*
На палату пришлось вешать звукоподавляющие печати, иначе вопли Создателя слышал бы весь госпиталь. Вернувший телу чувствительность, но настолько слабый, что едва мог пошевелить рукой, мужчина бесился от своей немощности с такой силой, что едва себя контролировал. За час допроса он трижды назвал её шлюхой, дважды тварью и десяток раз напомнил о том, как именно планировал распорядиться её телом после смерти. Напрашивался, очевидно, но ведущие допрос руководители спецслужб Суны и Конохи пропускали его ремарки мимо ушей, упрямо продолжая задавать одни и те же вопросы. Химик их не менее упрямо игнорировал, выводя дежурившую Веронику на эмоции и выбешивая окружающих. Выйти бы прочь и дать им нормально делать свою работу, но она опасалась, что идиот может сам себе навредить. Приходилось слушать ругань, скрипеть зубами и мысленно читать мантры в надежде на то, что надолго его упрямства не хватит. Всё-таки его уже поймали на горячем и надёжно привязали. Был ли смысл сопротивляться? Химик думал иначе. Но, к счастью или беде, долго топтаться на месте и обходиться простым забалтыванием не пришлось. После очередного «Я бы нашёл её рту лучшее применение» терпение и так взбешённого унизительными комментариями в адрес любимой женщины Итачи всё же лопнуло. Он без слов спросил у Канкуро разрешение на применение гендзюцу, получил в ответ кивок и подошёл к Создателю ближе. Глаза его побагровели и уже спустя пару секунд крики пленника превратились в визг, а тело заметалось по койке, удерживаемое специальными мягкими креплениями. Канкуро по-джентльменски прикрыл уши Вероники ладонями, чтобы та не морщилась от противных звуков. Портер послушно стояла столбом и старалась найти в себе прежнее неприятие к «талантам» Итачи. Но в этот раз понимала с внутренней дрожью – его не осталось. Когда первый круг Ада завершился, она подошла к пациенту, чтобы проверить – не откусил ли он в приступе агонии язык. Вид его страданий не приносил удовлетворения, но и неприязни – тоже. Голос в голове повторял упорно: «Это лишь необходимость. Допустимое зло». — Ваши…фантазии можете оставить при себе, — протянул Учиха ледяным голосом. Вероника прикрыла на миг глаза. Рабочая сторона, рабочая. А ещё – задетая за живое её кровью и разодранной одеждой. Он обещал, что отплатит сторицей за каждую царапину и следовал этим обещаниям, как истинный шиноби, — Меня интересует только ваша личность и мотивы. Химик жадно схватил ртом воздух. Взгляд его заметался по палате, пальцы на ладонях скрутило судорогой, взмокшие волосы липли ко лбу, скрывая часть лица. Кажется, ему подсунули очень мерзкий кошмар. В ушах от криков звенело. — Это…ненастоящее, — прошептал он, плотно зажмуривая веки, — этого не существует. Я здесь, а они там. Так было и так будет… — Что будет? – спросил Канкуро. Итачи медленно повернул к нему голову. Вероника видела, как раздуваются его ноздри. Как у хищника, почуявшего кровь. — Обидчики, — поджал губы, — Его подсознание помнит лица всех, кто когда-то унижал. Он избавился почти ото всех. Но я напомнил. — Это всё неправда, неправда…, — продолжал бормотать химик, — Вы ничего от меня не добьётесь. Получив от Вероники кивок, Итачи снова активировал технику. А затем ещё, и ещё. На десятую минуту звон в ушах превратился в равномерный гул, голова начала немного побаливать от нескончаемых воплей, а разум выстроил стену, окончательно изолировав её от восприятия чужих мук. Химик бился в истерике, заливая лицо соплями и слезами, гнулся под неведомыми углами, грозясь вывихнуть себе суставы, несмотря на надёжные крепления. Угрозы и ругань мешались с мольбами, он рыдал и шипел одновременно, стараясь справиться с той агонией, в которую Учиха методично погружал его разум. Весь самоуверенный вид, вся спесь канули в небытие – сейчас Создатель походил на запуганного, забитого сверстниками ребёнка, прячущегося в углу школьного туалета от новых насмешек. Такой жалкий, такой несчастный… И этот человек хвастался ей тем, что планирует уничтожить половину Суны? Создатель едва дышал, лицо его наливалось красным, а одежду можно было выжимать – та была насквозь мокрая от пота. Вероника взмахнула в воздухе ладонью и Итачи тут же дезактивировал технику. — Сердце не выдержит, — отрезала она спокойно, видя его недовольный взгляд, — Давление подскочило. Она опустила ладонь Создателю на запястье, чтобы посчитать пульс и тут же одёрнула руку, когда ненормальный попытался её схватить. Хотелось не посочувствовать — щёлкнуть по носу или лбу и поругать