Яркий солнечный свет пробивался сквозь светлые закрытые шторы, плавно скользя по смятой простыни на постели. На небольшом столике, стоящему возле кровати, стоял поднос с кружкой кофе марочино - Томас любил пить по утрам именно этот кофе, приготовленный Гансом. Только его друг мог так вкусно варить этот сладкий напиток, но делал он это крайне редко; дни, когда бывший басист варил марочино для Андерса, тот считал великим днем и праздником, который тут же нужно было отметить, выпив тот самый кофе.
Его аромат раздавался по всей комнате, казалось, будто за небольшой промежуток времени пока он тут стоял, марочино успел пропитать своим приятным запахом шоколада и взбитого молока все вещи в небольшом, но довольно уютненьком помещении, включая одежду, висящую на вешалках у стены. За наклеенными плакатами "Системы" были видны маленькие кусочки кремовых обоев, а у большого окна стоял шкафчик с разными пластинками: от "A-ha" и "Pet Shop Boys" до "Guns N'Roses" и "Sepultura". Второй вариант в основном слушал Ганс, в то время как Том не разделял любви к подобной музыке, упиваясь своей обожаемой "Blue System".
Томас мог целую вечность купаться в утренних лучах солнца, нежась в своей постели и наслаждаясь сладким запахом, раздающимся от кофе. Он не помнил что случилось ночью, или, может, просто не хотел вспоминать? Скидывая с себя тёплое одеяло, которое всё никак не хотело выпускать Андерса из царства сна, юноша потянулся, почти сразу же падая обратно на кровать от боли в суставах. На нём сказался ночной бег от странного мужчины, лицо которого сразу же расплывалось в разуме Томаса как только он думал о нём.
Всё же найдя в себе силы, он откинул в сторону одеяло и спрыгнул со скрипучей постели, поморщившись от характерного звука который она издала; принюхавшись, мальчик повернул голову и увидел поднос с кофе, что не мог его не порадовать. Воодушевлённо прокручивая в голове список дел, который Андерс должен был сделать, он принялся за бодрящий напиток, приоткрывая завесу штор и усаживаясь на подоконник; всё же нужно было как-то отблагодарить Ганса за вчерашний вечер, ведь если бы не его рокерская шкура, то Том так бы и сидел дома в одиночестве, в сотый раз прокручивая пластинку с новым альбомом "Системы Грусти". Закончив с марочино, юноша отставил в сторону пустую кружку и спрыгнул со своего седалища, подходя к большому напольному зеркалу, доставшемуся ему от Ганса: после того, как его выгнали из NNN, он сразу же решил выбросить его подальше от глаз, дабы не напоминать бывшему басисту о том, как тот готовился к концертам, смотрясь в это самое зеркало, но Томасу, только-только переехавшему к своему другу, оно непременно понадобилось.
Сбежав из дома, Андерс почти не взял вещей, лишь только небольшой, но вместительный рюкзак и пару пластинок "Blue System"; утрамбовав их вместе с парой свёрнутых вещей, он поймал первую попавшуюся электричку и сел в вагон, мечтая о своей будущей жизни. Он не знал куда едет, не знал что с ним могло произойти по дороге, но разве тогда это имело какое-то значение? Он просто уезжал из Кобленца, оставляя позади всю свою прошлую жизнь - сев в электричку, не стало Бернда Вайдунга, а вместе с этим родился он - Томас Андерс, который сейчас жил со своим близким другом и был знаком с кумиром миллионов людей по всему миру. Шестнадцатилетний Бернд мог лишь только завидовать себе из будущего, что всего лишь за год умудрился приспособиться к жизни в неизвестном ему месте и даже найти новые знакомства.
