Пожалуйста, люби меня

      Каждый вечер перед сном маленький Арсений просит прочитать ему сказку, где принцессы, принцы, замки, волшебники да драконы с огромными яркими крыльями. Сказку, где самые красивые одежды, где магия вокруг и где любовь самая невероятная и чудесная, в которую окунуться с головой хочется.       Арсений кулачки от восторга сжимает и ножками быстро топает до кровати, поскорее на неё запрыгивая, когда мама достаёт с верхней полки пыльную книгу, на которую мальчик уже давно заглядывался. Она усеяна цветами, яркими такими. Он эту книжку впервые видит так близко, с таким восторгом голубыми глазами смотрит и ладошки маленькие к ней тянет, чтобы поскорее прикоснуться к волшебной обложке, привлекающей внимание с первых секунд. И мама книгу в руки даёт, а в глазах плещется сомнение непонятное. Арсений поудобнее устраивается на кровати и кладёт книжку на колени, с трепетом и осторожностью открывает её, аккуратно проводя ладонью по яркому переплету, на котором написано «Ханахаки».       На страницах текст, мелкий такой, что маленькому Арсению не разобрать ни слова, — он только недавно научился по слогам читать, и столько букв сбивают его с толку. Ну и почему в книжке с такой красивой обложкой один только скучный серый текст? Арсений разочарованно вздыхает и перелистывает пару страниц. Вместо текста он наконец видит рисунок, как те, что обычно в детских книжках рисуют. Только рисунок этот другой. Странный, пугающий, но при этом притягивающий к себе маленького Арсения. Девушка. Молодая красивая девушка, сгорбившаяся, держится за грудь ладонью, вторую ко рту прижимает. Под ней тысяча лепестков роз и алая лужа. На глазах слёзы.       Арсений поднимает глаза и встревоженно смотрит на маму, сидящую напротив. Взгляд у неё испуганный, прямо в душу смотрит, а губы едва заметно дрожат, пытаются выдавить улыбку. И пусть Арсению пять, он прекрасно видит то, как волнуется мама. И успокоить её очень хочет, но детское любопытство стоит на первом месте.       — Мам, а что с этой девушкой? — мальчик спрашивает это настолько тихо, что не каждый бы услышал.       — Она… — начинает было женщина, но обрывается, сглатывая ком в горле. — Ей очень больно, Арсюш…       Мальчик быстро моргает и переводит взгляд с мамы на книжку, внимательнее всматриваясь в изображение. Девушка, цветы, лепестки, слёзы. Почему ей больно? Её кто-то ударил? Сломал её букет, поэтому она плачет?       — Как это — больно? — задаёт вопрос, снова возвращая взгляд голубых глаз на маму.       — Она очень сильно полюбила человека, милый, — грусть в голосе матери очень хорошо слышно, как бы она ни старалась её скрыть. Поэтому маленький Арсений ещё больше недоумевает: если эта девушка очень сильно полюбила другого человека, то что в этом плохого?       — И что в этом такого? — он правда не понимает, это всё какая-то ерунда.       — Он не полюбил её в ответ, — женщина пожимает плечами и отводит грустный взгляд в сторону.       — Но, как? Почему? — Арсений действительно возмущён, он почти кричит от несправедливости.       — Арсюш, когда два человека любят друг друга — это прекрасно. Особенно, когда они любят друг друга в ответ, — мама снова смотрит на Арсения всё ещё немного взволнованным взглядом. — Но, понимаешь, не всегда так случается, что, если мы любим человека, то он тоже нас полюбит. Иногда бывает так, что человек не готов давать нам свою любовь в ответ на нашу. И тогда человек, который любит не взаимно, испытывает мучения из-за этого… Он не хочет ничего, у него постепенно пропадает интерес ко всему. И цветы появляются как раз из-за этой не взаимной любви.       Маленький Арсений невольно хмурит брови, пытаясь собрать в голове пазл. Любит, не любит… А цветы-то тут при чем?       — А в цветах что плохого?       Мама вздыхает с грустной улыбкой, пододвигается ближе и берет маленькие арсеньевы ладошки в свои большие. Она думала, что эта книга испугает сына, но её чудо-мальчик ничего не боится, никогда, даже, когда они, как сейчас, говорят о таких страшных вещах, с которыми в жизни есть шанс столкнуться.       — От отчаяния и грусти цветы растут внутри человека, пускают корни, обвивая всё, — она сжимает ладошки сына сильнее. — Человек заболевает, начинает кашлять лепестками, цветами, растущими внутри него.       Мама разговаривает так, будто объясняет ему, почему нельзя брать конфетки у незнакомых дядь, какие слова плохие, а какие хорошие, и где можно переходить дорогу, а где нет. Странная она какая-то.       — А что потом? — яркими-яркими глазами смотрит с неподдельным интересом.       — А потом… — женщина делает паузу, подбирая слова. — Потом один из стеблей, рано или поздно, пронзает сердце, и человек исчезает. Ему больше не больно ни от любви, ни от цветов внутри.       — Исчезает как?       — Умирает, Арсюш… Умирает.       — Как умирает? — мальчишка широко распахивает глаза и захлебывается собственными словами. — Почему?       — Малыш, с такими ранами в теле, а тем более, в сердце, не живут. Нельзя с такими ранами жить, — она протягивает руку к его макушке и аккуратно поглаживает, пытаясь успокоить взбушевавшегося ребёнка.       