сверху. Вчерашнее, наверное, что-то в ней сломало – особого желания спасать идиота не было. Не хотелось просить окружающих о помиловании и опираться на «тяжёлое детство», подтолкнувшее химика на путь разрушения. Не болело некогда сочувствующее каждому сбившемуся с пути сердце, не находилось в нём былого человеколюбия. В конце концов, у химика был выбор – отпустить прошлое или встать на пусть мести. Он выбрал второе, решив вместе с обидчиками погубить сотни невинных. Теперь пусть расплачивается. — Ты… — он посмотрел на неё красными от лопнувших капилляров глазами, хрипел сорванным горлом, — Это всё твоя вина. — Правда? – Не сдержалась Вероника от ироничного тона, — А, может, стоит перестать перекладывать на всех ответственность и, как взрослый человек, признать, что никто не заставлял тебя травить людей? — Вероника… — в голосе Итачи звучала прохладца. Понятно, не вмешиваемся в допрос. Вздохнув, она всё же схватила его за руку и убедилась в том, что химик не на грани инфаркта из-за гипертонического криза. Они не палачи всё же — им нужна была информация. — Всё в порядке, — заключила она и отошла в сторону, — можете продолжать. Сломался химик через полчаса, успев предварительно дважды потерять сознание. Не выдержал того, что видел или не справился с физической болью – демоны его знают. Но после очередного захода он разлепил с трудом сухие, потрескавшиеся губы и выдавил еле слышно: — Я всё расскажу. — Давно пора, — оживился заскучавший было в углу Канкуро, — а то я уже спать собирался. Думал, мы тут до следующего утра застряли. — Имя. Возраст. Мотивы, — отчеканил Итачи, морща брови от подступающей мигрени. Вероника со своего места видела, как блестит у него на висках испарина. По завершению нужно будет заставить его выпить пару пилюль и сделать массаж. Создатель набрал в лёгкие воздух и нехотя сказал: — Куроширо. Двадцать девять лет. — Чего? – Канкуро материализовался у его койки будто техникой замены, — Куроширо из пятого отряда? Тот самый, что исчез во время нападения «Акацки» на Суну, оставив после себя трупы сокомандников? А ты здорово изменился. На фото из досье вообще не похож. — Так вы меня помните, — расплылся Создатель в краснозубой улыбке. Всё же щёку изнутри он прикусить успел, пусть и не критично. — Ещё бы тебя забыть, — фыркнул Сабаку но, — Перерыли всю деревню, потом нашли обглоданные грифами кости и внесли в списки мёртвых. Зря. — Это был Ройта, — поджал Куроширо губы, — Надоедливый идиот. Пытался украсть мои разработки. — Те, что ты использовал для создания «песка»? — Да. После этого признания беседа потекла легко, едва ли не непринуждённо. Куроширо поведал о том, как рос непонятым никому гением, презираемым родителями и сестрой, хотя видно было – восприятие его было субъективно и явно отличалось от реальности. Между строк читалось: семья просто пыталась сделать что-то с ребёнком, который с юных лет предпочитал общению со сверстниками копание в непонятно откуда взятых реактивах, позже используемых на окружающих в качестве «эксперимента». В Академии мальчик учился средне, шиноби тоже был изначально весьма посредственным, пока, устав от насмешек сокомандников, не взялся за ум. Эксперименты он свои при этом не бросил, постоянно рассказывая о них тем, кто не мог понять зачастую бесполезных и непрактичных растворов, созданных для непонятных целей. Жил Куроширо с родителями, пока те не скончались от продолжительной болезни, вызванной одним из его растворов. Избавившись от их бесконечных нотаций, он организовал лабораторию в подвале дома и тихо сидел там вечерами, пока сестра не пожаловалась Четвёртому на незаконные эксперименты, после которых во всех соседних домах гибли крысы и начинали кашлять люди. Спустя полгода она «вышла замуж за владельца каравана», хотя на самом деле затаивший обиду химик придушил её и оставил в коридорах катакомб. Вход туда он как раз нашёл в процессе строительства «мастерской» и тщательно исследовал, запоминая и записывая все входы-выходы. Чтобы избежать ответственности Куроширо сбежал, предварительно избавившись от товарищей, пытавшихся сесть на хвост. Из Ветра он перебрался в Звук, где умудрился ускользнуть от Орочимару, заприметившего талантливого специалиста. Из Звука — в Реки. Там наткнулся случайно на помещение для будущих лабораторий и осел ненадолго, организовывая новое творческое пространство. Оставшись наедине с мыслями и обидами, он так глубоко нырнул в жалость к самому себе, что в какой-то момент решил не просто добиться признания – сначала