Красная тинктура

       Дамиано до смерти хотелось съязвить про терминальную стадию воспаления паранойи, но он прекрасно понимал, что шутить на эту тему категорически нельзя, по крайней мере не тогда, когда обсуждались такие вещи. Итан звучал так, будто был предельно серьезен.       — Я хочу, чтобы ты, если не выучил все наизусть, то хотя бы мог воспроизвести по инструкции без ошибок. От и до. Без моей помощи и подсказок. Но для начала перепиши все записи своим почерком.       — Зачем мне все это?       Итан пододвинул к Дамиано пустующее кресло и почти силой усадил его в него, прежде чем самому устроиться на подлокотнике, чтобы вручить блокнот с потемневшими страницами — тот самый, что они практически выкопали из могилы.       — Затем, что у тебя должна быть возможность пригласить кого-то в наш маленький кружок долгожителей.       — Так я тебе уже надоел? Ищешь способ от меня побыстрее избавиться? — оскорбившись до глубины души, Дамиано подтянул к себе босые ноги. Ему хотелось провалиться сквозь землю, да только сбегать из чужих крепких объятий было некуда — разве что домой, к матери, но это бы не помогло. Все равно пришлось бы возвращаться в репетиционную студию и работать дальше.       — Дамиа… — Итан поцеловал его в висок и носом зарылся в волосы, — Я хочу, чтобы ты сейчас не накручивал себя, как только ты умеешь, а послушал меня. Ты, надеюсь, понимаешь, что бессмертие наше относительно. Надо было сделать это с самого начала, но…       Дамиано в жесте поддержки прикоснулся своей рукой к руке, обвившей его за шею, и только после этого Итан, сбившийся с мысли, смог продолжить.       — Я затеваю это все лишь с одной единственной целью: я хочу быть уверен, что, если со мной что-то случится, ты не останешься в вечности один.       — Я скорее наложу на себя руки, — себе под нос пробормотал Дамиано, но его все равно услышали.       — Пообещай мне… — еще один нервный поцелуй, — Пообещай, что не сделаешь это.       — Ты все равно будешь мертв и не узнаешь.       Хватка жестких пальцев стала почти невыносимой.       — Дамиано.       — Хорошо, хорошо, я не буду вскрывать себе вены… Пусти, больно же!       — Прости!       Дамиано принялся растирать пострадавшее плечо.       — Почему сейчас? Почти два года тебя это не беспокоило. Даже аппендицит…       — Второго аппендицита не бывает, а вот последние события напомнили мне, насколько действительно хрупки человеческие жизни.       В словах Итана логики совершенно не прослеживалось. Значит, когда он едва на тот свет не отправился, его решение оставалось прежним, но смерть Елены склонила чашу весов в другую сторону… или не она? Дамиано кивнул, делая вид, что все понимает. Итан еще раз указал в сторону блокнота.       — Я буду следить, ты будешь готовить, это не один месяц кропотливой работы. Тинктура записана как красный лев, все остальное изучать по желанию.       Дамиано аккуратно перелистнул пару страниц врученной ему почти что книги магии.       — А «белый лев» это что?       — Говоря современным языком, он лечит гормональную форму первичного бесплодия у женщин.       — А лекарства от рака в этой книженции нет?       — Стал бы я скрывать лекарство от рака, если бы оно у меня было?       — Но… — Дамиано прикусил язык. Секрет бессмертия и это действительно были разными вещами.       И вроде бы инструкции были предельно четкими — как хорошая поваренная книга, но Дамиано трижды едва не испортил «зелье». Итан останавливал его буквально за секунду до подрыва половины квартала. Но теперь у них была доза. Даже не на одного человека, а на целых двух… будто предназначалось содержимое флакона для оставшихся членов группы. Итан когда-то рассказывал, что пытался заговорить на эту тему с Викторией, но та поняла все превратно. Очень превратно, учитывая какой потом синяк Дамиано целую неделю вымазывал кремом с арникой у него в промежности.       — Ты бы перестал гипнотизировать бутыль, нам завтра в Сан-Ремо вылетать, и что-то я не вижу твоего собранного чемодана.       Дамиано, лежавший подбородком на сложенных руках и рассматривавший перелитый уже из химической посуды результат своих многомесячных трудов на просвет, чувствовал себя по меньшей мере котом, выглядывающим рыбку в аквариуме.       — Да. Да, сейчас… Ты секс-набор к себе положил или мне собрать?       — Ты действительно думаешь, что у нас будут силы еще и на это? — спросил зависший у кухонного острова Итан, и Дамиано невольно вскинул голову, чтобы устремить на него умоляющий взгляд.       — Я тебя сожру, если ты попытаешься меня опять соломенным вдовцом заделать. Беречь горло я согласен… но если ты пискнешь о полном воздержании на всю неделю, то я повалю тебя на кровать и затрахаю так, что ты не сможешь сидеть ровно за своими барабанами.       — Не думаю, что в драке ты меня одолеешь, — явно провоцируя, протянул Итан.       — Хочешь проверить?       — А ты не думаешь, что я могу не хотеть сидеть ровно? Нам опять придется изображать льды Гренландии. Не приближайтесь, не косите, не дышите. Хочется хоть какое-то напоминание, что мне все не чудится.       Дамиано сначала по привычке закатил глаза, а потом спохватился.       — Ты что обиделся на то, что я брякнул в интервью? Они застали врасплох этим своим вопросом про ориентацию! Я запаниковал…       И вроде бы хотел наехать, но выходило больше похожим на жалкие оправдания, а все потому ему действительно было стыдно, что он так бестолково описал себя… «Я хочу думать про себя как про гетеро. Но я очень хорош в самообмане» — какая чушь собачья. Интервью было нелепым. Их растащили по углам, опрашивали каждого отдельно, да еще и нашли лазейку в стоп-листе, и если Итан все же придумал себе более обтекаемую формулировку, он-то толком не выкрутился.       — Мне все равно, честно. Пока ты здесь со мной мне все равно. Но от парочки засосов на не шибко видном месте я бы сейчас не отказался.       Дамиано хищно облизнулся.       — Это можно устроить. И даже не парочку. Но сначала чемодан.       Самое смешное, что Итан, как всегда, оказался прав. Силы были только на то, чтобы продолжать как-то плыть против течения жизни, барахтаться и пытаться выплыть, да на пару старперских поцелуев перед сном, больше похожим на отруб с перепоя. Нервозность не отпускала, а никотин казался единственно верным способом пусть хоть самую малость, но расслабиться. Дамиано курил, не переставая, настолько, что пожелтели не только понапрасну отбеленные перед фестивалем зубы, но кожа на пальцах. В добавок Итан всю неделю как-то странно поглядывал, будто знал что-то, что не было известно больше никому: ни Марте, ни Мануэлю, ни Федезу, ни Амадеусу…       Виктория и Томас бесились где-то совершенно на своей частоте, будто не замечая ничего. Замечали, конечно же, но со стрессом боролись они громкой музыкой, криком и прыжками до потолка, создавая вокруг себя такой хаос, что хаос в их головах переставал ощущаться как значительный. Хотел бы Дамиано, чтоб и на него действовала эта пилюля шумом. Но его шум бесил, как бесил он и Итана.       — Да когда же этот кошмар прекратится! — хотелось ему закричать, но в этот раз гул был ревом крови в ушах. А ещё Дамиано хотелось врезать себе по лбу: с чего он вообще удумал, что фестиваль что-то исправит? Ничего Сан-Ремо не исправит. Они не выиграют. Это было очевидно. Это не конкурс локальной самодеятельности. Исполнители годами приходят сюда, и годами остаются с носом. Тем более в последний вечер он откровенно облажался, и вроде и пел чисто, но хрипел и сипел от усталости и недосыпа…       И все же они были в шаге от победы. Стояли на сцене, замерев и вцепившись друг в друга под обжигающим светом софитов, как стая сурикатов, выхваченная фарами внедорожника, боясь вздохнуть чуть