощи и не станешь садиться к барабанам. Почитай книжку, отдохни, пока нас не будет, хочешь я махну в библиотеку или в книжный и принесу тебе стопку?       — Не надо.       — Телевизора у нас нет, так что подумай хорошенько.       Итан аккуратно прихлебнул из кружки.       — Не надо… Я придумаю чем заняться. Мебель поищу в интернете, для начала. На дворе октябрь, у нас три садовых стула и два кресла, а все остальные гости до сих пор сидят на полу, как в Японии.       — Кровать! — Дамиано поднял указательный палец и сделал большой глоток своего кофе, — У нас есть кровать! Все остальные могут идти в жопу.       — Твоя жопь слишком ценна, чтобы я позволил кому-то к ней даже близко подойти, — протянул Итан, и Дамиано с легкостью подхватил эту волну обреченной легкости, не осознавая, пожалуй, что слова говорились вполне серьезно.       — Ррр-ревнивец! Кидай мне все, что покажется интересным.       — Прямо все?       — Потом разберемся.       Выданный карт-бланш заставил Итана все дни отсутствия Дамиано дома нарочно искать максимально неуместные вещи в бесконечных почти объявлениях Subito и каталогов антикварных магазинов.       — Полторы тысячи за лампу? — прилетело в ответ на брошенное ради смеха объявление.       — Их две.       — Скажи мне на милость откуда такая забубенная цена?       — Бронза, инкрустация эмалью. Подлинные из начала двадцатого века.       Дамиано что-то очень долго печатал, но в итоге прислал лишь: «Ты их хочешь?». Из-за вопроса отчетливо торчали уши согласия на покупку.       — Не настолько.       — Объявление год уже висит, позвони, попробуй сбить цену.       — И еще столько провисит. Они стоят гораздо больше, чем написано, что-то тут не чисто.       — Если одной из них проломили голову супругу — я тебя на пушечный выстрел к ним не подпущу. Хватит с нас проклятой квартиры, где за три года — шесть смертей.       — Когда приедешь, я без тебя ничего покупать не буду.       Но звонить не пришлось — объявление убрали уже к вечеру. Если только не… Итан отмел мысль, что Дамиано выкупил комплект дистанционно. Напрасно. Домой тот явился, таща одной рукой свой чемодан, одну лампу держа в другой, в одну — прямо под мышкой, а съемные абажуры с трудом вложенные друг в друга — так и вовсе зубами.       — Ты сдурел! — резюмировал Итан. Но Дамиано отмахнулся и водрузил свою добычу прямо на пол у входной двери, и пнул ту ногой, чтобы закрылась, отрезая весь остальной мир.       — Поцелуй сначала, потом все разговоры, — Итан не задумываясь выполнил просьбу, и лишь чудом не впечатал Дамиано в стену, — Ты видел продажи альбома за первую неделю? Если нет, иди смотри. Марта сказала, что у нас будет Европа в феврале, она уже договаривается. Это тур. Это не зарплата консультанта с каталогом косметики и твоя мыловарня.       — Европа?       — Альбом — шлак, но его слушают. Подумай о том, что будет, если мы действительно сделаем следующий от сердца.