сделать так, чтобы дожили до этого момента только достойные. Решив, что массовые смерти станут отличным заявлением о его гении, он принялся за работу. Среди записей нашлись наработки к обновлённым пищевым пилюлям, среди украденных реагентов – сырые версии десятка ядов. С ними Куроширо и сделал первую формулу, а когда устал экспериментировать на пойманных животных – перешёл на людей. Благо, в стране как раз началась локальная эпидемия. Что было дальше им уже было известно. Судьба свела Куроширо с Кумотаро. Мужчины ударили по рукам и начал сотрудничать, каждый при своих целях и выгодах. Услышав об успехах с продажей «снега» в Конохе окрылённый Куроширо вернулся в Суну и организовал новую лабораторию в одном из тупиков катакомб, предварительно завалив проход техниками земли. Там он взялся за доработку формулы и начал присматриваться к скучающей в госпитале Веронике, пока не рискнул выйти с ней на контакт. Внешность воровал благодаря усовершенствованному хенге, предварительно присматриваясь к будущей жертве и копируя её манеру поведения. От тел избавлялся, как и раньше, — оставляя в катакомбах. — Не знаю почему, но я ожидала большего, — призналась Вероника многим позже, когда над Суной уже взошла луна, а они, оставив химика на попечение дежурных медиков и охраны, пошли отдыхать. Итачи поставил обувь на коврик у входа в номер и поднял на неё усталые глаза. — Большего? — Ну, — она почесала щёку, переминаясь с ноги на ногу, — Знаешь, когда мы только вернулись из его лаборатории, я думала о том, что мы что-то упустили. Что он, на самом деле, часть какой-нибудь тайной организации или попросту обманывает нас. Ну не могут быть такие грандиозные планы ради простой обиды. А оказалось… Итачи улыбнулся понимающе и прошёл мимо, на ходу снимая с себя футболку. Вероника посеменила следом, прижимая к груди купленный в кафе ужин. После пережитого сегодня меньше всего хотелось торчать в людных местах. Покоя бы и тишины. — Реальность часто бывает разочаровывающей, — вздохнул он, сбрасывая одежду на стул и заглядывая в свитки в поисках смены, — Люди порой удивляют, но в сути своей мы достаточно примитивны в своих мотивах. — А как же двойные агенты и несчастные, обманутые системой? — Поиски таких заблудших душ не приводят ни к чему хорошему. Большинство нукенинов — обычные подонки без золотых сердец и благородных мотивов. — Но иногда же случаются исключения. На его губах появилась горькая, грустная ухмылка. Итачи поманил её к себе и осторожно приобнял одной рукой, стараясь не прижиматься вспотевшей после длительного использования техник грудью. — Они случаются настолько редко, что об этом не стоит даже думать. Но, добрая душа, ты всё равно будешь. Вероника хотела ткнуть в него их с Саске историями, но не стала. Хотела сказать и о том, что называть её доброй после сегодняшнего – просто смешно. Она не нашла в своей душе и капли сопереживания судьбе Куроширо. Только привычное медику неприятие насилия, и то ближе к концу допроса окончательно растаяло под давлением его слов. Но Итачи выглядел замученным прошедшим днём, нуждающимся в плотном ужине и тёплой кровати. Оттого вместо ответа она поцеловала его в острое плечо и мягко подтолкнула к столу. — Давай перекусим и будем отдыхать, хорошо? Он согласился. После ужина утащил с собой в ванную, а оттуда прямиком в постель, откуда не выпускал, пока не кончились последние силы. Как и на следующее утро. И на то, что следовало за ним. Это были чудесные дни. Но закончились они быстро — трибуналом и казнью Куроширо. Итачи был вынужден покинуть Суну вместе со своим сопровождением, а Вероника – вернуться в госпиталь для того, чтобы закончить вторую, побочную миссию этого длительного квеста. — Курсы по повышению квалификации? – спросила Курата рассеянно. Стоявшие рядом с ней иръёнины взволнованно зашептались. В глазах – ни капли тепла. Одно подозрение. Вероника вздохнула и спрятала ладони в карманы халата. Стоило признать, в облике Учихи Момо было проще. К легкомысленной девице относились куда лояльнее, чем к шпионке, месяцами притворявшейся другим человеком. Ей больше не улыбались, с ней не флиртовали и не пытались сплетничать. А стоявший рядом главврач Сунского госпиталя вообще пинал носком туфли стену и даже не собирался помогать с объяснительной речью. После получения письма от Казекаге мужчина делал вид, что они едва знакомы. Ожидаемо. Вероника переступила с ноги на ногу. Хвала Ками – в сандалиях стоять было в разы удобнее, чем на шпильке. — Да. После завершения