Взяв с вешалки свободную белоснежную рубашку, Томас скрыл свои смуглые плечи за мягкой тканью, не застёгивая большинство пуговиц и открывая взору выпирающие ключицы и маленькую область груди. Эту рубашку он почти не носил, это то самое немногое, что осталось от его прошлого "Я", но воспоминания о том славном времени всегда грели его сердце, с каждым новым его стуком обдавая теплом и всё тело Андерса; надев черные брюки клеш, парень покрутился у зеркала, рассматривая себя с каждых ракурсов, казалось что чего-то не хватало. Немного подумав, Том тихо проскользнул в коридор и приоткрыл дверь в зал, ища глазами Ганса, но на диване никого не было, даже кассеты, которые лежали ночью на столике, были убраны на свои законные места. Что-то здесь не чисто, пронеслось в голове у мальчика, он слишком хорошо знал своего друга, и это не было на него похоже. Но несмотря на свои мысли, Андерс прошел к небольшому письменному столу, на котором были разбросаны исписанные бумажки; Томас взял одну из них и, прочитав несколько строк, положил лист на свое место. Эта потрепанная бумажка была партиями бас-гитары, а в углу кривым подчерком были выведены строки песни, над которой Ганс работал еще до дебюта своей бывшей группы. Рыться в чужих вещах Томасу не хотелось, но ему всегда было интересно что таится в душе у его дорогого друга: Ганс почти не рассказывал Тому о своих мыслях, каких то проблемах - он всё решал сам, даже когда это не касалось его.
Тряхнув кудрями, Андерс разогнал тоскливые мысли, о которых не хотелось сейчас думать; вместо этого он взял чёрный карандаш для глаз и подбежал к коридорному зеркалу, висящему на стене. Иногда он подводил свои карие глаза карандашом, чтобы они сильнее выделялись на фоне его и так милого личика. Положив косметику так, будто никто ничего не трогал, Том открыл ящичек стола и вытащил золотую цепочку, сразу же застёгивая её у себя на тонкой шее. Вновь посмотревшись в зеркало, юноша послал сам себе воздушный поцелуй и на мгновение ему показалось, что отражение залилось румянцем.
Ганса не было дома, судя по всему он ушел на смену в бар еще ранним утром, поэтому Томас свободно вышел из дома, уверенной походкой шагая по ступенькам; он решил начать этот день с прогулки, перед тем как утонуть в домашней рутине. Громко хлопнув входной дверью, парень осмотрелся по сторонам, прикидывая в голове свой примерный маршрут по Гамбургу. Хотелось посетить множество мест, в которых Томас давно не был, но в запасе было всего несколько часов перед тем, как придет Ганс с дневной смены - пару дней назад мужчина предупреждал своего друга об этом, но, видимо все еще находясь в воодушевлённом состоянии, Том совсем забыл о том, о чём говорил (или просил?) его бывший басист.
Между тем, пока юноша пытался вспомнить о настоянии своего сожителя, на улице совсем все ожило: громко и мелодично защебетали ранние птицы, люди, спешившие на работу, садились в свои дорогие автомобили и с рёвом проносились по дороге рядом с Андерсом, поднимая клубы пыли в воздух, а магазины открывались одни за другими, только и слышалось звяканье ключей и хлопок от дверных замков. Томас взглянул на часы рядом с вывеской какого-то брендового павильона - начало восьмого утра. Мальчик удивил сам себя тем, что встал в такую для него рань и даже вышел на улицу; такое случалось очень редко, с переездом из Кобленца в Гамбург он забыл что такое раннее утро и что значит опаздывать на работу, поэтому еще продолжительное время он не мог понять, зачем уходит его близкий друг Ганс утром, если даже не ночью, пока не привык к своему новому расписанию дня. В Кобленце же ему нужно было вставать в семь утра, застилать свою постель, собираться на учёбу, потом идти на остановку и ждать автобус еще минут 20, а если повезет, то все 10; после училища так же ждать свой автобус на остановке, полчаса ехать до дома, и даже там ему нужно было помогать родителям по дому. Его старший брат уже съехал от них и жил в районе неподалёку, поэтому Тому приходилось отдуваться вместо него. Многое поменялось с тех пор, как он сбежал: Андерс мог спать хоть целый день, можно было слушать любимые пластинки даже поздней ночью, никто не пилит мозг по поводу училища - Томас просто напросто бросил его, еще в детстве твёрдо поставив перед собой цель стать певцом и несомненно добиться успеха. Родные никак не могли понять его рвение к своей мечте и недоумевали: "Бернд, как ты можешь так уверенно говорить, что станешь певцом?", именно поэтому бывший Вайдунг и решил уйти из дома, места, где никогда его не понимали.