А Арсений просто в одну точку смотрит и думает. Взгляд серьёзный, брови нахмурены, а маленькие губы сжаты в тонкую полоску. Маленький взрослый. Даже руки на своих волосах не чувствует, которая медленно перебирает тонкими пальцами короткие чёрные пряди. Думает. Мыслей в голове рой. Куча. Вопросов не меньше.       Вот ему девочка в садике нравится, Катька. Красивая такая, с щечками милыми и косами длинными. Они поженились в садике с ней недавно, стащили для этого баранки с кухни и Катькину лучшую подружку, Машку, попросили свидетельницей быть. У Кати румянец такой милый был, когда Арсений в щёчку на свадьбе её поцеловал после клятвы. Так вот, когда Катя с Никитой говорит и смеётся, с их другом, почему у Арсения цветы не появляются? А может они уже появились, но он ещё не знает об этом? Может уже завтра он начнёт кашлять, а через неделю исчезнет? Ему ведь и правда Катька очень сильно нравится. Она веселая и смешная, а ещё готовить на детской кухне еду из пластилина умеет.       — А вдруг у меня уже внутри цветы из-за Кати? — вдруг задаёт волнующий вопрос мальчик и смотрит на маму выжидающе. У той рука в его волосах замирает, брови в удивлении приподнимаются, а на лице неожиданно появляется легкая улыбка. И улыбка эта уже совсем не грустная. И Арсений правда не понимает, что такого смешного и хорошего он сказал? Неужели мама рада, что у него появились цветы?       — Нет у тебя цветов, родной, — женщина все ещё улыбается и качает головой. — Катенька хорошая девочка, я знаю, что она тебе нравится, но, поверь мне, это совсем не та любовь, от которой у тебя внутри могут появиться цветы.       Мальчишка опять хмурится. Она сомневается в его намерениях? В его любви к Катьке? Он, вообще-то, правда любит её самыми чистыми чувствами.       — И как же тогда понять, что любовь настоящая? — деловито уточняет мальчик, скрестив ручки на груди и неодобрительно, из-за прошлой реплики, смотря на маму.       — Ты поймёшь это, когда вырастешь, — женщина не прекращает улыбаться. Кажется, по её мнению, их разговор перешёл в правильное русло. Но по мнению маленького Арсения он наоборот зашёл куда-то не туда. Мама явно дала понять, что к Катьке у Арсения не любовь, да ещё и снова упомянула свою любимую фразу: «вырастешь — поймешь». Может он сейчас хочет понять? Что ему тогда делать?       — Мам, а… — женщина не даёт ему договорит, прикладывая палец к губам.       — Тсс… Спать пора, малыш, — она забирает книжку с коленей мальчика и закрывает, после снова ставит на самую верхнюю полку в шкафу. — Ты знаешь, сколько уже времени? Очень много!       Арсений хнычет, голубыми глазами смотрит и ещё вопросов задать хочет. Ему нужны ответы, он же не уснёт так. Любопытно слишком.       — Ма-а-м…       Женщина лишь качает головой на очередную попытку сына заговорить и укладывает его на подушку, накрывая тёплым одеялом с динозаврами. Мальчишка обиженно дует губы и отворачивается к стенке, подкладывая одну руку под подушку, а другой обнимая плюшевого медведя, подаренного папой. В кровати, конечно, хорошо, удобно и тепло, одеяло такое приятное на ощупь, мишка мягкий под боком, а подушка воздушная, как вата, но любопытство и интерес внутри не дают покоя. Поэтому Арсений надеется, что мама, в очередной раз пожалев сына, выслушает его вопросы и расскажет больше. Но она лишь медленно гладит его по спине и, приблизившись, целует в висок. Разговор закончен, больше никаких вопросов.       Женщина встаёт с кровати, гасит в комнате свет и включает прикроватный ночник в форме Луны. Ненавязчивый голубой свет освещает лишь часть небольшой кровати, на которой лежит Арсений. Мальчик сильнее кутается в одеяло и прижимает плюшевого медвежонка ближе, прикрывает глаза и тихо шепчет:       — Мам… — в такой тишине детский шёпот кажется самым громким явлением в мире.       — Да, родной?       — А потом ты ответишь на мои вопросы? — спрашивает Арсений, всё ещё лёжа к маме спиной и смотря в стену. — У меня их та-а-к много!       Женщина усмехается и в очередной раз целует сына в висок.       — Потом, да, отвечу, — отходит от кровати и идёт к двери. — Но точно не сегодня, спать пора уже, Арсюш!       Мальчик цокает языком и хочет возмутиться. Он взрослый вообще-то! Почему это мама может ложится позже девяти, а ему нельзя? Может он хочет ещё одну сказку? Он точно выспится, даже если ляжет в десять или в одиннадцать часов! Он в этом уверен, вот только глаза постепенно слипаются, а ладошки, крепко сжимающие медведя, расслабляются и почти выпускают его из рук. Нет, нет, нет! Куда спать? У него были планы! Он поспорить с мамой хотел!       Уже стоя у двери, женщина, вместо привычных возмущений, слышит тихий-тихий зевок. Будто зевок этот скрыть от неё пытаются.       — Спокойной ночи, малыш, — мама коротко улыбается и тянется к ручке двери.       — Но, мам… — Арсений снова зевает, перед глазами уже плывет всё, бодрствовать не получается от слова «совсем». — Ладно, доброй ночи…       Поражение.       Как так-то?       Женщина тихо выходит из комнаты и, прикрывая за собой дверь, выдыхает с облегчением. Сложный разговор случился, для неё слишком сложный. Она устало потирает глаза. Через приоткрытую дверь детской протягивается голубой свет ночника.