семимесячного наблюдения мною, как приглашённым из Конохи специалистом, был составлен рапорт о положении дел в госпитале. По его результатам половине персонала следует заняться теоретическими и практическими занятиями для актуализации своих знаний. Больше никто не будет объяснять сыпь на теле сглазом и советовать рожать девушкам, жалующимся на менструальные боли. Это антинаучно. — Но, Момо-сан! — Решение Казекаге-сама, — отбрила она, едва скрывая раздражение. Человеколюбие в ней боролось с позабытым уже нервным мандражом и злостью. Из-за результатов проверки она вновь оставалась одна. Но, к счастью, несколько вечеров, проведённых за составлением плана обучения, дали возможность сократить четыре месяцев будущей каторги до полутора. Ко всему прочему, Цунаде-сама на радостях от завершения расследования расщедрилась на поддержку и обещала прислать ей на замену пару иръёнинов, способных контролировать применение новых знаний на практике. Это означало, что Вероника могла вернуться в Коноху ещё до наступления Нового года. В родной, тёплый и уютный дом, пахнущий соломой, деревом и домашней едой. В ласковые объятия её любимых мальчиков и собственнические руки Итачи, перед отъездом умудрившегося снова наставить на ней своих следов. В деревню, по праву заслужившей звание её новой Родины и госпиталь, подаривший истинное призвание. Совсем скоро она снова будет с семьёй. Но сначала… — Послушайте, — Вероника обвела замерших перед ней медиков хмурым взглядом, вдохнула поглубже и опустила плечи, слегка сутулясь. Злость схлынула вместе с осознанием – они ведь не виноваты, в каком-то смысле. Они не знали о её тоске. И не обязаны были прыгать выше головы. Их этому не учили. – Я понимаю, что открывшаяся вам правда тревожит. Понимаю, что вам неприятно знать о том, что среди вас месяцами работал тайный агент, собиравший информацию. Но перед нами стояла миссия куда более важная, и решение это было принято нелегко. Мне жаль, что я вводила вас в заблуждение и притворялась другим человеком. Но это не делает меня худшим специалистом. Я здесь, чтобы помочь вам. И вашим пациентам. На несколько секунд в коридоре повисла тишина. Подозрения во взгляде иръёнинов не стало меньше. Они не бросились к ней извиняться и даже не закивали головами, принимая информацию, как должное. Дьявол, провальная стратегия. Нужно попытаться ещё. — Все эти месяцы я наблюдала за вами и могу сказать прямо – вы очень старались, и… Да, Нана, — она указала пальцем в сторону ведущей медсестры отделения экстренной помощи, скромно поднявшей руку, — Ты хотела о чём-то спросить? — Так вы на самом деле не сбежали от мужа, Момо-сан? Вероника хлопнула ртом, на миг растерявшись. Полноватая молодая женщина так и застыла с задранной к потолку рукой, ожидая ответа на свой вопрос с искренним любопытством во взгляде. Будто личная жизнь главы отделения её волновала куда больше, чем собственный непрофессионализм. Хвостатые, люди везде одинаковые. Вероника окунулась в старое доброе чувство ностальгии. Как будто только в Коноху переехала. Но отвечать на вопросы о себе и развеивать сотни слухов было уже не так неловко, как прежде. А ещё этот глупый, на первый взгляд, вопрос был хорошим знаком. Кто-то начинал снова тянуться к ней. — Нет, Нана, — Вероника слегка поджала плечи и улыбнулась почти дружелюбно. – Я оказалась здесь по приказу, с очень важной и секретной миссией. Работа здесь была частью этого задания. К сожалению, большего сказать не могу. Господин Казекаге не позволил. — Но получается, — продолжила Нана, опустив ладонь и прижав её к груди, — вы всё это время провели в разлуке? Улыбка дрогнула на миг. — Получается, да. Нана охнула. Несколько сестёр поддержали её, и по коридору пронеслось короткое эхо из девичьих вздохов, в глазах их подозрение медленно сменялось сочувствием и симпатией. Кто бы мог подумать. Пыталась найти к ним подход через доброе отношение, а стоило лишь поплакаться о семейных разлуках. Если это поможет ещё и втолкать знания им в голову, то Вероника готова ныть о тоске по Итачи каждый божий день от начала до конца смены. В конце концов, впервые за долгие месяцы у неё появятся для этого благодарные слушатели. — Я не враг вам, — подытожила она, снова обводя персонал взглядом. Разумеется, слезливая история затронула не всех. Кёске, вот, вообще стоял с видом оскорблённой невинности. Но его недовольство волновало её меньше всех. Нечего было лезть с поцелуями. – Мы все заинтересованы в том, чтобы стать лучше. Чтобы делать жизнь пациентов