Зато смог понять Ганс. Казалось бы, ничем не примечательный мужчина, имеющий проблемы с алкогольной зависимостью и любящий потрясти головой под быстрые гитарные риффы и тяжелые ритмичные удары барабанов, но очень добрый и глубоко несчастный в глубине души, которую он вряд ли откроет кому либо, даже Томасу. Или может еще не настало то время, когда рокер будет готов распахнуть перед Андерсом мрачные, еле освещаемые закоулки своего сердца.
Томас, дошедший до местной библиотеки, открыл дубовую дверь с вырезными орнаментами и шагнул в помещение, сразу же застыв на одном месте: глаза разбегались от такого количества различной литературы и комиксов, лежащих на множестве полках, от самых нижних до непривычно высоких, достать книгу с которых можно было лишь при помощи огромной металлической лестницы. В библиотеке он бывал раз пять в месяц, но все равно не мог привыкнуть к такому разнообразному и гигантскому ассортименту книг. Мальчик любил здешнюю атмосферу: всё помещение пропахло специфичным запахом книг, освещение было достаточно ярким, чтобы не напрягать глаза при чтении, а люди вели себя тихо, только шуршала мягкая бумага страничного листа, который переворачивали почти каждые три с половиной минуты. Андерс прошел по длинному коридору между полками, сворачивая в разном направлении - уж такой гигантской была здешняя библиотека, потеряться в коридорах было запросто, а вот найти выход было довольно проблематично; сделав еще один поворот, Томас краем глаза увидел знакомую мужскую фигуру. У этой фигуры были светлые непослушные волосы, спадающие на широкие плечи, белая рубашка с расстегнутым воротником и сверху неё черная кожаная куртка с множеством нашивок, а так же светлые джинсы с таким же чёрным, как его косуха ремёнем. В больших ладонях он держал раскрытую книгу, название которой Том смог узнать по обложке. То была "Ромео и Джульетта". Юноша округлил глаза, да так, что те чуть не выпали из орбит, и поспешил скорее спрятаться за громадную стенку шкафа с зарубежными романами; в голове сразу начались беспорядочные попытки дать себе объяснения на то, что он сейчас видел, но с каждой секундой вопросов становилось больше и больше, а ответов на них никто не мог дать, да и вряд ли бы у кого получилось...Только в одном Андерс был уверен - мужчина, что сейчас читал трагедию Шекспира, был тем же мужчиной, с которым он познакомился в баре накануне и с которым связаны все грёзы Томаса. Он аккуратно выглянул из своего укрытия, рассматривая Дитера Болена, что не отрывался от своего занятия, глаза его быстро перебегали с одной строчки на другую и так до конца страницы, которую он тут же перелистывал. Он выглядел так, будто с головой был погружен в мир этой книги, не реагируя на внешние раздражители. Только казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает, даже нагло сверлит взглядом, пытаясь проделать в нём сразу несколько дыр. Мужчина быстро поднял голову на Томаса, но тот в последний миг смог перебежать с одной точки на другую, все так же оставляя между собой коридор из книг и стоящего в нем Болена. Дитер в свою же очередь закрыл книгу и поставил её на стопку других книжек, добавляя этаж столбцу; он прокрутился на каблуках своих массивных черных туфлей, и резвой походкой направился в другой конец коридора библиотеки. Но когда Том выглянул из-за шкафа, то не увидел там даже фигуры, отдаляющейся от него с каждым шагом.
- Тоесть, ты говоришь мне, что своими глазами видел, как Болен читает книжку для девочек-подростков, а после бесследно исчезает? Томас, у тебя точно все хорошо с головой? - В словах Ганса чувствовался издевательский подтекст, но Андерс уже привык к тому, что его друг не с первого раза верил в его рассказы, которые на самом деле происходили.
- Да, Ганс, и я не знаю, померещилось мне или это было наяву. Я просто не уверен. - Томас стоял у телефонного аппарата и накручивал телефонный провод на длинный смуглый палец. - Что такой человек, как Болен, забыл в библиотеке, когда у него все время репетиции и фотосессии? Просто немыслимо, просто невозможно!