сильнее, ибо одеколон одного притершегося к ним противного мужика мог запросто вызвать приступ астмы даже у здорового человека, а виду подавать было нельзя. Дамиано, боясь сорваться и нагрубить прямо в прямом эфире, смотрел только на Итана, смотрел и будто видел его впервые в жизни, потому что в самый неподходящий момент осознал, что тот мог уйти десятки раз, оставить их без барабанщика, но сохранить свой странный отшельнически-мазохистский уклад жизни. Ему не обязательно было безуспешно сдерживать сейчас слезы напряжения, что размазали под его глазами глиттер, не обязательно было влезать в это чесучее несмотря на все ухищрения трико-комбинезон, не обязательно было бриться дважды на дню — утром, чтобы выглядеть прилично, и вечером, чтобы не оставить своей щетиной на чужой коже раздражение (Дамиано сам часто пренебрегал утренним бритьем), ему не обязательно было открывать свои тайны…       Что-то громко хлопнуло над головами. Дамиано даже взвизгнуть не успел, почувствовав, как ноги отрываются от земли. Итан поднял его и, перебросив через плечо, бесстыдно и привычно потащил куда-то, покружил, как на карусели, и только после этого поставил. Дамиано икнул и недоуменно уставился на вторую половину группы: Виктория висела на Томасе, как коала, и кажется им, не научившимся еще скрывать истинное положение вещей (а скрыть их новый статус почти забрачевавшихся пришлось даже от Марты), срочно требовалась помощь. Нужно было немедленно оттереть друг от друга пока кому-то в голову не пришла шальная идея поцеловаться — и ведь не докажешь потом, что не крышу снесло от радости. А крышу было от чего сносить! До двадцати трех выполнить план-максимум для любого итальянского исполнителя.       Хотелось выть, орать, расцеловать всех и вся, утащить Итана в ближайший чулан для метел, позвонить маме и прокричать ей: «Выкуси со своим «Я знаю лучше! Занимайся баскетболом»! Мы только что выебали всю Италию!», потому что та наверняка смотрела все от и до, прикипев к экрану телевизора. Она не могла не смотреть. Томас, когда журналисты их все же отпустили, первым делом рванул звонить родителям, а Виктория, не попадая по экрану телефона дрожащими пальцами, попыталась набрать Нику, чтобы та включила громкую связь.       Итан же, стоило им пересечь порог гримерной, встал, уткнувшись ладонями в колени, и, согнувшись, замер. Тоже схватившийся за телефон Дамиано, едва завидев происходящее каким-то боковым зрением, бросил мобильный обратно. Вокруг было слишком много лишних людей, лезущих со своими поздравлениями, но на них было плевать.       — Итан?       — Голова кружится, — слабым голосом отвел тот, и только тогда до Дамиано дошло. Они оба не ели слишком долго, и если он все еще мог обходиться без крови месяцами, чувствуя лишь ноющую пустоту в желудке, то Итан без нее даже с альбуминовыми милкшейками протягивал максимум пару недель.       — Это из-за голода? — падая на колени, шепотом спросил Дамиано.       Итан, краснея шеей, едва заметно отрицательно замотал головой. Значит дело было еще не настолько плохо. Вот если бы Итан признал, что голоден, то пришлось бы кормить его, не сходя с места.       — Еще тут ему отсоси! — шутливо одернула их Виктория, и Дамиано на автомате показал ей средний палец. Дальше Итана он все равно сейчас ничего не видел, а мысленно уже просчитывал как напоить его собою с минимальным скандалом и минимальным порезом.       — До отеля доедешь?       — Да, конечно.       — Тогда, давай, волосы в пучочек, тушку в цивильную одежду и в гостиницу.       Радость от победы улетучилась мгновенно, теперь нужно было собрать в кулак последние силы, прорваться через осаду, провести через нее Итана и…       Его губы, бережно прикасающиеся к бритвенному порезу на внутренней стороне бедра, ощущались так, будто в сердце кто-то вонзил кинжал и провернул его в ране. Дамиано стонал — не от боли, нет, ту он почти не чувствовал — лишь огонь, разливающийся по телу, — от того, что это происходило с ним. И вроде бы еще час назад хотелось только спать, но вся ситуация ушла в другое русло, и вот уже лежащий на животе вялый член чуть дернулся, заинтересованный.       — Пей… пей, не торопись, — рука сама вплелась в чужие мокрые волосы, пропустив пряди между пальцами, и теперь медленно поглаживала голову. Итан, явно утоливший первый голод, игриво прикусил кожу вокруг раны.        — Итааан! — почти нараспев простонал Дамиано. Прижатый твёрдыми руками к кровати он все равно прогнулся, будто лунный мост, хрустнув позвоночником.        В ответ ему что-то неразборчиво пробормотали прямо в кожу.       — Да, вот так.       Слева — со стороны двери что-то зашуршало, потом пискнул дверной замок… Дамиано принялся шарить по кровати в поисках хоть чего-то, что можно было бы запустить в непрошенного гостя. Такой наглостью — имея ключ на случай ЧП, пользоваться им по своему усмотрению и заходить в номер без стука — обладала исключительно Виктория. Собственно, хриплое «Ох ты ж блядь!» завершившее начатый еще где-то в коридоре монолог, подтвердило единственно верное предположение.       — Я, конечно, знала, что вы двое охренительно горячи… но…но… — Виктория даже заикаться стала от смущения, хотя, казалось бы, голыми членами ее как любительницу гей-порно, многократно пойманную на подслушивании, нельзя было напугать.       — Иди к нам… — совершенно спокойно предложил Итан, и Дамиано лишь согласно похлопал по скомканному одеялу, давая понять, что он тоже ничего не имеет против.       — Да вы охуели! — припечатала Виктория, так что волей-неволей пришлось повернуть к ней лицо и перестать разглядывать потолок цвета тапиоки. Дамиано тут же пожалел о своем решении. На Викторию лучше было не смотреть, глаза у боевой подруги сейчас были размером даже не с блюдца, а с блюда, на которых подают фрукты. Всклокоченная, с плохо смытым макияжем, превратившимся в разводы на щеках и под глазами, в платке, завязанном на груди вместо топа, она сейчас напоминала не бешеную валькирию, прошедшую поле боя, но какую-то пиратку, укравшую бутыль рома с потопленного ею же корабля, — Это не кровь… Скажите мне что это не чертова кровь!       — Это кровь, — с поразительной лёгкостью признал Итан. Отрицать очевидное было бесполезно, так что Дамиано решил следом за ним пойти ва-банк.       — Я знаю, что ты не доел, — прошипел он, мягко, но силой пытаясь вернуть губы Итана туда, где те были только что: кровопускание, как оказалось, было прекрасной прелюдией. Оборвалось так не вовремя, — Закончи, потом с Вик перетрете.       — Я не голодный. А у тебя будет кружиться голова, — Итан потянулся к припасенным пластырям и марле. Придерживая бедро одной рукой, он щедро плеснул антисептик на рану — Дамиано лишь жалобно зашипел. В Итане иногда просыпалась эта странная почти навязчивая мысль, что простыни в отелях грязные, а, значит, может попасть инфекция. Сил бороться с чужими демонами у Дамиано сегодня не было, поэтому он просто позволил поспешно перевязать себя, хотя заклеивать, а уж тем более бинтовать, маленький порез не было ни малейшей необходимости.       На счастье, Викторию будто парализовало шоком, и она так и осталась стоять в номере, едва переступив порог, когда Итан поднялся с колен и во всей своей обнаженной красоте двинулся к ней, чтобы забрать принесенную бутылку.       — Не так мы хотели рассказать тебе об этом… Но придется, видимо, так. Садись.       — Да как бы все, кто с нами работают, в курсах, что у вас гон двадцать пять на восемь, тринадцать месяцев в году.       — Не об этом. Садись, — Дамиано, исключительно из приличий прикрывшийся подушкой, тоже сел, — не знаю, насколько ты внимательна, и насколько мы на самом деле небрежны, но ты наверняка замечала, что мы с Итаном регулярно ищем людей.       — У каждого свои кинки… — осторожно попыталась съехать с темы Виктория, — нравится куколдизм или как там это правильно называется, ради бога. Нравится вот это вот с кровью — ради бога.       — Да если бы это было не вынужденным, — тяжело выдохнул Итан, уже разыскавший свои брюки и влезший в них прямо так — без белья, прежде чем пихнуть ей в руки полный почти до краев бокал с вином.       — В каком смысле?       — Да в самом прямом, Вик. В самом прямом, — протянул Дамиано, подкрадываясь ближе и судорожно придумывая в какие слова нужно облечь мысль, но Итан его опередил, решив не ходить вокруг да около.       — Ты же в курсе, кто такие вампиры? — спросил он, и Виктория в ответ лишь закатила глаза.       — Эк вас победой приложило, мальчики…       — Не приложило, мы серьезно.       — А где клыки?       — Там же, где и непереносимость солнца, — с какой-то почти отеческой заботой сказал Итан, — Выдумки все это. Как и все эти якобы методы защиты: соль там, кресты, чеснок.       — И кол в сердце?       — А ты выживешь, если тебе что-то воткнут между ребер? — съехидничал Дамиано.       — Предположим, что вы это серьезно. Но если вампиров толком от людей не отличить, что с чего вообще вы решили мне это разболтать? — спросила Виктория и почти сразу же зажала себе рот рукой, — Оу.       — Я уже пытался поговорить с тобой об этом, но ты врезала мне по яйцам. Пробуем еще раз. Спрашивай все, что считаешь нужным, если забудешь о чем-то важном, мы с Дамиано потом добавим.       — И сколько вам обоим?       — Дамиано столько, сколько в документах, мне почти четыреста сорок.       — То есть бессмертие?       — Долгожительство… от болезней и несчастных случаев не спасает.       — Если нет клыков, то как?       — Лезвие.       — Заразиться случайно?       — Невозможно.       — Тогда как?       — Наркоманская инъекция в вену.       — Дамиа!       — Что «Дамиа»? — рассмеялся Дамиано, — Зато честно, Эдгар.       — Инъекция звучит как-то не в духе привычных рамок, — скептически поджала губы Виктория.       — Алхимия, не магия.       — И все так просто?       — Далеко нет, — покачал головой Итан, и Дамиано добавил за ним следом, — Я чуть не повесился от болей, когда шел процесс перерождения, на чистом упрямстве и необходимости выиграть Икс-фактор выжил.       — Ну ты у нас и от царапины воешь, — Виктория небрежно отбрила честное предупреждение, и залпом выпила все вино прежде чем, надсадно крякнув, продолжить, — Если это какой-то пранк.       — Я покажу тебе фотографии начала двадцатого века и парочку уцелевших в бесконечных переездах писем, когда вернёмся в Рим. Боюсь, других доказательств правдивости наших слов у меня не найдется.       Дамиано клацнул зубами, едва не прикусив себе кончик языка: а как же дневники? Итан врал с совершенно каменным лицом. Как же так? Значит его он запугивал, пытался отговорить, заставлял читать километры текста и взвешивать все риски, а Вик нужно было лишь кивнуть?       — Потому что тебя я люблю, — ни на секунду не задумавшись, ответил Итан, когда после ухода озадаченной Виктории к себе в номер — под бок к дрыхнувшему уже без задних ног Томасу — Дамиано задал ему этот вопрос.       — А Вик?       — Не задавай глупых вопросов, левиафан мой, — Итан чмокнул его в кончик носа, прежде чем накинуть на себя узкое отельное одеяло, — Ты знаешь ответ. Виктория в вечности для меня это необходимое зло, требующееся для твоего душевного спокойствия.       — Какой же ты циник, Ит, — пробубнил себе под нос Дамиано, демонстративно отворачиваюсь, но не тут-то было. Тяжелая рука перехватила его за пояс и подтащила ближе, сминая простынь.       — Я посмотрю на тебя году так в две тысячи четырехсотом, — самодовольно проурчал Итан, — Спокойной ночи. Как вернемся в Рим…       — Выебешь так, что ходить буду как медведь, враскорячку. Обещания, обещания…