лучше. Чтобы расти над собой и спасать жизни, как велит долг. Давайте пройдём этот пусть вместе. В этот раз поднятых рук стало больше. И новые вопросы, наконец, касались работы. — А сколько займёт обучение? — Нам нужно будет за него платить? — А нас не уволят по результатам, решив, что мы не соответствуем новым требованиям? — А когда вы уедете? Вероника облегчённо выдохнула, с удовольствием отвечая на каждый из них. Это было пока не перемирие. Но, кажется, с ней готовы были начать сотрудничество, несмотря на новый статус. Это даже вдохновляло. С того дня работать стало в разы легче. Не приходилось больше тратить энергию на поддержание образа Учихи Момо, пусть имя это теперь и оставалось с ней до конца дней. Не нужно было упражняться ежедневно в язвительности и обидных комментариях, строить из себя суку и флиртовать. Макияж по утрам теперь занимал не полчаса, а всего пять минут, тесные юбки и вызывающие блузки сменились привычными костюмами и платьями. Итачи своё обещание сдержал – при первой же возможности вычистил практически весь её гардероб, а затем потащил на шоппинг, занявший у них добрую половину дня. Вероника вновь стала собой. Не в один момент, нет. Скинуть с плеч старый образ, как домашний халат, было невозможно. Ей понадобилось на это несколько долгих дней. Но проснувшись однажды утром она почувствовала себя вдруг так, словно впервые за долгое время полностью принадлежала самой себе – каждым волоском и жилой. В собственной коже было, наконец, комфортно. Как в мягких домашних тапочках. Прогуливаясь улицами Суны она чувствовала на себе порой чей-то призрачный взгляд. Вздрагивала каждый раз, по старой привычке, останавливалась и косилась по сторонам в поисках невидимого шпиона. И лишь спустя несколько секунд вспоминала – его больше не было рядом. Куроширо был казнён за преступления против Конохи и Суны, а все его разработки сгорели в доменной печи вместе с телом. АНБУ позаботились о том, чтобы формулы исчезли с концами и не достались никому даже если это в будущем могло принести кому-то пользу. Шиноби по-настоящему испугались угрозы, которую несли с собой наркотики, и не планировали допускать повторения этой истории. «Ради будущего наших детей», — значилось в официальном письме от Цунаде-сама. И Вероника, вспоминая так и не покинувшее её кошмаров лицо маленького генина, была как никогда с ней согласна. Эта миссия тоже оставила на ней отпечаток. По ночам плечо порой отдавало фантомной болью, в лёгких при дурных мыслях начинало жечь. Вероника взяла себе за правило спать с включённым ночником и ставить на фоне радио, создавая иллюзию присутствия в квартире ещё одного человека. Одиночество вновь давило на неё, но теперь уже иначе. Оттого так часто хотелось сбежать из давящих стен навстречу ночному холоду и дневному пеклу. Гулять безостановочно, изучая каждую торговую лавку и пересчитывая ступнями форменной обуви крыши. Занимать себя историями болезней, сверхурочной работой, обучением и чтением лекций для отстающих. Как оказалось, скептически настроенные медики Суны после новостей о приказах сверху поглощали знания с жадностью голодных дворовых собак. В те недели она как никогда часто общалась с Темари и Канкуро. Устраивала совместные ужины и просто локальные вечеринки с карточными играми и лёгким алкоголем. Заново познакомилась с коллегами и даже нашла какую-то особую прелесть в безобидном перемывании костей руководству. Люди окружали её плотным кольцом, не давая нырнуть в былой сплин, и в какой-то момент Вероника поняла, что искренне наслаждается новым стилем жизни и даже начинает его любить. Когда обучение перевалило за экватор, медсёстры уговорили Веронику организовать небольшую вечеринку, которая по итогу затянулась до рассвета и даже привлекла внимание местной полиции. Стоя перед Казекаге с опущенной в раскаянии головой, она хотела смеяться. Ками, неужели она впервые за долгие месяцы практически наслаждалась жизнью? Внезапный гедонизм захватывал практически каждую сферу жизни. Отпустив стресс, Вероника начала скупать мелкую мебель, сувениры и декор для Конохского дома, охотнее ела местную кухню и всем сердцем полюбила редкие экзотические фрукты. Закончилось это тем, что новенькое платье однажды утром едва сошлось на груди и подозрительно обтянуло бёдра. С одной стороны, это вызвало лёгкий приступ тревоги. С другой — окружающие охотно хвалили здоровый оттенок её кожи и румяные щёки. Портер чувствовала себя хронически голодной. И пышущей энергией, как никогда прежде. Письма в Коноху полнились историями о временных студентах и злачных местах Суны. Ответные больше не приходилось сжигать сразу же после прочтения, так что Вероника могла десятки раз перечитывать послания от родных, запоминая всё до последнего иероглифа. Грусть от разлуки стала какой-то светлой, тянущей сердце, но уже не настолько сильно, чтобы рыдать по утрам в подушку. Миссия не была бесконечным ожиданием ужаса — теперь она знала дату своего возвращения домой и была уверена в том, что уже совсем скоро переступит защитный купол Конохи, возвестив всех о своём прибытии домой. До Нового года. И ни днём позже. Вероника с замиранием сердца считала дни.*