- Я понимаю, что ты под впечатлением, но не забывай о небольших выходных, которые могут себе позволить такие люди, как этот парень. Успокойся, иди домой, проспись. - Теперь Ганс говорил серьезно. Может Томасу стоило бы прислушаться к другу?
Андерс хотел было съязвить ему в ответ, но опешил, когда трубку на том конце провода положили и стали слышны только гудки и негромкий писк. Он проматерился под нос, одаривая Ганса оскорбительным комплиментом, и вышел из будки, оглядываясь и боясь увидеть
его. Странное ощущение в груди, сдавливающее его быстро бьющееся сердце, было ему совсем не чуждым. Наоборот, Томас хорошо его знал, ввиду того, что только недавно испытал его на себе в полной мере.
Все же ему не давал покоя один только вопрос - почему Болен, его объект обожания на протяжении долгого времени, оказался в один день, в один час, в той же библиотеке и в том же отделе, вместе с ним?
***
Он действительно ощущал на себе прожигающий взгляд. Он слышал это тяжелое обжигающее дыхание, слышал учащённый ритм сердца, слышал, как быстро бежит горячая кровь по венам. Дитер совершенно случайно оказался в этой местной библиотеке, приняв её поистине прекрасный вид снаружи за какой-то музей. Мужчине неловко было выйти из помещения, в которое он только-только вошел, потому и прошёлся вдоль длинных коридоров, рассматривая цветные корешки книг.
Зайдя в самую глубь огромной библиотеки, Болен остановился у одного из шкафов, уставившись на стопку сложенных вместе книг, протянул руку и вытащил из столбца знаменитую "Ромео и Джульетту". Из любопытства, он пролистал книгу от начала до середины, мельком вчитываясь в напечатанные строки. Но уже через пару минут завис, облокотившись плечом об шкаф и читая страницы. Тогда-то он и услышал лёгкие шаги и журчание чужой крови, автоматически заставляя его зрачки расшириться, а рот обнажить острые клыки. Дитер, старающийся подавить нарастающее желание прокусить тому бедняге, что шёл к нему, шею и высушить его тело до дна, еще сильнее стал вчитываться в буквы, с носом нырнув в страницу, дабы перебить сладостный запах крови запахом старой бумаги. Этот запах он слышал прошлой ночью, когда после концерта убил двух молоденьких фанаток и ушёл из бара прочь; тогда он увидел смуглого парня, одиноко идущего по тропе, и с силой прижал его к кирпичной стене. Неужели тот паренёк тоже зашел в библиотеку, только чтобы взять книгу, которую Дитер держал у себя в руках и которую так старательно пытался прочитать? Нужно было быстрее ретироваться, дабы не навредить ни мальчику, ни старой библиотеке. Вампир захлопнул книжку и вернул её на место, прокрутился на каблуках, и быстрым шагом, чуть ли не убегая, прошёл между остальными шкафами к выходу.
Громко хлопнув тяжелой дверью, Болен прошел чуть дальше по тропе и завернул за угол, буквально сливаясь с тьмой.
Оказавшись в своих тёмных апартаментах, он не стал включать свет или раскрывать занавески. Дитер просто упал на белый кожаный диван, закидывая ноги на стоящий перед ним кофейный столик, достал пачку сигарет из кармана и, сверкнув "Zippo", закурил. Жажда почти полностью пропала, что не могло не даровать облегчение певцу. Он успокоил свой голод банкой пива, мирно стоящей на полу у дивана. Потушив сигарету об свою руку, он кинул окурок в угол к другим таким окуркам, принявшим свою судьбу; он давно не практиковал самобичевание в форме наказания себя за не способность сдержать голод, поэтому вампир немного поморщился, ощущая в руке жгучую, но не сильную боль. Только вспоминая милое личико того парня, с которым он познакомился той ночью, ему становилось одновременно и удушающе жарко, и неимоверно холодно, будто сначала его окунули с головой в кипящий чан, а затем кинули в глубокий сугроб, приправив всё это сильным голодом по людской крови. Он уже не был уверен в том, запомнил ли Дитер его имя - он запомнил это смуглое лицо с большими карими глазами и длинными ресницами, и с не менее длинными волнистыми и черными, как смоль, волосами. В голову вдруг ударила мысль - почему бы не найти его и вновь не полюбоваться его ангельской внешностью?