Первый робкий снег ложился на голую землю и тут же таял, напуганный лёгкой плюсовой температурой. Освободившиеся от зелени ветви деревьев тоскливо поскрипывали под подошвами сандалий. Изо рта вырывался пар, а кончики ушей неприятно покалывало от холода. Порывшись в сумке, Вероника прямо на ходу достала меховые наушники и ловко накинула их на голову. Не хватало ещё отморозить себе что-то по прибытии домой. Ночной морозец в дороге изрядно удивил, как и позабытый почти безжизненный декабрьский пейзаж Страны Огня. После бесконечных барханов, круглый год переливавшихся пятидесятью оттенками жёлтого, видеть обилие серого, коричневого и прочих депрессивных цветов было даже странно. Глаза снова привыкали – к мутноватой воде в реках, жухлой траве, разнообразной флоре и отсутствию видимого горизонта. К температуре тоже нужно было привыкнуть. Разбалованная солнцем и хронической жарой, Вероника ёжилась, думая о том, что вскоре в Конохе начнутся первые снегопады. Придётся доставать отопительные приборы и утеплённую одежду, греть угли для котацу и кутаться в толстые одеяла. Кто бы мог подумать, что она будет скучать по Суне. — Ворота в десяти минутах! – раздался рядом задорный голос. Спустя несколько секунд его обладатель приземлился на соседнюю ветку с ней и оттолкнулся ногами в новом прыжке: — Выглядите уставшей, Момо-сан. Не хотите отдохнуть? — Всё в порядке, Ли-сан, — отмахнула Вероника беззаботно, равняясь с ним. Она и правда была очень утомлена, но ноги сами несли вперёд. Туда, где еле виднелись из-за ветвей высокие оборонительные стены, — Хочу поскорее оказаться на родной территории. Для отдыха будет всё время мира. — И правда, — согласился Рок Ли. Он поправил лямки на рюкзаке и сделав ещё пару прыжков поманил её за собой в сторону – на широкую торговую дорогу, — Давайте, тут ветви уже мельчают. Можем переломить. Кивнув согласно, Вероника вложила в ступни чуть больше чакры, оттолкнулась хорошенько от ближайшего ствола и спрыгнула вниз. Метила в просвет между двумя кустарниками, но немного промазала, оцарапав ногу. Надо же, меньше года, а она уже теряет сноровку. Стоило уделить тренировкам побольше времени. Отряхнувшись, Вероника выбежала на открытое пространство. Махнула ладонью Ли, подняла взгляд, да так и застыла, смотря на виднеющиеся вдали деревянные ворота. Ками, как же давно она видела их в последний раз. Будто в прошлой жизни. — Момо-сан? — Да, сейчас. Отдышавшись, она поправила свой рюкзак, вдохнула поглубже и снова перешла на бег, догоняя временного товарища. Путь из Суны дался ей непросто. Несмотря на периодические тренировки, Вероника почти год не преодолевала таких больших расстояний. Выносливость её заметно просела, а многочисленные покупки вместе с набранными фунтами тянули к земле. В отсутствии дышащей в спину опасности она немного увлеклась и вернула себе потерянное за долгие месяцы стресса, накинув сверху ещё пару кинов. Было самую малость стыдно. Лишний вес у шиноби часто ассоциировался с ленью и жадностью. Как бы в Конохе не решили, что она вместо работы всё это время шаталась без дела по кабинетам. Хвостатые, а что подумает Итачи? Вероника мотнула головой, стряхивая лишние мысли. Ничего, возле Квартала стояло несколько тренировочных площадок. Там она и избавится от лишнего. А заодно подготовится, наконец, к экзамену на чуунина, чтобы не оставаться самым великовозрастным генином в истории мира шиноби. С этими мыслями она и добежала до границы, следуя за воодушевлённым Ли. Там они остановились ненадолго, переговорили, поклонились друг другу и снова разошлись. Ли, спешивший сдать одиночную миссию, направился в кабинет Хокаге, а Вероника осталась стоять, робко смотря вверх, на величественный купол ворот. Скучала? Безмерно. И ощущала теперь внутри странный трепет, непривычную девичью робость. Словно возвращение обратно значило куда больше, чем просто завершение миссии. Вероника занесла ногу у невидимого барьера, но остановилась в последний момент, смотря потерянно куда-то вглубь знакомых улиц. Она провела за пределами Конохи десять месяцев. Длинный срок, и при этом – невероятно значимый. Примерно столько она провела в путешествии с двумя нукенинами, навсегда изменившими её жизнь. Затем – с момента прибытия в Коноху и до того, как в их жизни появился Саске. От начала обучения и до первого выхода в госпиталь. И ровно десять – между первой совместной ночью и свадьбой с Итачи. Почти каждый этап её жизни отчего-то подчинялся этому магическому числу, словно оно имело над ней какую-то власть. Веронике хотелось думать, что в будущем все новые этапы будут связаны только с чем-то хорошим. Обещал же ей когда-то Проводник, принявший позабытый облик матери. А уж она постарается его не подвести. И вырасти над собой так, как делала на протяжении всех этих лет. Собравшись с силами, Вероника сделала первый шаг. Следующий. Ещё один. На десятый – упала в родные руки, чувствуя, как стучит напротив заполошно сердце, а лёгкие буквально заполняет собой запах жасмина. — С возвращением, — раздалось над ухом, куда ткнулись слепо любимые губы. — Ну наконец-то, сестрёнка! – прикрикнули совсем рядом. — Мы заждались, сестра, — прошелестело сбоку. Вероника улыбнулась. В уголках глаз собрались против её воли слёзы. Хорошо. Как же ей сейчас было хорошо. Вот же…И как только почувствовали? Как угадали? — Я дома, — выдохнула она и отстранилась немного, чтобы окинуть взглядом самых важных в этом мире людей. Нужных. Жизненно необходимых, — Надеюсь, вы сделали что-то с уборкой или я оттаскаю вас за уши. Мужчины, — уже все трое, — поджали плечи и переглянулись между собой. Наруто хохотнул нервно и сделал смелый шаг вперёд, прикрывая собой Саске: — Ой, сестрёнка. А ты такая красивая стала. И грудь выросла, и по… — Наруто, придурок! – Учиха всадил ему подзатыльник быстрее, чем Узумаки успел закончить предложение, — Ками ради, поучись такту. Нельзя говорить такое… — Идиот, это ты меня собираешься чему-то учить? Кто на прошлой неделе довёл Сакуру-чан до слёз своим трёпом о возрождении клана? — Да она не из-за этого расплакалась… — А из-за чего, по-твоему? Из-за твоей неземной красоты? Вероника оставила этих двоих разбираться между собой и повернулась к мужу. Все боги этого мира… Пройдут десятки лет, а у неё всё также будет перехватывать дыхание от одного взгляда на него. — Вы не сделали уборку, — констатировала она, пытаясь быть суровой. Но под его пристальным, изучающим взглядом было тяжело держать себя в руках. Хотелось смотреть в ответ. Не моргая, не отрываясь. А затем прижаться к его губам своими и не отпускать, наплевав на десяток свидетелей. Итачи совсем не помогал самообладанию, продолжая обнимать одной рукой за талию, а второй – гладить по обнажённой коже предплечья. Ками, как же она соскучилась. — Мы начали, но не успели, — последовал на удивление дипломатичный ответ, — Пока мы отвлекаем тебя здесь, клоны заканчивают развешивать бельё и выметают последнюю пыль. — Очень заботливо и предусмотрительно. — Всё ради твоего спокойствия. — Польщена. А веера из пальмовых ветвей, слуги в одном белье и виноград на золотых тарелках будет? Итачи моргнул. — Ты хочешь виноград? – спросил он с искренним участием. Вероника воодушевлённо кивнула. — И киви. И ту штуку с белой мякотью внутри, которую у стен продают караванщики, — мечтательно протянула она, но тут же стушевалась, вспомнив о лишних фунтах, — Ладно, не бери в голову. Просто в Суне было очень вкусно. Я постараюсь вернуть себя в форму, пожалуйста, не переживай. Брови Итачи взлетели вверх. Он отпустил её ненадолго и сделал шаг назад, озадаченный тем, что услышал. — Переживать? – Он обвёл её внимательным взглядом и со всей серьёзностью, словно отчитывался Каге об успехе миссии, заверил: — Ничего отсюда не вижу. Наверное, стоит присмотреться получше. И без мешающей экспертизе одежды. — Ты не понимаешь, я…, — Вероника осеклась, уловив в его словах двойное дно. К тому же, у него дёргался в едва сдерживаемой улыбке уголок рта, — Ты сейчас специально, да? Вместо ответа Итачи лукаво улыбнулся. Он забрал у неё рюкзак, протянул руку, крепко переплетая их пальцы, и потянул в сторону до сих пор бурчащих друг на друга мальчиков. Вид у него был до того безмятежный и невинный, что захотелось мелочной женской мести. Не для того, чтобы как-то его задеть, но просто ради восстановления справедливости. В конце концов, они