***
Томасу уже не хотелось гулять по улице, ему было боязно увидеть очертания знакомой фигуры где-то в толпах людей. Поэтому он дошёл до бара, где сейчас отрабатывал смену Ганс, юркнул мимо пьяницы в открытую дверь, чуть не сбив того с ног, и, выдохнув, плюхнулся за столик рядом с барной стойкой. Бармен, увидев запыхавшегося Андерса, без слов подал ему стакан воды и ушёл в сторону, подзывая уборщика. Том, кивнув в знак благодарности уже отошедшему от него бармену, взял стакан и опрокинул его залпом, со стуком поставив его на стол. Тем временем к нему уже шёл какой-то незнакомец, явно подвыпивший, судя по его резкому запашку, и подсел к парню.
- Так это ты? - Начал он, рассматривая непонимающую гримасу Андерса. - Да, точно, это ты та дамочка, что прошлой ночью с солистом "Блюхи" обжималась у бара. М-да, ну и рожа у тебя...У Болена нет вкуса.
Пьяница протянул руку и потрогал волнистый локон, выбившийся из причёски Тома, на что Томас не отреагировал, лишь сменил недопонимание гримасой ледяного ужаса, и продолжил молчать.
- Чё молчишь? Воды в рот набрала? А не хочешь развлечься? Я знаю одно укромное местечко, тебе, - мужчина не успел договорить, как его за плечо тряхнул другой парень, подошедший к нему сзади.
- Слышь, мужик, это моя сучка. Тронешь её пальцем - и я его засуну тебе по самые гланды, - басом прервал бубнёж Ганс, сжимая руку на чужом плече. В фартуке и со шваброй в другой руке, басист силой заставил невежу подняться с места и уползти в другом направлении от столика. - Том, почему ты никак не отреагировал, кроме строения твоих рожиц?
Ганс присел на место мужчины, сидевшего здесь момент назад и предлагающего свои сексуальные услуги всем, кому не попадя. Мужчина взял друга за руку, оказывая поддержку, в которой тот так нуждался сейчас.
- Я не знаю. Я удивился, что он запомнил, как я выгляжу и с кем я "обжимался у бара". - Ответил Андерс чуть помолчав. Конечно, он ещё не знал, что в этом баре он стал настоящей звездой сплетен и слухов. - Ты же слышал,что я рассказывал тебе накануне?
- Да, Том. Я действительно не знаю, как помочь тебе с тем, что ты пережил в библиотеке. Просто прими это как должное, мсье ведь тоже имеет право на отдых, - Ганс нырнул рукой в большой нагрудный карман фартука и достал оттуда пару купюр. Протянув их Андерсу, он добродушно улыбнулся, - Возьми, по дороге домой зайдешь в пекарню, у нас, кажется, закончился хлеб. Ну или хотя бы купишь себе какую-нибудь сдобную булку.
- Я не могу взять их, Ганс, это же твои чаевые, потратишь их на пластинки или другие хотелки, - Томас помотал головой, отодвигая руку, у которой уже лежали деньги. Но видя, как его друг быстро переменился в лице, всё же осторожно забрал наличные. - Ганс, ты невыносим...
- Я о тебе того же мнения. Посидишь здесь до ночи или сейчас пойдешь?
- Думаю, останусь здесь до вечера, а потом и ты домой вернёшься, - Томас скользнул взглядом к выходу, будто опасаясь того, что сейчас сюда зайдет тот, чьё имя он уже боялся произносить, дабы не вызвать его к себе, словно какого-то духа.
- Хорошо, Том. Постараюсь закончить смену побыстрее, может даже вместе пойдём. - Парень поднялся с нагретого им места, нехотя взял швабру в руку и собрался уже уходить, как резко повернулся к Томасу, заставив его вздрогнуть. - Да, и запомни - не давай себя в обиду. В нос дай кулаком там, хотя бы, не знаю...
Андерс кивнул, впечатывая наставление в память. Ганс ушёл в противоположную сторону зала, дабы домыть его наконец и приступить к остальной работе, а Том окончательно расслабился, вовсю развалившись на мягком диване.