долгие месяцы переписывались, как подростки, опасаясь того, что личная корреспонденция станет достоянием общественности. Теперь-то можно было немного отыграться. — Итачи, — начала она с наигранной тревогой в голосе. Учиха тут же повернул к ней голову, хмуря брови. — А когда меня ждёт экспертиза? Признаться честно, я немного волнуюсь. Вдруг, не пройду её. Жаль, что в этом мире ещё не было технологий, позволявших делать моментальные фото. Выражение его лица было бесценным. Один — один. — Я думаю, — он прокашлялся под взглядами повернувшихся в их сторону Саске и Наруто, но моментально взял себя в руки, — Что тебе не стоит в себе сомневаться. Никогда. — Так у меня есть все шансы? — Более, чем все. — О чём вы, хвостатые, толкуете? – поджал губы Узумаки. Вероника протянула к нему руку и потрепала по голове, пропуская через пальцы соломенные волосы. — Да так, рабочие моменты, — пожала она плечами беззаботно. Итачи рядом с ней хмыкнул, сдерживая смешок, — Миссия в Суне была очень долгой. — Нам очень тебя не хватало, — закивал головой Наруто. Сердце тут же привычно сжалось. Ох, её милый, — Придурок Саске ныл каждый день. Даже я устал. — Ничего я не ныл, — тут же ощетинился Учиха. Вероника мягко погладила его по плечу. — Я тоже скучала по вам, — одной фразой погасила она ссору, — Очень сильно. Хорошо быть дома. — И правда, — Наруто привычно закинул руки за спину и бодро зашагал вперёд. – Дома всегда лучше всего. На пересечении улиц они встретили Хинату, и Узумаки тут же переключил своё внимание на неё, уносясь навстречу своей девушке. Оставленный позади Саске обернулся к Веронике, прищурился и прямо сказал: — Я рад, что вы оба в порядке. Не знаю, что там у вас была за миссия, но, надеюсь, вы спасли несколько десятков жизней. Вероника почувствовала, как Итачи прижал её к себе крепче. — Даже больше, отото. А теперь мы немного отдохнём. — Было бы славно, — хмыкнул он, — Только про печати не забудьте. Хочу узнать о племянниках с ваших слов, а не с… Вероника аж воздухом подавилась. — Саске! Отсалютовав им указательным и средним пальцем, Учиха невозмутимо развернулся на пятках и исчез в неизвестном направлении. Вероника заалела щеками, смотря ему вслед. Невыносимый, Ками! Это уже просто ни в какие ворота… — Да я его выселю! – топнула она ногой. Итачи рядом едва сдерживал смех. — Два – один, — хохотнул он всё же, и продолжил, поймав её возмущённый взгляд: — Я слушал это на протяжении последних десяти месяцев. — Поскорее бы он женился, — фыркнула Вероника, закатывая глаза к потолку, — Возможно, тогда его будут волновать собственные дети и он перестанет… Договорить она не успела. Итачи ловко подхватил её за талию, прижал к своему боку и прыгнул шуншином куда-то вверх. За расплывчатыми очертаниями улиц Вероника видела, как он несёт её куда-то вдоль окраин деревни, пока под ногами не оказался задний двор родного дома, укрытый тонким кружевом снега. Справиться с лёгким головокружением от резкой смены обстановки она не успела. Стоило вдохнуть, как её губы тут же были наглым образом захвачены. Итачи обнял её ладонью за шею и поцеловал – настойчиво, глубоко, но вместе с тем неизменно деликатно и будто…изучающе. Идеально. Не ответить ему было подобно смерти. Когда воздуха стало не хватать, он коснулся её лба своим и поспешно прошептал: — Ками благословили меня тобой, не иначе. Ты – самая красивая женщина во всех землях шиноби и за её пределами. И тебе безумно идут эти новые кины. Говоришь, виноград и киви? — Ага, — беспомощно кивнула она, чувствуя, как его наглые руки расстёгивают молнию на походной куртке. Они ведь даже переговорить не успели, — И тот чудной фрукт… — Я найду тебе любой, — выдохнул он горячо, безжалостно отбрасывая в сторону её рюкзак, — Но немного позже, хорошо? Ты очень устала с дороги. — Мне полагается отдых? — Какой пожелаешь. — А если мальчики вернутся? — Не вернутся. Итачи подхватил её на руки понёс в дом, не заботясь о том, что оставлял за собой грязь. Поругаться бы на него по старой памяти, но было не до этого – Вероника судорожно стаскивала с себя верхнюю одежду. Всё потом. Когда она перестанет дрожать от разгорающегося внутри пожара. Когда он перестанет смотреть на неё так, будто собирался съесть. — В таком случае, желаю тёплый душ. И тебя. Теряясь в его поцелуях и касаниях, сбивая собой углы и мебель, задыхаясь от обожания и любви, она думала в этот день и десятки тысяч следующих: «Я дома. Я на своём месте. Я счастлива». Потому что всё было, наконец, правильно. И будет. Всегда.